Текст книги "Другой Холмс, или Великий сыщик глазами очевидцев. Начало"

Глава десятая. Смена ролей, или Всё во имя клиента

Из дневника доктора Уотсона

Продолжение записи от 4 августа 1891 г.

Я вернулся в свое укрытие, постоял там еще некоторое время, затем подыскал глазами другое, получше, перебрался в него и побыл еще немного там. Наконец мне это всё надоело. Подозрительных личностей не предвиделось. Возникший голод довольно резко усилил во мне убеждение, что задание Холмса успешно выполнено, и я с радостью от хорошо проделанной работы отправился в магазин Шермана.

– Теперь черный? – Он пристально посмотрел на меня. – Точно? Ничего не путаете?

– Точно.

– Но у мистера Холмса и так черные волосы. Ничего не пойму. Может, тогда с длинными волосами, как у музыкантов и художников?

С трудом убедив мистера Шермана, что мне требуется точная копия прически Холмса, и получив ее, я возвратился в нашу квартиру на Бейкер-стрит, а в четыре часа появился Холмс.

– Ну и работенка, я вам скажу, Ватсон! Одно время я развлекался уроками фехтования, так у меня и тогда рука так не уставала. А главное, нечего там высматривать. Они снимают единственную комнату. Бумаги, исписанные Уилсоном, все там. Я их просмотрел внимательно, и знаете что? Все наши предположения о закодированных посланиях летят к черту.

– Почему?

– Тайнопись – это когда непонятно лишь непосвященному. В данном случае мы имеем дело с шифром, который не расшифровать никому в принципе.

– Даже самим шифровальщикам?

– Даже самому Уилсону. Таков уж его почерк. Сильно удивлюсь, если он сумеет разобрать хоть что-то в своих каракулях.

– Как вас принял Росс? – поинтересовался я. – До чего же рыжий тип! Почти как вы, Холмс!

– Вы видели? – рассмеялся мой друг, но тут же осекся после моего неосторожного упоминания об их сходстве. – Вы добыли мне нормальный вид?

Я передал ему парик, и он поспешно натянул его на голову.

– Итак, Ватсон. В целом всё прошло неплохо, хотя сначала он поглядывал на меня не слишком дружелюбно.

– Он всё время был с вами?

– Нет. Почти сразу ему пришлось отлучиться, и отсутствовал он довольно долго. За это время я там тщательно всё обследовал. Рутина, Ватсон, обычная рутина. Последний час мы провели с Россом вместе, и он чуть не растянул себе рот, так улыбался мне. Сам предлагал всё время отдохнуть, и оставшееся время прошло за приятной беседой. В общем, если отбросить все сожаления об испарившейся версии мошенничества, день прошел весьма недурно. Завтра же поговорю с ним насчет нашего постоянного трудоустройства.

Появление миссис Хадсон в этот момент в гостиной означало, что к нам пожаловал очередной клиент.

– Так от них совсем отбоя не будет, – немного даже растерялся Холмс, однако было заметно, что он доволен таким положением дел. – Вот какие плоды приносит ваше творчество, мой дорогой Ватсон… Ох, простите, мистер Дойл!

Захваченный врасплох неожиданным поворотом нашей безмятежной беседы к болезненной для меня теме моего тайного гения, я промямлил что-то невнятное, но Холмс не унимался.

– Я серьезно, Ватсон. Начинайте-ка уже, не теряя времени, сочинять новый рассказ, раз у вас так здорово это получается.

– Новый?! – пришел я в ужас, на этот раз вполне членораздельно. – Но у меня же нет никакого сюжета!

– А зачем он вам? Вы прекрасно переделали нашу историю в своем дебюте. Как его… «Скандал в Богемии», верно? И какой получился эффект! Возьмите хоть даже этот «Союз рыжих» и поступите точно так же. Сделайте его сборищем последних мерзавцев. Одним словом, добавьте красок, живости! Чтобы, как говорится, скулы сводило от… Впрочем, не мне вас учить, мой друг, коль вы оказались таким талантливым литератором.

