Текст книги "Осколки фамилии"

Глава 5. Кот – ad patres* (*к праотцам, умереть)

Харви вовсе перестала бороться внутренне за свою семью после того, как спустя полгода после вышеуказанных событий умер любимый кот семьи. Этот кот был с ними на протяжении пятнадцати последних лет и, казалось, оставался единственным звеном, связывавшим маму, папу и Харви, поскольку именно к нему относились с большой любовью все. Именно о нем все заботились с радостью, а он единственный одаривал каждого теплом и любовью, невзирая на свой кошачий нрав. Когда кот неожиданно покинул их ради лучшего мира, Харви интерпретировала это как знак окончательной смерти их семьи. То ли вместе с котом ушло пусть слабое, но тепло домашнего очага, то ли кот умер, поняв, что на самом деле семьи больше нет. Возможно ли, что он просто также сдался, как и Харви? Как бы там ни было, для Харви в доме воцарилась неприятная вонь разлагающегося трупа семьи. Было очевидно, что дух покинул организм этой странной и несчастной семьи, но потребуется еще некоторое время, пока тело не перестанет биться в конвульсиях, мышцы не прекратят свое сокращение, а окружающие заметят, что произошло. Вероятно, тело еще на какое-то время оставят для того, чтобы попрощаться, пока оно медленно будет разлагаться изнутри.

Харви теперь знала наверняка, что дело осталось за временем, которое отмерит еще недлинный кусок нити, прежде чем обрезать жизнь этой семьи навсегда. Но ножницы уже занесены. Единственное, чего не знала Харви, так это того, что труп ее семьи утащит за собой на тот свет других. Она и не подозревала, насколько трупный яд опасен для всех вокруг. Как далеко и глубоко он может разливаться по разрушавшемуся древу семьи. Кажется, должна усохнуть лишь одна ветка, но иногда болезнь перекидывается и на другие ветви или даже на все дерево.

Каковы бы ни были обстоятельства, до этого момента Харви внутри всегда ощущала тепло, она знала, что иногда может совершать проступки, но в мыслях и душе ей хотелось поступать правильно. За тот свет, который сохранился внутри Харви, несмотря на все ее переживания, стоит благодарить два обстоятельства. Ее родители хоть и не были людьми семейного типа и были эгоистичны настолько, насколько это вообще возможно, все же они были людьми интересными с ярко выраженными талантами и неординарными идеями. И по-своему многое давали Харви, их карьерные успехи и широта интересов и в глазах Харви делали мир местом возможностей, меcтом, которое полнится тем, что стоит изучать, познавать и чем стоит любоваться.

Во-вторых, Харви в жизни во многом сопутствовала удача. Ее счастливый билет был в ее семье, которая не ограничивалась мамой и папой, в ней были и бабушки, и дедушки, и тети, и дяди, и многочисленные родственники. Это была большая семья, такой клубок переплетенных судеб, совместных печалей и радостей. Наличие большой и дружной семьи выступает в роли амортизатора, то есть не является основой конструкции, но однозначно помогает преодолевать любые неровности на дороге, делая жизнь мягче и нежнее. Когда растешь в большой семье, ты изначально окружен множеством людей, которым не совсем все равно, которые охотнее выслушают, нежели незнакомец. Во многих из родственников может даже и не быть ничего особенного, но они все равно незаметно защищают друг друга.

Именно эта большая и дружная семья, которой Харви была окружена с рождения, делала ее мир светлее и ласковее. Что бы ни происходило в ее взаимоотношениях с родителями, Харви знала, что ее место в этой жизни определено не только родителями, но и принадлежностью к чему-то большому, живому, многообразному. Пусть Харви не могла прийти к родне со своими печалями, страшась открыто признаться кому-либо в своих поражениях, которые она терпела раз за разом, пытаясь спасти семью, но это был ее собственный выбор. Она чувствовала вокруг себя небезразличных к ней людей, пусть разных, пусть не идеальных, но главное – небезразличных. Они были далеко, но они были. Эта большая семья стала тем островом стабильности, который служил Харви большой опорой.

