Текст книги "Другой Холмс, или Великий сыщик глазами очевидцев. Начало"

Глава тринадцатая, в которой следствие получает подкрепление

Из записей инспектора Лестрейда

10 августа 1891 г.

Новость о том, что сотрудничество с полицией Сити складывается как-то вяло, суперинтендант Брукс воспринял стоически. В Ярде почти не осталось тех, кто мог бы припомнить случаи, когда попытки объединить усилия двух уважаемых фирм приносили больше пользы, чем вреда. Редкие и давние, они относились к тем временам, когда конкуренция между конторами еще не вытеснила взаимное уважение. Со временем отношения обострились настолько, что возросшую неприязнь уже невозможно было скрыть за дипломатичными комментариями, и газетчики, касаясь ее, не стеснялись в выражениях. Ухудшение взаимопонимания, усугубившиеся трения, ревность и недоверие, перевешивающие здравый смысл, – вот лишь самые сдержанные примеры из них, и, к сожалению, в данном случае мнение прессы не сильно отличалось от действительности.

Поэтому, зная о моей неуступчивости, суперинтендант воздержался от критики и придал мне в помощь инспектора Грегсона. С Тобиасом Грегсоном мы в некотором смысле приятели. Во всяком случае, каждую возможность поработать вместе оба принимаем с равным удовольствием. Тобби один из немногих в СиАйДи[1]1
  Criminal Investigation Department – отдел уголовного розыска. – Примеч. авт. Е. Бочковского.


[Закрыть], кто отнесся к появлению «Скандала в Богемии» почти с восторгом. Он настолько несерьезно воспринимает Холмса, что его отношение к сыщику с Бейкер-стрит не отягчено ни презрением к непроходимому дилетантству, ни возмущением по поводу авантюризма наглого выскочки. Тобби отказывается видеть угрозу с такой незначительной стороны, и напрасно. Миф только рождается на наших глазах, и сейчас пока трудно угадать, до каких размеров он разрастется, но очевидно главное. Это действительно миф, а значит, ему сопутствуют классические признаки этого явления, и основной звучит так: в самое невероятное будет вериться тем охотнее, чем безумнее и нелепее это будет выглядеть. Тобби хохочет над рассказом и подсовывает всем журнал как лакомство, искренне восхищаясь изобретательностью А. К. Дойла, потому что наивно полагает, что шумиха удержится в рамках чисто литературного явления. Он уверен, что реальному Холмсу при всем желании не оправдать надежд обывателя. Мол, у него просто нет ресурсов хоть как-то соответствовать своему персонажу, а я в ответ замечаю, что этого и не нужно вовсе. Механизм запущен, и время покажет, кто из нас прав, но что-то подсказывает мне, что писака Дойл не собирается ограничиться единственной дрянной поделкой.

Так что, когда Грегсон предложил мне еще раз побеседовать с Холмсом, я не нашел, с одной стороны, для этого возражений, а с другой – и особого желания вновь посетить столь неприятное мне общество. Душка Грегсон умеет ладить со всеми, не прибегая к заискиванию или к фальшивому доброжелательству, и иногда мне кажется, что он допускает существование понятия «враг» слишком уж в принципе, наблюдая за воплощениями сего термина и обнаруживая их где-то за пределами собственного мира. В итоге Грегсон отправился на Бейкер-стрит в одиночку, а я провел утро понедельника в Попс-корт, 7, так как застать днем ранее владельца комнат, в одной из которых расположился офис «Союза рыжих», не удалось.

К середине дня в распоряжении следствия была следующая информация. Мистер Мэрриуэзер предоставил обещанный перечень лиц, уволенных из кобургского филиала за означенный период. В нем, помимо Патрика Вирджилла, оказалось еще три имени. Все с лондонскими адресами. Вирджилла и еще одного – некоего Сэмюэла Хиггинса – застать на месте не удалось. Остальные были опрошены и сфотографированы. Никого по предъявленным фотографиям Джабез Уилсон не опознал. По адресу Вирджилла полиция застала его мать и старшую сестру. Ничего насчет его вероятного местонахождения они сообщить не смогли, указав только, что отбившийся от рук сын и брат уже довольно давно проживает отдельно от них.

