Текст книги "Утерянные победы"

В марте 1944 года пробил час, когда нам пришлось расплачиваться за большую ошибку, которую совершило немецкое Главное командование, состоявшую в том, что оно не хотело ничего отдавать (будь то на Востоке или на других театрах военных действий), когда это было необходимо, чтобы достичь превосходства на решающем участке или, по крайней мере, сосредоточить на нем достаточное количество сил. В первую же очередь ему пришлось расплачиваться за то, что в 1944 году оно не бросило все силы для достижения решительного успеха на Востоке и не добилось здесь хотя бы ничейного исхода войны или истощения ударной силы Советов до того, пока на Западе не возникнет настоящий второй фронт.

Ошибка состояла, далее, в том, что со времени провала последнего немецкого наступления, операции «Цитадель», Главное командование пыталось удерживать слишком растянутые фронты недостаточными силами, что вызвало совершенно излишний расход сил.

Наконец, Главное командование ошибалось, требуя, чтобы южный фланг Восточного фронта был прикован к защите далеко выдающихся на восток выступов фронта: вначале в Донецкой области и на Кубани, затем в Днепровской дуге и в Крыму, в результате чего противник получал возможность отрезать занимающие их группировки. При этом оно упускало из виду, что исход кампании будет решаться не на этих выступах, а там, где противнику удастся отбросить весь немецкий южный фланг на юг, к Черному морю и Румынии. Этим решающим участком фронта со времени операции «Цитадель» был всегда северный фланг группы армий «Юг».

Теперь было слишком поздно! Решающий 1943 год истек, а на Востоке не удалось добиться даже ничейного исхода военных действий. Возможно ли это будет в дальнейшем, зависело от исхода ожидавшегося в 1944 году вторжения на Западе.

На южном же участке Восточного фронта теперь приходилось расплачиваться за эти ошибки!

Надежда, которую Гитлер в конце февраля выразил по поводу того, что истощение сил и наступление распутицы приведут к прекращению наступления противника, была, по крайней мере, преждевременной.

Конечно, русским пришлось расплачиваться огромными потерями за свои успехи, добытые в тяжелых боях с храбро державшимися немецкими войсками. Было также ясно, что боеспособность пехотных соединений, в которые они загоняли во вновь захваченных ими областях всех без исключения мужчин, способных носить оружие, все время понижается. Но у противника ведь все еще имелись свежие или пополненные соединения. Хотя в его танковых механизированных корпусах количество танков в связи с упоминавшимися выше тяжелыми потерями снизилось, оно во много раз превышало количество танков в немецких дивизиях. На немецкой стороне в противовес этому даже тщательное прочесывание всех тыловых частей не могло компенсировать недостатка в пополнении. Мы уже зачислили в обозы и транспортные части сотни тысяч добровольцев. Это были русские добровольцы, главным образом с Украины и Кавказа, честно, верно и добровольно служившие нам. Они предпочли службу в немецкой армии (несмотря на политику, проводившуюся партийными инстанциями в оккупированных нами областях) возвращению под господство большевиков.[313]313
  По штатам октября 1943 года в каждой немецкой дивизии должно было состоять около двух тысяч таких «добровольных помощников («хиви»). На деле же, судя по немецким документам, «хиви» имелись в основном в танковых и моторизованных дивизиях – и не более чем по тысяче человек на дивизию. (Прим. ред.)


[Закрыть]

Распутица началась в начале марта, хотя она и прерывалась иногда наступлением морозов. Однако она была для нас вначале гораздо более неблагоприятной, чем для русских. Я уже упоминал, что русские танки благодаря своим широким гусеницам превосходили наши танки в маневренности при движении по снегу и во время распутицы. В то же время на стороне противника появилось большое количество американских грузовиков. Они могли ездить по пересеченной местности, без дорог – в то время как наши машины в этот период были привязаны к дорогам с твердым покрытием. Ввиду этого противнику удавалось быстро перебрасывать пехоту из его танковых и механизированных корпусов. К тому же на нашей стороне с усилением распутицы выходило из строя все больше тягачей. В результате этого наши подвижные соединения могли передвигаться на большие расстояния лишь с большой потерей во времени, а при столкновении их с противником последний имел большие преимущества.