Но время шло, и вместе с ходом времени из жизни уходили старейшины этой семьи, забирая с собой тот клей, который сцеплял всех вместе. Почти физически ощущалось, как целые ветви отваливались от семейного древа, подобно тому, как с ревом откалываются глыбы льда от ледников. Этому не придаешь слишком большое значение вначале, но затем, когда понимаешь, что твой ледник становится таким маленьким, что может просто раствориться в океане, охватывает неприятное чувство беспокойства. Тогда осознаешь, что с уходом каждого человека прощаться надо было не только с ним и грустить будешь не только по нему, а и по многим людям, которых он делал тебе родными.

Каждый рано или поздно сталкивается со смертью, с чужой, и если в какой-то момент приходит осознание произошедшего, то боль, словно стрела, прошивает все тело. И сковывает страх. Страшишься не своей смерти или смерти как таковой, а того чувства пустоты, тех разрушений, которые она после себя оставляет. В племенах джунглей гибель старого большого дерева принято воспринимать со светлой грустью. Старое дерево хранит в себе много историй, служит домом или источником пропитания, поэтому его уход печален. Но то же дерево своей мощной кроной лишает света более низкие деревья и кусты, препятствует развитию. Его корни не дают расти другим корням. Это дерево – своего рода тяжелый якорь на корабле леса, чья сила заключена в быстром росте и обновлении.

Однако, когда дерево освобождает пространство, более низким деревьям приходится переживать сильнейшие испытания, которые проходят далеко не все молодые побеги. Начинается жизнь в абсолютно новых условиях и с высочайшим уровнем ответственности, о которой до этого почти ничего не знал: надо выкарабкаться из-под обломков старого дерева, привыкнуть к обжигающему солнцу, к тяжести ливней, к треплющему ветви ветру, ко всем тем живым существам, которые, чем сильнее ты становишься, тем более активно строят свою жизнь вокруг тебя, ползая и прыгая по твоим ветвям. Жизнь более никогда не будет прежней. И всегда старые деревья рушатся неожиданно, даже если все осознают неизбежность этого.

Харви уже не жила с родителями, а перебралась на съемную квартиру. Переезд произошел сумбурно и неожиданно, но покинуть родительский дом было одним из самых лучших решений, когда-либо предпринимаемых Харви. Она сконцентрировалась на учебе, на встречах с друзьями, что позволяло ей ненадолго забывать обо всем том, что осталось в доме, где она выросла. Однажды мама решила навестить ее, а приехав, сообщила, что они с папой разводятся. Когда Харви услышала эту новость, то ее первой мыслью было облегчение: «Наконец-то!» Она выдохнула, потому что это был первый логичный шаг, предпринятый ее родителями. А там, где присутствуют логика и последовательность, всегда царит спокойствие. Харви, конечно, была озадачена тем, что могло так неожиданно заставить ее родителей совершить последовательный поступок. Ведь они скорее были настоящими магами и волшебниками, способными строить свою жизнь подобно фокусу, раз за разом делая шаги, противоречащие естественному ходу вещей.

Интуитивно Харви не хотелось задавать маме вопрос о причинах, потому что она боялась услышать ответ и, более всего, боялась, что выстроенная ею за последнее время стена между проблемами родителей и ее собственной ответственностью за все происходящее рухнет. Тогда с новой силой на нее обрушатся все внутренние переживания, сдерживаемые дамбой, и затопят все ее существо.

Но повисла такая пауза после маминого объявления, которая вынуждала Харви задать вопрос. Харви могла бы проявить стойкость и не поинтересоваться, но жизнь складывается так, что иногда нам приходится смотреть на человека так, будто мы не знаем про весь тот багаж, что ему сопутствует. Харви заставила себя увидеть перед собой просто маму, не ту самую ее маму, а просто маму, как понятие, как воплощение любви и жизни. Посмотрев на нее так, она поняла, что сейчас маме нужна поддержка близкого, которую она пришла получить от дочери. Харви задала свой вопрос, стараясь, чтобы он прозвучал деликатно.

Мама начала объяснять, что триггером послужило письмо. На этом моменте Харви внутренне вся напряглась, чтобы сдержать обуревавшие эмоции. «Письмо? То есть после всего того, что им приходилось переживать, последней каплей стало письмо? Возможно ли, что пара строк действительно переполнила океан? Или же ничто не способно было переполнить океан мамы Харви, обращенной преимущественно внутрь себя, пока об этом просто явно не написали на бумаге?» Так или иначе, Харви пообещала себе быть другом для мамы, а потому постаралась затушить все свои мысли и продолжила слушать.

