Текст книги "Тысяча девятьсот восемьдесят пятый"

Микроавтобус ехал по Садовому Кольцу. Около небоскреба на площади Восстания, вдоль грязно-зеленых сугробов стояло несколько милицейских машин. Повсюду кишели милиционеры: гордо расхаживали по тротуару, неустрашимо запихивали раннего пьяницу в воронок, бдительно проверяли у подозрительного прохожего документы. Гулявший по улицам ветер свивал падающий снег в десятки бледно-зеленых смерчей. «Ворон, ты сыворотку прихватил?» – спросил Рябов; «Прихватил.» «Какую еще сыворотку?» – проявился дефективный; «Ежели тебя заразная крыса в канализации укусит, чего будешь делать?» – объяснил татуированный. Они миновали Маяковку – стараясь не чувствовать ничего, Эрик проводил взглядом окна своей бывшей квартиры. «А что, много их там?» – спросила Аннета, поджав от гадливости губы. Возле кинотеатра «Форум» стоял военный патруль: два нескладных долговязых солдатика и толстый расхристанный лейтенант (шинель его была расстегнута, шапка – сдвинута на затылок). «Хватает.» – отвечал Рябов, озабоченно поглядывая по сторонам. «Мутантных или обычных?» – «Обоих.» «Бр-р-р!» – Аннета передернулась. «Не дрейфь! – татуированный расправил плечи и выпятил грудь, – Я свою биксу в обиду не дам!» Дефективный вытаращил глаза, раздул щеки и задергал кадыком в тщетной попытке беззвучно выпустить из пищевода накопившийся там воздух.

«Приехали. – Рябов свернул в узкую боковую улицу, потом во двор какого-то дома. – На выход.» Справа и слева от микроавтобуса высились облезлые стены домов, наверху серела узкая щель неба. В проеме подворотни, через которую они приехали, мелькали редкие прохожие. Татуированный и дефективный полезли наружу. «Нидерландист и Аннета, сидеть внутри. Не дай Бог засветитесь, – Гришаня странно, по-стариковски, хихикнул, – из вас дорожные рабочие, как из Калача балерина!» Он вылез из машины, достал из кармана мятый листок бумаги, испещренный какими-то чертежами, и осмотрелся по сторонам, сличая виденное с нарисованным. Потом ткнул пальцем вниз: «Здесь.» Дефективный выволок из багажного отделения микроавтобуса лом и стал остервенело тюкать по слежавшемуся снегу. Двор был совершенно безлюден – ни детей, ни жильцов, прогуливавших собак, ни бабушек у подъездов. Татуированный вытащил из микроавтобуса барьеры и стал расставлять вокруг постепенно проступавшей из-под снега крышки канализационного люка. Рябов скомкал бумажку с чертежами и пустил ее по ветру. Окна нижних этажей окрестных домов были забиты досками, окна верхних этажей – разбиты. Удары лома гулко резонировали в узком колодце двора. Где-то наверху моталась и хлопала под ударами ветра незапертая оконная створка. Дефективный подцепил крышку ломом и своротил на сторону – из люка повалил густой, розоватого оттенка пар.

«Аннета, Нидерландист! – позвал Рябов, – Спускаемся!» Эрик вылез из микроавтобуса и заглянул в люк: в бетонную стенку колодца были забиты толстые металлические скобы, образуя лестницу. «Калач, бери рюкзак – первым полезешь.» Гришаня подобрал лежавший на снегу лом, сунул его в заднее отделение микроавтобуса и запер дверцу. «Чтоб, ежели наебнешься, никого с лестицы не сшибить.» – он хохотнул. Обиженно сопя, дефективный вытащил из салона микроавтобуса небольшой красный рюкзак, неуклюже нацепил его на спину и полез в люк. Ветер завывал в узком пространстве между домами. На облезлых дверях подъездов висели монументальные висячие замки. «Затем Ворон, Аннета и Нидерландист. – приказал Рябов, – Я последним пойду.» Он запер дверь салона микроавтобуса и надел защитные перчатки. Татуированный молча сел на землю и скользнул вниз, Аннета последовала за ним. Эрик подождал, пока девица спустится на две ступеньки ниже уровня земли, натянул перчатки и осторожно погрузился в туман. На стекле шлема немедленно выступили крупные розовые капли – нащупывать ступеньки приходилось вслепую. «Осторожно! – зашипела снизу Аннета, – Ты мне чуть на руку не наступил, идиот!» «Быстрей!» – торопил сверху Рябов, едва не наступая Эрику на руки. Некоторое время они спускались в молчании.