Мы всё еще не можем привыкнуть к свалившейся на нас славе. Она еще слишком свежа и юна, и потому всякий очередной визит мы встречаем с радостной надеждой, к которой примешивается, однако, и тревога, во всяком случае у меня. По плечу ли нам новый вызов? Сумеем ли вызволить очередного беднягу из беды? Конечно же да, уверенно рассеивает туман моего малодушия своим ясным умным взором Холмс. Когда он так смотрит, последние страхи оставляют меня, и я приободряюсь. Что на этот раз?

Посетитель странно моложав, в том смысле, что жилистые, натруженные руки и цепкое, хоть и мелкое тело никак не вяжутся с гладким лицом, чья нежная, какая-то детская кожа, можно поклясться, еще не ведала лезвия бритвы. Впечатление несуразности и какой-то несвязности деталей в целое подкрепляет еще и шляпа, которую он, вместо того чтобы повесить в прихожей, зачем-то оставил на голове, да еще и надвинул на лоб. Возможно, тем самым он пытается придать себе более взрослый вид. Но едва незнакомец заговорил, вся нежная юность его чела куда-то испарилась, и в уверенном дружелюбном тоне сразу проявился зрелый, оптимистично настроенный мужчина.

– Добрый вечер, джентльмены! – Он оглядел нас ясно и просто. Несмотря на скромное по виду происхождение, своим открытым взглядом он давал понять, что в чужой обстановке среди уважаемых людей чувствует себя вполне свободно. – Мне нужен мистер Холмс.

– Он перед вами, – ответил Холмс из своего кресла с не меньшим достоинством, но был вынужден немного сбивчиво исправить собственную ошибку, заметив, что гость смотрит на меня. – Вернее, перед вами мой верный помощник доктор Уотсон, а сам мистер Холмс чуть правее, то есть я вот здесь, вот в этом кресле.

– Так-так, – с удовлетворением констатировал наш гость. – Премного наслышан о вас, мистер Холмс.

– Должен заметить, что я не нахожу это удивительным.

– Еще бы! – с готовностью подхватил посетитель и широко улыбнулся. – О вас, мистер Холмс, столько сейчас разговоров вокруг. Естественно, что и до ваших ушей они добрались.

– Не в этом дело, – спокойно возразил мой друг, изящно почесав лодыжку. – Благодаря своим способностям я вижу человека практически насквозь. Поэтому, едва вы возникли на пороге, по вашей походке, выражению лица, одежде и особенно рукам я с точностью определил, что вы уже много обо мне слышали.

– Понятно, сэр. Что ж, я не удивлен. Про вас рассказывают прямо-таки чудеса!

– Любопытно. Например?

– Ну, допустим, что вы мастак определять людей по всяким незначительным штуковинам.

– Что ж, нет смысла отпираться, – скромно пожал плечами Холмс. – Есть такое.

– Только посмотрите на его внешность, и уже всё вам ясно. Чуть ли не за минуту!

– Так и есть, только вы чуть ошиблись – мне достаточно пяти-семи секунд, в зависимости от освещения. В темноте, естественно, времени уходит несколько больше.

– Вот как вы умудряетесь такое проделывать?! – со смехом развел руки в стороны, как бы сдаваясь непостижимому, наш веселый гость. – Это же волшебство какое-то!

– Никаких чудес. Только постоянная кропотливая работа, тренирующая ум, и без того выдающийся, приходится признать.

– Может, и меня чем удивите? Расскажите, кто я такой, чем занимаюсь и всё такое. Тем более что освещение здесь, кажется…

– С удовольствием, но в другой раз. Время дорого, так что давайте прежде о деле. Что вас привело ко мне?

– У меня к вам дельце, боюсь, по вашим меркам скромное, но я готов щедро оплатить ваши труды, если возьметесь.

– Слушаю вас.

– Надеюсь, вы не против работы за пределами Лондона?

– Насколько далеко?

– Южная окраина, начало предместий.

– Насколько срочно? Я в эти дни несколько занят, но вот мой друг…

– Нет-нет, мистер Холмс! Или вы, или никто. – Посетитель с огорченным лицом привстал со своего места. – Очень жаль, видимо, мне придется…

– Рассказывайте, мистер…

– Эллиот, с вашего позволения.

– Итак, мистер Эллиот?

