Текст книги "Другой Холмс, или Великий сыщик глазами очевидцев. Начало"

– Но вам же давали воду. Кто вас поил?

– Росс. Изредка Сполдинг.

– Понятно.

– Послушайте, если вы думаете, что она с ними заодно, то ошибаетесь.

– Во всяком случае, ее не было и тогда, когда вас обнаружили. Она или не возвращалась вовсе, или…

– Или что? Говорю вам, она не могла быть с ними. Я ее знаю давно.

– Вовсе не обязательно с ними. Но вы спровадили Сполдинга, а ее оставили в доме. Этим вы себя и выдали.

– Каким образом?

– Вы посылали ее с поручениями?

– Ну так… В лавку к бакалейщику, может еще в пару мест. Сейчас не вспомню.

– А предупредили держать язык за зубами?

Он промычал что-то невразумительное, но картина прояснилась и без этих красноречиво бегающих глазок. Затеяв слишком серьезное дело, чтобы полагаться на его слова, они понаблюдали со стороны за домом, заприметили выходы девчонки и сообразили, что к чему. Возможно, остановили и разговорили ее. Могла ли она заподозрить неладное, если проживала бок о бок со Сполдингом все последние месяцы?

Он подтвердил, и дальнейшее уместилось в несколько фраз. Его оставили сидеть привязанным к стулу в комнате. Сколько он ни прислушивался, до него доносились лишь редкие неотчетливые звуки. Затем было забытье, затем – появление Трэйси.

Я решил отложить разговор с мистером Мерриуэзером ради встречи с Холмсом и отправился на Бейкер-стрит, размышляя по пути о том, насколько убедительным в своем горе предстал передо мною Джабез Уилсон.

Глава четвертая, в которой заботам клиента можно только позавидовать

Из дневника доктора Уотсона

2 августа 1891 г.

Чудеса и не думают заканчиваться. Как и угадал Холмс, к нам пошли клиенты. Мы с энтузиазмом бросились раскрывать их дела, и не беда, что пока не очень получается. Плохо только, что в последнее время у нас стало совсем туго с деньгами. Дело в том, что Холмс, по-прежнему считая меня непризнавшимся автором «Скандала в Богемии», предложил прокутить мой авторский гонорар от «Стрэнд мэгазин» за рассказ. Никаких денег, естественно, у меня не было, но мне не хватило духу признаться, и я попросил миссис Хадсон одолжить мне два фунта. Холмс долго ворчал, что скупердяи из «Стрэнда» заплатили мне гроши и в следующий раз я должен потребовать более выгодных условий. Я не мог сказать Холмсу, что больше двух фунтов миссис Хадсон никогда бы не дала, поэтому ограничился уклончивым высказыванием насчет того, что следующий раз, возможно, наступит нескоро. И в то же время пришел в ужас от мысли, что после каждого рассказа этого странного мистера Дойла мне придется идти на поклон к нашей хозяйке и просить у нее денег. И каким образом отдавать долг?

Холмс пребывает в отличном расположении духа. Особенно сегодня, в воскресенье, после только что закончившегося визита. Я сразу же, пока не забыл, бросился записывать все связанные с ним подробности в свой дневник, который отныне, надеюсь, навсегда избавится от роли печального свидетеля наших неурядиц. Великие дела, как и обещал Холмс, действительно не за горами. Точнее, они уже здесь. Сегодняшнее – из таких. У нас побывал клиент с любопытной и весьма привлекательной в финансовом плане историей. Правда, таковой она стала во многом благодаря хитроумию Холмса. Но обо всем по порядку.

Этот человек, Джабез Уилсон, не слишком симпатичный тип, надо признать. Недалекий и жадный, с соответствующей отталкивающей внешностью. Но – удивительное дело! – этому неопрятному толстяку своими короткими, как обрубки ветвей, руками повезло дотянуться до невероятно удачного места. Он устроился в общество, основанное богатым американцем, ныне покойным, под названием «Союз рыжих». Голова у него и впрямь сияет, как начищенный медный кофейник на подоконнике в солнечный день, так что ничего удивительного тут нет. Странна лишь цена, которую определил этот союз за его усердие в переписывании «Британской энциклопедии». Повременная работа – с десяти до двух, то есть всего четыре часа в день, – приносила ему четыре фунта в неделю! Почти два месяца он трудился над этим не покладая своих волосатых рук, меньше всего подходящих писарю, пока вдруг однажды не заподозрил неладное. Он так и не сумел толком объяснить, что именно возбудило в нем тревогу. Вероятно, понемногу накапливалось то странное впечатление, что возникло сразу же от одних только удивительных условий его контракта.

