Текст книги "Тысяча девятьсот восемьдесят пятый"

«Ох-х! – с облегчением выдохнула девица и упала обратно на диван (груди ее колыхнулись вверх-вниз, обнаружив розовые рубцы от врезавшегося в тело лифчика), – Как ты меня напугал … я уж подумала, тебя инфаркт хватил! – она протянула Эрику руку и томно позвала, – Иди ко мне, пожалуйста …» Тот медленно подошел и лег рядом. «Не бойся, миленький … я тебя сейчас успокою!» – Тамара кокетливо подставила ему под руку правую грудь. Косясь одним глазом на потолок, Эрик положил ладонь сверху и слегка сжал пальцы. «Сильнее!…» – прошептала девица, закрывая глаза. (Видно без очков было плохо … можно сказать, совсем видно не было … на потолке мог сидеть целый полк насекомых – Эрик их все равно заметить бы не смог!) «Еще сильнее!… еще!!» – тамарино тело трепетало. «Секундочку. – перебил Эрик, – Я, пожалуй, надену очки.» – он протянул руку и взял с тумбочки очки. «Ты хочешь меня лучше видеть?… – пролепетала девица в любовном экстазе, – У меня фигура красивая, да, миленький?» «Очень красивая!» – рассеянно отвечал Эрик, гладя ее по разным частям тела и, одновременно, исследуя потолок. «Тебе правда нравится?» – «Правда.» Тараканов, вроде бы, в настоящий момент на потолке видно не было. «М-м-м …» – застонала Тамара. Эрик попытался принять позу, одновременно позволявшую заниматься любовью и обозревать потолок, но … вдруг осознал, что не в состоянии ответить на тамарино чувство! Он прислушался к себе и даже потрогал рукой – действительно, не может … что делать?! (Девица бурно дышала, грудь ее вздымалась и опадала, как море.) Эрик закрыл глаза и яростно попытался сконцентрироваться на прелестях своей дамы, но воображение упрямо рисовало полчища атакующих его с тыла насекомых … насекомых с длинными омерзительными усами … с ломкими хрустящими крылышками … острыми щекочущими ножками … «М-м-м!» – застонала Тамара более требовательным тоном – Эрика охватила паника … «Погоди немного! – шепнул он, – Тараканы проклятые меня с толку сбили …» Не раскрывая глаз, девица опытной рукой исследовала ситуацию: «Хочешь, я его поцелую?» Эрик прислушался к себе еще раз. «Не поможет …» – отказался он упавшим голосом и откатился в сторону.

Некоторое время он лежал, не в силах взглянуть своей даме в глаза.

Потом услыхал жалостливые всхлипывания.

«Извини, пожалуйста!» – повернулся к девушке Эрик. (Та лежала лицом к стене – он видел только голое плечо, распущенные волосы и красное от разочарования ухо.) «Ты меня не хочешь!» – прошептала Тамара с интонацией провинциальной трагической актрисы. "Хочу! « – поклялся Эрик, – Очень хочу!» Он помолчал. «Но не могу.» Он еще немного помолчал. «Временно не могу!» Пауза. «Из-за тараканов.» Еще пауза, чуть подольше. «Насекомые, понимаешь, сосредоточиться не дают!» Оправдания звучали неубедительно.

С люстры оборвался очумелый от яркого света таракан и с отчетливым стуком упал на пол.

«Мы с тобой еще раз попробуем!… – истово пообещал Эрик, – В нормальных усло…» – он осекся, осознав, что следующего раза не будет. «Где попробуем? – спросила Тамара слабым голосом, – Когда?» «Придумаем что-нибудь … – ненавидя себя, солгал Эрик, – Время есть.» Девушка перелезла через него и, отворачивая глаза, встала с дивана. «И как ты только своих убийц ловишь, если даже тараканов боишься?! – сказала она расстроенно, – Ладно, чего уж тут поделаешь … ешь шашлык и пошли … Не телевизор же смотреть?…» Она подобрала с пола свои колготки и вытряхнула оттуда двух разнежившихся в тепле тараканов.

Телевизор!…

Эрик резко сел на ложе их неудавшейся любви. Как же он не догадался раньше!