«Наконец-то!» – с облегчением выдохнула Аннета и, судя по звуку, спрыгнула на какую-то покрытую лужами поверхность. Хлюп!… Следовавший за ней Эрик оказался в нешироком туннеле, тускло освещенном фонарями в руках татуированного и дефективного. «Ежели ты еще раз мою биксу …» – угрожающе начал татуированный, пытаясь протиснуться мимо Аннеты к Эрику. Большую часть ширины туннеля занимал глубокий канал – стоять можно было лишь вдоль одной из стен, на узкой зацементированной дорожке. На дне канала, примерно в двух метрах от уровня дорожки, колыхалась черная густая жижа. «Отстань от него!» – в один голос одернули татуированного Аннета и Рябов. «Ну чего, в какую сторону?» – поинтересовался из темноты дефективный; «В твою. – отозвался Рябов, – Топай вперед со средней скоростью.» Раздалось шарканье сапог, цепочка людей пришла в движение. Эрик порылся в кармане, нашел, достал и включил фонарь – в конусе света перекатывались клубы полупрозрачного розового пара. Конец туннеля терялся в темноте.

Некоторое время они шагали в молчании.

«Слушай, Гришаня! – спросил, не прерывая движения, татуированный, – А ты дорогу хорошо знаешь?» Стены и свод туннеля были облицованы черными кафельными плитками. Цементный пол покрывали многочисленные лужи. «Ты заместо базара лучше под ноги смотри! – отвечал Рябов, – В канаву наебнешься – каюк: через десять секунд сапоги разъест, не говоря уж о комбинезоне!» Под сводом туннеля тянулся пучок кабелей в антикоррозийных полимерных трубках. По стенам бежали розоватые капли. «А что там такое, в канаве? – Аннета опасливо посветила вниз, – Я думала, просто нечистоты …» Рябов негромко рассмеялся: «Нечистоты по трубам идут. А здесь – дождевая вода, что с улиц стекает.» Черная жидкость на дне канала вязко колыхалась в свете фонарей. «Так сейчас же зима … – удивилась Аннета, – Какие дожди?» «Вот то-то и оно! – назидательно разъяснил Рябов, – Часть воды в Москву-реку ушла, остальное – за зиму испарилось, а вся та гадость, что в воде была, на дно выпала.» «Ф-фу …» – девица передернулась и перевела луч фонаря себе под ноги. «Слушай, Гришаня, – плохо отрегулированный микрофон придавал голосу татуированного нехарактерно чистый тембр, – нешто другой дороги нет?» «Есть. – усмехнулся Рябов, – Добудь пропуск и топай себе по Горького … ты чего, Ворон, с коня упал? Знаешь ведь, что в день смены дат центр города весь перекрыт …» Капли на стенах и потолке туннеля отсвечивали в лучах фонарей мириадами розовых искр.

Некоторое время они шагали в молчании.

«Эй, Гришаня! – удивленно воскликнул дефективный, – Здесь проход какой-то вбок!» Эрик чуть не наскочил на резко остановившуюся Аннету. «Топай вперед, Калач! – откликнулся Рябов, – Нужно будет свернуть – я скажу, не сумлевайся!» Цепочка вновь пришла в движение. «Нам еще долго по прямой хуярить, – пояснил Гришаня, – Я вас потому на Колхозную привез, чтоб проще было под землей добираться.» Эрик прошел мимо узкого прохода, проделанного слева в стене. Рядом висела табличка с надписью «Р 286». «А как сюда дождевая вода попадает?» – вдруг спросила Аннета; «Видишь дырку в потолке?… Во-он там, прямо над канавой … Оттудова к дождевой решетке труба вверх идет.» Из полуметрового отверстия в своде туннеля сочился слабый ореол дневного света. «Так все эти туннели из-за дождевой воды понастроили? – с сомнением протянула Аннета, – Неужели не могли по трубам пустить?» «Ну, девка, ты даешь! Тебе б не в сберкассе, а в ментовке, служить – гражданином следователем! – похвалил Рябов, – Я мыслю, что туннели эти из-за кабелей прорыли – глянь, сколько их под потолком висит …»

Некоторое время они шагали в молчании.