Командование группы армий по-прежнему придавало большое значение усилению своего северного фланга до того момента, пока распутица временно не заставит противника прекратить наступление, а также на тот период, когда снова возобновятся боевые действия.

Противник, безусловно, будет продолжать и дальше наступление на фронте группы армий «А» (6-я армия) и нашей 8-й армии. По-прежнему перед ним открывалась перспектива разбить этот далеко выдвинутый вперед фланг, отбросить его до Черного моря или, во всяком случае, захватить переправы через Буг и позже через Днепр. Ведь здесь его привлекала цель снова захватить Бессарабию и расчистить себе путь в Румынию и дальше на Балканы! Эти страны Рузвельт, очевидно, очень хотел бы оставить за «дядей Джо».

Тем не менее мы имели на этом фланге возможность в случае необходимости применить эластичную оборону и тем самым благодаря вызванному этим значительному сокращению фронта 6-й армии высвободить большие силы. Было возможно за нижним течением Буга или Днепра (во всяком случае, до бывшей румынской границы), заняв крупными силами позиции для оказания решительного сопротивления, вынудить противника остановиться.

Когда, следовательно, уже 22 февраля обозначилось новое наступление противника на южном фланге 8-й армии, командование группы потребовало, чтобы ему была предоставлена свобода маневра для отхода. Мы не были намерены, да и не могли перебросить сюда новые силы, которые на других участках (на левом фланге группы армий) были гораздо более необходимы. Предпосылкой для отхода 8-й армии было, правда, присоединение к этому маневру примыкавшей к нам с юга выдвинутой еще дальше на восток 6-й армии. В связи с этим командование группы армий запросило согласие у ОКХ.

Как и следовало ожидать, Гитлер не дал его. Наоборот, группа армий была впоследствии вынуждена передать 6-й армии еще две дивизии (3-ю и 24-ю танковые), когда ее слишком далеко выдвинутые вперед силы были разбиты противником.

Гораздо большие оперативные шансы открывались бы перед противником, если бы он не стал продвигаться вдоль побережья Черного моря, нанося удары группе армий «А», а стал бы добиваться решительного успеха на северном фланге группы армий «Юг». Если бы при этом ему удалось, введя в бой крупные силы, возможно, еще до наступления распутицы, осуществить прорыв обращенного на север фронта 4-й танковой армии, в его руках оказалась бы столь важная для снабжения всего южного фланга железная дорога, идущая из Лемберга через Жмеринку в южную Украину. В дальнейшем же, продолжая наступать на юг, противник вышел бы во фланг и тыл южного крыла Восточного фронта.

Кроме того, можно было с уверенностью предположить, что противник использует большое незащищенное пространство, образовавшееся между северным флангом группы армий «Юг» и южным флангом группы армий «Центр», для сосредоточения перед ним новой сильной ударной группировки. Задачей ее явился бы глубокий обход левого фланга группы армий или указанный Гитлеру Цейтцлером удар на Лемберг. Данные о появлении в этом районе 1-го Белорусского фронта, поступившие в конце февраля, явно свидетельствовали об этих намерениях. В результате подобного отхода своего левого фланга группа армий была бы неизбежно вынуждена отступить на юг, а возможно, даже и на восток от Карпат. Советам же был бы открыт путь через Лемберг в Галицию или даже в собственно Польшу.

Такой ход событий было необходимо во чтобы то ни стало предотвратить.

