Текст книги "Рождение «Сталкера». Попытка реконструкции"

Несостоявшийся «Идиот»

Развитие событий по новым проектам не оставляло Тарковскому поводов для оптимизма. Постановка «Идиота» с итальянцами не состоялась. Но интерес иностранных продюсеров и актеров подтолкнули генерального директора «Мосфильма» разрешить руководителю ЭТО Григорию Чухраю подготовить сценарный договор с Тарковским.

В это время главным редактором «Мосфильма» был назначен близкий друг Тарковского Леонид Нехорошев.

Копия договора у меня сохранилась. На ней визы руководителей объединения. Есть и заявление соавторов (А. Тарковского и А. Мишарина. – Е. Ц.) от 18 апреля 1974 года, в котором они просят: «В связи с заключенным договором на написание литературного сценария по роману Ф. М. Достоевского „Идиот“ рассчитывать авторов в таком соотношении – А. Мишарин получает ¾ авторского гонорара и дальнейшего потиражного вознаграждения (75%). А. Тарковский – ¼, т. е. 25%»125125
  Нехорошев Л. Андрей Тарковский: пронзенность классикой // Киносценарии. № 2. 2002. С. 7.


[Закрыть].

Договор был представлен на подпись генеральному директору. Но он его так и не подписал. Почему?

Дело в том, что авторы решили писать сценарий не двухсерийной картины, а двух отдельных фильмов. В договоре так и значилось:

Литературный сценарий для двух полнометражных художественных фильмов под условными названиями «Настасья Филипповна» и «Враги».

Сценарий и предполагаемая дилогия тем самым сразу же переводились в более высокую систему оплаты. Разрешить подобное мог только Председатель Госкино. Соответствующее письмо ему от «Мосфильма» было подготовлено и мною подписано. Но Н. Т. Сизов письмо опять не подписал126126
  Там же.


[Закрыть].

Гендиректор «Мосфильма» едва ли направил руководству официальное прошение, заранее не справившись о возможных результатах его рассмотрения. Сизову, скорее всего, дали понять, что не только повышать гонорар, но и вообще разрешать Тарковскому работать над двумя фильмами по роману «Идиот», пока режиссер не сдал «Зеркало», не стоит. Председатель Госкино чрезвычайно недоволен фильмом. Картина сулила руководству Госкино немалые проблемы и сложности.

Ермаш не хотел давать разрешения на новую работу режиссеру, не завершившему прежней, тем более делать вместо двухсерийного фильма два односерийных. Это влекло за собой повышение удельного веса гонораров в бюджетах картин и увеличивало их общую стоимость, что, в свою очередь, требовало специальных решений Госкино СССР, Госплана и Минфина по пересмотру системы выплаты постановочного вознаграждения режиссеров, сценаристов, композиторов и художников. А значит, и согласования в Госплане, Минюсте, Совете министров, ВААП127127
  ВААП – Всесоюзное агентство по авторским правам.


[Закрыть], ВЦСПС128128
  ВЦСПС – Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов.


[Закрыть].

Разрешить эту ситуацию в виде исключения Ермаш не хотел. Создав прецедент, председатель Госкино неизбежно обрекал себя на целую очередь из мэтров советского кинематографа, давно уже ваявших монументальные полотна из двух и более серий. За примерами далеко ходить не надо: Бондарчук, Герасимов, Донской, Кулиджанов, Озеров, Ростоцкий, Алов и Наумов.

Это стало бы для Ермаша очень серьезной проблемой, ибо киномэтры, выставив значки Ленинских и Государственных (бывших Сталинских) премий, живо превратили бы исключение в правило. Противостоять им у председателя Госкино вряд ли хватило бы мужества и политического веса.

Итак, первый заход Тарковского на постановку «Идиота» закончился ничем.

Какие были надежды? В то время как Андрей Арсеньевич заканчивает и сдает «Зеркало», Александр (Мишарин) пишет сценарий по Достоевскому. И режиссер мог без большого перерыва между фильмами взяться за работу над следующей картиной. <…>

Пока ему этого не позволили. Посоветовали сначала сдать «Зеркало»129129
  Нехорошев Л. Андрей Тарковский: пронзенность классикой. С. 7–8.