Офис номер 4 по адресу Попс-корт, 7, два месяца назад снял некто Уильям Моррис, который представился владельцу стряпчим. Адвокат Уилсона (находясь в больнице, процентщик не терял времени даром и обзавелся защитником) откопал то самое объявление в «Морнингкроникл» о конкурсе на вакансию, которое вышло на следующий день четвертого июня, и в свою очередь разместил собственное с просьбой откликнуться тех, кто принимал в нем участие. Несмотря на то что аренда помещения была оплачена до ноября, в офисе после пятницы никто не появлялся. Мистер Моррис не оставил о себе никакой информации. Осмотр офиса и опрос немногих очевидцев не дали ничего существенного. Сержант Пратт со свойственной ему скрупулезностью составил отчет об этом мероприятии, тщательность описания которого вкупе с невозмутимым тоном оставляют далеко позади самую блестящую иронию. Настолько, что я не могу не привести здесь наиболее показательный фрагмент из него:

«В комнате среди немногих предметов мебели (стол, стул, шкаф со стеклянными дверками) были найдены первый том „Британской энциклопедии“ с издевательским посвящением Скотленд-Ярду на внутренней стороне обложки и стопка исписанной бумаги, просмотр которой позволил установить, что статьи из упомянутого источника переписывались тремя почерками. Первым – крайне низкого качества, практически неразборчивым, – заполнена большая часть материалов, а именно почти весь раздел на букву „А“. Вторым – окончание раздела „А“ и начало раздела „Б“. Следует отметить, что все листы, заполненные этой рукой, перечеркнуты и смяты. Возможная причина – брак, хотя на первый взгляд в тексте явных ошибок нет. Третьим почерком заполнены листы, относящиеся к продолжению раздела „Б“. Среди перечисленных почерков ни один не совпадает с тем, которым написано упомянутое посвящение нашему департаменту с наилучшими пожеланиями успехов в дальнейших расследованиях, оставленное на обложке источника. Таким образом, вместе с ним получено четыре образца руки…»

В качестве вывода из всего перечисленного невозможно не признать, что все достижения понедельника смело можно было бы отнести к категории «топтание на месте». Если бы не Грегсон. Подвижка случилась во второй половине дня, когда Тобби вернулся с Бейкер-стрит. Мало сказать, что вернулся не с пустыми руками. Приходится признать, что он обскакал меня, доказав на деле, как пагубно сказывается предубеждение. Не в первый раз уже я даю маху именно с Холмсом. И всё от неприязни, которая мешает мне толком его воспринимать, и всякий раз это приводит к какому-нибудь упущению, что порождает во мне еще большее раздражение, закладывая камень в основу следующей ошибки. Одним словом, замкнутый круг, с чем я начинаю понемногу смиряться. Поэтому неважно, подсознательно ли или вполне осознанно, но, отпуская Грегсона на Бейкер-стрит, я ожидал чего-то подобного.

Следует отдать должное Тобби, он не побежал с новостями прямо к Бруксу, как это сделал бы жалкий карьерист Джонс (речь, видимо, идет об инспекторе Этелни Джонсе, который фигурирует в нескольких произведениях Конан Дойла, например в повести «Знак четырех». – Примеч. ред. газеты «Финчли-ньюс»), стремящийся использовать любую оплошность коллеги, дабы в глазах начальства выгодно оттенить ею свою готовность услужить в любую секунду. Он вообще не поехал на набережную Виктории. В числе наших общих с ним черт имеется и стремление поменьше бывать на глазах у начальства. Детектив, проводящий много времени в департаменте, рискует предстать или бездельником, или излишним теоретиком, распутывающим преступление, как Холмс, по большей части не выходя из кабинета. Так что офис «Союза рыжих» на это время сделался чем-то вроде нашего штаба. К чести Пратта, он не дошел до пересчета папирос в обнаруженной в шкафу коробке, ограничившись определением «начатая», и мы взялись обсуждать добытые Грегсоном сведения, проявив к понятию «corpus delicti» несколько вольное отношение.