Как только окончились бои за освобождение войск, окруженных у Черкасс, а вслед за тем установлена связь между участками фронта, занимаемыми 1-й танковой и 8-й армиями, командование группы армий отдало приказ о переброске крупных сил на левый фланг. Из состава 1-й танковой и 8-й армий были выделены для переброски 1-я и 11-я танковые дивизии, а также 16-я танковая дивизия из 3-го танкового корпуса. За ними вскоре должны были последовать для сосредоточения в районе Проскурова за 4-й танковой армией 17-я танковая дивизия и артиллерийская дивизия. Этими же армиями были выделены в распоряжение 4-й танковой армии 7-я танковая дивизия, «Лейбштандарт» и 503-й батальон тяжелых танков. Эти соединения должны были войти в состав 48-го танкового корпуса и сосредоточиться в районе Тарнополя. В то время как 3-му танковому корпусу была поставлена задача предотвратить прорыв или остановить прорвавшиеся через фронт части противника севернее Проскурова, задачей 48-го танкового корпуса являлось не допустить охвата западного фланга наших войск силами противника, наносящими удар на Тарнополь. Три обещанные ОКХ пехотные дивизии (68-я, 357-я и 359-я) также были направлены в распоряжение 4-й танковой армии.

Для переброски этих дивизий с участков, занимаемых другими армиями, естественно, необходимо было время. К тому же дороги и транспортные возможности не позволяли произвести эту переброску в короткий промежуток времени. Поэтому они не смогли раньше середины марта прибыть в намеченные им районы за левым флангом группы армий.

В начале марта командование группы армий отдало приказ о значительном расширении и перемещении полос, занимаемых армиями, в сторону левого фланга. Тем самым командование 4-й танковой армии получало возможность руководить действиями войск в районе Тарнополь – Дубно, который теперь приобрел особенно важное значение. 4-я танковая армия передала 1-й танковой армии участок фронта, заканчивавшийся в районе Шепетовки, и приняла участок восточнее линии Тарнополь – Дубно. В нем находились пока только формировавшийся здесь 48-й танковый корпус, действовавший в районе Дубно 13-й артиллерийский корпус, а также полицейская группа в районе Ковеля.

Первая танковая армия передала взамен свой участок фронта севернее Умани (7-й армейский корпус) 8-й армии. Правофланговый корпус 8-й армии, в свою очередь, по приказу ОКХ был передан 6-й армии.

В начале марта штаб группы армий вначале переехал в Каменец-Подольский, а затем в Лемберг, чтобы находиться за своим левым флангом. На румынскую территорию, на которой, по нашему мнению, мог бы располагаться наш штаб, как раз за центральным участком, занимаемым группами армий, по указанию Гитлера нам не разрешалось переходить.

Оставалось все же неясным, достаточны ли будут все описанные выше мероприятия для того, чтобы остановить наступление противника, которое могло развернуться еще до наступления распутицы. Во всяком случае, на тот период, который последует за распутицей, необходимо было, как неоднократно подчеркивало командование группы армий в своих обращениях в ОКХ, направить в район Лемберга две армии с общим числом пятнадцать-двадцать дивизий. Только в этом случае можно было бы предотвратить ожидавшийся со стороны противника обход левого фланга группы армий с его уже описанными последствиями. То, что для этого будет недостаточно новых формирований, о которых говорил Гитлер, число которых, однако, группе армий было неизвестно, можно было предполагать заранее. Высвобождение сил в результате дальнейшего сокращения фронта на участках группы армий «Север» и 6-й армии, а также эвакуация 17-й армии из Крыма были абсолютно необходимы.

Совершенно ясно, что произведенное в таких больших масштабах снятие сил с участков 8-й и 1-й танковой армий представляло большой риск для них. Противник, поскольку это ему будет позволять местность и погода, будет продолжать атаки и на их фронте с целью прорваться в направлении на среднее течение Буга и на переправы через него от Винницы до Вознесенска (на стыке с 6-й армией).

