Текст книги "Ящер [Anonimus Rex]"

17

Мы сидим на диване в трех футах и многих милях друг от друга. Она то и дело пытается заговорить, но я взмахом руки удерживаю ее. Это глупо, наверное, но мне нужно время подумать. Почти час прошел с тех пор, как я очнулся, и только теперь ко мне возвращается трезвость мыслей, достаточная для поддержания нормальной беседы.

– Винсент, послушай… – умоляет она, и слезы наполняют исполненные нежности карие глаза. Зеленые контактные линзы мокнут в извлеченном из сумочки контейнере.

– Я не могу… Как ты… – Я не в состоянии продолжать эту речь, а потому предпочитаю скорчить обиженную рожу. Так лучше дойдет.

– Думаешь, я не хотела все рассказать тебе? Прямо тогда, в греческом ресторане, собиралась выложить все без утайки. Прямо там, перед всеми, просто сказать, чтобы ты понял, что ты и я… что мы одинаковые.

Я сардонически усмехаюсь и трясу головой:

– Мы не одинаковые.

– Мы оба дины.

– Во всяком случае, ты так утверждаешь. Может, это тоже костюм.

– Что за ребячество, Винсент, конечно нет.

– Почем мне знать, черт побери? – взрываюсь я, и что-то во мне радуется, когда она вздрагивает. – Я имею в виду, господи, Сара… или это Джейси?

– Это Джейси.

– Ты уверена?

– Это Джейси, – кротко повторяет она.

– Прекрасно. Что ты еще скрываешь, Джейси? Я, правда, уже вдоволь позабавился. Ты пропадаешь, ты не пропадаешь, ты человек, ты дин…

– На то есть причина, – перебивает она.

– Хотелось бы надеяться. Меня бы обеспокоило по-настоящему, если бы ты проделала все исключительно ради собственного удовольствия. Итак, ты собираешься поведать мне свою историю?

– Если ты мне позволишь.

– Я тебе позволяю.

– Хорошо.

– Хорошо. Теперь говори.

Она никак не решается, ерзает по дивану и не смеет взглянуть мне в глаза. А прежде все было так просто!

– Не знаю, с чего начать, – говорит она, и я предлагаю начать с начала.

– По сути, и не было никакого начала. Все как-то само… выросло.

– Как сорняки?

– Пять лет назад, – продолжает Джейси, – в Нью-Йорке на улице я познакомилась с Донованом. Ну, не совсем на улице – оба мы оказались за стойкой магазина деликатесов в Гринвич-Виллидж. И оба мы были свободны, привлекательны и готовы к любовным отношениям, хотя в тот момент не знали этого. Я учуяла его, как только он подошел. Никогда не встречала дина с таким мощным запахом. Ты запомнил его запах, Винсент? Когда навещал Донована в больнице?

Я помню запах жареного мяса, запах запеченного Раптора, и хотя считаю, что Джейси Холден в какой-то мере заслуживает страданий за все, что она мне устроила, вряд ли эта информация будет справедливым воздаянием.

– Это же больница, – отвечаю я. – Сама знаешь, как там все продезинфицировано.

Она понимает, что я лишь тактично уклоняюсь от ответа, и благодарно кивает:

– Он был способен наполнить комнату своим ароматом. Словно волна роз, нахлынувшая с моря. Я называла его моим маленьким морским драконом. Я ела булку с солониной под майонезом, и его это позабавило. Он сказал, что я ничего не понимаю в еде. Это были его первые слова: «Мадам, простите за назойливость, но вы совершенно не разбираетесь в еде».

Как мило.

– И куда же вас привела эта чушь? – заговорила во мне старомодная ревность, ну и плевать.

– Ты сказал начинать с начала, вот я с начала и начинаю. Он был парень что надо, Винсент, и во многом похож на тебя. Не только потому, что тоже был Раптор. Ваше чувство юмора, ваш стиль, ваши манеры – все очень похоже. Не сомневаюсь, он бы тебе понравился.

Лестью она всего добьется; я несколько смягчаюсь:

– Не сомневаюсь. Дальше.