Холмс повторил ему то же, что и мне, но Тобби показалось подозрительным то, что после первого же дня, проведенного в Попс-корт, Холмс был вынужден перепоручить дело доктору Уотсону, так как получил новый заказ. То есть заказ поступил вечером во вторник, а уже в среду утром, когда доктор сменил Холмса и тем самым оставил наблюдение за домом Уилсона, на займодавца было совершено нападение. Грегсон из-за близости по времени связал одно с другим и сделал из этого вывод, который напрашивался своей простотой и естественностью: заказ поступил неспроста.

– Тогда-то я и подумал, а не отвлекли ли таким способом Холмса? – заключил Тобби, затягиваясь папиросой. – Поманили выгодной работой, чтобы он оставил дело Уилсона.

– Логично, – признал я. – Но для этого они должны были догадаться или выведать, что Уилсон подсунул им сыщика.

– Первым делом я убедился, что во вторник, отработав положенное в офисе союза, Холмс прямиком вернулся к себе на Бейкер-стрит.

– То есть проследить за ним было проще простого.

– Именно. Этот странный заказчик заявился через несколько часов. С историей про неверную жену. О качестве истории разговор отдельный.

– И ты это вытянул из него? – изумился я, прекрасно зная о манере Холмса пресекать любые расспросы отсылками к конфиденциальности. – Заказчик – святая святых!

– Черта с два! – рассмеялся Тобби. – Поначалу он словно воды в рот набрал. Чувствую, нервничает. Догадался, видимо, и сам, что его надули, а признавать не хочет. Помогла его хозяйка, довольно милая старушка.

– Миссис Хадсон? – снова удивился я, вспомнив, как был обставлен мой вчерашний визит на Бейкер-стрит. Вот от кого, как мне казалось, меньше всего следовало ожидать помощи. – Каким же образом?

– Я к ней. Говорю, так и так. Во вторник вечером в ваш дом приходил некто, возможно имеющий отношение к серьезному преступлению. Прошу вас оказать содействие в поимке и так далее… В общем, она описала его.

– И что?

– Произошла интересная штука. Посетитель на ее предложение принять от него шляпу отказался вообще снимать ее с головы. Так и прошел в гостиную. Но перед тем еще в прихожей зацепился головой за вешалку, и шляпа слетела. Он поймал ее и быстро напялил назад, но миссис Хадсон успела рассмотреть кое-что любопытное. – Тобби комично свел глаза к переносице. – На лбу. Улавливаешь?

– Да ну! – У меня перехватило дух. – Неужели Клей?!

– Нам повезло, Фокси, что у него такая запоминающаяся отметина. Он бы, наверное, отдал половину своего золота, только чтобы избавиться от нее.

Фокси – это мое прозвище в Ярде. Хотелось бы думать, что таким образом коллеги оценили мои охотничьи качества, однако всё гораздо прозаичнее. Когда-то у меня был фокстерьер. Собаки давно уже нет, а прозвище пристало навечно. Но сегодня хватку норного душителя проявил Грегсон. Заполучив такое, он вцепился в Холмса уже по-настоящему. В его доме побывал закоренелый преступник – убийца, фальшивомонетчик и грабитель. Заказ – фикция, и соображения конфиденциальности клиента отныне не принимаются. Если Холмс намерен и дальше покрывать его, ему тут же будут предъявлены обвинения в соучастии в преступлении. Оглушенный этим открытием сыщик-любитель, втайне уже подозревавший что-то подобное, не нашел сил сопротивляться напору Грегсона и признался во всем.