– Я боюсь, мистер Холмс, – признался обеспокоенный мистер Уилсон, беспрестанно шевеля своими червяками-пальцами, – как бы мне не оказаться втянутым в какую-нибудь аферу. Деньги слишком уж приличные. Кто бы отказался! Это и манит, и одновременно пугает. Вот уже почти два месяца я там, и вроде бы всё тихо и мирно. Казалось бы, пора уж мне успокоиться, а нет же, мое недоумение только растет. Сегодня я не выдержал. Поверьте, я очень прилежно отношусь к своей работе, но во мне всё сильнее растет убежденность, что мистер Росс не очень-то интересуется моими результатами.

– Мистер Росс – это…

– Тот господин, что нанял меня. Так сказать, исполнитель воли мистера Хопкинса, того самого миллионера.

– Но вы не пошли в полицию? – спросил Холмс как можно более бесстрастным голосом, чтобы скрыть свое удовольствие от этого факта.

– Верно, – кивнул толстяк, звякнув цепочкой на шее. – Слишком уж деликатное дело. А вдруг всё чисто и я только зря подымаю шум? Полицейские заявятся с вопросами да еще скажут, что по моей просьбе, а может, и обыск учинят. Получится очень нехорошо.

– Понятно. Вы не хотите рисковать.

– Конечно! – воскликнул мистер Уилсон. – Такое место! Ни за что не прощу себе, если потеряю его. Вот я и подумал, что вы могли бы аккуратно, так сказать, разузнать и всё такое.

– Ясно. – Холмс снял ноги со стола, давая понять, что пришел к определенному решению. – Вот что мне пришло в голову. Разузнать – это вы точно подметили. Но для этого мне нужно как-то попасть в этот ваш союз. Вы согласны?

– В общем, да, – протянул посетитель с сомнением. – Но как же это сделать?

– Насколько я понимаю, связаться с ними не так-то просто. Это их единственный офис в Лондоне?

– Точно так. Они сами дают о себе знать, если нуждаются в людях. И пока такой возможности…

– Вот и я о том же. Остается единственный выход – подменить вас.

– Меня?! – Мистер Уилсон так перекосился от ужаса, будто уже потерял свою драгоценную работу.

– Другого варианта я не вижу. Естественно, на время. А потом, если всё пройдет гладко, вы вернетесь к своим обязанностям.

– Подождите-подождите! – заторопился с возражениями посетитель. – Мне категорически запрещено прерывать свой… э-э-э… трудовой стаж. Это первое, о чем меня строжайше предупредили. Ни болезни, ни дела – ничего!

– Но случаются же в жизни непредвиденные обстоятельства. Болезни и дела – еще ладно, а вот, допустим, смерть близких… Неужели вам откажут и в этом случае?

– Не хотел бы я шутить с такими вещами, мистер Холмс, – покачал головой мистер Уилсон. – Так и беду накличешь.

– А вы не подумали, что нехорошая шутка затевается именно с вами и что до беды, если оставить всё как есть, совсем недалеко? И потом, вы же не бросите работу, никого не предупредив. Кинем пробный шар и посмотрим на их реакцию.

– Но у меня, мистер Холмс, нет на примете никого, кто бы помер в подходящий для вас момент. Я давно один.

– Надеюсь, им это неизвестно? Или они интересовались вашими родственными связями?

– Нет. Таких вопросов мне не задавали.

– Прекрасно. Значит, и о вашем горячо любимом дядюшке они не знают.

– О каком еще дядюшке?! – оторопел мистер Уилсон. И не только он: меня неожиданный выпад Холмса ошарашил не меньше, однако это было только начало.