– Потребовалось какое-то время, прежде чем Донован пришел к мысли о женитьбе, но когда до этого дошло, она овладела им целиком. Сам понимаешь, планы относительно нашей совместной жизни, нашего будущего… Мы жили в районе Западных Восьмидесятых улиц, Донован все еще служил у Раймонда, я была поглощена работой в Совете, место в котором заняла не без его помощи, и вместе мы являлись тем, что половина мира считает блестящей парой, а другая половина мерзкими яппи. Как бы то ни было, мы чувствовали себя счастливыми. Имелась лишь одна небольшая проблема…

– Дети.

– Да. Дети. – Джейси подбирает под себя длинные бурые ноги и, свесив хвост с дивана, откидывается на подушку. Я все так же чинно опираюсь на подлокотник. – Я хотела детей, Донован хотел, но принадлежа к различным видам… Наверное, мы могли бы усыновить ребенка. Я знаю, в мире достаточно производителей яиц, но нам хотелось именно своего. Это эгоизм? Я полагаю, что Донован как-то упомянул об этом на работе, и Раймонд связал нас с доктором Валлардо. По сути дела, мы стали для него одним из первых опытов. Он возился с птицами, ставил какие-то эксперименты на ящерицах, лягушках и змеях, но до нас у него было всего несколько пациентов-динов. В своей лаборатории он тогда работал тайком, так что мы по ночам пробирались в медицинский центр на анализы и процедуры. Я до сих пор не могу забыть ужасающую смесь мела и цинка, которую мне приходилось поглощать, до сих пор от нее в горле першит.

– Так вы были подопытными кроликами?

– Да хоть тараканами, если бы это помогло стать родителями. Мы знали, на что идем. Прошел месяц, шесть месяцев, год – никакого толку. Я продолжаю сдавать яйца, Донован семя, доктор Валлардо все это перемешивает, жмет на все генетические рычаги, чтобы петелька А вошла в прорезь Б, но ничего из этого не выходит.

Я пожимаю плечами:

– Случается.

– Конечно, да только от этого не легче. Для Донована это оказалось куда большим ударом, чем для меня. Он стал подавленным. Донован всегда был подвержен перепадам настроения. Как правило, периоды уныния длились у него недолго, и я привыкла вместе с ним продираться сквозь депрессию: долгие дни в полудреме, мрачная психоделическая музыка… но на этот раз хандра тянулась и тянулась неделю за неделей. Постоянная вялость: дома, на работе, в постели… Недели обратились в месяцы, и достаточно скоро я заметила, что он сторонится многих вещей. Сторонится меня.

– В каком смысле?

– Взять, к примеру, свадьбу. Прошло полгода, и Донован, который готовился к этому событию, словно к вторжению в Нормандию, больше не казался… столь воодушевленным. Как будто сомневался. Не во мне, не в моем желании, но в себе самом. И всего несколько недель спустя я поняла, что он спит с Джудит Макбрайд.

– Частный детектив?

– Здравый смысл. Это было очевидно с самого начала, просто я не желала осознавать. – Знакомая песенка. – На самом деле, мои так называемые подруги – волчья стая светских сук, проводящих время в обсуждении фальшивых человечьих ногтей и причесок, – где-то через месяц просто вывалили на меня все это. «Видела сегодня за ланчем Джудит с Донованом, – сообщает мне одна. – Чудесно они проводят время». А я вынуждена кивать, улыбаться и поддерживать разговор, делая вид, что речь идет об обычной деловой встрече работодателя и служащего. Ну, в конце концов я все поняла и была совершенно раздавлена. Пять лет жизни коту под хвост, и все потому, что какая-то увядающая старая кошелка не может придумать ничего лучшего, как морочить голову обезумевшему Раптору.

Я интересуюсь, говорила ли она Доновану о своих подозрениях, и она качает головой:

– Я собиралась. Все время хотела подойти к нему, поговорить, но не могла себя заставить. Как будто, если я не заговорю об этом…

– …останется надежда, что все это неправда, – заканчиваю я.

– Вот именно. Так вот я и сидела дома, на заседаниях Совета, в ресторанах, не раскрывая рта и тоскуя примерно так же, как и сам Донован.

– И что же дальше? – Я целиком поглощен рассказом, и хотя все еще стараюсь ни на йоту не снижать уровня своего негодования, от ее слов решимость моя слабеет.

Джейси обводит взглядом мою сумрачную квартирку.