– На сей раз Клей назвался Эллиотом, – рассказывал Тобби. – И представил душещипательную исповедь рогоносца. Холмс из мужской солидарности проникся сочувствием к обманутому мужу, не догадываясь, что рога в некотором роде наставляют ему. Самое смешное, что Клей надул его и с оплатой: Холмс отработал в долг, позарившись на размер обещанного гонорара. В итоге заказчик так и не объявился, а слежка за его женой завершилась конфузом. Немудрено, что Холмс ощущает себя полным идиотом. Мне тоже было бы трудно признаться в таком. Но каково качество подделки! Придумано блестяще. Оцени, Фокси, и возрадуйся, что не оказался на его месте, а то кто знает…

Вкратце злоключения Холмса выглядели следующим образом. Добравшись до места, первым делом он навел справки и установил, что порученная ему женщина – настоящая миссис Эллиот. И у нее действительно есть муж, который в данный момент в отъезде. Всё сходилось, оставалось только дождаться появления любовника, установить его личность посредством слежки и отчитаться о проделанной работе. С этими ожиданиями он и проторчал там все дни со среды до субботы и так и не почуял подвоха. Обман раскрылся, только когда заявился настоящий мистер Эллиот, остроумно подсунутый Холмсу в качестве любовника. Этот мистер Эллиот ничем не напоминал того мистера Эллиота, что поручил следить за миссис Эллиот. Более того, этот мистер Эллиот не видел в таком поручении никакой нужды. Поскольку Холмс попытался заполучить данного Эллиота в качестве улики для своего Эллиота, у них случилась перепалка, но недолгая. Окончательную ясность по поводу подлинности Эллиота внес объект наблюдения, то есть сама миссис Эллиот, с которой поначалу случилось что-то близкое к истерике. Понятное дело, кому понравится, когда за тобой следят! В общем, Холмсу пришлось убраться ни с чем.

– Лихо, – произнес я, действительно впечатленный. – В самом деле. Однако это и странно, ты не находишь? Как быстро они не только проведали, чем занимается Холмс, но и успели сообразить для него наживку. Во вторник довели его от офиса до дома и всего через пару часов подсунули заказ. Маловато времени на такое.

– Думаю, они всё разузнали днем раньше, – ответил Тобби. – К Холмсу их привел Уилсон. В понедельник он договорился о замене и пришел сообщить об этом Холмсу, а они проследовали за ним.

– Возможно. Так правдоподобнее. Но всё равно с семейной парой что-то не так. Наши молодцы должны были знать про то, что Эллиота не будет несколько дней и что этим можно так удачно воспользоваться.

– Значит, напрашивается единственный вывод, не так ли?

– Напрашивается. Но сперва прикинем еще раз, как всё было. Когда в понедельник Уилсон попросил трехдневный отпуск, они насторожились и в тот же день, сев ему на хвост, прошли до квартиры Холмса. Утром во вторник Сполдинг, он же Клей, проследил за хозяином и выяснил, что тот втайне отсиживается у себя. Возможно, ему помогла в этом Салли Бэнкс. Ее роль пока нам не ясна. В это же время к Россу в Попс-корт пожаловал уже известный им Холмс, и у них не осталось сомнений, что Уилсон не только водит их за нос, но, что гораздо хуже, нанял сыщика и тот так ретив, что не поленился вымазать голову в жуткий цвет и сделаться писарем, только чтобы раскрыть их замысел. Кроме того, их тревожило, что из-за Уилсона они утратили доступ к своему детищу. Подкоп почти готов, работы оставалось на несколько дней. Но тот продолжал торчать у себя и не сегодня завтра мог обнаружить лаз в подвале. Естественно, они не могли позволить ему сорвать дело на тысячи фунтов…

– Наполеондоров!

– …так что «заказ Эллиота» – это попытка не только удалить Холмса, но и вынудить Уилсона вернуться в офис, чтобы они могли продолжить рыть. Идея, полагаю, принадлежала Россу…

– Почему?

– Всё тот же игривый стиль. Но передавать заказ отправился Клей, потому что с того дня Росса Холмс уже знал в лицо. Думаю, это было последнее предупреждение не шутить с ними. Но слишком завуалированное для глупцов. Они не учли, что у Холмса есть верный помощник – доктор Уотсон, поэтому ничего не добились. Вместо Холмса посвятить всего себя энциклопедии вызвался доктор, а Уилсон и в среду остался дома. Это их взбесило, да и риск с каждым днем возрастал. Не найдя другого выхода, они напали на него и связали. Всё разом устроилось: Холмс следил за женой Эллиота, доктор просвещался и вырабатывал технику переписи, а наши ловкачи доделывали начатое. Они еще и выиграли. Начиная со среды их темп вырос, так как теперь они могли работать не четыре часа в день, а круглые сутки, подменяя друг друга. Вроде всё сходится. И нам достается семейная пара – скорее всего, сам страховой агент.