«Эх, давненько я сюда не заглядывал … годков двадцать, поди! – ностальгически заметил Рябов, – Вместе мы тогда лазили: я, Скрипач, да Цыган покойный …. – в его голосе послышались сентиментальные нотки, – Как комендантский час объявили – поневоле под землю уйти пришлось!» Размеренное шарканье сапог действовало на Эрика усыпляюще. «Какой комендантский час?» – спросила Аннета. «Который Романов-внук объявил, – отвечал Гришаня, – когда папашу своего в геронтологическое отделение упек, еби его конем …»

Некоторое время они шагали в молчании.

«И ведь цельных три года народ морили! – вдруг разразился Рябов, – Как десять часов – по хазам … Суки, бля, позорные, что хотят, то с народом и делают! – он помолчал, а потом злорадно добавил, – А хуй в сраку не желаете, граждане начальнички?…» – ругательства вылетали из него без задержки, как жетоны из сломанного газирующего автомата.

Некоторое время они шагали в молчании.

«Много тогда блатных под землю ушло. – с неожиданным спокойствием продолжил воспоминания Рябов, – Метром мы это дело называли …» Через каждые двадцать-тридцать метров от связки кабелей под потолком отходили ответвления и исчезали в стенах. Там и сям на кафеле стен сидели здоровенные жирные улитки с разноцветными – синими, зелеными, желтыми – телами и черными глянцевитыми раковинами. «Чтоб магазин взять или, там, склад, лучшее время – ночь … а как туда во время комендантского-то часа доберешься?…» Стоячие волны розового пара колыхались от потолка к полу и от стены к стене. Откуда-то доносилось журчание воды. «А потом добыл Скрипач карту, и пошел фарт струей: спускаешься в 'метро' у нас же в подвале, вылазишь, где нужно, дела делаешь – и обратно … никакие менты нам были не страшны!» Под потолком стремительно рассекая туман, словно эскадрилья красных истребителей, пронесся рой фиолетовых мух. По маслянистой поверхности черной жидкости в канале лениво расходились непонятно откуда взявшиеся круги. «Однако, всякое бывало … – продолжал Рябов, – Цыган, к примеру, раз в одиночку пошел, да так и сгинул … меня потом, как самого молодого, к евойной биксе послали новость сообщать. Или, скажем, Стриж с корешами: шестеро ушло, двое вернулось …» Воцарилось неприятное молчание, прерываемое лишь шарканьем и шлепаньем сапог. «И чего те двое рассказали?» – наконец спросил татуированный. «Ничего не рассказали, – неохотно отвечал Рябов, – потому как с глузду съехали. Стриж только рычал да щерился – его жена потом в дурдом сдала … а Топор какое-то фуфло насчет крокодила толкал: мол, пожрал тех четверых за грехи ихние аллигатор дьяволов с зубами огненными, очами вогнутыми и чревом ненасытным, бездонным.» Лучи фонарей и гигантские тени людей плясали на стенах туннеля. Комбинезон на аннетиной спине влажно блестел крупными розовыми каплями. Наушники по бокам шлема делали девицу похожей на стрекозу. «Как это: 'с очами вогнутыми'?» – неуверенно поинтересовался татуированный. «Хуй его знает! – раздраженно отвечал Рябов, – Говорю тебе: с глузду парень съехал …»

Некоторое время они шагали в молчании.

«И что с ним потом сталось?» – спросила Аннета. Впереди показался мостик, перекинутый через канал и ведущий к боковому туннелю. «С кем, с Топором?» – «Да.» – «Повесился.» На дорожке возле стены лежал обглоданный до пергаментной белезны скелет какого-то мелкого животного – видимо, лягушки. Антикоррозийное покрытие на перилах мостика покрывали язвы коррозии.

Некоторое время они шагали в молчании.