Не то чтобы я отказывался верить своим ушам. Таких банальных заказов в свое время на нашу долю перепало немало, но то всё раньше, и хоть это было еще совсем недавно, теперь такие предложения казались возмутительными. Холмсу с его талантом, подкрепленным, наконец, и соответствующей известностью, ныне в гораздо большей степени подошло бы предложение отыскать похищенный Кохинор с короны Ее Величества, а лучше саму корону или саму Ее Величество, ну в крайнем случае предотвратить возможное покушение на британского посла где-нибудь в Багдаде. Вместо всего этого ему поручалась смехотворная и унизительная слежка за вероятной изменницей, неверной супругой страхового агента, да еще где-то в самых отдаленных окрестностях Лондона, то есть едва ли не среди деревенских пейзажей. Я видел, как вспыхнул мой друг, но прозвучавшая цена охладила его гнев и ошеломила мою наивность. Откуда у этого Эллиота такие деньги? Правда, он отказался внести залог, но зато пообещал передать всю сумму независимо от исхода при условии предоставленных доказательств.

Холмс заколебался, а после недолгих уговоров повернулся ко мне.

– Как думаете, Ватсон, по плечу ли вам подменить меня в Попс-корт? Учтите, это вам не книжки писать.

– Решились отправиться в южную сторону?

– Согласитесь, мой друг, отворачиваться от таких прибыльных предложений нельзя. Можно спугнуть удачу. Так как насчет вступления в «Союз рыжих»? Сумеете?

– Думаю, да, Холмс. Но если я приду как ни в чем не бывало, будто я – это вы, он заметит, что подмену Уилсона заменили. Или вы считаете, что мистер Росс так плохо запомнил вас?

– Э-э, нет! Вы придете не изобразить меня, а заменить. Официально.

– Опять?! – ужаснулся я. – Да мистер Росс придет в ярость от такой текучки кадров!

– У нас нет выхода, Ватсон. Вам придется его уговорить. Но не беспокойтесь, за вечер что-нибудь придумаем.

– А как насчет… м-м-м…

– Что?

– Тот парик, из театра. Я его еще не вернул. Может, надеть?

– Да ну вас! Только всё испортите. Идите нагишом.

– То есть как? – похолодел я.

– То есть с непокрытой головой. Вы вполне рыжий.

– По-вашему, этого хватит? – провел я по голове рукой.

– С учетом уже второй замены вполне. Было бы противоестественно, если б запасные превосходили своими качествами основных игроков. Насчет меня же, если спросит, лучше не испытывать судьбу и признаться как есть.

– Что вы отправились следить за чужой женой?

– Довольно будет заметить вскользь, что мне понадобилось отлучиться и вы явились спасти положение с буквой «Б», потому что просто не в состоянии пройти мимо «Британской энциклопедии», когда она так нуждается в помощи. Подробности ему ни к чему, и я не вижу причин, по которым однажды уже сработавшее объяснение не помогло бы и на этот раз. Тем более что мне-то, в отличие от Уилсона, действительно придется уехать. Всё просто. Вам там нечего высматривать, всё уже выяснено. Главное теперь – не потерять это место. Его устроит нормальный рыжий малый, и вы такому запросу вполне соответствуете. На какой срок вы меня нанимаете, мистер Эллиот?

– На всё время своего отсутствия. Меня не будет до воскресенья. И прошу вас не спешить с выводами, если в первый день вам покажется, что всё благополучно. Они хитры, он приходит к ней в самые неожиданные моменты, я знаю.

– Давайте адрес.

– Вот, мистер Холмс. Поезжайте, и… – В его звонком мальчишеском голосе неожиданно зазвучали глухие всхлипы подавленного страдания ревнивца, то ли мучимого, то ли спасающегося неизвестностью. – Я хочу знать, чем она там занимается, пока я… В общем, мистер Холмс, мне нужна правда, какая бы она ни была.

– Вы ее получите, – сочувственно посмотрел на него Холмс. – А пока не стоит заранее настраиваться на дурные новости.

Глава одиннадцатая. Ранняя осень в каморке свидетеля

Из записей инспектора Лестрейда

9 августа 1891 г.

Ну как, Пратт? Есть новости? – поинтересовался я, поднимая воротник плаща. Лето в этом году выдалось на удивление нежарким, а в последние дни в дополнение к зарядившей мороси появился еще и неуютный северо-западный ветерок, предвещающий гораздо более скорую, чем хотелось бы, осень.