– Безусловно, – согласился Грегсон. – Эллиоты кому-то из них знакомы. Если ты угадал и идея подсунуть их Холмсу принадлежит Россу, логично предположить, что именно он и бывал у них, знает адрес и в курсе отлучек мужа.

– Не сомневаюсь, это почерк Росса, – усмехнулся я. – Проделано остроумно и не без хулиганства. Клей не таков, он слишком серьезен и осторожен для такой истории. А раз так, у нас есть шанс через Эллиотов выйти на шайку.

Моя логика заключалась в том, что преступники являлись противоположностями во всех отношениях. Клей – давно орудующий профессионал. Все его связи глубоко упрятаны в той же воровской среде, которой он принадлежит, и заниматься ими – пустое дело. Даже отыскав с великим трудом такую ниточку, наивно было бы надеяться, что она не оборвется при малейшей попытке за нее потянуть. Напарник же его представлялся мне человеком, относительно недавно вступившим на путь мошенничества. Мир добропорядочных обывателей должен был еще сохранить в себе следы пребывания паршивой овцы, только-только отбившейся от стада. Наши шансы зависели от того, сумеем ли мы найти их. Эллиоты вполне могли оказаться таким шансом.

Глава четырнадцатая, в которой показано, как предчувствия притягивают горе

Из дневника доктора Уотсона

Продолжение записи от 8 августа 1891 г.

Это было письмо от Холмса.

«Ватсон, с почином! Надеюсь, сегодня всё прошло хорошо и вам удалось произвести на мистера Росса должное впечатление. Хочу напомнить вам, что завтра четверг и это последний, третий день отпуска нашего клиента. Думаю, вы и сами понимаете, какова для нас цена этого дня. Всё в ваших руках, поскольку я вынужден задержаться здесь, на юге, из-за дела Эллиота. В связи с этим у меня к вам следующие поручения. Завтра на адрес Попс-корт, 7, офис 4 придет телеграмма от Джабеза Уилсона, в которой он поведает об изменившихся обстоятельствах и принесет свои извинения Данкану Россу за то, что вынужден задержаться дольше, чем обещал. Так как Росс в офис наведывается нечасто, ваша задача – не прозевать почтальона, забрать телеграмму и вручить ее Россу в конце рабочего дня. Тому не останется выбора, кроме как продлить с вами трудовой договор. Но этого мало. Естественно, Уилсон ничего не знает о своих злоключениях, ибо эту телеграмму от его лица составил я (поясняю специально для авторов детективных рассказов), поэтому в пятницу он как ни в чем не бывало явится туда же, куда и вы, – в офис „Союза рыжих“. Чтобы исключить такую неловкость, а также с целью упредить опасность, что владелец кассы красноречием превзойдет вас и переубедит свое руководство, завтра вы должны не только добиться от мистера Росса согласия на вашу дальнейшую деятельность на постоянной основе, но и вечером побывать у Уилсона и предупредить его, что дело осложнилось и что его возвращение в союз откладывается на неопределенное время. Разумеется, он будет в ярости. Делайте что хотите, запугайте кровавыми ужасами, открывшимися в стенах союза за эти дни, прибегните к хитрости, намекните, что у его работодателя нечисто дело с налогообложением, – в общем, дерзайте, но Уилсон должен остаться у себя. Секретность уже не особо важна, так что изображать отъезд ему не обязательно. Похоже, ничего криминального за этим странным сообществом не скрыто. Если хочет, может вернуть Сполдинга и заняться делами своей кассы, только пусть не путается у нас под ногами. Запомните, это на вашей совести. Далее. Вы должны не только избавиться от конкурента, но и убедить мистера Росса, что вы именно тот, кто им необходим, и что в повторном конкурсе на эту вакансию нет нужды. Я рассчитываю на вас. Догадываюсь, что и вам интересно, как обстоят дела у меня. Отчитываюсь: всё нормально. Миссис Эллиот пока не разоблачена, но я над этим работаю не покладая рук».