«Стой!» – вдруг приказал Рябов. Эрик резко остановился, потом осторожно приставил ногу. Аннета прошла по инерции еще два шага, натолкнулась на татуированного и застыла в напряженной позе. «Слышите?» – шепотом спросил Гришаня. Эрик прислушался, но ничего не услыхал. «Неужто не слышите? Ведь громко же пищат, подлюги … словно твои цыплята!» Тишина в туннеле была настолько густой, что ее, казалось, можно было резать ножом. Ладони Эрика рефлекторно сжались в кулаки, по спине под комбинезоном скатилась капля пота. «Спокойно, крошка! – татуированный обнял Аннету за плечи, – Я с тобой!» Тишина постепенно распадалась на отдельные звуки: где-то капала вода, откуда-то доносился неясный шум. Потом неясный шум распался на частое попискивание и тихий низкий рокот … Эрик осторожно повернулся на месте и посмотрел назад. «Не шевелиться! – яростным шепотом приказал Рябов, – Я вам что про них рассказывал?» Пять фигур в нелепых оранжевых комбинезонах застыли в разных позах, как в музее восковых фигур, на узкой дорожке между стеной туннеля и черным провалом канала. Пять лучей света неподвижно отсвечивали в розовых лужах на бетоне пола. Аннета осторожно отстранилась от татуированного и обернулась назад, пытаясь заглянуть мимо Эрика и Рябова в темноту туннеля. «Нишкни!» – прошипел Гришаня. Попискивание приближалось: будто по дорожке бежала стая цыплят – Эрик мог различить топот и шлепот сотен лапок по покрытому лужами полу. «Фонарь выключить?» – тихо спросил татуированный. «Слепые они … и глухие тоже. – досадливо прошептал Рябов, – Я же объяснял!» «А чего ж тогда шепотом говорите?» – с еле заметной иронией поинтересовалась Аннета. «И то верно … – в полный голос согласился Гришаня, – Надо же, сам себе голову заморочил.» Пищание приближалось. «Главное – не шевелиться … – сказал Рябов, – Они движение чуют …» «Чем?» – спросила Аннета; «Не знаю … Шевельнешься, так они со стенки на тебя сигают … – Гришаня помолчал, а потом добавил, – Живьем заедят, ежели большая стая.» В темной глубине туннеля уже можно было различить какое-то кишение; «Ой …» – с отвращением выдохнула Аннета. Топот крысиных лап замедлился, пищание стало громче. «Совещаются, суки. – опять перешел на шепот Рябов, – Чуют чего-то … да, видно, не знают чего.» Наконец, на нечеткой границе света и тьмы показалась первая крыса – розовое безволосое существо размером с морскую свинку. Следом бежали еще три, чуть поменьше, затем еще две … еще … еще … еще … Эрик почти сразу сбился со счета. Чем ближе крысы подбегали к людям, тем медленнее и менее целеустремленным становился их бег – они тыкались в стены, нюхали пол, подбегали к краю канала … Наконец, вожак поравнялся с ногами Рябова – попискивая, он остановился и стал исследовать препятствие. Эрик затаил дыхание. Вожак попытался залезть на подъем рябовского сапога, однако лапы его соскользнули. Следующие три крысы медленно подтрусили поближе, постояли полукругом, потом посеменили, переваливаясь, дальше: две – к эриковым сапогам, одна – еще дальше. Аннета издала странный горловой звук – будто подавилась рыбьей костью (Эрик чуть не обернулся, чтоб посмотреть на нее). И сразу же набежала третья «волна», потом четвертая … Через минуту крысы кишели повсюду: сновали от одного человека к другому, громко пищали и подпрыгивали, пытаясь вскарабкаться людям на ноги. Их лапы раз за разом соскальзывали с маслянистой поверхности крысозащитных сапог … звери прыгали снова и обрывались вниз, обрывались вниз и прыгали снова – с упорством игрушечного автомобиля, натолкнувшегося на плинтус. Белые, без зрачков, глаза блестели в лучах фонарей жемчужными бусинками, острые коготки неприятно скрежетали по поверхности сапог, короткие тупые хвосты торчали вверх, как карандаши. Вдруг крысы резко остановились и умолкли.

Стало тихо.