Однако командованию группы в данной обстановке пришлось выбирать из двух зол наименьшее. Таким наименьшим злом было, безусловно, предоставление противнику возможности продвинуться вперед на левом фланге 1-й танковой армии и на участке 8-й армии. Оперативных последствий такого продвижения можно было бы избежать отходом нашего соседа на юге – 6-й армии – на юг за Буг или в худшем случае за Днестр. В случае решительного успеха противника на левом фланге группы армий его последствий с оперативной точки зрения нельзя было бы никак избежать. Не допустить его, не дать русским выйти глубоко во фланг групп армий «Юг» и «А» или к Лембергу, – в этом состояла оперативная цель, которую ставила перед собой группа армий на период до наступления полной распутицы. При этом необходимо было примириться с возможностью дальнейшего отхода нашего правого фланга, а тем самым и группы армий «А» на запад.

Хотя состояние погоды не давало нашей воздушной разведке возможность установить, предпринял ли противник перегруппировку своих сил и где он их сосредоточивает, командование группы армий оценивало обстановку следующим образом.

Появившийся впервые перед нашим фронтом 1-й Белорусский фронт, очевидно, будет сосредоточивать свои силы для обхода западного фланга группы армий в районе Ровно.

1-й Украинский фронт будет наносить удар по обращенному фронтом на север участку по обе стороны от Проскурова, отошедшему теперь к 1-й танковой армии.

2-й Украинский фронт, как мы предполагали, возобновит удары по правому флангу 1-й танковой армии и в полосе 8-й армии и, если ему удастся форсировать Буг, продолжит наступление на Черновцы.

3-й и 4-й Украинские фронты будут продолжать попытки добиться успеха на правом фланге 8-й армии и на участке 6-й армии.

3 марта началось наступление на левом фланге группы армий, на участках 4-й и 1-й танковых армий. Противник крупными силами, в числе которых был танковый корпус, атаковал расположенный в районе Дубно 13-й артиллерийский корпус и попытался окружить его. Главный удар наносился силами двух танковых армий и 60-й армии с целью прорвать фронт в южном направлении на участке Проскуров – Тарнополь. Противник ставил себе, видимо, задачу перерезать важнейшую коммуникацию группы армий, чтобы, если позволит погода, выйти на Днестр. Одновременно 18-я армия противника пыталась отбросить правый фланг 1-й танковой армии на юго-восток.

В результате переноса разграничительных линий между армиями внутри группы армий на запад в начале марта 8-я армия получила от 1-й танковой армии три пехотные дивизии на фронте шириной 60 км; 1-я танковая армия получила от 4-й танковой армии пять пехотных дивизий и три с половиной танковых и моторизованных дивизий на фронте шириной 200 км.

Приведенные ниже сравнительные данные дают представление о группировке сил обеих сторон на этот период.

За время отхода группы армий на запад в марте 1943 года при изменении границ армий было передано:

8-й армии из 1-й танковой армии – 3 пехотных дивизии (60 км фронта);

1-й танковой армии из 4-й танковой армии – 5 пехотных и 3,5 моторизованных дивизии (200 км фронта)[314]314
  Выделенный фрагмент в переводе 1957 года по каким-то причинам отсутствовал. (Прим. ред.)


[Закрыть].

Когда 4 марта я побывал на переднем крае у Шепетовки, положение действовавшего здесь 59-го артиллерийского корпуса было уже довольно серьезным. Справа и слева от него противник прорвал наш фронт. Готовилось окружение корпуса с охватом с запада и востока. Для устранения этой опасности его пришлось отвести. Благодаря уверенным и спокойным действиям командира корпуса генерала Шульца, моего бывшего начальника штаба в Крыму, а также подходу только что прибывшей 1-й танковой дивизией этот отход удалось осуществить. Противник, однако, продолжал попытки добиться окружения корпуса путем параллельного преследования в направлении на Проскуров.

Были введены в бой оба танковых корпуса, сосредоточенные этим флангом группы армий.

3-й танковый корпус был брошен из Проскурова на северо-запад для того, чтобы нанести удар по противнику, продвигавшемуся на стыке между 1-й и 4-й танковыми армиями.

48-й танковый корпус имел задачей начать наступление против танков противника, наносивших удар на Тарнополь и восточнее его в южном направлении.