Он взглянул на стенные часы: 12:59 – середина «Воскресного Полдня». «Чего?» – вскинула глаза Тамара в ответ на его резкое движение. Эрик молча вскочил с дивана и включил стоявший рядом старенький «Грюндиг» … скорее! «К результатам Всесоюзной конференции профсоюза мелиораторов мы вернемся позже, а теперь – краткий обзор новостей. – объявила появившаяся на экране дикторша, – У микрофона наш постоянный корреспондент в Кремлевке Родион …» «Ты что?!…» – пролепетала Тамара, завороженно наблюдая неуклонную метаморфозу, происходившую с любовным органом ее кавалера; «Иди сюда!» – строго приказал ей Эрик. Девушка затрепетала, выронила колготки и сделала два неверных шага к дивану; «Ложись!» – она без звука подчинилась.

Изгнанная из колготок тараканья чета вернулась обратно, чтобы вдали от посторонних глаз, в тепле и тишине, завершить грубо прерванное бестактной человеческой рукой интимное дело.

Под потолком мигала дефектная лампа дневного света. Тамарины груди испускали в темные моменты лунный блеск. Громко гудел неисправный кран горячей воды. Из жилой комнаты доносился звук телевизора. «Скушай еще кусочек, миленький.» – проворковала Тамара, подавая Эрику на вилке шашлык. «А ты?» «Я уже сыта … кушай! – она подлила ему вина. – Тебя кто научил под телевизор любить?… или сам придумал?» – «Не сам.» – «Жена?» – «Нет … знакомая.» Хлипкий кухонный стол трясся мелкой дрожью. Пластиковое сиденье табурета приятно холодило разгоряченный зад. «Молодец какая! – уважительно протянула девушка, – Наверно, с высшим образованием.» Эрик утвердительно кивнул и, чтобы не рассмеяться, сунул в рот последний кусок лаваша. «А какая передача самая лучшая? – в голосе Тамары звучал искренний интерес, – Новости, репортаж с партсъезда или, там, хоккей?…» «Только не хоккей … – покачал головой Эрик, – Нужно, чтоб с политической окраской было и … как бы это сказать … концентрированное, что ли … – он подумал и добавил, – Новости, пожалуй, лучше всего.» Девушка с отсутствующим видом поерзала на табуретке (ее бюст и шаткий кухонный стол мелко затряслись). «А ты всегда, когда новости смотришь, возбуждаешься? Даже если в транспорте едешь?» «Не всегда, – снисходительно объяснил Эрик, – нужно, чтоб интимная ситуация была.» Тамара открыла рот, чтобы задать следующий вопрос, но вдруг осеклась, посмотрела на маленькие золотые часики у себя на запястье и поспешно встала с табуретки: «Пошли, Джохарчик, по четвертой программе выпуск новостей через две минуты …» – она потянула его за руку и зазывно улыбнулась.

В воздухе клубился пар. Зеркало над раковиной и кафельная плитка покрылись мелкими каплями росы. В тщательно очищенной от тараканов ванне плескалась горячая вода. Тамара сидела спиной к эриковой груди, откинув голову ему на плечо. «Хорошо-то как!» – промурлыкала она; «Хорошо.» – искренне подтвердил Эрик. «Может еще чуть-чуть посидишь?» – девушка повернулась и ткнулась носом ему в щеку. «Не могу, киска. – Эрик подивился невольной ласковости своих слов, – Неотложные дела. – Он осторожно отстранил Тамару и вылез из ванны, – Полотенца, я полагаю, здесь нет?» Там и сям на залитом лужами полу раскинули крылья трупы утонувших насекомые. «Сейчас что-нибудь придумаем!» – засуетилась девушка. Оставляя мокрые следы, они прошли в жилую комнату – Тамара заглянула в шкаф и торжествующе выволокла нивесть как оказавшийся там комплект чехлов для автомобильных сидений. Они вытерлись чехлами и оделись. «А ты, видать, недавно похудел … глянь, как мундир на животе висит! – девушка осуждающе поджала губы, – Небось, жена плохо кормит?» «Это я вес сгоняю. – нашелся Эрик. – Страж закона должен быть поджар и тренирован!» «Ладно, – удовлетворилась объяснением Тамара, – Я здесь приберу, а ты уж иди – раз у тебя дела.»

Они вышли в прихожую, Эрик одел шинель.