– Кое-что есть, сэр, – отозвался сержант как-то не по-служебному сдержанно. Его мина выглядела при этом довольно кисло.

Мы только что попрощались с управляющим и вышли из банка. В департаменте за мною давно закрепилась репутация спесивца. Подчеркнутая вежливость тем более оскорбительна, если за нею прячется насмешка, – таковы издержки моего желчного характера. Из коллег в Ярде только инспектор Грегсон искренне прощает мне этот недостаток. Пратт – подчиненный, стиснутый узами субординации, и то, как я выставил его дураком, вышло довольно некрасиво. Даже на мой вкус. Я не испытываю иллюзий насчет единоличной роли инспектора, возглавляющего расследование. Успех всегда кроется в слаженной работе следствия, когда рвения исполнены в равной степени и старший детектив, и все приданные ему в помощь, вплоть до констебля. Нет ничего хуже равнодушного, пассивного подчиненного, выполняющего поручения без интереса и увлечения. Самолюбивому сержанту вполне по силам, даже неосознанно, существенно затормозить процесс, просто охладев к делу и превратившись в формального исполнителя. Так что лучше бы заделать трещину, пока обида не расколола наш корабль.

Признавать вину я так и не научился, по крайней мере вслух. Извинения тем более не даются мне, если я проштрафился перед нижним чином. Так что в случаях, когда требуется восстановить добрые отношения, я всегда прибегаю к беседе в самом непринужденном и оживленном стиле, будто бы ничего и не случилось. В таком подходе больше просматривается расчет, нежели раскаяние. Что ж, я давно свыкся, что чаще, чем упреки в цинизме и бесчеловечности, в мой адрес звучат лишь ежедневные приветствия. Натуру не изменишь. Ценно только то, что можно потерять. Например, профессиональная репутация.

– Ну что ж, сержант. Прежде чем вы расскажете мне о своих достижениях, предлагаю сразу прояснить вопрос с цветом волос Данкана Росса.

Сержант хмыкнул, как мне показалось, одобрительно-иронично. Пусть хоть таким образом зазнайка Лестрейд замнет неловкость, если иное ему не дано.

– Почему вы решили, что он рыжий?

– Ну как же… – взялся горячо возражать Пратт. – Я же сам слышал, как мистер Уилсон рассказывал вам об этом.

– Доля правды в ваших словах есть. В представлении Уилсона, то есть насколько ему позволяло рассмотреть его зрение, Росс – надеюсь, он же Вирджилл – действительно был рыжим, тогда как в представлении управляющего цвету волос Вирджилла никак нельзя дать такое определение.

– Так что же, сэр, у них разные глаза? – не отставал Пратт. – Или представление? Или нам нужен не Вирджилл?

– Вы исходите из того, что преступники хитроумно использовали для своего замысла совпадение цвета волос Уилсона и Росса, так?

– Я основываюсь на показаниях Уилсона, – буркнул Пратт.

– Я тоже, просто толкую их несколько иначе. По-вашему, это совпадение позволило воплотить саму идею «Союза рыжих», с тем чтобы выманить Уилсона из дома. Логично, но тогда выходит одно из двух. Либо это совпадение случайное и оно им подсказало мысль создать свой фальшивый союз уже после того, как Сполдинг, он же Джон Клей, устроился в дом к Уилсону, – то есть они додумывали свой план прямо по ходу его воплощения, во что мне, зная манеру Клея всё предусматривать заранее, трудно поверить, – либо оно не случайное и они специально для своей затеи искали подходящего рыжего, но именно подходящего, причем по нескольким факторам. Вообразите себе, как это трудно. Этот рыжий должен проживать неподалеку от интересующего их банка, быть глупым и жадным, нуждаться в помощнике и дать об этом знать через объявление в газете.

– Что же тогда выходит?

