Текст книги "Дух"

– Заходи, Беспалов! – ответил офицер, туша очередную сигарету. – Садись сюда! Мне нужно вот эту таблицу сделать. Сможешь?

– Смогу – ответил я капитану и принялся рисовать в Ворде таблицу. – Это просто товарищ, капитан. Можно вот так сделать выравнивание текста, так выбрать направление, а так менять ширину столбцов и высоту строчек.

– А ты мне вот эту таблицу сделай! Я не знаю, как мне вот эту колонку разбить на части.

– Ну, это вот так делается. Вы выделяете вот это столбец так и нажимаете «добавить столбцы», или нажимаете вот сюда и вот так.

Капитан внимательно смотрел за быстрыми движениями курсора мышки по экрану.

– Как у тебя это ловко получается! Что закончил, Беспалов?

– Политех.

– А, сразу видно, что с высшим образованием, не то, что эти раздолбаи!

В дверях кабинета стоял тот высокий сержант, который встречал меня при входе в отделение. Облокотившись на дверной косяк, он стоял, держа в руках какие-то бумаги. Петух за спиной, шапка надетая набекрень и расслабленный ремень не оставляли никаких сомнений в том, что это старослужащий. Он злобно, с некоторой обидой смотрел на меня. Баронов стоял рядом со мной и, не отрываясь, всматривался в экран.

– Что тебе, Григорьев? – заметил офицер сержанта.

– Товарищ капитан, подпишите, пожалуйста, лист обхода. Я все посмотрел, все печати на месте.

– А те дальние КамАЗы у ограды посмотрел? Что там было?

– Да, все нормально. Пломбы на месте.

– Кунг закрыл?

– Да, вот ключи.

– Хорошо, оставь тогда, я подпишу позже, – не отрываясь от экрана, говорил Баронов. – Да, и выкинь, пожалуйста, окурки.

Бросив злобный взгляд на меня, Григорьев нехотя взял пепельницу.

– Рылевич, ко мне! – послышался голос сержант из коридора. – На, выкинь это!

– Беспалов, а ты и программировать можешь? – не унимался Баронов.

– Могу, я до армии программистом работал.

– А что-нибудь о ГИСе ты слышал? Сталкивался когда-нибудь?

– Ну, что это такое знаю, но лично не приходилось иметь дело…

– А хочешь за компьютером работать постоянно? Дема уже сказал, в какую роту ты попадешь?

– Никак нет, товарищ капитан. От нас это держат в секрете.

– Я поговорю с ним, и ты будешь служить в шестом отделении. Тут работы невпроворот. Будешь у меня карты рисовать – картавил Баронов. – Хочешь?

– Так точно, с удовольствием – оторопел я от неожиданного предложения.

– Ну, вот и ладно, нам нужны толковые солдаты.

– Товарищ капитан, мы закончили печатать партию. Для новой партии бумага нужна… – в дверях кабинета стоял рядовой Рылевич с чистой пепельницей.

– А, иду уже. Посиди пока тут, Беспалов. Вот этот текст мне набери! – офицер быстро вышел из кабинета и направился по коридору в дальнюю комнату шестого отделения, где стояли печатные станки, и вокруг которых возились чумазые солдаты.

– Привет! – сказал мне Рылевич, когда ушел Баронов. – Что делаешь?

– Да вот капитан попросил таблички сделать.

– А, понятно. Он меня тоже спрашивал, но я не знаю, как сделать в таблице текст вертикально.

– Да это вот так делается – показал я Рылевичу.

– Меня Мишей зовут.

– Женя – пожал я Мише руку.

– Я сразу понял, что ты с высшим.

Миша был таким же молодым солдатом как и я, только приехал он из Ярославля. Я не раз видел его в роте, но лично никогда не общался с ним.

– Я про тебя тоже так подумал. А что ты закончил?

– Ярославский политех, САПР.

– Ха, да мы коллеги! Я тоже САПР закончил! А что вы тут в шестом делаете?

– Дежурим. Такой же наряд как по роте дневальным.

– Это я понимаю. Но вы тут еще что-то печатаете?

– Да нет, мы пока ничего не печатаем. Этот тут солдаты из сводной роты печатают. Мы просто дневальные. Баронов подбирается себе новую команду взамен тех, кто весной будет увольняться. Вот и вводит нас в курс дела.

