Текст книги "Барчестерские башни"

Доктор Прауди выбежал в соседнюю комнату и увидел скопище грантлитян, среди которых возвышалась внушительная фигура архидьякона; старик настоятель, утонув в покойном кресле, сидел у камина. Епископ очень хотел быть любезным и притушить озлобление, вызванное его капелланом. Пусть мистер Слоуп будет действовать fortiter in re[23]23
  Твердо (лат.).


[Закрыть], он же прольет елей на бушующие воды suaviter in modo[24]24
  Кротко в обращении (лат.).


[Закрыть].

– Прошу вас, не вставайте, господин настоятель! Прошу вас, – сказал он, когда старик попробовал подняться. – Я весьма тронут, что вы почтили своим присутствием это собрание. Но мы еще не совсем устроились, и миссис Прауди не может принимать наших друзей, как ей хотелось бы. Ну, господин архидьякон, мы обошлись с вами, оксфордцами, не так уж сурово!

– Да, – ответил архидьякон. – Вы только вырвали нам зубы и отрезали языки, но пока позволяете дышать и глотать.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся епископ. – Не так-то просто отрезать язык оксфордскому светилу. А зубы… ха-ха-ха! При нынешнем положении вещей деканы колледжей, право, сохраняют свободу действий не меньшую, чем в дни, когда гебдомадальный совет[25]25
  Гебдомадальный совет – орган самоуправления Оксфордского университета.


[Закрыть] был в полном расцвете. А ваше мнение, господин настоятель?

– Старики, милорд, не любят перемен, – ответил настоятель.

– В таком случае, – заметил архидьякон, – вы просто жалкие путаники. И, говоря откровенно, вы самым жалким образом не справились со своей задачей. Сознайтесь, что вы не сдержали и половины своих широковещательных обещаний.

– Ну, что до ваших профессоров… – неторопливо начал канцлер, но ему не суждено было докончить фразу.

– Говоря о профессорах, – произнес у плеча канцлера негромкий приятный голос, – вы, англичане, могли бы многому научиться у Германии! Но вам мешает гордость.

Оглянувшись, епископ увидел, что гнусный сын Стэнхоупа настиг его и здесь. Настоятель уставился на Берти, как на адское видение, а c ним два-три пребендария и все младшие каноники. Архидьякон рассмеялся.

– Немецкие профессора весьма ученые люди… – сказал мистер Хардинг.

– Немецкие профессора! – простонал канцлер так, словно он получил нервное потрясение, исцелить которое могла лишь неделя пребывания в Оксфорде.

– Да, – продолжал Этельберт, не понимая, чем немецкие профессора заслужили такое презрение оксфордских мудрецов. – Конечно, в Оксфорде легче прославиться. В Германии профессора учат, а в Оксфорде они только делают вид, да и то, кажется, не всегда. Эти ваши университеты наделают вам хлопот, если вы не снизойдете поучиться у Германии.

Ответить на это было нечего. Почтенные шестидесятилетние священнослужители не обсуждают подобных вопросов с молодыми людьми в таких костюмах и с такими бородами.

– У вас в Пламстеде хорошая вода, господин архидьякон? – спросил епископ, чтобы переменить разговор.

– Недурная, – ответил доктор Грантли.

– Но хуже его вина, милорд, – сказал остроумный младший каноник.

– Ха-ха-ха! – засмеялся епископ. – Хороший погреб – отличная вещь.

– Ваши немецкие профессора, сэр, кажется, предпочитают пиво? – сказал тощий пребендарий, склонный к сарказму.

– Не то и не другое, – ответил Берти. – Чем, возможно, и объясняется их превосходство. Иудейские же профессора…

Это было уж слишком: архидьякон вышел в одну дверь, канцлер в другую, прочие последовали за ними, и епископ остался лицом к лицу с молодым реформатором.

– Я сам как-то был иудеем, – начал Берти.

Епископ не собирался терпеть еще одного допроса, а Палестина его и вовсе не манила: поэтому он вновь вспомнил неотложнейшее дело и покинул Этельберта в обществе настоятеля. Но тот не остался от этого в проигрыше, ибо Берти весьма правдиво поведал ему свои злоключения в Святой земле.

– Мистер Хардинг! – сказал епископ, догоняя бывшего смотрителя. – Я хотел поговорить с вами о богадельне. Вы, разумеется, знаете, что туда должен быть назначен смотритель.