– Которого вы только что утратили. А завтра вы поведаете о его скоропостижной смерти мистеру Россу, как бы вам ни претила эта тема, – лаконично, без малейшей попытки смягчить удар пояснил Холмс и, не обращая внимания на то, как мы с мистером Уилсоном дружно подались вперед, добавил: – С печальным лицом, не забудьте.

Шок от услышанного парализовал нас, однако, как ни было велико потрясение, я нашел в себе силы повернуться к мистеру Уилсону и выразить ему как можно тактичнее свои искренние соболезнования и теплые слова поддержки.

– Что-то я не пойму, – начал было мистер Уилсон, не обратив на меня внимания, но осекся, изменившись в лице. К моему удивлению, оно сделалось отнюдь не таким, какое посоветовал ему Холмс, а глаза его не то чтобы просияли, однако их новое выражение свидетельствовало, что с этой внезапно свалившейся утратой наш гость странным образом что-то приобрел.

Холмс тем временем продолжал как ни в чем не бывало:

– Дадите ему понять, что положение безвыходное и вы вынуждены взять на себя все хлопоты по погребению, ведь у покойного в Йорке никого нет.

– В Йорке?

– Именно. Нужно услать вас из Лондона. Здесь за вами могут проследить. Проверим, сработает ли наша уловка. Если вас не отпустят, что ж, мистер Уилсон, тогда вы преспокойно вернетесь к своим обязанностям, а я займусь изобретением чего-нибудь другого.

– А если отпустят?! – застонал неожиданно тоненьким голоском мистер Уилсон. – Что ж теперь, мне еще и отправляться в Йорк?! Такие расходы! И потом, у меня же касса. Нет, мистер Холмс, решительно я не могу бросить дела.

– А я и не требую от вас таких жертв. Главное – создать видимость, чтобы ваше начальство поверило в ваш отъезд и не принялось наводить справки. А там как хотите, можете оставаться у себя.

– Но вы даже не рыжий!

– Пусть это вас не волнует, у нас еще есть время это поправить. – Холмс потянулся к камину, чтобы вытряхнуть трубку. – Определимся со сроком. Завтра понедельник, и, как обычно, вас там ждут, не так ли?

– Да.

– Так вот. Утром вы явитесь, поведаете о своей утрате и скажете, что вам срочно необходимо уехать из Лондона на три-четыре дня.

– Лучше два-три! – взмолился мистер Уилсон.

– Хорошо, пусть будет…

– Или один-два, – осторожно добавил мистер Уилсон, стараясь как можно вежливее перебить Холмса.

– Вы не находите, что при таких сроках похороны вашего горячо любимого дядюшки выходят слишком галопирующими? – спросил довольно ехидным тоном Холмс, не замечая, как содержимое трубки просыпается на пол. – В таком случае, может, условимся сразу, что я лишь разок подменю вас на пару часов?

– Эх, мистер Холмс, – одутловатое лицо гостя чуть подправилось слабой, но искренней улыбкой, – если б моему дядюшке хватило ума и совести испустить дух в пределах Лондона, я б управился и за такое время!

– Догадываюсь. Похоже, вас с ним связывали чрезвычайно нежные чувства.

– Даже более чем следовало бы, если учесть, что я только минуту назад узнал о его существовании.

– И всё же вынужден разочаровать вас, – отрубил Холмс. – Мне потребуется три дня. Не меньше.

– Ладно, – сдался мистер Уилсон, грустно посмотрев на носки своих ботинок.

– Скажете мистеру Россу, что на это время подыскали сменщика. Человека надежного, с безукоризненным почерком, не имеющего привычки слюнявить грязный палец при перелистывании страниц солидных изданий.

Мистер Уилсон кивнул медленно и осторожно, будто боялся вытряхнуть из головы усвоенное с таким трудом.

– А мы уж постараемся, чтобы вы не попали в беду. – Холмс явно желал поддержать поникшего гостя. – Веселее, мистер Уилсон. Вы обратились по самому нужному адресу.

– А деньги?

– Что деньги?

– За те три дня, что я пропущу. – Шмыгнув носом, мистер Уилсон нашел в себе силы посмотреть прямо в глаза Холмсу. – Они уйдут по тому же адресу?

– Вы имеете в виду…

– Да, самый нужный, – довольно ехидно усмехнулся наш клиент.