[Закрыть].

Тарковский не сложил руки после отказа.

Двадцать второго апреля он осуществил перезапись «Зеркала», а именно сведение воедино всех фонограмм фильма (шумов, музыки, реплик) для необходимого их соотношения и баланса. Так делается целостная фонограмма фильма, которая синхронизируется с изображением на пленке: достигается звукозрительный синтез, который, собственно, и есть фильм. Обычно первая сдача фильма проходила с двух пленок – изображение и фонограмма (реплики, шумы, музыка). Потом, если фильму давали поправки, была вторая перезапись. Тарковский торопился сделать картину максимально законченной. Фонограмма должна была создавать звуковой подтекст, который бы комментировал и поддерживал изображение. Тарковский надеялся, что маститые профессионалы – члены худсовета – будут более восприимчивы к языку его нового фильма и после их одобрения «Зеркало» сможет попасть в Канн. Андрей Арсеньевич улетел на премьеру «Соляриса» в Рим. Ареопагу кинематографических мэтров новую картину представлял соавтор сценария Александр Мишарин.

Тарковского очень нервировали желание Смоктуновского ставить «Идиота» и Джины Лоллобриджиды – играть роль Настасьи Филипповны. И хотя Лоллобриджида изъявила готовность заменить Кончаловского на Тарковского, Андрей Арсеньевич не горел желанием ставить фильм с итальянской звездой, избалованной вниманием публики и продюсеров, привыкшей, чтобы с ее мнением считались.

Позиция Тарковского не допускает сомнений: «Надо это „поломать“ и ставить „Идиота“ на „Мосфильме“»130130
  Тарковский А. Мартиролог. С. 113.


[Закрыть].

Андрей Арсеньевич понимает, что столь сложный проект он сможет осуществить только на родной киностудии, где хозяином на съемочной площадке будет он, а не иностранный продюсер и знаменитая кинозвезда.

Он срочно подает заявку в Экспериментальное творческое объединение «Мосфильма». Однако сомнения, что из претендентов на постановку «Идиота» выберут не Смоктуновского или Кончаловского, а его, все же не оставляют Тарковского. Он даже готов скандалить по этому поводу с Ермашом, которому еще предстоит сдавать непринятое «Зеркало».

Скандала Тарковский не устроил – ни грандиозного, ни простого. Он дистанцировался от внешнего мира, погрузился в депрессию, когда хочется уйти от всех, исчезнуть, спрятаться от давящего пресса Госкино и гнетущей советской действительности. Но внутренняя энергия его нереализованных замыслов продолжала накапливаться, требовала выхода. Перед поездкой в Италию Тарковский, обычно весьма осмотрительный в оценках, потеряв всякую осторожность, кроет в дневнике чиновников Госкино по полной программе, совершенно не стесняясь в выражениях:

Мерзавцы безграмотные! Они не то что Маркса, они и Ленина-то не читали. <…> Сволочь и паразиты на теле у рабски скрученного рабочего131131
  Там же. С. 114.


[Закрыть].

Это не просто вырвавшееся в сердцах грубое выражение, а сентенция, которую любой советский прокурор мгновенно подвел бы как минимум под две статьи Уголовного кодекса – «Антисоветская агитация и пропаганда» и «Клевета на советскую действительность», а то и куда хуже – «Призывы к свержению существующего строя». А такие статьи грозили годами лагерей в Мордовии, в Восточной Сибири или принудительным лечением со всеми прелестями советской карательной психиатрии.

Возможно, столь яростное настроение Тарковского и его нервный срыв были обусловлены информацией, которую он получил от режиссера Романа Балаяна, друга Сергея Параджанова. Роман сообщил шокирующие подробности суда над Параджановым. Он привез Тарковскому газету «Вечерний Киев» со статьей, обливающей грязью выдающегося режиссера, не оставляющей сомнений в том, что вердикт суда предрешен. Если вспомнить, что двумя месяцами ранее был насильно выслан из страны Солженицын, эти демарши власти указывали инакомыслящим на их возможную судьбу. Закручивание гаек становилось все более жестоким.