Сердце мистера Хардинга забилось сильнее, и он ответил, что слышал об этом.

– Разумеется, – продолжал епископ, – есть только один человек, которого я хотел бы видеть там. Не знаю, как вы на это смотрите, мистер Хардинг…

– Все очень просто, милорд: я приму этот пост, если мне его предложат, и обойдусь без него, если назначат другого.

Епископ изъявил полнейшее удовольствие. Мистер Хардинг может не сомневаться, что никого другого туда не назначат. Но как мистеру Хардингу, наверное, известно, обязанности смотрителя кое в чем меняются. Не согласится ли он обсудить подробности с мистером Слоупом? Мистер Слоуп тщательно изучил вопрос.

Мистер Хардинг, сам не зная почему, почувствовал тревогу и досаду. Что может ему сделать мистер Слоуп? Он же знал, что перемены будут. Кто-то должен объяснить их новому смотрителю, и капеллан епископа – вполне подходящее для этого лицо. Но, как он ни убеждал себя, у него по-прежнему было тяжело на сердце.

Тем временем мистер Слоуп занял место, которое епископ освободил на кушетке синьоры, и беседовал с ней, пока не настало время заняться ужином. Миссис Прауди наблюдала это без всякого удовольствия. Эта женщина смеялась над ее бедой, и мистер Слоуп слышал ее смех! Пронырливая итальянка, не то замужняя, не то бог знает что! Наглая ломака и кривляка, мерзко разубранная бархатом и жемчугом – бархатом и жемчугом, которых не сорвали с ее спины! А главное, разве она не считает себя красивей своих ближних? Было бы неверно думать, что в миссис Прауди говорила ревность. Любовь мистера Слоупа не была ей нужна. Но ей нужны были его духовные и светские услуги, и она не желала уступать их такой твари, как синьора Нерони. К тому же она считала, что мистер Слоуп был обязан возненавидеть синьору, а, судя по всему, он ее отнюдь не возненавидел.

– Мистер Слоуп! – подплывая к ним, сказала она весьма недвусмысленным тоном. – Вы же здесь не в гостях. Будьте добры, проводите миссис Грантли в столовую.

Миссис Грантли услышала ее слова, и миссис Прауди еще не договорила, как намеченная жертва взяла под руку одного из пламстедских младших священников и ускользнула. Что сказал бы архидьякон, увидев ее на лестнице с мистером Слоупом?!

Мистер Слоуп тоже услышал приказ миссис Прауди, но не поспешил его выполнить. Время, когда он ей беспрекословно повиновался, подходило к концу. Он пока не хотел с ней ссориться и вообще предпочел бы избежать ссоры. Но он был намерен стать хозяином в этом дворце, а поскольку она хотела того же, война между ними была вполне вероятна.

Прежде чем покинуть синьору, он велел поставить возле кушетки столик – не разрешит ли она что-нибудь ей принести? Ах, ей все равно! Ничего… что угодно. Вот теперь она чувствует всю глубину своего несчастья – теперь, когда остается одна. Ну, кусочек цыпленка, кусочек ветчины и бокал шампанского.

Мистер Слоуп, краснея за своего патрона, вынужден был объяснить, что шампанского нет.

Ничего, она выпьет хересу. И мистер Слоуп повел в столовую мисс Трефойл. Не скажет ли она ему, спросил он, равны ли папоротники Барсетшира папоротникам Камберленда? Он обожает папоротники – но мисс Трефойл еще не успела открыть рта, как он покинул ее, зажатую между дверью и буфетом. Она выбралась оттуда только через пятьдесят минут – и голодная.

– Не покидайте нас, мистер Слоуп, – сказала бдительная хозяйка дома, заметив, что ее раб пробирается через толпу к двери с запасами провианта на высоко поднятом подносе.

Мистер Слоуп объяснил, что синьора Нерони ждет ужина.

– Пусть ужин отнесет ей брат, мистер Слоуп, – громогласно объявила миссис Прауди. – При чем тут вы? Прошу вас, мистер Слоуп! Мистер Стэнхоуп, конечно, позаботится о сестре.

Этельберт в дальнем углу столовой весьма приятно проводил время, ухаживая за младшей дочерью миссис Прауди.

– Я не смог бы выбраться отсюда, даже если бы Маделина умирала с голоду, – откликнулся он. – А летать я не умею.