– Ну и как наряд? Тяжелый? Что делаете в наряде?

– На вышке стоим посменно, территорию чистим, охраняем машины, и тут в отделении пидорим пол в коридоре.

– А спать вам дают?

– Да, посменно в роте по два часа ночью спим.

– А ночью в отделении что делаете, когда не стоите на вышке? Отдыхаете?

– Да куда там! С Гришей поспишь! Он всегда работу какую-нибудь найдет!

– Рыло, ты, что тут делаешь? – тут как тут появился сержант Григорьев. – Я что тебе сказал сделать?

– А я уже выкинул, вот пепельницу принес.

– И что? Я что-то не понял, тебе, что заняться нечем? Самый умный что ли?! Кто тебе разрешал сюда заходить?

– Да, я… – начал было оправдываться Миша.

– Головка ты от руля! Взял лопату и пошел на улицу! Тебе мало снега на улице что ли?! Организовать снегопад?

Рылевич быстро оделся и пулей вылетел на улицу.

– А ты что тут расселся? – набросился сержант на меня.

– Выполняю поручение капитана – набираю документ.

– Ну, так и делай работу! А сделал работу, дуй в роту! Устроили тут посиделки! – не унимался сержант. – Совсем вы там, в РМП расслабились!

– Хорошо, я понял.

В комнату зашел капитан Баронов чем-то очень озадаченный.

– Ну, что закончил, Беспалов? Ладно, иди в роту. Я поговорю с Демьяновым насчет тебя.

Я был рад, что передо мной открывалась перспектива получения новых знаний. Мне всегда казалось, что в армии от глупой работы и бестолковых занятий я могу потерять свои навыки и умения. Это меня всегда пугало в армии. Я только что закончил институт, получил диплом инженера и мне никак не хотелось терять своих знаний. Мне всегда хотелось развиваться, расти в профессиональном плане, получать новые знания, осваивать новые технологии, глубже познавать окружающий меня мир. Без этого я не могу представить своей жизни. Безусловно, в армии познаешь новый мир, получаешь незабываемый опыт, растешь как личность. Так, по крайней мере, мне хотелось думать, когда я шел в армию. Но год проводить с лопатой в руках или равнять постоянно кровати в мои планы не входило. Мне хотелось от себя личностного роста, развития и поэтому знакомство с таким человеком, как Баронов, меня очень обрадовало. Он хотел, чтобы я занимался неизвестной мне ранее технологией, он видел во мне специалиста и мне это было очень приятно. С капитаном Бароновым кроме личностного роста, я получал шанс вырасти и как профессионал. Но кое-что меня мучило. Пока я шел в роту я все пытался понять, что мне мешает в полной мере радоваться открывавшимся возможностям. Во-первых, сам Баронов не производил впечатления огромного специалиста по компьютерным технологиям. А значит весьма сомнительным выглядело то, что он может меня чему-то новому научить. Во-вторых, встречаться с этим сержантом снова как-то не очень хотелось. Какая агрессия, какая ненависть в его глазах! Почему он так ненавидит меня, если я его даже не знаю? Что плохого я ему сделал, в чем я провинился перед ним? Как приятно общаться с офицерами, которые видят в тебе человека равного себе и уважают тебя и как тяжело общаться со старослужащими, с сержантами и простыми солдатами, которые так и норовят сказать тебе гадость, как-нибудь унизить и оскорбить! Почему так получается? Почему столько злобы в простых солдатах?

Было приятно вот так прогуляться одному по части, почувствовать себя свободным. Было приятно посидеть за компьютером и постучать по клавишам после такого долгого перерыва. Было приятно пообщаться с человеком, который не видел в тебе соперника, врага или просто рядового, с которым можно общаться только криком, только отдавая команды.

Но нужно было снова возвращаться в роту. Было уже почти девять часов вечера, мне предстояло еще подшиться перед утренней поверкой, привести себя в порядок, чем я и занялся по приходу в казарму.

Десятки солдат сновали по расположению в белуге и сланцах. Места в бытовке было мало, поэтому многие солдаты, помыв свои подворотнички и прогладив утюгом, шли в расположение подшиваться. Среди них был и я.