Надо отдать должное мужеству Андрея Арсеньевича, который перед отъездом в Италию вместе с классиком советского кино и литературы Виктором Шкловским подписал 21 апреля письмо в защиту Параджанова. Уезжал на римскую премьеру «Соляриса» Тарковский в совсем не праздничном настроении.

В апреле 1974 года Александр Солженицын в Цюрихе и Александр Гинзбург в Москве объявили о создании «Русского общественного фонда помощи преследуемым и их семьям». Финансирование осуществлялось на доходы от публикации «Архипелага ГУЛАГ» по всему миру. Это вызвало новые жестокие преследования А. Гинзбурга и его единомышленников.

Сейчас российские авторы, пишущие о Тарковском, не любят вспоминать о его политических взглядах, но я убежден, что записанные им еще в 1970 году размышления сопровождали всю его жизнь, все поиски, все творчество и деятельность:

Величие современного Человека – в протесте. Слава сжигающим себя из протеста перед лицом тупой безгласной толпы и тем, кто протестует, выйдя на площадь с плакатами и лозунгами и обрекая себя на репрессию, и всем, кто говорит «нет» шкурникам и безбожникам. Подняться над возможностью жить, практически осознать смертность нашей плоти во имя будущего, во имя Бессмертия…132132
  Тарковский А. Мартиролог. С. 33.


[Закрыть]

Эти слова и мысли нашли отражение в его будущих фильмах, самых последних, снятых уже в Италии и Швеции.

А 25 апреля 1974 года Киевский областной суд, не обратив никакого внимания на письма деятелей культуры, приговорил Параджанова к пяти годам заключения в лагере строгого режима с конфискацией личного имущества.

Поездка в Италию и переоценка ценностей

Первого мая Тарковский вернулся из Италии с премьерных показов «Соляриса». Фильм был принят очень хорошо. Кинокритики захлебывались от восторга. Возникли идеи о возможной совместной постановке с Италией. Тарковского принимали как выдающегося советского режиссера, хотя ничего советского в его фильме не было и больше никогда не будет.

Ездили втроем – режиссер и ведущие актеры Донатас Банионис и Наталья Бондарчук. «Боже, ну и глупа же Наталья!»133133
  Там же. С. 115.


[Закрыть] – написано в дневнике Тарковского в конце записи об этой поездке.

Наталья Бондарчук, исполнившая главную роль в «Солярисе», три года назад казалась ему очень умной актрисой, несущей высочайший духовный посыл. Актрисой, достойной того, чтобы передать с экрана глубоко эмоциональное послание самого Тарковского и мощнейший интеллектуальный заряд, заложенный в сценарии и философской прозе Станислава Лема. У них с Тарковским даже случился трогательный роман.

Наталья Бондарчук сыграла свою роль поистине гениально, на уровне лучших мировых звезд. Ее блистательное исполнение роли Хари вошло в список лучших женских ролей в истории кинематографа. Она сумела сыграть поразительную космическую отчужденность, которая по мере внутренней эволюции ее героини перерастает в незащищенность и трагичность странного выморочного существования.

Я считаю, что сыгранный ею персонаж – фантом, нечеловеческое существо – как ни странно, остается самым живым, человечным и убедительным женским образом во всех фильмах Тарковского.

Спустя всего три года после их романа нелестная оценка ее интеллектуальных качеств удостоились специального упоминания Андреем Арсеньевичем в дневнике (если, конечно, это было написано им самим).

В Италии прокатчики вырезали из «Соляриса» 30 минут, не согласовав с автором фильма. Протесты режиссера не возымели результата, и это его очень оскорбило. Можно представить масштаб скандала: если бы это произошло в Советском Союзе, какие громы и молнии Андрей Арсеньевич метал бы на головы прокатчиков. Здесь Тарковский всего лишь огрызнулся в одном из интервью. Такой небольшой резонанс по поводу урезания его фильма объясняется прежде всего заинтересованностью режиссера в совместных постановках с итальянцами. Сейчас это для него главная мотивация. Он не хотел обострять отношений с возможными работодателями.