– Их получит тот, кто выполнит за вас вашу работу, – спокойно пояснил Холмс. – Это справедливо. К тому же за это мы частично снизим для вас размер нашего гонорара.

– Ах да! – Напоминание о том, что будет еще и гонорар, лишило мистера Уилсона остатков настроения, и он покинул нас совсем уже удрученным.

– Послушайте, Холмс! – воскликнул я, едва дождавшись ухода осиротевшего буквально у меня на глазах племянника. Как ни терзало меня любопытство, проявить его на фоне только что разразившегося горя было бы крайне нетактично. – У меня сложилось впечатление, что вы до сегодняшнего дня не были знакомы с Уилсоном.

– Не только у вас, Ватсон. У меня точно такое же впечатление, да и у Уилсона, насколько можно судить.

– То-то и оно.

– То есть?

– Мне тоже показалось, что Уилсон увидел вас впервые.

– Разумеется, – подтвердил Холмс. – Но вас что-то беспокоит?

– И с Йорком вы никак не связывались?

– С Йорком?

– Не посылали запроса? – уточнил я.

– Запрос в Йорк? – связал Холмс два моих последних вопроса.

– Вижу, что не посылали, – сдался я. – Тогда объясните мне, в конце концов, как вы узнали, если даже сам Уилсон не знал!

– Что не знал?

– Что у него есть дядя, что! Был, вернее…

– У Уилсона?

– Только не надо сейчас изображать изумление, Холмс! – не сдержался я, поскольку эта повторяющаяся интонация начала действовать мне на нервы. – Да, я соображаю медленнее вас…

– Ну зачем вы так!

– …значительно медленнее, вынужден признать. Но даже я кое-что заметил, а именно – что сначала он сказал, что у него никого не осталось… Включая дядю, разумеется… А потом – что минуту назад узнал о его существовании. Выходит, это вы открыли ему глаза?

– Ну…

– Вот я и хочу понять, как вы, впервые увидев человека, догадались, что у него есть родственник, который только что покинул наш мир. Да еще вдали от Лондона. По каким таким признакам?

– Вообще-то…

– И главное, как вам удалось убедить его в этом? – добавил я еще один горячо интересующий меня вопрос. – Я заметил, он особо и не спорил с вами, хотя не шибко-то доверчив.

– Дело в том, Ватсон…

– Или он знал про дядю, но скрывал, а вы приперли его к стене, что тоже про дядю знаете? – попытался предугадать я хоть что-нибудь из предстоящих объяснений Холмса.

– Видите ли…

– Кстати, этот черствый чурбан нисколько не расстроился. Так сильно не расстроился, что даже не захотел отдать свой долг покойному в Йорке. Извините, Холмс, больше вас не перебью. Просто это так поразительно!

– Ну, в этом-то как раз нет ничего странного, – пожал плечами Холмс. – Когда за минуту узнаешь сначала о существовании и тут же о смерти, просто не остается времени привязаться душой. Однако, признаюсь, я тоже в некотором смысле поражен.

– Еще бы!

– Ватсон, вы меня сейчас не разыгрываете?

– Я? – удивился я неожиданному вопросу.

– Не станете же вы утверждать, что ваше изумление не притворно. Несомненно, вы и сами догадались, что никакого дяди у него нет.

– Естественно, раз он помер. Об этом нетрудно догадаться.

– И не было, – уточнил Холмс. – Его пришлось придумать, чтобы у Уилсона появился повод потребовать отпуск.

– Придумать дядю?! – охнул я, не веря, что на такое можно замахнуться.

– Сначала дядю, потом – его скоропостижную кончину…

– Так просто! – простонал я.

– Не скажите, – обиделся Холмс. – Двухходовая комбинация, по сути.

– И про Йорк выдумали?

– Трехходовая, значит, – поправился Холмс.

– Бог мой, я думал, вы как-то догадались! – Я всё еще не мог поверить своим ушам, но всплеснул руками. – Так элементарно!

– Вот всегда вы так! – вскипел в ответ Холмс. – Сначала восхищаетесь, но стоит только раскрыть перед вами всю логическую цепочку, весь ход мыслей, как вы снова принимаетесь за свое: «Так просто! Я бы тоже смог!»