– Эй, Козлов! – зашел в расположение сержант Попов. Здоровый парень, широкоплечий, крепко стоящий на ногах, носил новую форму. Верхняя пуговица его кителя всегда была расстегнута и выглядывающая оттуда широкая толстая белоснежная подшива подчеркивали его статус старослужащего. – Ты ничего не потерял, Козел, а?

Рядовой Козлов, по кличке «Нарик», который рылся в этот момент в своей тумбочке, тотчас обернулся и улыбнулся своей беззубой улыбкой.

– Потерял… Военный билет не могу найти.

– Что ты говоришь! Проебал военный билет?! – покачал головой Попов. – А где ты его оставлял?

– Кажись, у умывальника… – взгляд солдата выражал полную растерянность.

– Ну и что смотрел там?

– Смотрел, нету. А вы его нашли, товарищ сержант?

– Ты его сейчас сам найдешь. Точнее, родишь.

– А это как? – непонимающе смотрел на сержанта Козлов.

– Как – как? Что никогда не видел как женщины рожают? Иди сюда и ложись на кровать! – указал Попов солдату на кровать Иванова.

Солдат подчинился. Все солдаты в расположении бросили свои дела и решили подойти поближе посмотреть на невиданное действие.

– Укладывайся на кровать. Вот, вот так! Накрывайся сверху одеялом. Полностью накрывайся! Так… Молодец! Задирай теперь ноги на грядушку.

– Так, товарищ сержант? – доносилось из-под одеяла.

– Подушку подложи под задницу! Да не так! Вот сюда! – Попов запихал одну подушку под Козлова, другую положил на живот солдату и накрыл одеялом. – Ну, теперь кричи! Громко кричи!

– Что кричать, товарищ сержант?

– Кричи, как кричат бабы при родах!

– А-а-а! – закричал тоненьким голосочком солдат. – Так?

– Громче кричи!

– А-а-а!!!

– Сильнее кричи, Козел!

– А-а-а!!! Рожаю!!!

– Тужься! Сильнее тужься!

– А-а-а!

– Сильнее! Тужься! Вижу уже! Выходит!

– А-а-а!!! Больно! А-а-а! Рожаю!

– Ну, еще немного потерпи, дорогая! Тужься! Уже вижу начало!

– А-а-а! – кричал что есть силы Козлов из-под одеяла.

Толпа солдат собралась вокруг кровати, где лежал рожениц Козлов. Дикий гогот разносился по всей казарме. На крики солдата из разных комнат шли все новые и новые солдаты. Расталкивая друг друга, каждый хотел поближе рассмотреть, как рожает солдат.

– Ну, еще немного поднатужься, Козлов!

– А-а-а!

– Ну вот, можешь же, когда захочешь! – подкладывая под мягкое место солдата военный билет, приговаривал сержант Попов. – Ну, посмотри какого малыша ты родил!

Под всеобщий смех сослуживцев, Козлов скинул с себя одеяло и взял в руки свой военный билет.

– Твой?

– Ага – улыбался солдат.

– Смотри, больше не проебывай свой военник!

– Спасибо, товарищ сержант. Больше не буду.

– Все видели? – обратился сержант к стоявшим рядом молодым солдатам. – Вас ждет такая же участь, если не будете следить за собой и своими вещами! Не слышу ответа!

– Так точно! – отозвались солдаты.

– Разойдись! А ты, Козлов куда пошел? Постель за собой убери! Я что ли буду за тобой убирать?

*****

Шли дни. РМП после пересыльного пункта казалась землей обетованной. Свободного времени было достаточно. Нас почти не направляли ни на какие работы, вместо этого с нами постоянно проводили занятия сержанты и изредка офицеры. Утром мы слушали лекции, днем ходили на плацу строем или убирали снег. Сержанты учили нас правильно подходить к начальнику, обращаться к нему, разучивали с нами строевые песни. Когда занятия проходили в казарме, сержанты давали нам под запись отдельные главы из Устава. Самое главное было выучить права и обязанности солдат и матросов.