– Всё гораздо проще, Пратт. Они использовали парик. Чем искать подходящего для своей затеи рыжего, они сами подстроились под него. Для начала следовало устроиться в любое место поблизости от кобургского филиала. Они изучали объявления в округе – газетные и расклеенные. Уверен, была не одна попытка, пока они не набрели на Уилсона. Устроившись в каждое новое такое место, наш Сполдинг принимался изучать как обстановку дома, так и личность хозяина. Нужны были глубокий погреб и неглубокий ум. Не сомневаюсь, Сполдинг сменил таких мест достаточно, пока наконец нашу парочку не устроил всеми нужными качествами Уилсон, а Уилсона, на его беду, устроил новый помощник – тем, что запросил смешное жалованье. Убедившись, что владелец ссудной кассы именно тот, кто им нужен, они уже стали присматриваться, что можно использовать для того, чтобы выманить его из дома.

– Но тогда и по вашей версии выходит, что они додумывали свой план, – возразил Пратт.

– Верно. Додумывали, но в той части, где это сделать уже было несложно. То есть не принципиальное, а детали. Понимаете, они добыли главное – разыскали глупца неподалеку от ларца. До банка рукой подать, погреб – то что надо! Скупость застит глаза. Уилсон молил судьбу, чтобы она подбросила ему простака, радующегося жалким грошам. Господь услышал его мольбы. И каким бы ни оказался этот владелец кассы – рыжим ли, лысым или одноглазым, а хоть даже и просто неприметным, – они бы нашли, за что зацепиться. Неспроста я заговорил о розыгрышах, и, как видите, наш управляющий живо откликнулся на эту подсказку. Мне же эту черту его характера подсказало то, как он вел себя с Уилсоном на собеседовании. Я думаю, идея с союзом принадлежит Вирджиллу. Она эксцентрична и основана на артистизме. Клей умен и хитер, но его ум другого склада. За ним организационная часть и инженерная, то есть всё, что касалось подкопа. Рассчитать, выбрать место, найти дурака, устроиться к нему в дом и прочее.

– Где ж теперь этих умников искать? – по-житейски подвел итог дискуссии сержант. – Поди, затаились, и не выманишь. А может, и вовсе дали деру из Лондона.

– Рассказывайте, что у вас.

Сержант начал с объявления. Выяснилась любопытная подробность, на которую не указал первый свидетель. Точно до часа установить время, когда объявление было сорвано, не удалось. Его исчезновение заметили утром в субботу, то есть вчера. Но совершенно однозначно несколько свидетелей показали, что перед тем дата открытия кассы в объявлении была изменена. Седьмое августа, которое первоначально указал Уилсон, было исправлено чернилами на двенадцатое.

– Когда это было сделано? Изменение в тексте.

– Мнения разделились. Большинство склоняются, что в четверг. То есть шестого.

– Понятно. Мерриуэзер в последний раз наблюдал свое золото вечером в пятницу, незадолго до закрытия. Значит, в четверг они еще были вовсю заняты рытьем. Чтобы наутро нуждающиеся не забарабанили в дверь, отпуск Уилсону продлили на четыре дня.

– Но управились до девятого.

– Правильно. Но в четверг, думаю, им еще самим было неясно, сколько осталось работы, вот и указали с запасом, чтоб не отвлекали. Сорвали же непосредственно перед отъездом, когда уже провернули дело – скорее всего, ночью. Думаю, ради Уилсона, так сказать с гуманной целью. Кстати, об Уилсоне. Что-нибудь собрали о его привычках?

– Он никогда никуда не убывал. Ни дня, говорят, не было, чтобы он отсутствовал. Пока не нашел эту работу, но и тогда касса не закрывалась.

– То-то и оно. Странно, что никто ничего не заподозрил, когда она закрылась.

– Я тоже так подумал, сэр. Но этому нашлось объяснение. Девчонка была там.

– О которой говорил Уилсон? Там – то есть в доме?

– Да. Некоторые ее видели, а кое с кем она перебросилась парой фраз. Сказала, что хозяин уехал в Йорк. Все и проглотили.

– Надо будет уточнить, говорил ли Уилсон Сполдингу, куда уезжает. Кстати, как ее зовут?

– Салли Бэнкс.

– Если мы собрались ее искать, надо бы хоть что-нибудь о ней узнать. Есть хоть кто-то на примете?

– Все в округе говорят: девчонка необщительная – слова не вытянешь. Но одна женщина ее неплохо знала. Я подумал, вам бы надо с ней самому поговорить.

– Сейчас же едем к ней.