Гнев миссис Прауди вспыхнул еще жарче, когда она увидела, что и ее дочь перешла на сторону врага, а когда наперекор ее возражениям, открыто нарушая ее прямой приказ, мистер Слоуп ушел в залу, чаша ее возмущения переполнилась.

– Что за манеры! Я этого не допущу! – пробормотала она и, в негодовании проложив себе путь через толпу гостей, последовала за мистером Слоупом.

В зале не было никого, кроме грешной пары. Синьора уютно ужинала, а мистер Слоуп наклонялся над ней, оказывая ей нужную помощь. Они беседовали о школах дня субботнего, и синьора как раз сказала, что сама она не может прийти к детям, но учить их – ее заветная мечта. Нельзя ли прислать их к ней?

– Когда же это свершится, мистер Слоуп? – спросила она.

Появление миссис Прауди избавило мистера Слоупа от необходимости связать себя обещанием. Миссис Прауди приблизилась к кушетке вплотную, несколько мгновений пристально смотрела на грешников, а потом удалилась в гостиную, сказав:

– Мистер Слоуп, вы нужны его преосвященству внизу. Я буду весьма вам обязана, если вы пойдете к нему.

Мистер Слоуп что-то пробормотал и направился к лестнице. Он достаточно знал свою покровительницу и прекрасно понимал, почему его услуги вдруг понадобились епископу, но не хотел оказаться героем бурной сцены или прослыть дамским угодником.

– Она всегда такая? – осведомилась синьора вслед ему.

– Да! Всегда! Сударыня! – сказала вернувшаяся миссис Прауди. – Всегда не терпит дурных манер и поведения. – И, прошествовав через залу, она вышла вслед за мистером Слоупом.

Синьора не пошла за ней только потому, что не могла. Но она расхохоталась, и ее смех гнался за миссис Прауди по всей лестнице. Обладай синьора даже ловкостью Гримальди[26]26
  Гримальди Джозеф (1779–1837) – знаменитый английский клоун.


[Закрыть], лучше отомстить она не сумела бы.

– Мистер Слоуп! – сказала миссис Прауди, нагнав преступника у двери столовой. – Как вы могли оставить моих гостей ради этой накрашенной Иезавели?[27]27
  Иезавель – библейская царица, отличавшаяся высокомерием и жестокостью. В переносном смысле – наглая, распутная и безбожная женщина. Эпитет «накрашенная» объясняется тем, что в Библии упоминается, как Иезавель «нарумянила лицо свое и украсила голову свою».


[Закрыть] Вы меня удивляете!

– Но ведь она не может ходить, миссис Прауди. Кто-то же должен был о ней позаботиться.

– Не может! – повторила та. – Я б ее научила ходить! Как она тут оказалась? Такая наглость, такое кривлянье!

В передней и в соседних комнатах гости разбирали плащи и шали, готовясь откланяться. Миссис Прауди старательно улыбалась всем и каждому, но это у нее получалось плохо. Слишком много ей пришлось перенести. Постепенно гости разошлись.

– Пришлите карету поскорее, – сказал Этельберт родителям, когда они собрались уходить.

Младшие Стэнхоупы остались наедине с семейством епископа, и все почувствовали большую неловкость. Все пошли было в столовую, но тут епископ вспомнил, что «дама» в зале одна, и они вслед за ним поднялись туда. Миссис Прауди не отпускала мистера Слоупа и дочерей от себя ни на шаг, дабы помешать ему ублажать себя, а им – оскверниться. Епископ в смертельном страхе перед Берти и иудеями беседовал с Шарлоттой об итальянском климате. Берти и синьоре пришлось занимать друг друга.

– Ну как, Маделина, ты все-таки получила свой ужин? – спросил Берти простодушно, а может быть, и злокозненно.

– О да! – ответила Маделина. – Мистер Слоуп любезно принес его мне. Однако боюсь, он слишком затруднил себя!

Миссис Прауди посмотрела на нее, но промолчала. Взгляд ее означал следующее: «Если ты еще хоть раз окажешься в этом доме, можешь ломаться и дерзить, как тебе угодно!»

Наконец вернулась карета с тремя итальянскими слугами, и ла синьору Маделину Визи Нерони унесли прежним порядком.

Хозяйка дворца удалилась в свою опочивальню, далеко не довольная своим первым званым вечером в Барчестере.