Наряд был только один – дневальным по роте. Почему-то чаще всех туда ставили двух ингушей, которые служили с нами, рядовых Хасана Костоева и Мавлея Багаева. Хасан был очень спокойным и молчаливым парнем, плохо понимал и также плохо говорил по-русски. Мавлей, напротив, был очень активным и общительным. Ингушей сторонились и побаивались, не зная чего можно от них ожидать. Остальные солдаты очень скоро перезнакомились друг с другом, сформировались компании. Отдельных солдат, преимущественно одних и тех же, все время направляли в наряд в шестое отделение. В наряд солдаты ходили раз в три дня.

Мы сидели на очередном занятии и слушали, как младший сержант Володин пытался прочитать нам Устав, тот тут, то там запинаясь или ставя ударение на неправильный слог. С каждой минутой слушать постоянно кривлявшегося и отпускавшего глупые шуточки сержанта становилось невыносимо тяжело. Все меньше и меньше в этом сержанте я видел прожженного и многоопытного солдата, бойца, все больше я видел в сидящем перед собой младшем сержанте молодого парнишку, которого за неуспеваемость выгнали из какого-нибудь техникума. Его призвали в армию в восемнадцать лет, он еще ничего в своей жизни не видел, жил в своем маленьком городишке, гонял мяч на спортивной площадке, втайне от родителей покуривал и выпивал с друзьями, и, наверное, жутко робел и краснел, когда знакомился с девушками. В отличие от сержантов Фадеева и Попова, Володин не отличался габаритами и не производил впечатления сильного человека, способного постоять за себя. Он всячески старался казаться взрослее, чем был на самом деле. Володин старался ни в чем не отставать от своих товарищей, очень часто копируя манеру поведения и речь Фадеева и Попова.

В комнату зашел командир нашего взвода лейтенант Петров. Он был слегка уменьшенной копией командира роты. На пару лет его младше и чуть ниже, но такой же накаченный, с таким же квадратным лицом и массивной нижней челюстью. Казалось, лейтенанта ничего в жизни не интересовало, кроме очередных рекордных килограммов, взятых в спортзале.

– Встать! – скомандовал Володин.

– Садитесь, садитесь! – произнес Петров. – Желающие поехать в теплицу поработать есть? Нужно десять крепких добровольцев.

Десять добровольцев нашлось быстро. Без работы солдатам долго не дают сидеть. Солдатам все равно, где работать, главное, что в этот раз была возможность выбраться хоть и на время, но за пределы части, хоть немного подышать свободным воздухом.

Я впервые ехал на работу в теплицу. В тесном микроавтобусе было тихо. Солдаты с интересом разглядывали город Звенигород, а лейтенант молчаливо отсиживался в сторонке. Автобус поколесил по незнакомым нам улочкам и выехал с другого конца города. Здесь была большая современная теплица с бесчисленными рядами кустов помидоров и огурцов.

– Такая большая и современная теплица, а без солдат обойтись не могут! – вставил свои десять копеек Рылевич.

– Ну, ты же знаешь, что «Два солдата из стройбата заменяют экскаватор. А солдат из ТГО заменяет хоть кого» – вспомнил я армейскую поговорку.

Нам предстояло поднимать трубы оросительной системы, которые лежали на грядках, и вешать их на специальные крепления на колоннах, которые были установлены через каждые пять метров. В трубах оставалась вода, поэтому они были очень тяжелыми, десять солдат с трудом поднимали одну трубу. Лейтенант Петров руководил работами, давая нам обратный отчет, чтобы поднимать трубы всеми одновременно.

Труд облагораживает людей. Совместный труд людей сплочает. В едином порыве поднимая тяжеленные трубы над грядками, мы старались действовать согласованно и синхронно, чтобы вся тяжесть распределялась равномерно между нами. Это было очень тяжело сделать, потому что десять человек для такой работы явно не хватало. Тем не менее, каждый выкладывался полностью и был честен перед другими.

После каждых десяти таких труб лейтенант устраивал нам небольшой отдых. Желающие могли покурить, другие пользовались случаем, чтобы попить воды.

– Товарищ лейтенант, а нам что-нибудь заплатят за нашу работу? – поинтересовался рядовой Горохов.

– Ты что, Горох, дурак? – рассмеялся рядовой Воробьев. – Мы тут зарабатываем деньги не себе, а Бате! Вчера родился что ли?