Потом одновременно, как по команде, вся стая бросилась к стене и полезла вверх, отчаянно пища и цепляясь когтями за цементные полоски между кафельными плитками. «Помните, что я говорил. – сказал Рябов свистящим шепотом, – Шелохнетесь – хана.» Животные лезли по стене плотным шевелящимся ковром: верхние уже достигли уровня человеческого плеча, нижние – толкались внизу, ожидая своей очереди. Ближайшая крыса находилась в полуметре от эриковой головы – он мог разичить торчавшие изо рта клыки и маленькую розовую присоску рядом с кончиком хоста. На несколько секунд животное повисло точно напротив его лица, впившись в стену когтями и присоской. Потом перегнулось и стало водить белыми, без зрачков глазами по сторонам – жирное тело мелко тряслось, розовые уши, усы и черная пуговка носа непрерывно шевелились. Внезапно стало тихо – пищание прекратилось. Эрик кожей шеи ощутил, насколько тонок его комбинезон – подавив безумное желание прибить крысу изо всех сил кулаком, он замер на месте. Луч аннетиного фонаря на полу впереди него чуть-чуть дрогнул … или ему показалось? Откуда-то доносился звук падавших в воду капель … или это стучало у Эрика в ушах? Вдруг резко, как по команде, пищание возобновилось: нижние крысы стали спрыгивать на пол и отбегать от стены, верхние – осторожно поползли вниз. Аннета издала вздох облегчения, татуированный выругался, дефективный пукнул. «Рано радуетесь! – злобно прошипел Рябов, – А ну, нишкнуть!» Наконец, все крысы оказались внизу – они громко пищали, толкались и нетерпеливо подпрыгивали на месте. Потом колонна пришла в движение – звери пробегали мимо ног Эрика двойками, тройками и четверками … Постепенно, поток иссяк – отчаянно пища и дергая хвостом, пробежала последняя крыса. «Без команды не двигаться! – громко приказал Рябов, – Ждите!» Эрик вдруг ощутил острую боль в пояснице – все это время его мышцы были напряжены в струну. Он шевельнулся. «Я что сказал?!» – рявкнул Гришаня. Прошло минуты две, топот и пищание крыс затихли в темноте туннеля. Наконец, Рябов скомандовал: «Отбой!» Люди, громко переговариваясь, стали потягиваться и разминать затекшие члены.

«Пронесло!» – выдохнула Аннета. «Пронесло-то пронесло, – голос Гришани звучал почти добродушно, – да только крысы эти, иной раз, сначала вперед, а потом назад бегут.» «Пущай себе бегут! – легкомысленно отвечал татуированный, – Пяток минут постоим – всего-то и делов!» «А что они едят?» – спросила Аннета. «Ребята сказывали, что они из канавы пьют. – отвечал Рябов. – Эта гадость для них, вроде как, все сразу: и еда, и питье, и белки, и углеводы … – он помолчал, потом повернулся к Эрику и толкнул его в плечо, – Ладно, побазарили и будет! Вперед!» Шаркая ногами, цепочка людей пришла в движение. «Поторапливайся, Калач! – прикрикнул Рябов, – Поди, не к бабушке на именины трюхаешь!»

Некоторое время они шагали в молчании.

«Послушайте, Гришаня! – вдруг спросила Аннета, – А почему вместо того, чтоб под землей идти, мы в этом подвале под сберкассой загодя не спрятались?» «Завязывай, девка! – в голосе Рябова послышалось раздражение, – Отчего да почему …» В силу случайного совпадения, а, может, из подсознательного стремления к единству, все пятеро шагали сейчас в ногу. По стене, строго горизонтально земной поверхности, ползла бесконечная вереница полупрозрачных голубых муравьев (Эрик не заметил, когда и откуда она началась). «В том подвале тебе шесть часов сидеть бы пришлось. – Гришаня смачно отхаркался, но, видно, вспомнив про шлем, плевать не стал, – Сама посчитай: центр перекрывают без четверти шесть, а смена дат начинается в двенадцать.»

Некоторое время они шагали в молчании.

«А по мне, так шесть часов в подвале лучше, чем два в канализации …» – не обращаясь ни к кому конкретно, сказала Аннета. Вереница муравьев изогнулась под прямым углом вверх и исчезла в дырке, проделанной в потолке туннеля для какого-то кабеля. «А что делать собираешься, ежели менты подвал обыщут?» – не обращаясь ни к кому конкретно, иронически поинтересовался Рябов.

Примерно через полчаса Эрик окончательно потерял счет времени. По внешней поверхности щитка его шлема стекали розовые капли. Клубы розового пара медленно проплывали мимо его плеча. Искрясь в свете фонаря, из-под сапог вылетали розовые брызги. Темнота обволакивала тело и сознание, как черная вата. Мерная ходьба без усилия навевала неуместные мысли. Вместо того, чтобы сосредоточиться на вопросе выживания, Эрик вспоминал недорешенное им в пятницу уравнение, лялькино прикосновение к своим волосам, гомерический смех Мишки Бабошина, и, почему-то, светкин бюст. Какие подсознательные связи объединяли эти разномастные воспоминания в одну ассоциативную цепочку? Как уложить эту нелепую цепочку в текущее мироощущение Эрика? Каково место Эрика в морально-эстетическом портрете его поколения? И как вплетается его судьбоносное поколение в непростую нравственную ткань их героической страны?