«Ты мой рабочий телефон запиши! – спохватилась Тамара, – Ручка есть?» «Говори, я запомню.» – «Запомнишь?…» – «Я все телефоны запоминаю … у меня и записной книжки-то нет.» «Во наша милиция дает! – восхитилась девушка, – Давай: 31-46-41» «Запомнил.» «Ты мне свой рабочий номер тоже дай! – забеспокоилась Тамара, – А то вдруг …» «Нет у меня еще рабочего телефона – я ж только вчера приехал! – отвечал Эрик, – Да ты не волнуйся, я позвоню.» «Когда?» «Как только смогу: завтра, послезавтра … – врать было отвратительно, но что он мог поделать? – … может, третьего дня …» Девушка встала на цыпочки и обняла его за шею: «Поскорей звони, Джохаронька! – шепнула она, – Я скучать буду.» «Эрик.» – неожиданно для самого себя поправил Эрик. «Эрик?… – удивленно переспросила Тамара, – Какой Эрик?» «Меня зовут Эрик.» – он улыбнулся и потрепал ее по щеке. «Не понимаю …» – растерянно протянула девушка. «В четыре часа поймешь – когда на работу вернешься.» – он поцеловал ее и, ругая себя за недопустимую в его положении сентиментальность, вышел.

Солнце закатилось за дома. По двору носилась стайка сопливых детей. Сидевшие на скамейке бабушка и кот исчезли. Осторожно поглядывая по сторонам, Эрик обогнул дом и вышел на улицу. Пешеходов почти не было, изредка проезжали машины. Он дождался (первого попавшегося) грузовика и повелительно просигналил водителю остановиться. «В чем дело, начальник?» – спросил рассудительный пожилой шофер, с уважением поглядывая на майорские погоны Эрика. «До Черненковского шоссе подбросишь?» – «А тебе куда надо?» – «Чем ближе к Москве, тем лучше.» «Садись. – шофер распахнул дверцу кабины, – Я как раз в Москву и еду.» Эрик сел. «А электричкой чего не захотел?» – «Долго: пока до станции дойдешь, пока поезда дождешься …» «Эт верно. – согласился шофер, – А со мной через два часа на месте будешь.» Выезд на Черненковское шоссе оказался совсем близко: грузовик проехал до конца улицы, свернул налево, потом направо – и город кончился. «Глянь-ка, снег на шоссе разгребли! – приятно удивился шофер, увеличивая скорость, – Эдак мы с тобой и в полтора часа домчимся!» Эрик умостился поудобнее и привалился головой к окну – сделал вид, что спит. Он перебирал в памяти цепочку невероятных совпадений, произошедших с ним в течение последних часов. Он силился понять, насколько опаснее было б ехать в Москву на электричке. Он пытался оценить вероятность милицейского заслона на Черненковском шоссе … Впрочем, все это не играло большой роли, ибо свои возможности спрятаться в Громыкске он уже исчерпал и должен был – тем или иным способом – уносить оттуда ноги.

Через некоторое время Эрик и в самом деле уснул.

«Просыпайся, начальник, к Москве подъезжаем … Тебя где высадить?»

За окном темнело. Теплая струя воздуха из кондиционера щекотала Эрику нос. Негромко урчал хорошо отлаженный мотор грузовика.

«Как можно ближе к центру, шеф.» – Эрик потянулся и, разгоняя сон, помотал головой. «Метро Проспект Мира устроит?» – «Да.» – «Через двадцать минут будем.» Часы на приборной панели показывали 16:15. Вдоль дороги, освещенной вереницей тусклых фонарей, тянулись унылые пятиэтажки. После всего произошедшего с Эриком, Москва выглядела непривычно – создавая ложное впечатление, будто она изменилась, а он остался прежним. Вскоре грузовик подъехал к метро Проспект Мира – Эрик преодолел позыв заплатить шоферу, попрощался, надел респиратор и вышел.