– Теплица выделит потом немного своей продукции, – сам не веря в свои слова, отвечал лейтенант Петров. – Будете в столовой салаты есть из помидоров и огурцов.

Немногословный Петров откровенно скучал.

– А сигаретой не угостите, товарищ лейтенант? – обратился Рылевич к офицеру.

Офицер достал пачку «Мальборо» и угостил всех солдат.

– Ты же вроде бы не куришь, Миш? – шепнул я Рылевичу.

– Да ты не понимаешь, сигареты в армии – это валюта, – отвечал Миша – К тем же сержантам понадобится обратиться, сунешь им сигарету, они тебе охотнее помогут. Понял? Захочешь, например, сходить в штаб позвонить домой – одного тебя не отпустят, а с сержантом без проблем. Так просто сержант с тобой не пойдет, а если ты его подмаслишь, то он тебе поможет.

В половину первого дня за нами приехал автобус, чтобы отвести на обед. А после обеда в слегка измененном составе нас снова отвезли на работу в теплицу. В это время наша рота все также убирала территорию от снега. Снег, не переставая, шел каждый день. Теперь уборка территории от снега стала нашим единственным занятием на долгое время. Утром, после подъема, мы убирали снег вместо зарядки, после завтрака до развода мы очищали плац, после развода мы снова убирали снег, убирали, снова убирали, он снова шел, мы снова убирали. Убирали снег весь день. Иногда убирали снег после вечерней поверки, даже после отбоя случалось. Но этого, наверное, было недостаточно, потому что командир части очень сильно ругался каждый раз на разводе, недовольный обилием снега на его территории.

После ужина, в один из немногих вечеров, когда мы могли спокойно отдохнуть после еще одного дня, проведенного в армии, мы сидели в Ленинской комнате и занимались своими делами. Словоохотливый Рылевич доиграл партию с Ивановым и пересел ко мне, чтобы мешать мне своими разговорами.

– Ну что не хочешь с Ивановым партию сыграть?

– Нет, у него разряд. Бесполезная трата времени, я лучше письмо напишу домой.

– Да хватит тебе! Я его вон обыграл!

– Только перед этим он тебя десять раз подряд сделал.

– Ну и что! Зато я его черными обыграл!

– Мы завтра устроим матч-реванш! – донесся из дальнего угла голос Иванова. – Посмотрим кто кого!

– Скучаешь по дому? – обратился ко мне Рылевич. – Устал от службы?

– По дому скучаю, конечно. А служба так себе…

– Ну, в общем-то, не так и сложна эта служба.

– Да, мне тоже казалось в начале, что будет тяжелее. Чем-то напоминает мне пионерский лагерь. Тоже есть распорядок дня, всякие правила и жизнь под одной крышей. Только много физической работы. Но это не проблема! Больше работы, быстрее время летит, быстрее окажешься дома.

– Да, но еще эти правила разные, в туалет без разрешения не сходишь, ходить строем, обращаться ко всем по званию и все такое.

– Ну, это не проблема, это вопрос привычки. Человек – скотина неприхотливая, ко всему привыкает. Я по-другому представлял себе службу. По большому счету, кроме этих условностей, я армии-то и не вижу. Мы не солдаты, мы рабочие. Как будто мы работаем вахтовым методом где-то за полярным кругом.

– Ага, снег добываем – ухмыльнулся Миша.

– Да, просто ходим строем, носим армейскую форму и живем общим бытом.

– Если бы не эти наряды, вообще не жизнь, а малина.

– А я еще ни в одном наряде не был. Почему-то меня старшина никуда не ставит.

– Да вы, батенька, хорошо живете! Забыл он значит про вас? Может мне напомнить ему о вашем существовании?

– Да хватит тебе!

– А я вот постоянно хожу в шестое.

– Ну и как там?

– Как? – пожал плечами Рылевич – Холодно. На вышке стоим, ночью тридцати градусный мороз, мерзнем сильно. Особенно сильно ноги мерзнут, все время там ходим взад-вперед, чтобы не окоченеть окончательно.

– А отжиматься пробовал? Быстро согреешься, если отожмешься раз десять. Вам хоть теплую одежду выдают?