Глава XII. Слоуп против Хардинга

Дня через три мистер Хардинг получил записочку с просьбой посетить мистера Слоупа во дворце на следующее утро. Записка не содержала ни единого неучтивого слова и все же в ее тоне было что-то оскорбительное.

«Дорогой мистер Хардинг! Вы меня очень обяжете, зайдя ко мне во дворец завтра в девять тридцать утра. По желанию епископа я должен поговорить с вами о богадельне. Надеюсь, вы извините, что я назначаю столь ранний час. Но я чрезвычайно занят. В случае, если вам это очень неудобно, я буду ждать вас в десять. Если вас не затруднит, я хотел бы получить от вас письменный ответ.

Примите заверения, дорогой мистер Хардинг, в моем глубочайшем к вам уважении.

Ваш искренний друг

Об. Слоуп.

Епископский дворец, утро понедельника

20 августа 185* года».

Принять эти заверения мистер Хардинг не мог и не хотел, а слово «друг» в этой подписи казалось ему даже наглым. Его искренний друг! Много ли искренних друзей бывает у человека в этой юдоли? Какие процессы их создают? И разве между ним и мистером Слоупом такой процесс начался? Мистер Хардинг невольно задавал себе эти вопросы, читая и перечитывая записку. Ответил он, однако, следующее:

«Дорогой сэр! Я буду во дворце завтра в девять тридцать утра согласно вашему желанию.

Искренне ваш

С. Хардинг.

Хай-стрит, Барчестер, понедельник».

И на следующее утро ровно в половине десятого он постучался в дверь дворца и спросил мистера Слоупа.

Мистеру Слоупу, как и епископу, был отведен маленький кабинет на первом этаже. Мистера Хардинга провели туда и попросили сесть. Мистера Слоупа там не было. Бывший смотритель подошел к окну и, глядя в сад, невольно вспомнил, что еще недавно его встречали здесь, как родного. Старые слуги, открывая ему дверь, улыбались, дворецкий, когда он запаздывал, говорил с почтительной фамильярностью: «Для больных глаз, мистер Хардинг, посмотреть на вас – лучшее лекарство», а хлопотливая экономка клялась, что он, уж наверное, не обедал, или не завтракал, или все равно проголодался. И он вспомнил, какой тихой радостью озарялось лицо старика епископа, когда его друг входил в комнату.

Он подумал, что все это в прошлом, и на его глаза навернулись слезы. Зачем ему теперь богадельня? Он одинок, он стареет, и скоро, очень скоро он уйдет из этого мира, как ушел его друг, оставит и богадельню, и привычное место в соборе, и любимые занятия другим людям, более молодым и, быть может, более мудрым. Его пение? Вдруг оно и правда теперь неуместно? Ему показалось, что земля уходит у него из-под ног; настало время и ему возложить свои упования на то, на что он учил уповать других. «Чего стоит вера человека, – спросил он себя, – если она не служит ему опорой против печалей старости?» И, глядя затуманившимися глазами на пестрые цветники в саду, он чувствовал, что у него эта опора есть.

Однако ему было досадно, что его заставляют ждать. Если мистер Слоуп был занят в девять тридцать, то зачем он вынудил его спешить во дворец, даже не позавтракав как следует? По правде говоря, это не было случайностью. Мистер Слоуп решил, что либо мистер Хардинг примет богадельню с униженным смирением, либо вовсе от нее откажется, и рассчитал, что добьется второго скорее, если заранее раздражит мистера Хардинга. И, возможно, мистер Слоуп не так уж ошибался в своих рассуждениях.

Было уже почти десять, когда мистер Слоуп быстро вошел в комнату, сказал что-то о епископе и делах епархии, безжалостно встряхнул руку мистера Хардинга и пригласил его сесть.

Высокомерие этого выскочки раздражало мистера Хардинга, но он не знал, как поставить его на место. Ответить таким же высокомерием он не мог – это противоречило самой его натуре, а для того, чтобы прямо отчитать наглеца, как сделал бы архидьякон, у него не хватало твердости и самоуверенности. Ему оставалось только смириться, и он смирился.

– Вы ведь о богадельне, мистер Хардинг? – начал капеллан, точно кембриджский декан, говорящий с неимущим студентом.

Мистер Хардинг закинул ногу за ногу, положил на колено левую руку, а сверху правую, посмотрел на мистера Слоупа и ничего не сказал.

– Туда вновь назначается смотритель, – объявил мистер Слоуп, и мистер Хардинг ответил, что это ему известно.