– Просто я никак не ожидал, что ваша логическая цепочка дотянется до кладбища, где вдобавок обнаружится пустая могила. Мой ход мыслей куда скромнее.

– Настолько, что остается единственный выход, – саркастически усмехнулся Холмс. – Или вывод, объясняющий всё. Что я каким-то таким непостижимым образом должен был догадаться! Каким – неважно. Так проще, чем допустить, что из нас двоих я наделен куда большим воображением.

– Я просто подумал, ну… не знаю, – замялся я. Трудно объяснить кому-то, как именно он должен догадаться о том, о чем ты сам не догадываешься. – Что вы как-нибудь рассмотрели. Прочитали по его виду, по тому, как он себя вел…

– Да как он себя вел?! Обычно он себя вел, вот как!

– Нет уж! Вы заметили, как он шевелил пальцами всё время? Разве это так уж обычно?

– И что? Шевелил точно в направлении дяди? Или, быть может, в сторону Йорка? – язвительно поинтересовался Холмс. – Послушайте, дружище. Вижу, вы, написавшись и начитавшись «Скандала в Богемии», решили поучить меня теоретическим аспектам своего метода. Не спорю, ваш рассказ по-своему прекрасен, в чем-то совершенен и, что куда важнее, служит очень полезному делу, хотя я нахожу не слишком красивым втихомолку пересчитать ступеньки, чтобы потом пенять мне, что я не знаю, что их – надо же! – семнадцать.

– Бог с вами, Холмс! – возразил я, сообразив, какой эпизод имеется в виду. – Наоборот, это же вы указываете мне на их количество.

– В вашем рассказе – да! Но вы его писали, прекрасно зная, что я не стану тратить внимание на такие глупости. Тем самым вы меня поддели, что я мог бы это знать, раз уж я такой наблюдательный; а чтобы я не смог вас упрекнуть в ответ за такую придирчивость, хитро вывернули всё так, будто я настолько мелочный, что не только пересчитал зачем-то эти дурацкие ступеньки, но еще и хвастаюсь этим и тычу вас носом за такое катастрофическое упущение. Запомните, все те фокусы, что вы описали, существуют для простофиль. И пусть! Здорово, как вы их заставили развесить уши. Но вы же, надеюсь, не рассчитываете включить в их компанию меня? На практике работают совершенно иные законы и методы. Понадобился план – я его придумал.

После этих слов он вернул свое длинное сухопарое тело в глубину кресла, вытянул ноги и замолчал. Я же, уязвленный тем, как легко меня провели с этим чертовым дядюшкой, примерно около часа обиженно помалкивал, пока, наконец, не решился задать терзающий меня вопрос:

– Скажите, Холмс, как вам кажется, этот неотесанный барышник догадался, что его дядя выдуманный?

– Всё в порядке, Ватсон, – безмятежно ответствовал Холмс из своего кресла. – Состояние мыслей Уилсона полностью соответствует моим намерениям.

Такой уклончивый ответ меня не удовлетворил, так как из тождества двух неизвестных сложно сделать какой-либо вывод. Попытавшись путем собственных размышлений добиться ясности и не достигнув цели, я попробовал чуточку иначе сформулировать вопрос:

– Дайте-ка угадать, Холмс…

– Ватсон? – Холмс вздрогнул так, что его кресло отозвалось скрипом, и я понял, что он успел немного задремать за это время.

– Я хочу попробовать пройти вслед за вами…

– В настоящее время я никуда не собираюсь.

– То есть я имел в виду вслед за вашими мыслями повторить вашу логическую цепочку, чтобы свести воедино ваши намерения и состояние мыслей нашего клиента.

– Что ж, если необходимость в этом возникла именно сейчас…

– Для меня это важно, ведь я стараюсь тянуться за вами насколько возможно.

– Тогда с удовольствием послушаю.

– Итак, – начал я, польщенный его проснувшимся интересом. – Прежде всего я исхожу из того, что твердо помню следующее: в своей хитроумной выдумке про дядю вы, Холмс, признались мне напрямик, без экивоков, так сказать начистоту, лишь после ухода не менее выдуманного, таким образом, племянника. Который про то, что он выдуманный, не знал, как и я, следует признать честно.