– Да, если еще можно назвать теплой! Ну, есть там кафтан из овечьей шкуры, дырявый весь, и валенки еще. Но ведь Баронов запрещает их одевать, если на улице нет минус двадцати.

– Но при…

– Не, не помогает. При тридцати градусах он уже не помогает.

– Так холодно? И по скольку же вы стоите там на вышке?

– Вообще мы должны стоять по графику по два часа. Но из-за того, что так холодно, стоим по часу.

Дверь в комнату отворилась, и в нее вошел сержант Фадеев.

– Встать! – кто-то из солдат вовремя сообразил скомандовать сидящим в помещении.

– Садись! – с нескрываемой усталостью произнес Фадеев.

Сегодня замкомвзода снова дежурил по роте и вскоре ему предстояло проводить вечернюю поверку на плацу. Фадеев, которого Попов и Володин всегда называли «Фадеем», а офицеры часто обращались к нему по имени-отчеству, очень ответственно относился к своим сержантским обязанностям. Находясь в наряде, он не мог себе позволить расслабиться, периодически проверял своих дневальных и осматривал помещения. Суровый сержант вызывал у всех солдат страх. Даже когда он улыбался и смеялся казалось, что на самом деле он злится и готов в любую секунду наброситься на тебя с кулаками. С таким лучше не шутить.

Когда Фадеев оказался в комнате, разговоры солдат стали намного тише. Сержант сел за столик около окна и принялся читать письмо из дома. В присутствии старшего по званию, солдаты старались вести себя сдержаннее.

– Ты мне скажи, вот хочу себе дома сделать интернет. Что для этого нужно? – сменил тему разговора Миша.

– Смотря какой интернет…

– А какой лучше? Через ADSL или по выделенке?

– Лучше по выделенке, конечно.

– Ну, тогда у меня будет внешний ip-адрес, за него нужно платить, и залезть ко мне на компьютер могут. Это же небезопасно. Так ведь? – прищурив левый глаз, спрашивал Мишка.

– Чего-чего? Ты что-то путаешь, Миш. Одно с другим никак не связано. Тебе не обязательно иметь внешний ip-адрес, чтобы подключаться к интернету.

– Разве нет? А как же тогда?

Миша интересный собеседник, но иногда, кажется, он не слушает тебя, забегает всегда вперед, не следит за твоими рассуждениями и объяснениями. Но при этом он большой любитель задавать много вопросов. Рассуждения и мысли Рылевича очень многих людей ставят в тупик. Он непредсказуем и оригинален. Многим людям его мысли кажутся абсурдными и неожиданными. Большинство людей просто не готовы с ним общаться, наверное, потому что его идеи и взгляды часто бывают очень нестандартными, непривычными для слуха людям. Очень часто люди задают вопрос, ожидая услышать некоторый ответ, к которому они внутренне готовы, и этот ответ им нужен скорее для подтверждения своей мысли, а не для познания мира. Миша был не таким. Он на все смотрел широко открытыми глазами. Миша часто менял тему для разговора, общение с ним очень часто начиналось неожиданно и также неожиданно заканчивалось. На середине разговора мог запросто встать и сказать: «Ну, все с вами ясно, я пошел». Очень скоро многие солдаты стали считать его недалеким и странным. Простому человек проще отвергнуть что-то, что он не понимает, чем попытаться взглянуть на мир другими глазами, глазами таких чудиков, как Миша Рылевич. Многих раздражала его суетливость и нежелание спокойно сидеть на месте. Казалось, детская любознательность продолжала в нем жить и в его двадцать два года, постоянно двигала его чем-то заняться, все попробовать своими ругами, разобраться во всем, что он еще не понимает.

– Ну, смотри, когда ты подключаешься к интернету, не зависимо от того, подключаешься ты по обычному телефонному модему, по ADSL-модему или по выделенке, ты всегда получаешь ip-адрес. Компьютер в сети не может существовать без адреса. Другое дело, что необязательно, что этот адрес – Сам того не заметив, я стал активно жестикулировать руками, – необязательно должен быть внешним. Этот адрес обычно является внутренним адресом твоего провайдера. Тебе не обязательно иметь внешний адрес, чтобы быть в интернете. А чтобы твой компьютер выходил в интернет, провайдер либо обеспечивает доступ к интернету через прокси-сервер, либо через такой сервис как NAT, это такая трансляция имен.