– У тебя есть какие-нибудь травки? – спрашивает она и проводит по губам языком.

– Как раз кончились. И раз уж я не жую, то никто не будет. Меня интересует, как ты устроила этот маскарад?

– Сейчас дойдет и до этого, – отвечает Джейси. – Я была готова порвать с Донованом, переехать и зажить собственной жизнью. Если не простить, то хотя бы забыть. Но тут состоялось экстренное заседание Совета.

– Это мне знакомо.

– Речь шла о Раймонде и его все более открытой связи с человечьей женщиной. Это вызвало определенное беспокойство среди членов Совета, и, признаюсь, я шумела чуть ли не громче всех. Раймонд шлялся по всему городу то с одной из своих секретарш, то с какими-то знакомыми, даже с парой профессионалок из человечьей службы сопровождения, и все это было просто… неестественно. Между тем Совет искал возможность поймать его с поличным, чтобы наложить штрафные санкции, прямо скажем, немалые. Сорок – пятьдесят миллионов баксов, в общем, чистое вымогательство. Не знаю, кто в данном случае вызывает большее отвращение – Раймонд или Совет. Оставался вопрос, как поймать его на месте преступления. Решили, что нам необходим кто-то в его окружении. Кто-то, способный подстеречь его и получить доказательства.

– Провокация, – киваю я.

Она собирается мне возразить, но в конце концов просто соглашается:

– Да, провокация.

– Так вот когда Джейси Холден стала Сарой Арчер, – начинаю я складывать разрозненные куски в единое целое.

– Прекрасно, детектив. Выходите в следующий круг.

Теперь составные части моего расследования складываются вместе, обретая смысл. Удивительно, как я раньше не догадался, но это как идти по лабиринту от конца к началу – ответвления и повороты на месте, но ты замечаешь их, уже миновав.

– Так вот почему ты исчезла с такой легкостью. При помощи Совета.

– Самой незначительной, – уточняет Джейси, – однако кое-какие связи они действительно использовали. Лишь двое из членов Совета знали, что я… так сказать, преобразилась. Остальные, как и все, думали, что я просто исчезла.

– Но простой смены костюма явно недостаточно, разве не так? – вспоминаю я офицера Таттла, симпатичного полицейского, который избавил меня на Четыреста пятой от ужасного штрафа, более чем заслуженного. – Тебе ведь пришлось удалить ароматические железы?

Джейси дотрагивается до маленького шрама на шее, с трудом различимого на ее ребристой шкуре.

– Это было тяжелей всего. У меня был сногсшибательный запах. – Она пытается усмехнуться, но это унылая, болезненная улыбка, и впервые за последний час с лишним я чувствую, что меня скорее тянет к ней, нежели отталкивает.

– Мед и леденцы, – предполагаю я. – Легкий, воздушный.

– Жасмин, – говорит она. – Резкий. Я могла зайти в цветочную лавку, и ты никогда бы меня не обнаружил. По крайней мере, носом. Но желание отомстить оказалось сильнее желания сохранить запах, так что наш представитель Диплодоков удалил мне железы. Он был хирургом, и у нас состоялось полуночное рандеву в его клинике: только он, я, скальпель и веселящий газ.

– А вернуть их нельзя? Хотелось бы однажды почувствовать твой запах.

– Они сохраняли железы сколько могли, залив их кровью и какими-то нужными витаминами, но через несколько месяцев произошло отмирание тканей. Мы не знали, как долго мне понадобится… обольщать Раймонда. Никто не думал, что дело так затянется. Врач предлагал сделать химический аналог, отлично воспроизводящий запах дина, но я… я уже сталкивалась с этими ароматами. Говорят, будто их невозможно отличить от настоящих. Ерунда! Они металлические. Синтетические. И совершенно мне не нравятся. Я ужасно переживала из-за ароматических желез, но мысль вывести на чистую воду Раймонда поглотила меня целиком, хотя я считала его лишь пешкой в своей игре. Потому что, свалив Раймонда, я свалю и Джудит, а мне не терпелось заставить ее страдать в той же мере, в какой страдала я сама. Можно ли меня осуждать за это, Винсент? Разве это не естественно? Я считаю, у меня было моральное право. Око за око, мужчину за мужчину.