– Простите, – с едва уловимой неуверенностью отозвался Холмс. – Еще раз, пожалуйста.

– Ну, то есть сам Уилсон, конечно, не выдуманный, но вот то, что он племянник, выдумано, поскольку всякий племянник вытекает из положения про дядю, а дядя в данном случае выдуманный.

– Так, – задумчиво подтвердил Холмс, взвесив мои слова в течение минуты.

– Так вот, если вернуться к первому постулату, здесь крайне важно то, что про самого дядю вы признались еще при Уилсоне, и он, то есть дядя, тогда еще был настоящий, даже когда умер, поскольку вы, Холмс, тогда еще помалкивали, что его придумали, и признались только после его ухода.

– Ухода дяди?

– Ухода Уилсона.

– Ах да! Прошу вас, продолжайте, очень интересно.

– Дальше я формулирую задачу, – продолжил я, еще более приободрившись. – Она звучит так: ключевой момент состоит в том, чтобы разобраться, понял ли сам Уилсон, что его выдумали, что он никакой не племянник, или он пребывает в том же заблуждении, что и я до того момента, пока вы мне не раскрыли свой секрет.

– Ваша логика оттачивается с каждым днем, Ватсон. Но разве я вам не ответил уже на этот вопрос?

– Вы сделали это завуалированно, так сказать намекнули, чем подстегнули во мне азарт самостоятельно найти решение. И я вам рассказываю ход своих мыслей.

– И каков же итог?

Вопрос Холмса неожиданно вызвал у меня затруднение. И не потому, что я не знал ответа. Просто мне всегда неудобно себя хвалить. Поскольку образ покойного возник в этой комнате, когда мы беседовали втроем, выходило, что Холмс своей выдумкой заморочил головы нам с Уилсоном примерно в одинаковой степени, так что я практически не сомневался, что этот грубый недотепа сумеет выказать не больше сообразительности, чем я. Во всяком случае, мне этого очень хотелось, что, отчасти, и способствовало моей уверенности в том, что Уилсону для ясности потребуется куда более очевидная подсказка, чем мне. Что называется, в лоб, прямым текстом, не оставляющая и тени двусмысленности. Таковой подсказки он не получил, потому что у него, в отличие от меня, не хватило ума спросить у Холмса, как это он догадался (про дядю), по каким таким признакам.

Глупо хвастать, но еще глупее отворачиваться от очевидного, пусть и приятного. Сравнение нас с Уилсоном на моих глазах оборачивалось явно не в его пользу. Если я не догадался только про то, что дядя выдуманный, но сообразил, как вытянуть из Холмса признание, то Уилсон не догадался про всё, про что только можно не догадаться. Поэтому закономерно остается в плену заблуждения насчет как минимум одного представителя своей родни. И сейчас не находит себе места. Не от мысли, что за всю жизнь так и не повидался с таким близким для себя человеком, а от осознания, что на сей раз, по-видимому, от этого не отвертеться. Разумеется, Уилсону ужас как не хочется отправляться в Йорк, но соображения родственности могут заставить даже такую бесчувственную скотину сняться с места, и тогда… Я даже зажмурился, представив себе, что может получиться.

– Только не обижайтесь, Холмс, я всегда ценю ваши методы, однако мне кажется, в данном случае использование агента втемную не сулит ничего хорошего.

– Втемную? – переспросил Холмс. – Ночью, что ли?

– Ну, то есть когда он действует, будучи дезориентированным ложной информацией, – торопливо пояснил я. – Если Уилсон доберется до Йорка и не найдет там дядю… ни живого ни мертвого… вообразите, какой поднимется скандал!

– Как в Богемии? – хихикнул Холмс, вытянув шею из своего кресла, но мне было не до шуток.

– Нам несдобровать, я серьезно. Следующий рассказ разнесет нас в пух и прах.

– Не собираетесь же вы опуститься до публичного покаяния? – посуровел мгновенно Холмс, и, только взглянув на него, я вспомнил, что он в отличие от меня так и продолжает считать меня Дойлом. – Этого я от вас, признаться, не ожидал услышать. Запомните, что бы ни случилось впредь – с Уилсоном или еще с кем, – вы уже в дебюте сумели поймать нужный тон, стиль и прочее. Такое мало кому дано. Вы настоящий талант, Ватсон, состоявшийся литератор, так извольте держаться избранной линии и никуда не сворачивать.