Я говорил и говорил, он слушал, я рисовал схемы, пытаясь объяснить Мише как устроен Интернет. Миша задавал снова и снова свои вопросы, не успев дослушать мой ответ на предыдущий вопрос, заставляя меня все глубже и глубже погружаться в предмет нашей беседы. Рассказ захватывал меня самого еще больше, чем Мишу, потому что я соскучился по такому рода общению. Мне хотелось все ему досконально объяснить и самому вспомнить и почувствовать, что я могу не только снег убирать и ходить строевым шагом по плацу.

– Не понял. Как же мой компьютер выйдет в интернет, если он имеет только внутренний адрес? Он же фактически не подключен к интернету?

Сержант Фадеев, услышав нашу беседу, повернул голову в мою сторону и стал пристально нас рассматривать. Я почувствовал с каким вниманием он следит за мной. Нет, его не интересовал, как устроен интернет. Он был далек от всех этих современных технологий, они его мало интересовали. Его в первую очередь привлекло то, с каким жаром, с какой страстью я рассказывал товарищу, как я заводился, пытаясь донести до Миши информацию так, чтобы ему стало все понятно. Не отрываясь, сержант смотрел на нас. Его взгляд заставил меня слегка нервничать. Казалось, теперь я должен так объяснять, чтобы меня понял не только один Рылевич.

– Ну смотри, при первом варианте с прокси-сервером, твой компьютер фактически обращается к этому прокси-серверу, который подключен в интернету напрямую. – стал я рисовать Мише на листе бумаги схему, как организован интернет. – Твой компьютер как бы говорит прокси-серверу: «Эй, парень, мне нужен сайт www.shilovich.ru», сервер говорит ему: «О’кей, нет проблем!». Скачивает из интернета ему эту страничку и пересылает ее на твой компьютер. Если уже кто-то лазил на эту страничку из этой внутренней сети до тебя, то она у него уже в памяти, в кэше, и он выдает тебе ее, не обращаясь лишний раз к интернету. – выдохнул я.

– А второй способ?

– При втором способе тоже стоит отдельный сервер. У него есть внешний адрес, и когда ты лезешь в интернет, фактически ты используешь его внешний адрес. Т.е. пакеты с запросами уходят в интернет с этого сервера, но, грубо говоря, со специальной пометкой, что не с самого сервера, а именно вот с этого компьютера. Понятно? Т.е. там в пакете есть поле с номером порта. Каждый порт в специальной табличке на сервере соответствует какому-то компьютеру во внутренней сети. Когда приходит ответ, сервер видит на какой порт этот пакет пришел, просматривает свою табличку и видит, что вот этот порт предназначен для вот этого компьютера вот с этим внутренним адресом и пересылает пакет на твой компьютер. Понятно?

– Не очень. А откуда этот сервер знает, где находится сайт, который мне нужен. Как он его находит в интернете?

– Ну, для этого есть такая вещь как DNS-сервер и такая штука как «маршрутизация». Это отдельная история.

– Да что ты ему объясняешь, Беспалов! Он же тупой! – прокричал со своего места Фадеев. – Он же ничего не поймет!

Прямой взгляд сержанта прошил меня насквозь.

– Ну, так вот, смотри что такое маршрутизация… – продолжал я, пытаясь не обращать внимания на слова сержанта.

– Дежурный по роте на выход! – послышалось из-за двери.

Фадеев быстро встал, одел шапку и вышел за дверь.

– Эй, затуп! Что стоим-молчим?! – послышался голос из-за двери. – Кричи «Смирно!».

– Смирно!

Вся жизнь в роте остановилась на мгновение и в казарме воцарилась полная тишина.

– Ротный, наверное, пришел – встал Миша из-за стола – пойду я подошьюсь, а то гляди запрягут что-нибудь делать.

*****

Получив после обеда от старшины подменную одежду, я лег спать. Было очень непривычно спать в середине дня. Вся рота, кроме дневальных и нас, в этот момент была на улице и чистила плац к разводу. Мы же пытались поскорее заснуть, потому что времени на сон у нас было очень мало. Вообще-то нас должно было быть пять человек. Но мы еще были молодыми солдатами, неопытными, поэтому в наряд по столовой должны были идти всемером.