В общем и целом противник к 7 марта ввел в бой в этом районе двадцать-двадцать пять стрелковых дивизий и семь танковых и моторизованных корпусов.

В начале марта противник предпринял затем наступление на левом фланге 8-й армии. В течение двух недель ему удалось восполнить потери, понесенные им во время удара нашего танкового корпуса при деблокировании немецкой группировки, окруженной юго-западнее Черкасс[315]315
  Итак, за две недели распутицы «разбитые» советские части (двадцать стрелковых дивизий и четыре танковых корпуса), оказывается, восстановили боеспособность. Поражения действительно трудно описывать объективно. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Как только мы сняли с этого участка танковые корпуса, чтобы перебросить их за левый фланг группы армий, противник начал наступление в направлении на Умань. В прорыв на этом участке он ввел не менее двадцати стрелковых дивизий и четырех танковых корпусов. Ему удалось разбить 7-й армейский корпус и 9 марта подойти к Умани.

На участке группы армий «А» (6-я армия) противник возобновил атаки и прорвал фронт в направлении на Николаев у устья Буга.

7 марта командование группы донесло ОКХ обстановку и передало, что ему ничего не остается, как попытаться выдержать этот натиск, пока наконец распутица не помешает противнику продолжать наступление. С точки зрения дальнейшего развития событий решающим, однако, является добиться, чтобы по окончании распутицы в район Тарнополь – Луцк – Лемберг были переброшены силы, которые смогли бы предотвратить прорыв противника на Лемберг – Люблин или нанести удар наступающему противнику во фланг, если он попытается наступать на Тарнополь с юга.

В то время для группы армий важно было выиграть время и по возможности сохранить боеспособность своих войск, даже ценой оставления новых территорий, пока распутица не заставит противника прекратить свои атаки. К сожалению, до этого момента еще должно было пройти немало времени.

В это время Гитлеру показалось, что он нашел новое средство для того, чтобы остановить продвижение противника. Населенные пункты, имевшие тактическое значение как узлы коммуникаций или по другим причинам, он объявлял «крепостями». В них он назначал «комендантов крепости», которые отвечали своей честью за оборону «крепости» и в случае ее падения расплачивались за это головой. Армии, в полосах которых находились эти объявляемые лично Гитлером «крепости», должны были обеспечивать их своевременное снабжение и формирование гарнизонов.

Гитлер думал, что эти населенные пункты благодаря тому, что они преграждают путь к важным дорогам или рубежам, или ввиду того, что овладение такими «крепостями» будет привлекать противника, задержат его продвижение. С самого начала, однако, было ясно, что это изобретение Гитлера в широких масштабах не может привести к успеху. На практике получалось так, что для обороны этих городов выделялось больше войск, чем это было целесообразно для их удержания. Не приходится уже говорить, что эти силы неоткуда было взять. «Крепости» без крепостных сооружений с наскоро собранным слабым гарнизоном рано или поздно попадали в руки противника, не выполняя отведенной им роли. Поэтому командование группы армий в каждом отдельном случае требовало и, в конце концов, добилось, что от этих «крепостей» отказывались до того, как окружение их противником становилось неминуемым. Только в отношении Тарнополя этого в свое время не смогли сделать. Здесь лишь остаткам гарнизона удалось вырваться из окружения.[316]316
  См. комментарий № 84. (Прим. ред.)


[Закрыть] К сожалению, это мероприятие Гитлера позже, в 1944 году, привело к большим потерям.

В целях борьбы за выигрыш времени и сохранение армии от окружения группе армий пришлось после прорыва противника на левом фланге 8-й армии 11 марта отвести 8-ю армию, а двумя днями позже и правый фланг 1-й танковой армии за Буг.

На левом фланге перед 3-м танковым корпусом 1-й танковой армии была поставлена задача продолжать бой в районе Проскурова таким образом, чтобы как можно скорее была восстановлена связь с 4-й танковой армией и чтобы можно было облегчить положение на ее правом фланге.