Тарковский познакомился в Италии с несколькими персонажами, причастными к государственному и частному продюсированию. Его не смущает, что возможными партнерами могут стать тамошние коммунисты. Конечно, итальянские еврокоммунисты – не чета советским идеологическим ортодоксам, но Андрей Арсеньевич как будто забыл, что советские «товарищи» имели достаточно мощные рычаги воздействия на итальянских «товарищей» и могли в случае необходимости их задействовать.

Итальянцы предложили Тарковскому сделать серию получасовых телепередач по «Сказкам по телефону» классика итальянской детской литературы Джанни Родари. Вероятно, они ориентировались на дипломный фильм Тарковского «Каток и скрипка», а также на «Иваново детство» о подростке на войне. Но пятнадцать лет спустя детские сказки и даже проблемы взросления уже совершенно непредставимы в творчестве Тарковского и говорят о полном непонимании его эволюции. Итальянцы заинтересовались идеей фильма «Иосиф и его братья» по Томасу Манну и совместным производством «Идиота» при условии участия в нем нескольких иностранных актеров.

Привлекательный образ Италии впервые несколько потускнел для Тарковского, пораженного произволом итальянских прокатчиков.

Италия на этот раз произвела на меня ужасное впечатление. Все говорят о деньгах, о деньгах и о деньгах. Видел Феллини. Он очень высоко ставит мои способности. Смотрел его «Амаркорд». Интересно. Но все-таки для зрителей. Кокетничает и очень режет – торопится понравиться. Но человек чудный и глубокий. Рассказывал о том, как на 3‐м Московском фестивале Герасимов сутки его уговаривал снять с конкурса «8½». Мол, не получит ничего. Феллини был удивлен, что я получаю меньше зарплату, чем Герасимов. По его мнению, должно было бы быть наоборот134134
  Тарковский А. Мартиролог. С. 116.


[Закрыть].

Андрей Арсеньевич ввернул замечание Феллини насчет его зарплаты, меньшей, чем у Герасимова, как еще один камешек в огород мэтра советского кино.

У Герасимова с Тарковским были давние, хотя не афишируемые счеты. На Венецианском фестивале 1962 года от СССР в конкурс был заявлен фильм Герасимова «Люди и звери». Но «Золотой лев святого Марка» достался не заслуженному советскому мэтру, как предполагали в Москве, а неизвестному дебютанту – Андрею Тарковскому. Герасимов (трижды лауреат Сталинской премии, лауреат Государственной премии, доктор искусствоведения, профессор ВГИКа, депутат Верховного Совета СССР, последовательный ревнитель идейности в искусстве) остался ни с чем.

Нескрываемая обида была и у Андрея Арсеньевича. Тарковский болезненно воспринимал отсутствие признания и финансового поощрения со стороны властей СССР. Как знать, если бы чиновники Госкино не были столь прямолинейны в идеологическом давлении и более щедры в признании Тарковского (а коллеги более доброжелательны), его судьба могла быть совершенно иной. Он бы не был доведен до крайности в своем страшном удушающем одиночестве, которое памятно всем, кто работал в те годы.

Это было реальное, не выдуманное им одиночество. <…> Это было одиночество пустыни, через которую он брел у себя на родине135135
  Сокуров А. Дорог много – путь один. Цит. по: Фомин В. Кино и власть. С. 232.


[Закрыть].

Тарковский впервые ощутил страх по поводу возможной жизни и работы на Западе:

Раньше я подумывал о возможностях заграничных. Теперь я их боюсь. Страшно мне. Тяжело там. И жить, и работать136136
  Тарковский А. Мартиролог. С. 109.


[Закрыть].

Эти соображения и сомнения удержат его от мучительного и страшного решения во время первой попытки остаться за границей – в Швеции в 1982 году. Но в 1984 году, после драмы Каннского фестиваля, Андрей Арсеньевич совершит шаг, который окончательно и бесповоротно переменит его жизнь.