Бодрый тон письма почему-то не передался мне, хотя обычно я легко и с удовольствием заражаюсь оптимизмом моего друга. Поразмыслив, я понял, что всё дело в непомерной нагрузке. Легко сказать «загляните-ка между прочим вечерком к Уилсону», – когда тебе невдомек, в какой переплет угодил твой друг. Тот самый, которому придется, наверное, уже ближе к ночи потащиться на Сакс-Кобург-сквер, потому что перед тем мистер Росс опять возьмется нудить о сроках и я вновь буду вынужден согласиться на сверхурочную работу.

Но я потерял бы право считаться верным другом Холмса, если б позволил себе поддаться минутному малодушию. В четверг утром, хорошенько отдохнув за ночь и бодро шагая по Флит-стрит, я уже не узнавал в себе вчерашнего унылого меланхолика. Мистер Росс нетерпеливо барабанил пальцами по столу, хотя я явился вовремя, и покинул офис, едва я только уселся за свое место. Рука освоилась, учтя вчерашний опыт, я уже не гнал себя, и в целом день прошел без происшествий. Даже слишком, потому что единственно важное и такое нужное происшествие по каким-то причинам всё никак не случалось. Время подошло к двум, и я уже был рад дополнительным часам работы, потому что почтальона по-прежнему не было. Если мистер Росс вернется вперед него и объявит, что я свободен, трудно будет задержать его утверждением, что у меня нюх на почтовые извещения и что он подсказывает мне скорое прибытие телеграммы. Однако что-то подобное придумать стоило, потому что мистер Росс наконец пришел, а его корреспонденция так и не поступила. Мое бодрое заявление о том, что сегодня такой замечательный настрой и хочется всласть поработать, он воспринял с удивлением, но возражать не стал. Я проработал до четырех, потом выпросил себе еще два часа работы, затем еще час. Потом еще с полчасика, извиняясь, что не хочется бросать недописанной увлекательнейшую статью о барбарисе, и, наконец, в отчаянии вымолил последнюю четверть часа, которую мистер Росс простоял возле стола, приговаривая, что хватит уже, похлопывая меня по плечу и норовя вырвать бумагу из-под пера.

Но всё тщетно! Телеграмму так и не доставили. Осознав, что добиваться места придется без обещанной Холмсом помощи, я стал прикидывать, какими словами поубедительнее вывалять брата Джабеза в грязи, чтобы при этом такое мое проявление родственных чувств не выглядело слишком экзотично.

Мистер Росс смотрел на меня с тем видом, что так хорошо подходит для подведения итогов. Иногда они выражаются в увольнении работника, которому так и не удалось прижиться в коллективе, состоящем из одного работодателя.

– Итак, мистер Уилсон. Поздравляю, вы с честью отработали свои два дня. Признаюсь, от моих глаз не укрылось ваше редкое по нынешним временам неподдельное старание, и если я не выказал вам свое одобрение сразу же, то, поверьте, я был вынужден сдержать себя по единственной причине, а именно из опасений, что похвала скажется пагубно на вашем отношении к делу и вы возомните о себе черт знает что. Теперь-то, узнав вас получше, я понимаю, что моя настороженность в ваш адрес была излишней. Вы чрезвычайно ответственный работник, осмелюсь вам заявить, и единственным слабым местом в вашей блестящей трудовой характеристике по-прежнему остается невзрачный волосяной покров на голове. Жаль, что природа в этом смысле позволила себе перевести дух и обделила вас соответствующими талантами, столь необходимыми, по субъективному мнению покойного мистера Хопкинса. Но ничего не поделаешь, его волю мы обязаны исполнять беспрекословно, хотя от себя замечу, что был рад иметь с вами дело. Завтра должен заступить ваш брат. К сожалению, жалованье ваше я не захватил, но передам его с мистером Уилсоном. Думаю, вы не против, коль стольким обязаны ему. Надеюсь, он не присвоит его себе в счет расходов по погребению вашего дядюшки. Впрочем, это ваши семейные дела.