Я качаю головой, киваю, пожимаю плечами – я сам испытал подобные чувства, я сам мечтал о мести, так что не могу отказать ей в праве на те же эмоции.

– А твое пение? Твой здешний ангажемент?

– Чистая правда, все до единого слова. Я осталась без запаха, с новой оболочкой и выдуманным прошлым. Мы подделали место рождения, несколько мест работы, все безукоризненно чисто, но когда ты ни на что не способен… Я не умела печатать, не умела стенографировать, даже компьютером пользоваться не умела. – Она поднимает лапы и трясет пальцами. – И до сих пор не умею. Просто не способна, мне кажется. Большая часть моей профессиональной жизни прошла в политической трясине динов – а что толку от этого в человеческом мире?

– Но у тебя был голос.

– Чем я и воспользовалась. У меня был голос и, что еще важнее, это фальшивое тело и это фальшивое лицо. Причем, должна признать, чертовски привлекательные. Прежде чем облачить меня, мы выяснили, что нравится и что не нравится Раймонду Макбрайду, – с целью найти его идеал человеческой женщины и вручить ему такую. Кстати пришлась и работа в ночном клубе, хотя это просто случайность. Итак, я договорилась с моим агентом отправиться вместе на благотворительный вечер, но в тот самый момент, когда меня уже должны были представить Раймонду в качестве Сары Арчер, я ужасно перепугалась. Нервы, не знаю, что на меня нашло, но я вдруг решила, что сделать этого не смогу. Я уже была готова сказать своему агенту, что хочу убраться отсюда ко всем чертям, когда услышала какой-то шум на кухне. Мне до смерти надоела беседа – кажется, мы болтали о какой-то там опере, – так что я отправилась поглядеть, что это за суматоха, и обнаружила Джудит Макбрайд и моего Донована, растянувшихся на разделочном столе чуть ли не бедрами в блюдах с лососем, целующих, тискающих, ласкающих друг друга. – Сара – тьфу, проклятье, Джейси! – откидывает голову и пристально рассматривает потолок. Такое ощущение, будто она хихикает.

– С тобой все в порядке? – интересуюсь я. – Может, прервемся ненадолго?

– Пожалуйста, не волнуйся. У меня было достаточно времени, чтобы справиться со своими чувствами. На чем я остановилась? Точно, они обслюнявили друг друга и весь кухонный стол, и я не удержалась от вздоха. Джудит поднимает глаза и говорит: «Вы не возражаете?» Ни угрызений совести, ни досады от того, что ее застали врасплох. Только ледяная чернота в глазах, что она уставила на меня… На мгновение мне привиделся в них проблеск узнавания, но я тут же сообразила, что так Джудит ведет себя с каждым. За одно это ее следовало наказать – если не за меня, так за всех тех, чьи жизни она отравила. Мое намерение тут же укрепилось, и я, дождавшись, когда Джудит опустит глаза, бросила взгляд на Донована. Он, по крайней мере, выглядел чуточку смущенным. «Постыдились бы, – сказала я им, – в антисанитарных-то условиях». А потом я ушла. Из кухни в гостиную, где агент представил меня Раймонду, ну, и так далее.

– Он быстро оказался у твоих ног.

– Еще как. Мое личное обаяние, разумеется, но и оболочка не повредила.

– А потом?

– Что потом? – пожимает она плечами. – Остальное тебе известно – через несколько недель Донован объявился на Западном побережье, у нас с Раймондом разгорелся нешуточный роман, я докладывала членам Совета, где и когда мы встречаемся, чтобы сыскное агентство могло сделать фотографии. Видел бы ты, каких трудов мне стоило заставить Раймонда не задергивать шторы, когда мы занимались любовью, – пришлось убеждать его, будто я эксгибиционистка и открытые окна добавляют чего-то эдакого. Его даже заводило…

Я продолжаю задавать вопросы:

– Итак, Совет получил свои снимки, ты свою месть. Почему же ты не покончила с этим?

– Я собиралась, – говорит Джейси, и снова я осознаю, что ее слезные железы готовятся выпустить соленые струйки. – А потом… потом он умер.

– Его убили, – уточняю я.

Она кивает, глаза ее полны слез, и я, неожиданно для себя, прижимаю ее и начинаю успокаивать, гладя по спине. Мне нужно спросить ее об убийце, о том, что она знает, что думает, подозревает, но пока мои дурацкие переживания снова гонят все дела.