Через пять минут он спустился на платформу. Ощущение новизны не отпускало: окружающим, почему-то, не было до него никакого дела. Никто не подозревал в нем беглого нидерландиста. Никто не ожидал от него участия в самодеятельности или свершений, сообразных с высоким званием майора милиции. Наслаждаясь острым чувством временной безопасности, Эрик доехал до Новослободской и поднялся на поверхность. Он пересек Каляевскую улицу и углубился во дворы по направлению к Маяковке. Замерзшие тополя пронизывали ледяной воздух десятками тоненьких ветвей. Синеватый цвет медленно планировавших снежинок говорил о повышенном содержании медного купороса. Башня Лефортовской тюрьмы нависала над городом темным бетонным надгробьем. Эрик прошел по веренице неосвещенных подворотен, мимо музея Глинки, мимо магазина «Огонек», пересек, зорко глядя по сторонам, Четвертую Тверскую-Ямскую, прокрался в темную арку дома номер 13 и осторожно заглянул за угол. Вход в его (бывший) подъезд был хорошо освещен – на скамейке у двери сидела укутанная до глаз лифтерша. Ничего не происходило. Эрик застыл на месте, вглядываясь в темноту неосвещенных частей двора. Поначалу видно ничего не было … потом он различил две неясные фигуры в зарослях кустов возле безлюдной детской площадки. Он медленно попятился, вышел из подворотни и зашагал по Тверской-Ямской в направлении Белорусской. Через пятнадцать минут Эрик опять спустился в метро, проехал до Краснопресненской и поднялся на поверхность. В «Баррикадах» шли детские мультфильмы, в «Пламени» – последний шедевр Герасимчука о швейцарских хлопкоробах, борющихся с капиталистами и помещиками за добровольное вхождение Швейцарии в Евразийский Союз. Билеты были – Эрик попросил крайнее место в последнем ряду. Сеанс начался в 5:30, так что на журнал он опоздал.

Где-то через час, не дожидаясь конца фильма, он вышел из кинотеатра. Спустился в метро. Проехал до Парка Культуры и перешел на Кировско-Фрунзенскую линию. Проехал до Проспекта Маркса. Спустился по короткому эскалатору, с которого начинался переход на Горьковско-Замоскворецкую линию, отодвинул барьер и пошел навстречу потоку пассажиров, шедших с Площади Свердлова. Время было без пяти семь, час пик уже закончился – Эрик без помех двигался против течения, держась возле правой стены коридора и поминутно оглядываясь (за ним, вроде бы, никто не следил). Он достиг конца перехода, встал у лестницы, ведущей на Площадь Свердлова, и стал ждать. Минуты текли. В 7:25 он повернулся и зашагал туда, откуда пришел, – на Проспект Маркса. Доехал до Библиотеки имени Ленина. Поднялся (из переднего вагона) наверх, прошел по проспекту Маркса, пересек улицу Фрунзе, прошагал по ее левой стороне метров тридцать и нырнул в подворотню. Осторожно прокрался по темному безлюдному двору и выглянул из арки, выходившей на улицу Маркса и Энгельса. Возле подъезда, где жила Лялька Макаронова, видно никого не было. У Эрика заколотилось сердце – с надеждой и страхом. Он шагнул вперед … и тут же попятился обратно: в глубине подъезда зашевелились неясные тени. С минуту Эрик пытался отдышаться, прижавшись спиной к стене арки, потом повернулся и быстро пошел в глубь двора. Он завернул за угол и … столкнулся с человеком в длинном темном пальто. «Смотри, куда прешь! – огрызнулся человек, – У тебя глаза есть?…» Эрик отступил в сторону, однако человек не пошел своим путем, а напряженно произнес: «Документы.» «Какие документы?» – не понял Эрик. «Я из КПГ. Предъявите документы.» – рука человека поползла за пазуху. Эрик действовал на чистом рефлексе: схватил кэпэгэшника за запястье и дал подсечку. Вернее попытался дать подсечку – ибо кэпэгэшник ловко вывернулся, отскочил, и, в свою очередь, пнул Эрика в колено – слава Богу, промахнулся. (Фонарей во дворе не было – противники едва различали друг друга.) Не давая гигиенисту вернуться в стойку, Эрик попытался вновь захватить его руку – тот уклонился и попытался достать Эрика крюком в челюсть – тот закрылся плечом. Оба тяжело дышали, прокладки их респираторов громко хлопали при выдохах. «Сейчас он вытащит пистолет …» – подумал Эрик и резко выбросил кулак, целясь по горлу, – гигиенист отскочил назад, споткнулся о торчавшую из снега трубу и рухнул навзничь.

Эрик бросился бежать к невысокому, по пояс заборчику, разделявшему этот и соседний дворы. «Стой, стрелять буду!» – раздалось позади, но он не обернулся. В крайнем окне первого этажа дома за забором горел свет – Эрик метнулся вбок (чтобы не попасть на освещенный фон), оперся рукой и перемахнул на ту сторону. Но произошло непредвиденное: земли под ногами не оказалось, освещенное окно умчалось наверх, а он пролетел пять-шесть метров вниз и рухнул в глубокий сугроб. Он не ушибся, даже очки каким-то чудом усидели на носу … Господи, что произошло?!… Эрик огляделся по сторонам: с этой стороны забор оказался намного выше, чем с той … а освещенное окно находилось не на первом, а на втором этаже дома напротив! Он стал поспешно выбираться на проходившую рядом тропинку … но тут что-то просвистало мимо его плеча и, подняв тысячу снежных брызг, вонзилось в сугроб – кэпэгэшник! … действовать немедленно! … правой – по шее ниже уха, левой – в подбородок ниже респиратора … «У-ох-х!» – выдохнул гигиенист и упал лицом в снег.