Папа написал маме письмо, в котором сообщал, что у него есть вторая семья, и он хотел бы проводить время поровну в обоих семьях. И что он готов три с половиной дня быть с ней и еще три с половиной дня с другой. И надеется, что она отнесется с пониманием к его просьбе и положению. Но тут облегчение Харви от развода, как ожидаемого итога, сменилось привычной, но забытой смесью боли и гнева. Как такое можно предлагать? Да еще и в письме, да еще и таким будничным тоном, будто обсуждается какой-то бытовой вопрос из разряда покупки новой стиральной машины.

Все это было мерзко, ведь то письмо, которое мама дала прочитать Харви, являло собой доказательство слабоволия и подлости отца. Харви столь старательно отгоняла от себя мысль об отцовской трусости, представляя его смельчаком и храбрецом. Но это письмо было в той мере недвусмысленным подтверждением трусости, что становилось очевидном – храбрость была качеством лишь того образа отца, что Харви создала в своей голове. В реальности именно трусость была основной чертой отцовского характера. Он оказался одним из самых трусливых созданий на этой планете. Он был слаб и малодушен. С легкостью поддавался любым страстям, не в силах им противостоять и даже не пытаясь вступить в борьбу. Его сковывал страх, он боязливо вжимал голову в плечи, не желая признавать своего поражения и своих слабостей. Так долгие годы он отказывался даже допускать мысль о собственном алкоголизме. И сейчас в этом письме факт предательства семьи, факт того, что он совершил страшный поступок, он выкладывал словно будничную формальность, одновременно представляя себя эдаким рыцарем, предлагающим столь щедрую альтернативу. Нет ничего страшнее полного и окончательного разочарования в собственных родителях.

Харви в душе надеялась на то, что отец пожелает объясниться с ней, протянет хотя бы тростинку, ухватившись за которую, она смогла бы оправдать его. В конце концов попросит прощения за то, как он поступал и поступает сейчас. Но отец не считал нужным вообще что-либо говорить. Он вовсе не общался с ней. Этим лишь подтверждая свою главную черту – трусость. При должных физических данных и природной ловкости легко быть смелым и шумным, когда речь идет о физической опасности, но настоящая храбрость в том, чтобы взглянуть честно на свои поступки, в том, чтобы перестать искать себе оправдания и начать поступать правильно. Но это вне характера человека с трусливым сердцем, скрывающим свой страх за вечной бравадой и агрессией по отношению к тем, кто не хочет давать сдачи и делать больно любимым.

Сердце ребенка продолжает тайно любить своего родителя, невзирая ни на какие обстоятельства. И даже тогда Харви надеялась хотя бы на то, что папа проявит к ней уважение и поговорит с глазу на глаз о случившимся, извинится перед ней за то, что, создав семью, не нашел в себе достаточно сил построить непреступную крепость, а создал лишь ветхий домик, из которого сам же вытащил замковый камень. Удивительно, как сердце в отношении родителя хранит не только любовь, но и веру в то, что эта любовь взаимна. Харви действительно надеялась на то, что папа сочтет ее достойной своих объяснений. Хотя давно уже надо было понять, что ее отец относится к той породе людей, которые могут иногда испытывать чувство долга, но никогда не могут любить открыто и без оглядки. Проявляется чистая любовь не только в больших поступках, но прежде всего в ежедневных незаметных мелочах и фразах.

Вероятно, отец никогда бы не поговорил с Харви, но обстоятельства вынудили его встретиться с ней, чтобы разобраться с бумажной волокитой по подготовке бракоразводного процесса. Это было их первое общение после оглашения новостей. И за все то время, что они находились вместе в госучреждении, папа сказал Харви всего лишь одну фразу: «Это жизнь».

Еще несколько лет назад, когда чаша терпения Харви не была полностью переполнена, она, возможно, длительное время думала бы над этой фразой, пытаясь найти тот глубинный смысл, который ее умный папа пытался донести. Но тогда Харви просто вежливо кивнула, а потом наедине с собой разразилась потоком слез, смешанным с истерическим хохотом. «Серьезно? Это все, что он может сказать? Фразу из бульварной прессы?» «Это жизнь…» – шикарный заголовок для еженедельного журнала, напечатанного на дешевой бумаге, потому что место ему исключительно в мусорном ведре и по содержанию, и по внешнему виду.