– Ты любила его?

– Нет, – хлюпает она носом. – Я любила Донована. Но Раймонд был добрым, обаятельным, умным. Он не заслужил… того, что я сделала.

– Спровоцировала?

Чуть помедлив, Сара опять кивает и опять не может сдержать рыданий.

– Вот и все, – говорит она, чуть овладев собой. – С тех пор я так и не нашла в себе сил снова стать Джейси. По правде говоря, и незачем это. Со смертью Донована не к кому мне возвращаться в мир динов. И я решила просто остаться Сарой и посмотреть, чего я смогу добиться человеком. Динозавр я все равно конченый…

– И это все? – спрашиваю я, удивляясь, почему она не упомянула о том, кого сам я считаю основным звеном всей цепи.

– Все.

– Как насчет Валлардо?

– А что Валлардо? Я же тебе рассказала: мы с Донованом после нескольких лет безрезультатных опытов бросили эти попытки.

Однако Джейси отводит взор, и я понимаю, что здесь следует поднажать:

– Но потом ты с ним встречалась. Давай, Джейси, хватит юлить.

– Может, на приемах или где-нибудь еще, но я не понимаю, почему ты решил, будто я…

– Письмо, – говорю я прямо, и слово это заставляет ее замолкнуть. – Письмо, от которого ты просто оцепенела в вечер нашей встречи. Оно было от Валлардо, не так ли?

Она не пытается ни отрицать, ни увиливать.

– Откуда ты знаешь?

– Оттуда же, откуда узнала ты, даже не подняв его с пола. Почерк. Твое имя было нацарапано через весь конверт. Придя на следующий день к Валлардо, я заметил, что левая рука у него парализована, хотя он использует ее в повседневных делах. Тогда я не связал одно с другим, а вот только что получилось. Так ты не собираешься мне рассказать, почему хотела ребенка от Раймонда Макбрайда?

– Потому что хотела ребенка, любого ребенка! – выпаливает она. – А Раймонд хоть и был распутник, но отцом стал бы потрясающим. Не в смысле «пойдем-ка во двор, погоняем мяч, сынок», а прекрасный генетический образец. Мне плевать было на межвидовое скрещивание. Когда я сказала Раймонду, что хочу ребенка, он ответил: «Прекрасно!» – и тут же отвел меня к доктору Валлардо. Представил его как лучшего акушера в Нью-Йорке.

– Но Раймонд думал, что ты человек, – замечаю я. – Вот, выходит, почему он финансировал эксперименты по межродовому скрещиванию.

– Так ты и об этом знаешь? – с вполне заметным отвращением кривит она губы. – Что ж, Раймонд в данном случае немного вышел за рамки с этим… человеческим фактором.

– Синдром Дресслера, – подсказываю я.

Джейси разражается столь необузданным хохотом, что я съеживаюсь на размер-другой.

– Уверяю тебя, – фыркает она, – Раймонд Макбрайд синдромом Дресслера не страдал. – Она не развивает эту тему.

– Но он хотел скреститься с твоими «человечьими» яйцами.

– Он проявлял интерес к моему роду, в этом ты прав. И я, откровенно говоря, желала семени Карнотавра. Единственной проблемой был Валлардо – стоило сделать анализ, как он сразу бы понял, что имеет дело не с человечьими яйцами.

– Все эти тонкие различия, – киваю я. – Твердая скорлупа, внешнее созревание…

– И тысяча других. В общем, ты понимаешь, в чем трудность. И мне ничего не оставалось другого, как прийти к Валлардо, признаться ему, кто я на самом деле, и попросить продолжать работу с нашим ребенком, не говоря при этом Раймонду, что я тоже дин. Я грозила ему всеми карами Совета, которые только могла выдумать, включая полное отлучение от общества, утвержденное, я полагаю, только раз или два. Уверена, что Наполеона вышвырнули.

– Камптозавр? – интересуюсь я, подзабыв уроки истории для пятого класса.