Он замолчал так, будто оборвал себя на чем-то. И посмотрел с едва заметным лукавством в глазах, но тогда я не обратил на это внимания, потому что его слова подсказали мне последнюю зацепку. Иного способа потянуть время я не видел.

– Что-то мне нехорошо, мистер Росс.

– Вам дурно? – встревожился он. – Может, воды?

– На душе, я хотел сказать.

– То есть как?

– Мой брат… Я чувствую, что с ним что-то случилось. Что-то нехорошее.

– Будет вам, – улыбнулся он, успокоившись. – Пустяки.

– Вы так думаете, потому что у вас нет брата, мистер Росс. А я вам говорю, у нас с Джабезом очень чуткая внутренняя связь. И расстояние ей не преграда. Я всегда знаю, если с ним стряслась беда.

– Очень интересно, – подхватил мистер Росс, действительно заинтересовавшись. – И какая же, по-вашему?

– Точно не скажу, но такая, что вы запросто можете остаться назавтра без работника. И что тогда вы будете делать? Может, мне зайти сюда завтра утром на всякий случай?

– Я что-то не пойму, – прищурился мистер Росс. – Вы переживаете за брата или за это место?

Ответить я не успел, потому что в дверь постучали. Спасен! Почтальон, ленивая каналья, все-таки поспел.

– От Джабеза Уилсона! – воскликнул потрясенный мистер Росс. – Неужели вы угадали?!

– Я же говорил вам, что с ним стряслась беда! – подхватил я, невольно потирая руки, но мистер Росс, занятый распечатыванием телеграммы, по счастью, не обратил внимания на мое прорвавшееся ликование.

Сердце мое пело и танцевало под аккомпанемент собственной песни, подпрыгивая в конце каждого куплета. Теперь-то договориться особого труда не составит. И даже лучше, что сегодня меня отпустят пораньше. Будет время заняться упрямым Уилсоном.

– «Глубокоуважаемый мистер Росс! – взялся читать вслух мой удивительный руководитель. – С разрывающим сердце прискорбием сообщаю, что вынужден просить вас об отсрочке своего возвращения в ряды „Союза рыжих“. Похороны моего драгоценного дядюшки самым непредсказуемым образом переросли в новое необратимое горе. Дело в том, что его смерть так потрясла моего горячо любимого брата Уилфреда…» – Мистер Росс поднял на меня глаза. – Это он о вас?

– Да, – кивнул я, изумляясь, как Холмсу стало известно о моем приобщении к роду Уилсонов, и одновременно благодаря судьбу, что я ни разу не дал мистеру Россу повода усомниться в том, что меня зовут именно Уилфред.

– «…что чуткая душа его не выдержала такого удара, – продолжил чтение мистер Росс. – Он скончался сегодня у меня на руках здесь, в Йорке. И теперь я вынужден взять на себя заботы и по его погребению тоже, ибо у бедного моего брата никого…»

Мистер Росс не дочитал до конца и уставился на меня.

– Как это понимать, мистер Уилсон? Выходит, вы всё верно почувствовали, но слегка перепутали ощущение? Что-то нехорошее случилось с вами, а не с вашим братом. Вы умерли, но не знали о своей смерти, пока он об этом не сообщил.

– Это какое-то дичайшее недоразумение, – пролепетал я. – Вы же видите. Вот я, перед вами. Жив-здоров.

– А кто подтвердит, что вы – Уилфред Уилсон?

– С какой стати мне вас обманывать?

– Не знаю. Всё это по меньшей мере странно, если не сказать больше. – В его взгляде просматривалось неодобрение всему, что происходило в нашей семье. Похоже, мы, Уилсоны, со своими напастями его порядком утомили.