Задача 4-й танковой армии состояла в том, чтобы не дать танкам противника прорваться восточнее Тарнополя на юг в направлении на Днестр и тем самым воспрепятствовать тому, чтобы 1-я танковая армия была отброшена на юго-восток. Вводом в бой уже упомянутых дивизий, которые должно было прислать ОКХ, одновременно должно было быть снова восстановлено сообщение по линии Лемберг – Тарнополь – Проскуров. Для, безусловно, необходимого укрепления сил в районе, простирающемся к северу, в котором действовал 13-й армейский корпус, у группы армий в то время не было в распоряжении никаких средств.

Обстановка продолжала изменяться все быстрее и быстрее. К 15 марта противнику удалось нанести сильный удар по левому флангу 8-й армии. Между этой армией и 1-й танковой армией образовалась широкая брешь от Умани до Винницы. Противник, продвигаясь дальше на юго-запад, выдвинул за Буг на участке 8-й армии передовые отряды пяти армий, в том числе одной танковой армии. Хотя 8-я армия и бросила все силы, которые ей удалось высвободить на своем правом фланге, на левый фланг, чтобы атаковать переправившиеся через Буг силы противника, было ясно, что она сможет лишь остановить их на некоторых участках, но не сможет удержать на широком фронте Буга и снова установить связь с 1-й танковой армией. Более того, если бы она попыталась это сделать, крупные силы противника, форсировавшие Буг, отбросили бы 8-ю армию на юг и, осуществив параллельное преследование, первыми достигли бы Днестра.

Противнику удалось также прорваться на правом фланге 1-й танковой армии и, продвинувшись южнее Винницы, выйти на Буг. Этот город тотчас же был объявлен Гитлером «крепостью». Было, однако, с самого начала ясно, что долго удержать его будет нельзя, так как для этого специально потребовалось бы три дивизии. Где нам было их взять?

На левом фланге армии западнее Проскурова наметился охват наших сил 3-й гвардейской танковой армией в составе трех танковых корпусов.

На участке 4-й танковой армии благодаря успешному наступлению присланных ОКХ пехотных дивизий временно удалось восстановить положение в районе Тарнополя. Однако 13-й артиллерийский корпус, отходивший на Броды, находился под угрозой окружения.

Общая обстановка показывала, что не было больше возможности вернуть на правом фланге группы армий линию Буга и удерживать ее. Уже 16 марта выяснилось, что противник, форсировавший реку, начал наступление силами одной танковой армии на запад по направлению к ближайшим переправам через Днестр. Еще две армии и одна танковая армия повернули на юг в сторону северного фланга 8-й армии. Одновременно 1-я танковая армия оказалась под угрозой охвата обоих флангов. Несмотря на успех у Тарнополя, было сомнительно, сумеет ли 4-я танковая армия длительное время сдерживать наступление противника в направлении на Лемберг или помешать ему нанести удар в южном направлении.

Как могло получиться, что противнику удалось так быстро добиться успеха? Ведь до сих пор все время удавалось регулировать темпы отхода, когда он становился необходимым, а также останавливать прорвавшегося противника либо препятствовать ему выйти на оперативный простор, по крайней мере, ограничить дальнейшее развитие его операций.

Кроме подавляющего превосходства сил противника причиной этому было, естественно, окончательное истощение сил наших войск. Немецкие дивизии в непрерывных боях с середины июля были буквально перемолоты. Численный состав полков достигал лишь незначительной части своей первоначальной величины, оставшиеся силы были также измотаны ввиду постоянного перенапряжения сил. Присланное нам очень небольшое пополнение, не имеющее военного опыта, не могло компенсировать потерь в опытных унтер-офицерах и солдатах. Как можно было наносить эффективные контрудары, если, например, во всем танковом корпусе насчитывалось всего 24 исправных танка? Несмотря на это, войска совершали удивительные подвиги. Там, где удавалось собрать вокруг опытных, храбрых солдат и офицеров сколько-нибудь значительную группу, ей удавалось отражать атаки превосходивших ее сил противника. В общем, однако, просто не хватало людей и техники, чтобы оборонять большие пространства, в которых часто во много раз превосходившему нас по численности противнику удавалось найти брешь для нанесения удара. Войска, во всяком случае, не виноваты в быстрых темпах продвижения противника. Тому, что в очень редких случаях отмечались проявления трусости, в сложившейся обстановке не приходится удивляться.