– Раптор, – на мгновение улыбается Джейси. – Я с самого начала собиралась забрать ребенка и скрыться с ним, вернувшись в общество динов, как только он или она родится, ибо Раймонд никогда не должен был узнать, что я не та, за кого он меня принимает. Итак, я вторично решилась пройти всю эту процедуру, правда, к тому времени доктор Валлардо что-то там усовершенствовал. По крайней мере, мне больше не пришлось глотать всякой дряни, от которой мутит и выворачивает, чему я была очень рада. Но прежде чем из всего этого вышел толк, Раймонда убили, и я осталась одна. Эксперимент закончился. С тех пор я кое-как… держалась на плаву. Когда я увидела это письмо от Валлардо, я больше всего испугалась, что придется снова лгать, снова погрузиться во всю эту грязь. И все это время я хотела дать о себе знать Доновану, попытаться второй раз, но теперь, после пожара… я знала, что именно произошло в «Эволюция-клубе», и, не сомневаюсь, не одна я. Кому-то были нужны те записки и образцы семени – все, чего добился Валлардо, – а Донован, мне кажется, просто встал поперек дороги.

Джейси погружается в молчание, а я пока не готов поддержать разговор. Слишком уж много всего переваривать приходится. Лучше пока не давить на нее, а перейти к личным вопросам.

– Я понимаю, почему ты сделала то, что сделала, – приступаю я. – И я могу с этим смириться. Но меня по-прежнему задевает, как ты можешь… как ты могла… со мной… – Я не могу произнести эти слова, сказать, что она спала со мной, чтобы умерить мой пыл в расследовании или добыть информацию.

Зато у нее это получается вполне легко:

– Думаешь, мои с тобой постельные отношения тоже лишь часть всего этого, правда?

Я отворачиваюсь, но она берет меня за подбородок и смотрит прямо в глаза.

Не поменялись ли мы где-то по дороге полами?

– Все нормально, – бормочу я, отстраняясь. – Что надо, то и делаешь.

– Винсент. – Я не поднимаю глаз. – Винсент, посмотри на меня, – решительно настаивает она, и я не могу не повиноваться. – Все, что я тебе говорила, правда – ты мне очень нравишься. Как я сказала, ты, в некотором смысле, напоминаешь мне Донована…

– Так я вроде суррогата.

– Нет, ты не суррогат. Ты не замена. Но если меня привлекает определенный тип, то он меня и привлекает. – Она игриво косится, поглаживая мне грудь. – И на твое счастье, ты и есть этот тип.

– Какое совпадение, – наконец восстанавливаю я душевное равновесие для дальнейшего разговора. – Ты тоже мой тип.

– Очень рада. И что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты всегда помнил об этом, договорились?

– Конечно.

– Что бы ни случилось?

– Что бы ни случилось.

И мы снова любим друг друга, на этот раз в виде динов, как и назначено природой. Мы со скрипом тремся друг о друга шкурами, мы движемся взад-вперед на диване, на полу, на кровати и опять на полу. В этом нет ничего непристойного, ничего запретного, ничего безрассудного или потаенного. И хотя нет больше той остроты, того непрерывно свербящего ощущения опасности, наша страсть как-то более истинна и прекрасна, чем прежде.

В какой-то момент, когда солнце уже склонилось за горизонт, мы направляемся в спальню и продолжаем познавать друг друга до глубокой ночи. В какой-то момент Джейси говорит мне, что я ей нужен, и я отвечаю ей тем же. В какой-то момент я погружаюсь в сон, и в голове моей пляшут гипнотические образы ящериц и жасмина.

В какой-то момент я просыпаюсь в кромешной тьме. Рядом я слышу шепот, что-то вроде «лечу следующим рейсом» и «буду там к первой трещинке». В том призрачном подобии света, что умудряется проникать сквозь окно спальни, я различаю силуэт Джейси у телефона на тумбочке. Единственная мысль, возникшая в моем затуманенном сознании, это удивление, почему у меня до сих пор не отключили телефон.

– Джейси? – бормочу я. – Сара? Ложись.

Но когда я пытаюсь опереться на локоть, Джейси кладет трубку и преклоняет колени у моей головы. Она нежно ласкает меня и дважды целует в сомкнутые веки.

– Прости, – говорит она. – Думаю, я могла бы тебя полюбить.

И прежде чем я успеваю ответить ей тем же или спросить, какого черта она просит прощения, блестит шприц, колющий толчок в руку, и все сливается в изумительную застывшую черноту.