В расположении было светло и свежо. Дневальные домывали полы, а дежуривший по роте ефрейтор Ретюнских неспешно подгонял их. На улице стояла отличная зимняя погода. Я быстро провалился в сон, но долго мне поспать не удалось. Все тот же ефрейтор Ретюнских через два часа разбудил нас криками «Подъем, наряд!».

Я первый раз шел в наряд. Обычный наряд начинается в шесть часов вечера с развода на плацу. За полтора часа до этого разводу на плацу предшествует построение суточного на проверку. Вообще-то, по Уставу, перед нарядом спать запрещено, а полагается готовиться к наряду, подготавливая свою форму и внешний вид, и повторяя обязанности суточного наряда. Но понимая всю тяжесть несения службы в наряде, офицеры разрешали нам перед заступлением в наряд немного поспать. Весь остальной суточный наряд после первого построения на плацу отправлялся в роту готовиться к шестичасовому разводу. Наряд же по столовой с плаца отправлялся прямиком в столовую к начальнику столовой.

Старший прапорщик Пешков, заложив руки за спину, расхаживал перед строем солдат. Он проводил с нами инструктаж на повышенных тонах, периодически срываясь на крик. Проведя с нами короткий ликбез на тему правил безопасности и распределив нас по нашим рабочим местам, старший прапорщик Пешков приступал к рассказу о наших обязанностях.

– Так, коридор, твои обязанности отпидорить очки и отпиперить весь коридор на первом этаже. А также комнату приготовления холодных закусок. Мыть мясорубку и овощерезку не надо, это не ваши обязанности. Это обязанность поваров. И не надо бросаться на эти объедки после приема пищи, караси ебаные! Знаю я вас, с голоду ломанетесь доедать кашу после ужина, наебенитесь перловкой, а потом отложите в сортире вот такие личинки – прапорщик сделал красноречивый жест, приложив левую ладонь к локтю правой руки. – А еще носитесь как угорелые по лестнице-чудеснице и суп разливаете! Отпидоришь и отпиперишь все так, чтобы все горело и мегало! Понял меня, орел? Возьмешь щетку, каустиковую соду, ведро и тряпку, и отпиперишь каждый миллиметр плитки, каждый уголочек. Ототрешь на плитке каждую черточку, каждое пятнышко! Как говорится: Ветер в харю, я хуярю! Так солдат? Я проверю, если найду, хоть одну черточку на полу, будишь у меня в противогазе бегать по всей столовой. Ты меня понял? И это касается каждого! Смейтесь, смейтесь! Вы меня еще запомните, карасики! Всю жизнь будете меня помнить!

Суточный наряд по столовой стоял перед старшим прапорщиком и внимательно слушал его наставления, периодически взрываясь смехом, услышав очередное непарламентское выражение начальника столовой. Никогда еще в жизни, я не слышал такого количества разнообразных матерных выражений. Настоящий прапорщик! Вот они какие! Гораздо ярче, чем бывают в кино! Если настоящий офицер, в моем понимании, должен быть образцом воспитанности и культурности, быть человеком высоких идеалов и безмерной храбрости, то настоящие прапорщики должны быть такими как Пешков, людьми приземленными и грубыми.

– И учитесь принимать правильно наряд. Не принимайте наряд, пока не убедились, что предыдущий наряд все убрал, каждую плиточку, каждый уголочек в столовой отпидорил. Вы должны их заебать по полной программе! Задрачивайте их, пока они все не уберут. А если они отказываются что-то делать, не принимайте наряд, пускай они остаются здесь после ужина и сдают свой наряд. Проверяйте весь инвентарь. Чтобы все было на месте и чтобы ничего не было сломано. Если чего-то нет – их проблемы, пускай рожают! Сломается полотер – обращайтесь ко мне, у меня есть мастерская, если руки растут из правильного места, почините. – заканчивал свой почти часовой монолог начальник столовой. – Ну, раз всем все понятно, голубчики, то бегом на свои рабочие места! Живо! Впереди работы выше крыши!