Эрик выбрался из сугроба, обежал дом и вылетел на ярко освещенную Волхонку. Отряхиваясь на ходу, заставил себя перейти на шаг … спокойнее … медленнее … как нормальный законопослушный гражданин. Группа молодежи весело переговаривалась возле входа в «Дом науки и техники». Пожилая пара медленно шла под руку в сторону Александровского сада. Преодолевая жгучее желание побежать, Эрик расслабленной походкой спустился в метро Кропоткинская, сел в поезд, идущий в сторону Юго-Западной, доехал до Парка Культуры, поднялся на поверхность и поплелся по Садовой в сторону площади Шолохова. Он все еще чувствовал слабость в коленях.

Перспектив видно не было.

И не будет – если не случится чего-нибудь экстраординарного. Если слепое везение не спасет его опять. Если случайные совпадения снова не вывезут из тупика …

Совпадения … обстоятельства … ХВАТИТ! Надеяться на бесконечное везение может только идиот.

Медленно шагая по пустынной Садовой, Эрик думал. Перебирал события сегодняшнего дня. Вспоминал детали. Анализировал слова и поступки столкнувшихся с ним людей. Минут через десять какой-то план действий был готов … довольно рискованный план … но ничего другого придумать он не смог. Он перешел Садовую и поплелся в сторону Парка Культуры, затем свернул на Комсомольский проспект. Дом 25 находился у самой Фрунзенской – с тяжелым сердцем Эрик вошел в подъезд. Стены покрывали неприличные слова и схематические рисунки половых органов. На двери лифта красовалась табличка «Неисправен». Посматривая на номера квартир, Эрик поднялся на пятый этаж и остановился у двери с номером 41. Три раза глубоко вздохнул, не решаясь позвонить. Наконец, нажал кнопку звонка и встал сбоку – так, чтоб его не было видно в глазок.

Несколько секунд было тихо, потом сквозь дверь донеслись легкие шаги. «Кто там?» – спросил резкий женский голос с легким французским прононсом. «Мне нужно поговорить с Гришаней или Вороном.» – громко ответил Эрик. За дверью что-то прошелестело – будто три-четыре человека обменялись быстрыми шепотами. «Нет здесь таких.» – отрезал голос. «Я знаю, что есть! – твердо сказал Эрик, – Позовите Гришаню, пожалуйста!» За дверью опять пошелестело. «А прячешься-то чего? – подозрительно спросила женщина, – Ты уж выйди тогда, дай на себя посмотреть.»

Эрик несколько раз вдохнул и выдохнул воздух.

«Я в милицейской форме. – громко и отчетливо сказал он, – Но я не милиционер.» Он откашлялся и подождал ответа. «Вы слышите?… не милиционер!» Ответом была тишина.

Эрик сделал два шага и встал прямо перед дверью. -

30 декабря

Иногда, сквозь некрепкий сон, Эрик чувствовал, как его неощущающее тело кладут в узкий длинный ящик и накрывают крышкой. (Гроб? Какой абсурд! Ведь он же еще не умер!) Потом раздавался частый стук, будто на ящик падали комья земли, – а минуту спустя Эрик пробуждался. Он пытался сесть … но лишь с размаху ударялся лбом о невидимую в темноте крышку. Он пытался кричать – однако крики затухали в двух метрах почвы, отделявших его губы от поверхности земли. И Эрик (внезапно) понимал, что через три минуты он задохнется, поглотив все молекулы кислорода в замкнутом пространстве ящика.

А наверху, приложив ухо к земле, к его беззвучной агонии внимательно, но без лишних эмоций, прислушивался Человек В Сером Костюме.

* * *

В комнате было душно. Свет уличного фонаря падал на стену равнодушным желтым квадратом. Из угла, где стояла кушетка дефективного, раздавался молодецкий храп. Эрик перевернулся на живот и накрыл голову подушкой. Гладкая шелковистая простыня приятно холодила щеку. Под потолком невидимо покачивалась дорогая хрустальная люстра. За стеной, в коридоре неслышно прошелестели чьи-то шаги. Водка, которую Эрику пришлось пить вчера с ворами, пульсировала в висках легким похмельем.