«Вот, например, я. – сказал татуированный, будто продолжая давно начатый разговор, – Был душегуб, есть душегуб, и завсегда душегубом останусь. Родился таким: с детства всех, кто слабее меня, тиранил … потому как нет слаще мне удовольствия, чем другому человеку боль причинить. Иной раз вкуснее даже, чем бабу трахнуть … эти две вещи у меня, почему-то, вместе идут. И то верно: ежели ты какого мужика сильней окажешься, то, значит, и на его бабу все права имеешь. Да не в одной силе дело – отчаянность, иной раз, за две силы идет. Помнится, был один штангист в Кировском изоляторе – косая сажень в плечах, двести килограмов поднимал … так он для всего барака дунькой служил. А как получилось: поймал я его в бане, сказал пару ласковых, да ножик показал – тут он, без дальнейших уговоров, сам раком и встал. Или, помнится, шел я с похмелюги через парк, башлей нет, настроение – хуже некуда, а тут навстречу – три фраера с девками. Ну, слово за слово, вмазал я одному по сусалам, остальных пугнул, как следует – чтоб в штаны наложили – а потом взял одну из девок за волоса, да тут же под кустом и отымел. И что характерно: билась она поначалу, рожу мне царапала, а как только впендюрил – вмиг обмякла, руки-ноги раскинула и только стонет. Э-э … чего там говорить … я, как мужика с бабой завижу – хоть на улице, хоть в кино – так хлебом не корми, а дай только того мужика отпиздить, а еще лучше – замочить, а бабу его выебать. Симпатичная ли баба, уродина – роли не играет: ежели с мужиком – так обязательно отнять и отыметь надо … А если б она без кавалера была – то я, может, и не позарился бы на нее совсем! Это мое поведение лагерный психолог так объяснял: икстинкт обладания самки, грит, у тебя репертрофированный … слишком большой, значит … а излишек того икстинкта переходит в насилие и придает ему … э-э, как его … сексуальный характер. Или, скажем …»

«Заткнись, животное.» – ровным голосом перебила Аннета. Татуированный осекся на полуфразе. Эхо его последнего слова истерически заметалось в тесном проеме туннеля, а потом упало, как подстреленное, на раскисший цемент пола.

Темнота и однородность окутывавшего Эрика пространства замутняла восприятие времени. И наоборот: отсутствие временных ориентиров делало окружающую Вселенную то несообразно малой, то бесконечно большой. Математическая взаимозаменямость расстояния и времени посылала воображение Эрика в неправильном – с точки зрения поэта, художника или актера – направлении. Математическая взаимозаменямость времени и расстояния приводила его логику к неверному – с точки зрения музыканта, философа или простолюдина – результату. Сколько часов и километров Эрик и его спутники прошли с начала пути? Сколько километров и часов осталось им до цели?

Некоторое время они шагали в молчании.