– Конечно, вы знаете, что содержание сильно урезано, – продолжал капеллан. – Епископ не хотел тут экономить и указал правительству, что меньше четырехсот пятидесяти фунтов назначить никак нельзя. Я думаю, в целом епископ был прав: обязанности смотрителя, хотя и необременительные, все же станут сложнее по сравнению с прошлым. Пожалуй, неплохо, что духовенство кафедрального города будет обеспечено, насколько позволят средства, имеющиеся в нашем распоряжении. Так считает епископ, и, должен сказать, я тоже.

Мистер Хардинг погладил правой рукой левую и ничего не сказал.

– Это о содержании, мистер Хардинг. Дом, конечно, предоставляется смотрителю, как и прежде. Но, мне кажется, следует поставить условие, что он будет подновлять дом изнутри каждые семь лет и красить его снаружи каждые три года, а при освобождении – в случае смерти или по иной причине – производить необходимую починку. Но это eще должен решить епископ.

Мистер Хардинг по-прежнему потирал правой рукой левую и молча смотрел на непривлекательное лицо мистера Слоупа.

– Теперь об обязанностях, – продолжал тот. – Если меня не ввели в заблуждение, раньше их вообще не было. – И он усмехнулся, словно облекая выговор в форму шутки.

Мистер Хардинг вспомнил безмятежные годы, проведенные в его старом доме: своих дряхлых подопечных, свои добрые намерения, свои заботы – бесспорно, не тяжкие. Он вспомнил все это и усомнился: не заслужил ли он этот сарказм. А потому он ничего не возразил своему врагу и только сказал кротко, даже слишком кротко, что, каковы бы ни были эти обязанности, покойный епископ, кажется, был доволен тем, как они исполнялись.

Мистер Слоуп снова улыбнулся – теперь это была шпилька в адрес покойного епископа, а не бывшего смотрителя, и мистер Хардинг так ее и истолковал. Он покраснел и рассердился.

– Вы, возможно, заметили, мистер Хардинг, что в Барчестере произошли большие перемены, – сказал мистер Слоуп.

Мистер Хардинг сказал, что он это заметил.

– И не только в Барчестере, мистер Хардинг, но и повсюду. Не только в Барчестере новые люди проводят реформы и выметают бесполезный мусор прежних веков. Это происходит по всей стране. Теперь всякий, кто получает жалованье, должен работать. И те, кто надзирает за этой работой и платит жалованье, обязаны следить, чтобы этот закон исполнялся. Теперь церкви, мистер Хардинг, как и всем иным поприщам, нужны новые люди.

Для нашего друга все это было горше полыни. Он никогда не ставил особенно высоко свои способности и деятельность, но все его симпатии были на стороне старого духовенства, и он ненавидел, насколько способен был ненавидеть, этих новых, деловитых, черствых самохвалов, столь удачно представленных в особе мистера Слоупа.

– Может быть, – сказал он, – епископ предпочтет назначить в богадельню нового человека?

– Отнюдь! – сказал мистер Слоуп. – Епископ очень хочет, чтобы вы дали свое согласие, но он желал бы, чтобы вы наперед знали, каковы будут ваши обязанности. Во-первых, при богадельне будет открыта школа дня субботнего.

– Как! Для стариков? – спросил мистер Хардинг.

– Нет, мистер Хардинг, не для стариков, а для детей барчестерской бедноты. Епископ хотел бы, чтобы этой школой занимались вы; учителя будут поставлены под ваш надзор.

Мистер Хардинг снял правую руку с левой и начал растирать икру верхней ноги.

– Что до стариков, – продолжал мистер Слоуп, – и до старух, которые будут теперь приняты в богадельню, то епископ желает, чтобы каждый день субботний и в один какой-нибудь будний день для них устраивалось утреннее и вечернее богослужение, чтобы вы каждое воскресенье читали им не меньше одной проповеди и чтобы все они ежедневно собирались на утреннюю и вечернюю молитву. Епископ полагает, что тогда можно будет не выделять для богадельни отдельной скамьи в соборе.

Мистер Слоуп умолк, но мистер Хардинг ничего не сказал.

– Ведь для женщин будет трудно подыскать скамью… да и в целом, мистер Хардинг, на мой взгляд, для людей из низших сословий соборная служба малополезна, даже если и считать ее полезной для иных сословий.

– Я предпочту не обсуждать этого, – сказал мистер Хардинг.