Через пятнадцать минут он перевернулся на спину – сквозь щель под дверью проникали голоса и полоска желтого света. Раздалось звяканье ключей, потом щелкнул замок, и сиплый голос Рябова произнес: «Па-адъем, граждане и товарищи!» Вспыхнул свет. «Чего?… – дефективный подскочил на своей кушетке, оголтело заморгал глазами и громко пукнул, – Ты чего, Гришаня?» Не удостоив его ответом, Рябов вышел из комнаты. Эрик сел на постели и стал одеваться. «Хули он нас в такую рань разбудил?» – с обидой пожаловался дефективный и пукнул еще раз. Эрик застегнул рубашку и направился к выходу из комнаты.

Паркетный пол в коридоре блистал лаком. Изразцовый пол в санузле завораживал красотой узора. Унитаз, раковина и ванна были начищены до самостоятельного свечения. На хромированной батарее висели две пары тончайших декстроновых колготок, белый кружевной бюстгальтер и ажурные трусики с надписью «Dimanche», вышитой на самом интересном месте. Эрик вытерся толстым полотенцем, висевшим рядом с мойкой, и вышел в коридор.

На стене кухни мигало разноцветными огоньками дорогое гексафоническое радио. За покрытым вышитой скатертью столом Рябов и татуированный поедали яичницу с беконом. Из шести развешанных по стенам динамиков лилась «Пионерская зорька». Подруга татуированного – худощавая смазливая девица с коротко стриженными волосами и зелеными ногтями – стояла у плиты, зябко кутаясь в роскошный парчовый халат. В сковородке из огнеупорного стеклопластика скворчала еще одна порция яичницы, на соседней конфорке закипал чайник. На подоконике стояли цветы в вазе из толстого пузырчатого стекла. «Жди, – девица раздраженно изогнула тонкую бровь, – пока званные гости поедят.» Рябов и татуированный с одобрением посмотрели на нее. Отстранив Эрика плечом, в кухню ввалился дефективный и плюхнулся на табуретку: «Что на завтрак, Аннеточка?… р-р-р-эк-к!…» – он рыгнул. «Попрошу без свинства!» – строго сказала девица, протягивая ему тарелку; «Пардон!» – покраснел дефективный. Аннета выскребла из сковородки остатки яичницы, бросила в тарелку кусок хлеба, воткнула вилку и сунула Эрику; «Спасибо.» – тот принял еду и отошел к окну (свободных табуреток за столом не оставалось). «Да смотри, на пол не напачкай!» – с брезгливой гримасой напутствовала его девица и принялась готовить кофе.

«Мы, романовские соколы …» – пискливо грянули пионеры (гексафонический эффект создавал иллюзию, что они находятся в той же самой комнате). «Откуда он знает мой адрес?» – вдруг спросила Аннета, неприязненно уставившись на Эрика черными выпуклыми глазами. «Хахелю своему спасибо скажи!» – саркастически отвечал Рябов. Татуированный виновато потупился. «И всегда-а, и везде-е мы нашей Ро-одине защи-ита-а!…» – выводил пионер-солист тонким жалостливым голосом.