Проекты совместных постановок его не радуют, поскольку он изначально уверен, что проекты эти плохи (ибо задумывались не им) и, скорее всего, не имеют шансов на реализацию. В последнем Тарковский, увы, почти всегда оказывался прав. К тому же у него снова дурное настроение. После поездки в Италию с Донатасом Банионисом и Натальей Бондарчук у него в очередной раз испортились отношения с женой.

16 мая. Кажется, с Ларисой все кончилось. Как с Тяпой137137
  Тяпа, Тяпус – ласковые домашние прозвища сына, Андрея Андреевича Тарковского (р. 1970).


[Закрыть] быть? Вот ужас138138
  Там же. С. 116.


[Закрыть].

Взаимоотношения Андрея Арсеньевича и Ларисы Павловны носили напряженно-демонстративный характер, свидетелем чего я был во время съемок «Сталкера». А вот рассказ писателя Марка Харитонова о событиях, происходивших пятью годами раньше:

Это было в феврале 1969 года. Мы пришли к нему с моим знакомым, а его родственником, кинорежиссером А. Г.

…Мы сидели за столом. Хозяйничала Лариса, тогда еще не жена его, ассистентка по «Рублеву» (я увидел ее потом в «Рублеве» и в «Зеркале»); он жил с ней и в ее квартире, но разговаривали они при нас почему-то на вы. Это была странная игра. Лариса подала очень вкусный суп из консервированных грибов, жареную утку – и тут разыгралась сцена, отголоски которой (сильно преображенные) вошли потом в главу моего романа. «Мне что-то нехорошо, – сказал вдруг Андрей, оскалив зубы в остренькой усмешке. – Лариса, не положили ли вы в этот суп бледной поганки?» Лариса побледнела и закусила губу, предчувствуя скандал: «Андрей, ну какой мне смысл вас отравлять?» – «Если вы будете мне говорить такие вещи, я вас пну». – «Что?» – побледнела она еще больше. «Пну», – ответил он со смешком. – «Попробуйте», – сказала Лариса.

Что могла означать эта сцена, разыгранная, заметьте, при человеке совершенно постороннем, каким был я? Разговор, между тем, как-то сам собой перешел на примитивные коврики, которые были куплены во время съемок «Рублева», и как эти коврики пристроить в новой квартире, куда они переселились. Андрей подходил к Ларисе, неподвижно и прямо сидевшей на стуле, обхватывал ее под грудью, трогал за подбородок…139139
  Харитонов М. Мгновения чуда // Культура. 1998. № 37.


[Закрыть]

Общение на вы сохранилось и в будущем – супруги упорно предпочитали псевдоофициальную чопорность. Лариса произносила имя Тарковского с восхищением и благоговением, как бы отдавая должное его гениальности, а он говорил с ней, вроде как не выделяя среди сотрудников и коллег. Однако, несмотря на постоянные демонстрации смирения, кротости и почтительной покорности, все знали, что Лариса Павловна имеет колоссальное, непререкаемое влияние на мужа.

Андрей Арсеньевич был исключительно эмоциональным, нервным, обостренно чувствующим человеком. Его отношения с женщинами были своеобразны. Он быстро влюблялся, активно и требовательно желал их любви, но как только достигал взаимности, пугался этой любви и начинал подсознательно разрушать ее. Он искренне и мучительно переживал романы как некую угрозу своему автономному существованию, и этот страх существовал у него всю жизнь.

На съемках «Иванова детства», будучи в браке с Ирмой Рауш, он пережил увлечение Валентиной Малявиной. На съемках «Андрея Рублева» Тарковский сначала увлекся Ириной Мирошниченко, затем Ларисой Кизиловой, которая стала его возлюбленной, а позже – сначала де-факто, а затем и де-юре – его второй женой. Во время съемок «Соляриса» у него был роман с Натальей Бондарчук.