«Стойте!» – раздался голос Рябова, и Эрик резко остановился, чуть не наскочив на Аннету. «Ворон, становись на мое место, а я вперед пойду.» Татуированный и Гришаня протиснулись мимо Эрика в противоположных направлениях. «Сейчас катакомбы начнутся. – предупредил Рябов, – Смотрите: потерятесь – искать не стану!» Цепочка людей вновь пришла в движение. Вскоре показался ажурный мостик, ведущий через канаву в боковой проход – Рябов свернул туда (Эрик заметил, что вор держит в руке оцелофаненную страничку – видимо, карту). Бонг!… Бонг!… Бонг!… загудел металлический настил моста под тяжелыми крысозащитными сапогами. Боковой туннель был заметно уже. Ни дренажных отверстий в потолке, ни канавы там не имелось – лишь змеи кабелей извивались по стенам. Через несколько минут Рябов свернул направо, потом налево, потом еще раз налево, потом еще раз направо … Эрик быстро потерял направление … После десятка поворотов они оказались в небольшом помещение с тремя уходившими из него коридорами – где им пришлось ждать, пока Гришаня, бессвязно сквернословя, выбирал по карте, куда нужно идти. Наконец, они медленно зашагали дальше. Иногда Рябов останавливался и сверял номера коридоров (кое-где указанные на настенных табличках) с картой. Пол под ногами стал скользким и неровным – цемент во многих местах был корродирован и превратился в вязкую темно-красную грязь. Пар сгустился почти до консистенции жидкости – Эрик едва различал стены. Рябов становился все раздраженнее и, когда Аннета спросила, долго ли еще идти, то чуть не прибил ее. «Заткни хлебало, девка!» – заорал он свирепо, и Аннета обиженно притихла. Вскоре коридор стал еще уже и ниже (чтобы верхушка шлема не цеплялась за кабели под потолком, Эрику приходилось часто наклонять голову). Наконец, они оказались в большом квадратном помещении, из которого уходил лишь один коридор – тот, по которому они пришли. На стене висела табличка с непонятной надписью «ХРАНИЛИЩЕ ОБОРУДОВАНИЯ», на раскисшем цементном полу валялось несколько изъеденных в кружева металлических труб. Рябов опустился на четвереньки и заглянул в большое круглое отверстие в стене возле пола. «Чего ищем, Гришаня?» – поинтересовался татуированный, но ответа не получил. Кряхтя, Рябов встал на ноги: «Калач, нейтрализатор доставай.» Дефективный снял рюкзак, плюхнул его на пол и развязал горловину. Аннета бесстрастно следила за его действиями, татуированный что-то насвистывал, Эрик закрыл глаза и не думал ни о чем. «Вот он. – дефективный нашел, наконец, нейтрализатор и потащил его из рюкзака, – Зацепился за что-то, з-зараза!…» Раздался треск рвущейся материи, на пол полетели какие-то мелкие предметы. «На!» – радостно сказал дефективный и шагнул к Рябову, протягивая ярко-зеленый цилиндр нейтрализатора. Хрусть! – хрустнуло что-то под его сапогом. «Ты чего раздавил, мудило?!» – страшным голосом спросил Рябов; «Раздавил? – невинно удивился дефективный, – Чего раздавил?» «С тобой, недоумком, разговаривать – только время терять!… – Гришаня опустился на четвереньки и стал собирать разбросанные по полу предметы, – А вы что стоите, как у кума в кабинете?» Аннета, татуированный и Эрик последовали его примеру. «Это он ампулы с сывороткой … – Аннета подобрала расплющенную картонную коробочку и проверила ее содержимое, – Ни одной целой.» «Ну-у, мудак!… – с ненавистью сказал Рябов, – Мозгов меньше, чем у мандавошки!» Он сокрушенно покачал головой, с кряхтением встал, подошел к отверстию в стене, наклонился и, прицелившись раструбом нейтрализатора, повернул рукоятку. Раздалось шипение, из нейтрализатора ударила струя зеленой пены. «В трубах этих, иной раз, всякое говно застаивается. – хмуро объяснил Гришаня в ответ на незаданный вопрос Аннеты, – Комбинезон разъесть могет, когда ползти будем.» «Ползти? – тревожно спросила девица, – Далеко ползти?» Рябов повернул рукоятку нейтрализатора в исходную позицию, и струя иссякла. «Недалеко. – он аккуратно поставил зеленый цилиндр у стены, – Метров тридцать.» Из отверстия в стене валил густой розово-зеленый пар.

На мгновение наступила тишина, смешанная с шипением умирающей химической реакции.

«Эй ты! – окликнул Рябов стыдливо отошедшего в сторону дефективного, – Первый пойдешь!» Дефективный суетливо подхватил с пола рюкзак и стал надевать его на спину. «Да не пролезешь ты в трубу с рюкзаком! – досадливо махнул на него рукой Гришаня, – Впереди толкать нужно.» Калач торопливо опустился на четвереньки, затолкал рюкзак в отверстие и, извиваясь, как гигантский червяк, полез в трубу. «Смотри, комбинезон не порви! – крикнул ему вслед Рябов. – Там из стенок железки могут торчать.» «Угу …» – неразборчиво промычал дефективный. «Ты зачем его на дело взял, Гришаня? – поинтересовался татуированный, – С такого мудака убытка больше, чем прибытка!» «А двери тебе кто открывать будет? – отвечал Рябов, – Аннетка?»