Растерявшись окончательно, я торопливо пообещал Холмсу никуда не сворачивать. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Особенно в литературе.

– Не переживайте, Ватсон, – смягчившись, в свою очередь, решил успокоить меня Холмс. – Я же сказал, всё в порядке. Разумеется, он понял.

– Что понял?

– Что нет никакого дяди.

– И что не было?

– Конечно. Он понял, что ему следует просто обмануть своих нанимателей. Надеюсь, у него это получится.

– Вы уверены? – спросил я упавшим голосом.

– Я же сказал, надеюсь. Неизвестно, насколько он хороший актер.

– Я про другое. Вы уверены, что он понял, что по-прежнему один-одинешенек, без подсказки?

– Я уже не уверен, что понимаю вас, – озадаченно посмотрел на меня Холмс, уловивший в моем тоне нотки разочарования вместо ожидаемого успокоения.

– Вы действительно видите смысл затесаться в штат этого самого «Союза рыжих»? – предпочел я сменить тему. – Что за необходимость такая?

– Значит, вас ничто в его рассказе не удивляет?

– Не то чтобы, – пожал я плечами. – Просто я привык к обилию сумасшедших в нашем обществе и не имею ничего против безопасных. Здесь, как видно, тоже затесалось явное безумство, но, как мне кажется, вполне невинное.

– Хотите сказать, мало ли на свете свихнувшихся миллионеров?

– Вот именно. Американцы – что с них возьмешь! А завещание, сами знаете, такая штука – хочешь не хочешь, а приходится исполнять.

– Не всё так безобидно, мой друг, – разом посерьезнев, заключил Холмс. – Уж если даже до нашего бегемота дошло, что здесь что-то не так, мы тем более обязаны насторожиться. Какие версии вам еще приходят в голову, Ватсон, помимо безумного завещателя Хопкинса?

– Ну… – замялся я, потому что не был готов переключиться на «помимо». Мне не хотелось расставаться с мыслью, что все заокеанские богачи законченные психи, так как она была удобна во многих отношениях; кроме того, что являлась, по моему убеждению, и причиной, и следствием их успеха, она оправдывала, увязывала и согласовывала всё непонятное, несуразное и противоречивое в событиях, в которые мы решили вмешаться. – Хорошо. Раз вы так просите…

– Ну-ну?

– Возможно, это какая-нибудь странная секта.

– Интересно, – улыбнулся Холмс. – И чему же они поклоняются? Апельсиновым коркам? Кирпичной пыли? Что из рыжего у них возведено в культ?

– Вот вы смеетесь, Холмс, – укоризненно заметил я, – а мне вдруг пришла в голову мысль пострашнее.

– Очень надеюсь. – Тон Холмса был как никогда серьезен, но я-то знал, как часто за ним прячется ирония. – Обожаю, знаете ли, пощекотать нервы.

– Я подумал, Холмс, – пронзившая меня догадка своей близостью к ужасающей истине заставила голос задрожать от волнения, – это могут быть якобитые недобиты.

– Недобитые якобиты?

– Тьфу ты! – смутился я глупейшей оговорке. – Да!

– Зачем же им «Британская энциклопедия»?

– Допустим, они хотят исказить историю нашего славного отечества.

– Вот как? – Глаза Холмса заблестели уже неподдельным интересом. – Какая необычная мысль! И каким же образом?

– Издадут фальшивые копии, где не будет ни слова о суровом Гарри и англиканстве.

– Даже так? – немного оторопел Холмс.

– Именно так! Открываешь в нужном месте, а там сразу про брак Марии и Филиппа! И всё у них чудненько по-католически! Потом подадут запрос в парламент: мол, если ничего такого не было, то что это у нас за ересь сейчас творится?! Куда смотрит архиепископ Кентерберийский и что он себе позволяет?!

– Sola scriptura? – подхватил Холмс, как мне показалось, одобрительно, хотя тогда, еще не подсмотрев в словаре, я не совсем понял, что он сказал.