– Насчет экипажа, сэр. Стук колес слышали ночью с пятницы на субботу. Это, правда, не слишком надежно, но мы опросили всех, кого застали. Никто из жителей кэбом в ту ночь не пользовался. Плохо, что сам экипаж никто не видел, за этим ли он приезжал, не ясно.

– Не сомневайтесь, за этим, – отозвался я, мигом помрачнев. – Выходит, не сегодня, а вчера, значит, у них преимущество в сутки. И исчезновение объявления, вы сказали, заметили…

– В субботу, – кивнул сержант с сочувствием младшего товарища. – Вы правы, сэр. Всё сходится.

– Посторонних возле кассы в эти дни видели? Особо интересует, впускали ли кого, когда на двери висело объявление.

– Разное говорят. Сказать по правде, сэр, показания на сей счет ненадежны. Я знал, к чему вы клоните, и чуточку подсказывал, пытался навести на приметы Росса, но тогда не учитывал, что он, как вы считаете, использовал парик…

– А вы, Пратт, так не считаете?

– Время покажет, сэр, – дипломатично отозвался сержант. – Думаю, Росс заходил с заднего двора.

– Но вы не учитываете, что до среды касса работала в отсутствие Уилсона целых два месяца. Клей рыл подкоп. Девочка уходила на приработки. Спрашивается, кто впускал и обслуживал клиентов Уилсона?

– Думаю, ответ напрашивается сам собой, – улыбнулся Пратт.

– Выходит, если мы найдем тех, кто занимал в кассе деньги до ее закрытия во вторник, в нашем распоряжении окажутся свидетели, имевшие дело с Россом. Возможно, сумеем добиться более подробного описания. Еще не факт, что это окажется Вирджилл. Нужна страховка, так что насчет заемщиков надо постараться. Это чаще всего одна и та же публика, и не слишком удаленная.

– Учтем, сэр.

– Есть еще что-нибудь? Нашли, куда они девали землю?

– Мы обыскали сквер, что примыкает к заднему двору. Там хватает земляных куч. Присыпаны листвой. Есть и свежие, земля еще не высохла.

– Что же, никто ни разу не увидел, как таскали землю? И на появление этих куч не обратили внимание?

– Думаю, сэр, это далеко не вся земля. Ее должно быть гораздо больше.

– И что?

– Думаю, поначалу ее разгребали и утаптывали. Когда ваш мистер Уилсон просиживал в Попс-корт. Вот никто и не заметил.

– А то, что вы нашли?

– Появилось за последние дни. Никто пока просто не обратил внимания.

– То есть спешили так, что пренебрегли маскировкой?

– Выходит, да, сэр. Спешили.

Джанет Пирс, женщина, о которой говорил Пратт, впустила нас в свою сумрачную комнатку и поставила на огонь чайник. Единственная, с кем у Салли Бэнкс сложилось нечто вроде дружбы. Джанет подтвердила слова Пратта. Салли – закрытая наглухо, нелюдимая, и вытянуть из нее что-то невозможно, если только она сама не решится заговорить, что случалось редко. Из слов Джанет Пирс вырисовывается грустный, гнетущий портрет абсолютной безрадостности, поселившейся в душе девочки с глубокого детства. В ее замкнутости не ожесточение, а апатия безысходности. Неверие заменило взросление, познание горя случилось в ее жизни слишком рано. Кто-то от всей души посочувствует Салли, кто-то скажет, что таким несчастным в Лондоне несть числа, но уж точно никто ей не позавидует. Родителей она лишилась еще в детстве. Отца ее убило в Доклендс, когда лопнувший трос не удержал груз, под которым стоял Джозеф Бэнкс. Мать Салли умерла через год от туберкулеза, хотя справедливее было бы признать диагнозом смерти полное физическое и нервное истощение. Которая уже по счету эмигрантская волна захлестнула Лондон. Улицы заполонили нищие и бродяги. Детство Салли пришлось на этот период. Надо ли что-то пояснять?

«Многим ли лучше судьба Джанет?» – думаю я, глядя на сидящую передо мною женщину, которая первым делом заявила, что ни за что не отпустит своих гостей, пока они не отведают горячего чая.

– Сегодня непривычно зябко для этого времени года, и вообще август выдался ужасный, не правда ли? – улыбается она почти беззубым ртом.