Можно еще даже слегка переформулировать и использовать эту отцовскую мудрость во время тостов. Должно звучать как-то так: «Дорогие друзья! Есть такая фраза, ею со мной поделился мой отец. Это жизнь…» Тут надо произнести с такой интонацией, чтобы передать незаконченность фразы. И продолжить: «А дальше каждый сам для себя решает, как продолжить. Так пусть в голове нашего дорогого именинника всегда всплывает продолжение из только положительных эпитетов!» Кажется, это шикарный тост. И все же с объяснением всех тех гнусностей, которые отец на протяжении многих лет совершал по отношению к близким, всецело опираясь на безграничную любовь и преданность Харви, эта его фраза не справлялась вовсе. Теперь, когда все его карты открыты, разве не наступил момент, когда ему самому хотелось что-то объяснить, оправдать свои поступки, попросить прощения? Видимо, нет.

Но было и нечто хорошее в этой фразе. Сама ее формулировка подчеркивала полную непричастность отца к происходящему. Он в очередной раз выставлял себя трусом, неспособным взять ответственность за свои поступки. И не хотелось Харви тогда вдаваться в детали, кто виноват в разводе, не хотелось рассуждений о том, была ли мама хорошей женой или нет. Все это Харви решила оставить своим родителям, пообещав себе, что более никогда не будет брать на себя ответственность за то, на что никак не может повлиять. Не надо бороться с демонами, которых не можешь победить, потому что сидят они в других людях, а не в тебе. Но Харви казалось, что сейчас тот самый момент, когда родителям стоило бы, возможно, впервые, заметить ее. То, что отец ни тогда, ни после ни разу не признал, что поступил так, как ни один человек не должен, стало тем Гранд Каньоном, который ни одна сторона не в силах была перешагнуть. Чтобы дать шанс на хоть какие-нибудь отношения после, все, что ему нужно был сделать, – это искренне извиниться. Не только перед Харви и мамой, но и перед всей большой семьей, которую он также предал и бросил. Но он был трусом и весь груз ответственности перекинул на уже и без того замученную претензиями леди по имени Жизнь.

Харви, привыкшей любить, даже зная обо всех пороках, новое положение вещей полностью дезориентировало. Она вновь не знала, как правильно себя вести в этой ситуации: заботиться об эмоциях родителей, позволить себе пережить свои собственные или просто устраниться от всего происходящего, потому что вряд ли Харви хоть на что-то сможет повлиять. Но к уже классическим переживаниям Харви добавились новые неприятные чувства. Быть дочерью алкоголика и изменщика – это ужасный позор, который сложно скрыть. Это такой булыжник на сердце, который приходится таскать на себе каждый день, скрывая всю усталость и боль под улыбкой и доброжелательностью. Потому что если кто-то прознает, то гореть со стыда будешь вечно. И тогда вряд ли можно предложить кому-либо свою дружбу, ведь предлагать себя, такое ничтожество, недостойное даже любви и уважения родителей, – это все равно что дарить завядший букет.

Но кто бы мог подумать, что когда ко всему вышеперечисленному добавляется клеймо дочери разведенных родителей, это не просто лишает самоуважения, но и оставляет непричастным ни к чему. В момент оказывается, что ты не просто из проблемной семьи, а что у тебя нет семьи вовсе. Еще вчера ты могла сказать: «Я поеду к родителям… Мои родители любят активный отдых…» – а сегодня у тебя больше нет родителей. Есть отдельно папа и мама, для которых ты более не их ребенок, в лучшем случае, ты ребенок каждого из них по отдельности, а по факту ты лишь неудачное прошлое, с которым им приходится иметь дело из соображений долга.

Когда Харви путешествовала по Ирландии, то на пароме от Россавила до Аранских островов познакомилась с испанцем. Тот оказался молодым священником, а также преподавал английский в приходской школе в городе Бильбао, что в Стране Басков. В Ирландию он приехал в отпуск, а заодно чтобы совершенствоваться в английском. Испанец оказался чрезвычайно приятным и интересным собеседником, а потому они взяли в прокате на острове велосипеды и продолжили изучать его вместе.

Между восхищениями по поводу пейзажей острова Жуан-Рамон, так звали испанца, рассказал, что сейчас получает третье высшее образование в области психологии. А дипломную работу планирует написать об отличиях повседневной жизни и навыков общения взрослых людей, чьи родители развелись, и тех, что выросли в полноценных семьях. Он горячо и подробно рассказывал о тестированиях, которые проводил и анализировал, о таких детях, в обучении которых использует скорректированный подход, что позволяет им добиться очень хороших результатов и нивелировать влияние на будущую взрослую жизнь.