– Замечу, мистер Росс, что точно так же некому подтвердить, что эту телеграмму отправил мой брат. Может, он попал в беду? Если его удерживают и шлют…

– Телеграммы о вашей смерти?

Я не нашелся, что ответить, и на несколько секунд воцарилась тягостная тишина.

– Всё это в высшей степени… – прервал молчание мистер Росс, рассматривая меня колючими глазами и подыскивая подходящее определение.

– Как быть насчет завтра? – спросил я, просто чтобы хоть что-то сказать, так как следующей паузы, как мне казалось, моя психика не выдержит. – Мне приходить, если Джаби не появится?

– Джаби? – удивился он. – Ах да! Ваш брат. Вижу, вам небезразлично, что будет завтра.

– Я не могу бросить энциклопедию на произвол судьбы. Вы сами донесли до меня, как это важно.

– А брата? – усмехнулся он. – Вы только что предположили, что он попал в беду. Так не хотите ли прокатиться в Йорк, чтобы мы подыскали уже третью замену на этой неделе?

Мы помолчали. Затем он встал и взял шляпу.

– Ладно, поступим так. Приходите. Если мистер Уилсон так и не объявится, продолжите работать.

Оглушенный стыдом, чувствуя, как горят уши, и от души надеясь, что блеклый свет за окном хоть немного скрадывает их окрас, я, кое-как попрощавшись, поспешно ретировался. Шок был таким сильным, что весь путь до Сакс-Кобург-сквер я проделал пешком, беспрестанно бормоча себе под нос крепкие словечки по поводу так не вовремя свалившейся на ровном месте собственной кончины – глупейшей и катастрофической в равной степени. Отныне наше дело под угрозой. Сначала я разоблачил Холмса, лишив наше предприятие шанса на обратную замену, если у меня вдруг не заладится. А теперь еще и это! Никто не мог предугадать, что я назовусь братом Джабеза Уилсона. Даже я сам, пока эту ересь не исторгли, к моему изумлению, собственные уста. Тем более такой находчивости от меня не ожидал Холмс. Вместо этого он проявил свою, ухватившись за ту же самую идею. Вероятнее всего, она передалась ему от меня, без уточнения, правда, что уже занята и повторному использованию не подлежит. Передалась по той самой внутренней связи, в наличии которой, пусть и с другим человеком, я пытался убедить недоверчивого мистера Росса. Ирония ситуации состояла в том, что тот, так ничего и не поняв, получил доказательство моей правоты, когда подловил наш тандем на невольном плагиате. И хотя заимствование позволил себе Холмс, неприятности, связанные с неуважением к авторскому праву, в полной мере выпали на мою долю. Теперь, чтобы если не спасти дело в целом, то хотя бы восстановить свой боевой дух, я обязан был в совершенстве исполнить другое поручение Холмса – надежно склонить Джабеза Уилсона к выводу, что между ним и «Британской энциклопедией» зияет слишком большая пропасть, чтобы ему было позволено еще хоть раз появиться вблизи Попс-корт. Положение не безнадежно. Если я добьюсь своего и заставлю Уилсона уступить, Данкану Россу придется смириться.

Такой вывод укрепил меня, и на Сакс-Кобург-сквер через час вступил совершенно иной человек: собранный, зоркий и готовый к любым испытаниям. Было уже довольно поздно. На мое счастье, в августе даже в это время еще не слишком темно. Ловкими, как у кошки, движениями я пересек площадь, только раз споткнувшись и опрокинув невесть откуда подвернувшееся пустое ведро и еще раз запутавшись в натянутой между кустами веревке, на которой сушилось белье.

На звонок никто не откликнулся. Я отошел от двери, на которой всё так же висело объявление, и поглядел на окна кассы, затем вверх, где располагались жилые комнаты. Снова позвонил, громко постучал. Ответное молчание дома показалось каким-то настороженным, и я незаметно для себя воспоминаниями переместился в детство, когда такие вот неотзывающиеся дома казались затаившимися чудовищами, а окна – их глазами, глубокими и сумрачными. Спали эти глазища или наблюдали за мной?