«Слухай сюда, нидерландист! – Рябов отодвинул пустую тарелку, – Скажи-ка мне, какое сегодня число?» – «Тридцатое.» – «А что тридцатого декабря бывает, знаешь?» – «Много разных вещей.» Аннета поставила на стол поднос с тремя кружками кофе. Татуированный подчищал свою тарелку корочкой хлеба. Дефективный неуклюже царапал вилкой, желая подцепить кусочек бекона, но не решаясь пустить в ход пальцы. «Ты, парень, не умничай лучше … а то чик по горлу, и понеслась душа в рай, – недобрительно заметил Гришаня, придвигая к себе кофе, – Ты про обновление дат слыхал?» – «Слыхал.» – «И что же ты слыхал?» Эрик поставил пустую тарелку в мойку. «Раз в году все относительные даты во всех документах необходимо обновлять, и делается это тридцатого декабря.» «Какие даты?» – оторвался от яичницы дефективный, но ему никто не ответил. «А как делается, знаешь?» – Рябов насыпал в кружку четыре чайные ложки сахара и неторопливо размешал. «Знаю. – отвечал Эрик, – Снимают пароли со всех машин, а потом выпускают в Главсеть саморазмножающийся вирус.» «Саморазмножающийся вирус!… – восхитился татуированный, – Ну мудер, зараза … век воли не видать!» «Так вот, значит … – Гришаня поднес кружку к губам и с хлюпаньем втянул в себя кофе, – Есть у нас мыслишка, чтоб, когда они пароли поснимают, в Главсеть залезть и кой-какие дела обделать.» «Не получится, – покачал головой Эрик, – во время смены дат все ЭВМ с сетевой платой охраняются милицией …» «Об этом, паря, не беспокойся …» – перебил Рябов. «… А если даже и доберетесь вы до Главсети, то, чтоб по ней ходить, специальная программа нужна …» «Вот ты нам такую программу и напиши! – опять перебил Гришаня, – … или кишка тонка?» Татуированный отодвинул пустую тарелку и придвинул к себе кофе. «Пожалуйста. – усмехнулся Эрик, – Вы мне только описание сетевых протоколов достаньте, и пару программистов шестого разряда в помощь – а уж дальше я сам … и трех месяцев не пройдет.» Дефективный поднес ко рту кружку и стал гулко хлебать. «Где ж я это описание-то найду?» – деланно расстроился Гришаня; «В хранилище совершенно секретных документов Института Сетевых Коммуникаций.» «Правильно отвечаешь, парень! – похвалил Рябов, – Может, и будет от тебя польза.» Аннета неприязненно сунула Эрику кофе; «Спасибо.» – поблагодарил тот.

«Слушай, а откуда у тебя форма-то ментовская? – сменил тему Гришаня, – Ты ведь от нас в тюремной робе ушел …» Эрик на мгновение задумался, пытаясь придать вразумительную форму рассказу о произошедших с ним событиях … нет, соврать было проще: «С пьяного милиционера снял.» («Молодцы мичуринцы!» – закончила ведущая «Пионерской зорьки» репортаж о биробиджанских юннатах, выведших методом целенаправленной мутации сине-зеленого хомяка.) «И где же ты его нашел?» – заинтересовался Рябов; «Пьяный мент не проблема. – отшутился Эрик, – Вот, если б трезвого надо было найти …» «Ха-ха-ха!…» – загоготал татуированный; «Ха-ха-ха!… оупх-х …» – присоединился дефективный и тут же поперхнулся кофе. «Калач! – окрысилась Аннета, – Если не умеешь себя за столом вести, так и не садись тогда в приличном доме!» «Ла-адно тебе-е … – смутился дефективный, шмыгая носом, – Что ж тут поделаешь, ежели у меня кофий не в ту глотку попер?» – по его подбородку стекали мутные капли. Аннета возмущенно налила себе кофе и вышла из кухни.

«Ты где до ареста работал, нидерландист?» – вдруг вклинился татуированный. «В почтовом ящике п/я 534ц.» «И чего ты там делал?» – «Занимался компьютерной наукой.» Дефективный допил кофе и, воровато оглядевшись по сторонам, рыгнул. На лице татуированного появилось выражение подозрительного непонимания: «Так ты, значит, не эвээмщик?…» «Как это не эвээмщик? – удивился Эрик, – Компьютерная наука – это и есть наука об ЭВМ.» «Ты мне мозги не еби! – рассердился татуированный, скаля железные зубы, – Компьютеры, хуютеры …» «Не заловишь ты его, Ворон. – перебил Рябов, – Чтоб заловить, ты сам должон эвээмщиком быть!» «Что ж тогда получается?! – с обидой вскричал татуированный, – Придем мы туда, а он ни хрена сделать не могет …» «Не боись, в накладе не останемся. – успокоил его Рябов, – Это же сберкасса, а не роддом … там и наличные имеются.» Он повернулся к Эрику: «С нами на дело пойдешь, Нидерландист. Да смотри, ежели окажется, что ты нам мозги пудрил … – глаза его сверкнули, – Яйца твои голландские вот этими самыми руками под корень срежу!» Рябов поднес к лицу Эрика две корявые желтые ладони. «Я вам мозги не пудрю.» – ровным голосом отвечал Эрик. «Эх, надо было его вчера замочить!… – вслух посетовал татуированный. – А то: 'Погоди … утром разберемся … ' – он в расстройстве покачал головой, – Вот он лапшу на уши и вешает теперь, зараза!…» «Молод ты еще, Ворон, пахана учить. – с неприятным выражением на лице сказал Рябов, – Идите-ка вы лучше с Калачом переодеваться!»

Татуированый и дефективный молча вылезли из-за стола и вышли из кухни.