Все то время, пока Жуан-Рамон делился своими открытиями и успехами, Харви не покидала мысль, что случайных встреч не бывает и что помочь он хочет прежде всего себе. Работая над своим исследованием, он не дает себе забыть, что не его одного предали и что у всех таких ребят, как он сам, есть шанс на счастье. Но в том, как он об этом говорил, улавливалась сильно сдерживаемая истерика, будто в действительности ему бы хотелось свернуться калачиком и просто оплакивать свое личное горе. Видя, что тема для него непростая, Харви не смогла спросить его, разведены ли его собственные родители и как он сам с этим справился. Хотя задавать вопрос такой и не требовалось, все было и так понятно. Харви решила просто дать ему возможность высказать все то, что он хотел, надеясь, что от этого ему станет чуть легче.

Теперь Харви вспомнила Жуан-Рамона, с которым уже несколько лет не переписывалась, и увидела в той встрече знак. Не то чтобы Харви верила в какие-то знаки, но его состояние тогда очень тронуло сердце Харви. Взрослый, статный, по-своему успешный и состоявшийся мужчина казался одержимым внутренней оторванностью от всего мира, ему хотелось помогать, хотелось быть частью чего-то, но к чему бы он ни приближался, он не чувствовал того самого срастания, принадлежности. Максимум – он просто мог быть близко с чем-то, но этого человеку мало. И сейчас Харви охватили те же чувства.

Ей было искренне стыдно, что ее родители развелись. Семья не состоялась, несмотря на то, что прошло столько лет борьбы, череды бессмысленных сражений. Война была проиграна, и в конечном счете Харви осталась на выжженной земле. Сейчас девушке как никогда нужна была поддержка, чтобы кто-то из ее детства пришел и убедил, что все происходящее – не ее вина, что она все равно любима и принадлежит к семье, что родителями ее семья никогда не ограничивалась и никогда ограничиваться не будет. Но ощущение одиночества усугублялось довольно непорядочным поведением родителей, которые в процессе развода думали исключительно о себе, привычно срывая на Харви все свои эмоции. А также тем, что никто из ее семьи не мог поддержать ее, потому что разваливалась не только малая семья, но и большая.

Спустя несколько дней после того, как дедушка Харви услышал новости о разводе, он ушел из жизни. Дедушка был удивительным человеком, не раз заставал он врасплох своими неординарными решениями и поступками. Но тут он превзошел даже самого себя, решив уйти в тот момент, когда был так всем нужен. Харви тогда не осознала, что произошло. Поэтому даже сегодня, спустя много лет, Харви так и не смогла понять, что дедушки нет. Он умер в тот момент, когда психика Харви не перенесла бы еще одной потери, поэтому подсознание просто проигнорировало этот факт. Харви даже и не ощутила боли от потери, просто очень скучала и все ждала, когда же дедушка приедет опять. Харви не могла заставить себя регулярно посещать его могилу, потому что боялась, что однажды осознание потери накроет ее и лишит рассудка. Если кто-то начинал говорить о смерти дедушки, Харви раздражалась, потому что считала эти разговоры пустыми, ведь в действительности он жив, с ним все в порядке, просто не может быть, что его более нет. Даже в разговорах с друзьями Харви всегда говорила о дедушке в настоящем времени, будто она могла в любой момент набрать его номер и поговорить. Но так было не для всех.

Бабушка осознала, что дедушки больше нет и не будет. Она приняла этот факт сразу, как только ей сообщили. Громко горевала, упав на диван, и все повторяла: «Хороший был мужик! Хороший человек!» Осознание это было страшным. Подобно слишком стремительным родам, калечащим и мать, и дитя, такая неожиданная смерть, казалось, навсегда вырвала из бабушки кусок сердца. Для бабушки со смертью дедушки умерла любовь как таковая. Она как будто не могла более полноценно ее ощутить. Бабушка, всегда окружавшая всех любовью и заботой, для того чтобы дарить ее всем окружающим, как оказалось, черпала ее из дедушки. Как только не стало дедушки, вся эта цепочка любви прервалась. Бабушка более не могла дарить свое тепло с прежней интенсивностью. Не стало источника.