Режиссеру и актрисе, чтобы достичь необходимой интенсивности эмоций, иногда приходится добровольно, безо всякого принуждения вступать в отношения, которые могут вызвать обывательский интерес. Их острота переводит взаимопонимание режиссера и актрисы на некий почти астральный уровень и, случается, идет только на пользу фильму. Такие отношения почти всегда заканчиваются после съемок с чувством взаимной благодарности, но иногда приводят к новому браку. Здесь, вероятно, произошло нечто похожее, но было и иное. Никакого развода Лариса Павловна Тарковская своему мужу никогда бы не дала. Да и развития чувств она не допустила. Лариса Павловна жестко побеседовала с Натальей Бондарчук, и роман пошел на убыль.

В фильме «Зеркало» снималась другая блистательная и очень красивая актриса. Двум столь ярким и эмоциональным личностям не увлечься друг другом было почти невозможно. Как сам Андрей Арсеньевич, так и Маргарита Борисовна Терехова мудро и достойно никогда не распространялись о своих отношениях. Однако в кинокругах до сих пор рассказывают, как Лариса Павловна Тарковская бешено ревновала мужа. И ей было наплевать на его талант и гениальность. Она не останавливалась ни перед чем. Дело дошло до демонстративного рукоприкладства жены при членах съемочной группы. Поездка в Италию после съемок «Зеркала» вместе с Натальей Бондарчук, судя по записям в «Мартирологе», не реанимировала былых отношений режиссера с актрисой140140
  Наталья Бондарчук между тем вспоминала эту поездку с Тарковским: «Наверное, это были наши самые счастливые мгновения, пережитые вместе».


[Закрыть], но, конечно, не способствовала успокоению супруги режиссера.

Тарковский пишет в дневнике 30 мая:

Очень все запуталось, настроение скверное. Из жизни – обыкновенной и нормальной – ничего не выходит. С картиной («Зеркалом». – Е. Ц.) тоже плохо – начальство не принимает.

Англичане предлагают поставить у них «Бесов» Достоевского. Прислали сценарий некоего Michael David’ a. Он даже уже разбит на кадры. Я еще не прочел его, но, наверное, сценарий плохой: чует мое сердце. А потом как это? В Англии, с английскими актерами делать Достоевского? Не согласен.

Итальянцы предлагают (я уже писал об этом): Родари и «Иосифа Прекрасного».

Немцы из ФРГ предлагают «Доктора Фаустуса» – гос. телевидение совместно с киностудией в Берлине. (Кажется, с ней должен будет быть связан С. А. Гамбаров141141
  Сергей (Сержио) Гамбаров – франко-немецкий кинопрокатчик, президент западноберлинской фирмы Pegasus Film, покупавший и продвигавший на европейские кинорынки советскую кинопродукцию.


[Закрыть].) Два варианта фильма – для TV и для кинопроката. Через 3 недели в Москву приедет кто-то из их TV для переговоров. По-моему, это лучший вариант. Может быть, плюнуть на все и заключить контракт с немцами?142142
  Тарковский А. Мартиролог. С. 117.


[Закрыть]

Сдача «Зеркала» затягивалась. Режиссер и все, кто работал над этой картиной, остались без премии, включая руководство объединения. Тарковского все плотнее окружала волна раздражения. Исключением были, пожалуй, только Рерберг, Двигубский, Чугунова, Литвинов, Фомина, Харченко, Кушнерев и еще несколько человек, для которых сам факт работы с Тарковским, создание произведения искусства компенсировали финансовые потери. Все это сулило Андрею Арсеньевичу новые тревоги и неприятности, новые долги. «Самая глубокая из пропастей, – говорил Илья Ильф, – финансовая пропасть. В нее можно падать всю жизнь»143143
  Ильф И. Записные книжки. Первое полное издание. М.: Текст, 2000. С. 233.


[Закрыть]. Большую часть своей творческой жизни Андрей Арсеньевич провел в таком падении. Для него это было вдвойне унизительно еще и потому, что он сам и большинство его коллег и кинокритиков считали, что он режиссер мирового уровня. И это обязывало его вести образ жизни, характерный для этого круга, оказывать гостеприимство и быть в случае прихода гостей, особенно иностранных, хлебосольным хозяином. Все это требовало денег.