Дергающиеся ноги дефективного исчезли в клубах розово-зеленого пара.

«Ты теперь.» – приказал Гришаня. Аннета опустилась на колени и скользнула, как змея, в отверстие. «Сейчас я пойду, затем Нидерландист, а потом ты, Ворон.» – распорядился Рябов и с кряхтением полез в трубу.

Дергающиеся ноги Гришани исчезли в клубах розово-зеленого пара.

Эрик опустился на корточки и посветил в отверстие фонарем – из-за пара видно ничего не было. «Давай, нидерландская морда, – поторопил татуированный, – не засиживайся!» – Эрик полез внутрь. Труба оказалась несколько шире, чем казалось снаружи, однако встать внутри нее на четвереньки все же не удавалось, так что приходилось подтягиватся на локтях, извиваясь, как пресмыкающееся. Лицевой щиток немедленно покрылся густой розовой росой и клочьями зеленой пены, ползти в мешковатом комбинезоне было неудобно и жарко. Метров в десяти от входа из стенок торчали ошметки некогда перегораживавшей трубу решетки – следя, чтоб не зацепиться за них комбинезоном, Эрик аккуратно перелез через препятствие. И вдруг наткнулся на Рябова; «Нишкни! – со странной напряженной интонацией прошипел вор, – Тихо!» Эрик распластался на дне трубы и попытался вытянуться внутри комбинезона – так, чтобы рубашка отклеилась от потной спины. Сзади слышались проклятия татуированного и смутная возня. «Быстро! – вдруг ожил Рябов, – Не зевайте, если жизнь дорога!» – он судорожно полез вперед. «Чего там у вас?» – спросил сзади татуированный. «Крысы!» Возня и проклятия позади Эрика на мгновение стихли и тут же возобновились с утроенной силой. «Гришаня! – в голосе Ворона слышались истерические нотки, – Я тут комбинезоном зацепился за эти, блядь … как их …» «Отцепляйся, дурень! – отвечал Рябов, не останавливаясь, – Заедят!» Отогнав сумасшедшую мысль вернуться, чтоб помочь татуированному, Эрик устремился за Гришаней – и вдруг увидал справа круглое отверстие сантиметров сорок в диаметре. Он на мгновение замер и прислушался: из боковой трубы доносились еле слышный писк и дробный топот маленьких лапок. Он быстро пополз вперед. «Не отцепляется, с-сука!» – странно-визгливым голосом вскрикнул позади татуированный. «Скорей! – отвечал невидимый в темноте Рябов, – Всех нас погубишь, недоделок!» Эрик добрался, наконец, до конца трубы и вывалился наружу, плюхнувшись в лужу зеленой пены на полу узкого коридора. (Его хриплое дыхание заполняло шлем, вытекало сквозь межмолекулярные промежутки лицевого щитка наружу и втекало обратно через мембраны микрофонов.) «Где Ворон?» – заорал Рябов; «Не знаю.» Гришаня пал на четвереньки, сунул голову в трубу и застыл, прислушиваясь. Аннета, дефективный и Эрик сгрудились полукругом за его спиной. На мгновение стало тихо – тишину нарушали лишь отдаленно-неразборчивые крики татуированного и звуки падавших с потолка и разбивавшихся об пол капель. «Отцепился! – неожиданно членораздельно заорал татуированный, – Гришань, мне чего, замереть?» «Не поможет! – яростно крикнул Рябов, – Сюда ползи!» – «Ползу!» Заглушаемый до сих пор воплями татуированного, крысиный писк стал теперь явственным. Рябов встал на ноги и, хотя его никто не спрашивал, объяснил: «Ежели лежишь – то, чего ни делай, все равно бросятся … – он судорожно, со всхлипом, вздохнул, – А ежели на него бросятся, то и на нас тоже …» «Как это?! – задохнулась Аннета, – Почему?» Судя по звукам, доносившимся из трубы, татуированный вот-вот должен был выползти наружу. «Когда они из дырки будут выскакивать, бейте их сапогами! – приказал Рябов, – Да смотрите, чтоб они на вас со стен или потолка не прыгнули!» «Может, убежим?» – спросила Аннета хрипло; «От них не убежишь! – Гришаня неожиданно усмехнулся, – Оно и видно, как ты своего кавалера …»