Если все сказанное выше относится ко всему участку группы армий, необходимо все же объяснить, почему именно на ее правом фланге, в полосе 8-й армии и правого фланга 1-й танковой армии, наступило такое резкое ухудшение обстановки. Командование обеих армий в этом не было виновно. Подобное развитие событий следовало объяснить тем, что на этом фланге группы армий не хватало тех шести с половиной дивизий, которые после их освобождения из черкасского котла были отведены на пополнение в генерал-губернаторство. Их теперь нечем было заменить.

Кроме того, командование группы армий, как указывалось раньше, забрало у этих армий два танковых корпуса с шестью танковыми дивизиями, чтобы использовать их на левом фланге группы армий. Если бы эти силы были оставлены на месте, обстановка на фронте обеих армий, естественно, сложилась бы значительно лучше. Таким образом, командование группы, безусловно, несет ответственность за события на своем правом фланге. Но как складывалась бы общая обстановка на фронте группы армий и тем самым на всем южном крыле Восточного фронта, если бы эти два корпуса не были вовремя переброшены на левый фланг группы армий? Безусловно, в этом случае уже к началу марта 1944 года северный фланг группы армий был бы окончательно разбит, а остатки его восточнее Карпат были бы отброшены на юг. Тем самым окружение всего южного крыла Восточного фронта или его отход на Балканы нельзя было бы предотвратить.

В этой напряженной обстановке я был вызван в Оберзальцберг. За несколько дней до этого ко мне прибыл адъютант вооруженных сил при Гитлере генерал Шмундт. Он предложил мне подписать довольно странный документ. Он представлял собой нечто вроде заверения всех фельдмаршалов о лояльности, адресованное Гитлеру, в связи с пропагандой, развернутой попавшим в плен под Сталинградом генералом фон Зейдлитцем. Идея создания этого документа, очевидно, принадлежит Шмундту, который тем самым хотел укрепить веру Гитлера в армию. Видимо, Гитлер одобрил эту инициативу и даже очень приветствовал ее.

Так как уже все фельдмаршалы, кроме меня, подписали этот документ (характерно, что Шмундт дал подписать его и генерал-полковнику Моделю, хотя он и не входил в этот круг), мне ничего не оставалось, как сделать то же самое. Если бы я отказался, это означало бы, что я сочувствую пропаганде фон Зейдлитца. Тем не менее я сказал Шмундту, что как солдат считаю подобный шаг излишним. То, что немецкие солдаты не будут прислушиваться к пропаганде комитета «Свободная Германия», было для меня само собой разумеющимся.

Подтверждение того, что мы будем выполнять свой солдатский долг, по моему мнению, было ненужным. Впрочем, листовки комитета, сброшенные в свое время над черкасским котлом, не достигли своей цели, как и письмо, направленное генералом фон Зейдлитцем находившемуся в котле генералу Либу. На мой письменный стол тогда тоже попало такое письмо. Оно казалось подлинным. Один украинский партизан нашел это письмо (сброшенное с самолета) и отдал его нам[317]317
  В то время как в восточных областях Украины, где действовала только немецкая военная администрация, партизанское движение было очень слабо развито, в западных областях дело обстояло совсем по-иному. Это объясняется, во-первых, тем, что здесь большие леса давали партизанским отрядам хорошее убежище. Во-вторых, это следует объяснить также тем, что политика рейхскомиссара Коха прямо-таки толкала население в объятия партизан. Вообще существовало три вида партизанских отрядов: советские партизаны, боровшиеся с нами и терроризировавшие местное население; украинские, боровшиеся с советскими партизанами, но, как правило, отпускавшие на свободу попавших им в руки немцев, отобрав у них оружие; наконец, польские партизанские банды, которые боролись с немцами и украинцами.
  Последние встречались главным образом в районе Лемберга, который уже относится к Галиции. В ней поляки имели большинство в городах, а украинцы – в сельской местности. Эта область – в отличие от остальной части генерал-губернаторства – разумно управлялась областным комиссаром Вехтером. Он, правда, покровительствовал украинцам, но защищал также и польское меньшинство. Из украинских добровольцев ему удалось сформировать целую дивизию. (Прим. авт.)