– Вроде того! – согласился я, стараясь хотя бы примерно на слух запомнить то, что он сказал. – И почему главенство королевы, а не папы? А кто усомнится, тому под нос «Британскую энциклопедию», а там глядь – и вправду ничего такого нет!

– Выходит, по-вашему, это тайный план возвращения в лоно Ватикана, – подытожил мой друг. – Зачем же переписывать? Печатай сразу сокращенные копии, и дело с концом.

– Это вызовет подозрение, Холмс! – Азарт, вызванный тем, что истина открылась прямо в ходе беседы, захватил меня. – Придется вычеркивать из готового набора, понимаете? Гранки или что там, я не очень разбираюсь… Это сразу заметят.

– Понимаю-понимаю, – поспешно отозвался Холмс, приподнявшись в кресле.

– А так перепишут всю энциклопедию, извлекут всё необходимое и подадут рукописи печатать в типографию. Скажут, мол, поступил заказ переиздать. И никто не сообразит, что кое-чего уже и нету! Томас Мор жив-живехонек, и король его слушается! Да так счастлив с Екатериной, что и Анна Болейн ему вовсе не нужна.

– Как и потомкам – Елизавета! – заключил Холмс.

– И заполонят этими переиначенными энциклопедиями всю страну! Прежние будут брать в библиотеке, мол, почитать, и не вернут. Скажут, потеряли. – Я ощутил странный раскол внутри себя, будто что-то из моих органов принадлежит не мне. Мои уши, ошеломленные, со смятением внимали ужасающему пророчеству, исторгаемому моими устами. Так, наверное, чувствуют себя медиумы.

– Штраф пустяковый, – отозвался Холмс с такими же, судя по тону, ошеломленными ушами.

– Вы всё поняли, Холмс. – Против воли меня, обычно скромного, охватила гордость. Простительная, конечно, ведь моя догадка произвела впечатление на превосходящего умом не одного только меня человека. – Они готовят грандиозную подмену. По сути дела, это переворот.

– Но если так, то им еще долго дожидаться Уилсона. Он только собирается приступить к букве «Б».

– А почему мы решили, что это дело поручено одному Уилсону? Слышали, сколько у них филиалов?! По всей Англии сидят и строчат, каждый свою пару-тройку букв, ничего не ведающие глупцы, чьими руками готовится смена власти.

– М-да, – задумчиво уперся взглядом в камин Холмс, сцепив пальцы в замок и водрузив на них свой выдающийся подбородок. – И не сегодня, так завтра всё вдруг закончится. Когда у них соберутся переписи всех букв, перед Уилсоном и остальными извинятся и расторгнут контракт. А дальше…

– Мы должны остановить это, Холмс! – воскликнул я. – Будьте готовы, что вас будут поторапливать. Мол, чего копаетесь, переписывайте побыстрее! Им же не терпится. Так что вы со своей стороны затягивайте этот пагубный процесс, насколько возможно.

– Хорошо, – заключил Холмс. – Давайте-ка подумаем еще. Не упускаем ли мы чего из виду? Ваша версия интересна, спору нет, но возможны и другие.

Это предложение поставило меня в тупик, но неожиданно Холмс пришел мне на помощь, взявшись с энтузиазмом развивать это направление:

– Между прочим, Ватсон, ваша мысль вовсе не дурна, с поправкой только, что мы берем ее в более общем виде. Времена воинствующих католиков давно сошли на нет, но, допустим, возникла некая политическая организация, тайная и, возможно, не чурающаяся резких методов. По крайней мере, ее члены не брезгуют прибегать к отвлекающей бутафории, всей этой рыжей пелене, за которой простаки не увидят главного.

– Чего же, например?

– Кто знает? – прищурив глаза то ли от дыма, то ли от снедающей его тревоги, уклончиво заметил Холмс. – Не забывайте и о шпионаже, в наше время всё возможно. Я вот всё думаю об этом бессмысленном на первый взгляд переписывании. Может, это зашифрованные послания? Знаете, такие, когда сам пишущий не догадывается, что посылает секретный сигнал. Пишет себе мирно про ассигнации или про Армагеддон, а сам, того не ведая, отдает приказ сжечь мост где-нибудь в Ричмонде или заколоть прежде срока свиней на ферме в Сассексе.