«Что нужно будет сделать?» – спросил Эрик. «Если я тебе программу дам, чтоб по Главсети ходить, разберешься?»; «Попробую. – Эрик поставил пустую чашку из-под кофе в раковину, – У вас ЭВМ есть?» Рябов помотал головой: «Менты при аресте забрали. – он скривился от досады, – На месте разбираться придется.» За окном брезжил рассвет. По радио шла передача «Наши потери» республиканского уровня. «А сколько у меня будет времени?» – «Полчаса. Должно хватить.» – «На что?» Вор провел ладонью по лысой голове: «Чтоб из одной сберкассы в другую талоны перевесть.» «Для этого, кроме ЭВМ, еще и банковское дело знать надо …»; «Не твоя забота. – перебил Рябов, – На это у нас Аннетка есть – она в той сберкассе, которую мы брать будем, и служит.» «… Хабибульский, Юриков, Ярмолькин.» – диктор закончил третьих и стал перечислять четвертых секретарей райкомов КПЕС, почивших на боевом посту за последние сутки в Российской Федерации. «Откуда у вас эта программа?… Вы уверены, что она работает?» – спросил Эрик. «Уверен.» – Гришаня достал из кармана и показал ему лазерный диск в прозрачном пластиковом футляре с бросавшейся в глаза надписью «Совершенно секретно».

В кухню вошла переодевшаяся в облегающие брюки и тонкий шерстяной свитер Аннета и стала собирать со стола грязную посуду. «Поторопись. – Рябов хлопнул себя по ляжке и встал, – Через полчаса выходим.» Знаком приказав Эрику следовать за собой, он вышел из комнаты.

Дурацкий полноизолирующий комбинезон жал подмышками. Толстый лицевой щиток из противотуманного стекла заволокся пеленой тумана. Негнущиеся крысозащитные сапоги цеплялись друг за друга и ступеньки лестницы. Медный вкус пасмурного утра, шершавые перила, глупое лицо дефективного, клацание железных зубов татуированного, запах полиэстероловой подкладки шлема и предощущение беды раздражали шесть чувств Эрика сверх всякой меры. На улице мела поземка, низкое свинцовое небо нависало над головой. Рябов выудил из кармана связку ключей и отпер облезлый микроавтобус с надписью «ДОРОЖНЫЕ РАБОТЫ», запаркованный у самого подъезда. «Тихо-мирно в машину садись … и не дай Бог кому-нибудь выебнуться!» – он со значением посмотрел на Эрика и сел за руль.

Аннета, затем Эрик залезли в пассажирское отделение микроавтобуса; дефективный и татуированный, толкаясь и сквернословя, последовали за ними. Микроавтобус тронулся с места и небыстро поехал по Комсомольскому проспекту в направлении центра. По тротуару на левой стороне улицы прошагала группа из четырех милиционеров. Ровно гудел кондиционер. Задняя половина салона микроавтобуса была отгорожена перегородкой, позади которой что-то дребезжало и лязгало. По правой стороне улицы прошло еще три служителя порядка. «Глянь, сколько ментов кругом! – озабоченно покачал головой Рябов, – И ведь с самого утра!» Он приподнял забрало шлема, осторожно, по лисьи, понюхал воздух, потом поднял забрало полностью. Остальные последовали его примеру. В микроавтобусе пахло бензином, грязной рабочей одеждой и французскими духами. «Что нам менты! – татуированный достал сигарету и закурил, – Они тама, мы здеся – сидим, никого не трогаем, починяем примус … ха-ха-ха!…» «Потерпеть не можешь? – недовольно спросила Аннета, – И так дышать нечем!» – рабочий комбинезон выглядел на ней элегантным, как на фотографии в журнале «Пролетарка». «Не журысь, Аннеточка! – Ворон ласково потрепал ее по щеке, – Кури, не кури – все одно, в могилу ляжешь.» «Отстань …» – с брезгливой гримасой, Аннета отбросила его руку. «Во, дает! – восхитился татуированный, – Эх, повезло мне – какую деваху отхватил!» Он повернулся к Эрику: «Вот ты, Нидерландист, ученый, семи пядей во лбу – объясни, почему такая краля меня, простого парня, полюбила?» «Прекрати, пожалуйста!» – резко сказала Аннета. «Не знаю.» – без выражения отвечал Эрик. «Ворон, хлебало заткни! – вклинился Рябов, – Мне ваш базар, что чирий в ухе.»