Гости, сержант Пратт в том числе, выглядят несравненно благополучнее, чем Джанет, чайник и вода оставляют желать лучшего, но разве можно ей отказать? Джанет Пирс ковыляет, наваливаясь сгорбленным телом на палку, но всё равно не позволяет отнять у нее священное право радушной хозяйки – разлить кипяток по чашкам. За одну минуту мне становится ясно, чем пожилая больная женщина растопила сердце молчаливого, вероятно сломленного до бесчувствия ребенка. Единственное место, возможно за всю жизнь, где можно открыть душу. Хотя бы настолько, насколько на это способна Салли. Нет, она не жаловалась. Ни разу. Приходила больше помолчать. Иногда помочь с чем-нибудь. Изредка внезапно что-то прорывалось, и тогда Джанет узнавала чуть больше. В основном о прошлом, когда были живы родители, а жизнь – слегка лучше. Богу одному лишь известно, как и чем она выживала, когда осталась одна. С некоторых пор Салли оказалась у Уилсона. Джанет не знает или недоговаривает – вот что я пытаюсь понять, держа в уме то неприятное ощущение, что внушает владелец ссудной кассы. Мисс Пирс улавливает то, что вертится на языке. Салли никогда об этом не говорила, она вообще никак не отзывалась о своем хозяине, но Джанет почти уверена… Спохватившись, она поправляется, что, во всяком случае, не удивилась бы, если б мистер Уилсон позволил бы себе… Ну, господа из полиции всё и так прекрасно понимают, не так ли?

Я это вижу, не закрыв глаз, потягивая дрянной пустой чай: если б Салли могла себе позволить такую роскошь, как чувство или право на личное отношение, Джабез Уилсон был бы ей невыносим до ненависти. Но она слишком через многое прошла. Я уточняю: значит, Салли попросту некуда идти? Точно так. У нее никого нет в Лондоне – ни родных, ни знакомых. Джанет это знает от нее, значит, это правда. Салли может умолчать, но не соврать. А главное, мисс Пирс подтверждает мои опасения: мистер Уилсон тоже об этом знал, можно не сомневаться. Но в последнее время, оживляется мисс Пирс, девочка как-то изменилась. Джанет ничего от нее не добилась, но почувствовала: у Салли появилось что-то за душой, как бы сказать…

– Секрет? Тайна? – подсказываем мы, и я вижу, что сержант следит за рассказом с неменьшим интересом.

Может, и так, соглашается Джанет, но если тайна, то добрая. Что-то стало ее отогревать, Джанет по глазам ее поняла.

– В последнее время – это…

– Примерно месяц назад. Ну, я так заметила.

– Скажите, мисс Пирс, когда вы ее видели в последний раз?

Неожиданно Джанет задумалась и вспомнила не сразу.

– В начале недели. Во вторник.

– Подождите, – удивился я. – Не спешите, подумайте. Точно не позже?

– Да точно, говорю же! Вечером во вторник.

– Но вы, сержант… – обернулся я к Пратту.

– А я, сэр, и не говорил, что она заходила к мисс Пирс. Ее видели на улице, возле дома Уилсона. В разное время двое свидетелей. В среду и в четверг. И обоим она сказала, что хозяин уехал в…

– Благодарю вас, сержант, – оборвал я его.

– Уехал?! – воскликнула мисс Пирс, чуть не уронив чашку. – Мистер Уилсон?! И она не зашла ко мне поболтать об этом?!

Пора уходить. Мы встаем. Я вижу, как расстроена Джанет. Она сбита с толку: Салли была совсем неподалеку, виделась с разными людьми, но за целую неделю так и не появилась у нее.

На улице действительно холодно. Ветер усилился.

– Похоже, Салли действительно любила и уважала Джанет.

– Вы так думаете, сэр? В общем-то, я тоже не вижу оснований не верить этой Пирс, но с другой стороны…

– Я верю не столько словам, сколько поступкам. Так надежнее.

– И какой же ее поступок убедил вас в этом?

– То, что начиная со среды она ни разу не зашла к Джанет.

– Вот как? И в чем же проявилась ее любовь?

– Ей было стыдно. Джанет Пирс оказалась единственным человеком, которому Салли не смогла бы солгать. Про отъезд хозяина в Йорк.

– То есть она всё знала?

– Боюсь, что да.