– О, и я тоже. По крайней мере, сейчас. Надеюсь, однако, вы получили полное представление о новых порядках, которые епископ хочет ввести в богадельне; и если (в чем я не сомневаюсь) я услышу от вас выражение согласия со взглядами его преосвященства, то я с превеликим удовольствием, как вестник его преосвященства, вручу вам ваше назначение.

– А если я не согласен со взглядами его преосвященства? – спросил мистер Хардинг.

– Но надеюсь, это не так! – возразил мистер Слоуп.

– Ну, а если так? – снова спросил мистер Хардинг.

– Если, к несчастью, это так, чего я просто не могу вообразить, то, я полагаю, ваши собственные чувства подскажут вам, что достойнее всего было бы отказаться от назначения.

– А если я не откажусь и не буду согласен с епископом? – спросил мистер Хардинг.

Этот вопрос несколько смутил мистера Слоупа. Он действительно говорил с епископом о богадельне и был отчасти уполномочен указать мистеру Хардингу на желательность воскресной школы и богослужений в богадельне, однако эти условия вовсе не были обязательными. По мысли епископа мистер Хардинг не мог не согласиться, а школа, как и все подобные новые учреждения в городе, должна была находиться под надзором его жены и капеллана. По мысли же мистера Слоупа, гораздо больше отвечавшей действительному положению вещей, мистер Хардинг должен был сам отказаться от места смотрителя, дав ему возможность назначить в богадельню какого-нибудь своего союзника. Но ему и в голову не приходило, что мистер Хардинг может прямо принять место и столь же прямо отвергнуть условия.

– Но трудно предположить, – сказал он, – что вы примете из рук епископа должность, заранее решив не выполнять обязанности, с которыми она сопряжена.

– Если, став смотрителем, я буду пренебрегать своими обязанностями, у епископа есть средство поправить дело.

– Признаюсь, от вас я не ждал подобного довода, как и подобных предположений, – оскорбленно сказал мистер Слоуп.

– А я не ждал подобных условий.

– Во всяком случае, я был бы рад узнать, какой ответ я должен передать его преосвященству, – сказал мистер Слоуп.

– Я сам побываю у его преосвященства в ближайшее время, – ответил мистер Хардинг.

– Это вряд ли будет удобно его преосвященству, – объявил мистер Слоуп. – Право же, епископ не может принимать всех священников епархии в каждом подобном случае. Епископ, если не ошибаюсь, уже беседовал с вами на эту тему, и не вижу, с какой стати его нужно снова беспокоить.

– Вам известно, мистер Слоуп, сколько лет я был священником в этом городе?

Мистер Слоуп добился своего: мистер Хардинг пришел в ярость, и можно было ждать решительного отказа.

– Право, не вижу, какое это имеет отношение к делу. Неужели вы думаете, что епископ сочтет возможным позволить вам рассматривать как синекуру пост, требующий энергичного человека – и потому лишь, что вы много лет служили в соборе?

– Но это могло бы подвигнуть епископа принять меня, если бы я обратился к нему с такой просьбой. Я посоветуюсь с друзьями, мистер Слоуп, но я не собираюсь хитрить: можете сказать епископу, что я не разделяю его взглядов на управление богадельней и откажусь от назначения, если условия, которые вы перечислили, окажутся обязательными. – С этими словами мистер Хардинг взял шляпу и удалился.

Мистер Слоуп был доволен. Он счел себя вправе принять последнюю фразу мистера Хардинга за решительный отказ. Во всяком случае, так он это представил епископу и миссис Прауди.

– Это непонятно, – заметил епископ.

– Вовсе нет! – сказала миссис Прауди. – Ты и не догадываешься, как твердо они решили не подчиняться тебе!

– Но мистер Хардинг хотел вернуться в богадельню!

– Да, – сказал мистер Слоуп. – При условии, что он будет независим от вашего преосвященства.

– Об этом не может быть и речи! – сказал епископ.

– Да, разумеется! – сказал капеллан.

– Еще бы! – сказала миссис Прауди.

– Но я очень этим огорчен, – сказал епископ.

– Не вижу почему, – сказала миссис Прауди. – Мистер Куиверфул – куда более достойный человек, ему это место гораздо нужнее, и такого человека полезно иметь под рукой.

– Я думаю, мне следует поговорить с Куиверфулом? – спросил капеллан.

– Поговорите, – сказал епископ.