[Закрыть].

Заявление, о котором говорилось выше, было передано Гитлеру 19 марта фельдмаршалом фон Рундштедтом в присутствии многих высших офицеров всех видов вооруженных сил. Этот акт, видимо, произвел на Гитлера большое впечатление.

Этот призыв к выражению лояльности наряду с несогласием Гитлера с моими предложениями, которые я ему так часто делал, и его отказом признавать то, что является абсолютной необходимостью, требуют ответа на вопрос, почему я все же остался на моем посту.

При постановке вопроса в такой общей форме я могу лишь сказать, что мне, находившемуся вот уже много лет на фронте, где на мою долю выпало решать такие тяжелые задачи, тогда не было дано видеть, что режим, господствовавший в стране, вырождается. Я также не мог в то время понять, что в действительности представляет собой Гитлер, увидеть то, что нам кажется сегодня само собой разумеющимся. Слухи, распространявшиеся в тылу, почти не проникали на фронт, а меньше всего – к нам. Заботы и задачи, которые приносила с собой война, почти не оставляли у нас времени, чтобы задуматься над вопросами общего характера. В этом отношении мы были в совершенно ином положении, чем военные или политические деятели в тылу или в оккупированных областях, в которых не велись военные действия.

Что же касается военных вопросов, то, конечно, я не мог не видеть ошибок в руководстве военными действиями, допускаемых Гитлером. Почему я не считал возможным его насильственное устранение во время войны, я уже говорил раньше.

Что касается меня лично и вопроса о пребывании на моем посту, то у меня достаточно часто возникало желание оставить его. Часто, когда Гитлер не соглашался с моими предложениями или пытался вмешиваться в дела командования группы армий, я просил начальника Генерального штаба передать Гитлеру, чтобы он подыскал себе другого командующего. То, что, однако, всегда убеждало меня, наряду с просьбами моих ближайших соратников, не оставлять своего поста, нельзя просто охарактеризовать избитыми словами: «Я хотел предотвратить худшее». Скорее это было убеждение в том, что, пожалуй, ни один штаб не будет в состоянии так, как наш, прошедший годы тяжелых боев, справиться со своими задачами управления войсками на нашем решающем участке фронта. Мой уход означал бы не просто смену командующего, а много больше.

Мною руководило чувство долга по отношению к подчиненным мне войскам, которые в свою очередь испытывали доверие к своему командующему. Я не мог оставить их на произвол судьбы. Лишь неминуемая гибель, которая угрожала бы моим войскам, могла заставить меня подать прошение об отставке как последнее средство для того, чтобы добиться от Гитлера самого необходимого. Такой случай вскоре должен был представиться в связи с решением вопроса о гибели или спасении 1-й танковой армии.

Описанный выше акт в Оберзальцберге дал мне возможность сделать Гитлеру в связи с непрерывно ухудшающейся обстановкой следующие предложения.

Немедленный отвод 6-й армии за Днестр. Она все еще находилась в выдающемся далеко на восток выступе фронта на нижнем течении Буга, который требовал слишком много сил. Это же предложение внес и сам командующий группой армий «А», фельдмаршал фон Клейст.

Быстрый маневр крупными силами, которые таким образом будут высвобождены у 6-й армии, на север в район между Днестром и Прутом (старая граница Румынии) для того, чтобы предотвратить отход 8-й армии с Днестра на юго-восток.