Текст книги "Иди сквозь огонь"

А потом каморку заполнил запах свежезаваренного чая – Пал Палыч заваривал его прямо в чашке, заливая небольшую шепотку крутым кипятком из ещё бурлящего чайника. Потом он выдвинул ящик стола, пошуршал там, и вынул коробку рафинада.

– Вот и хорошо. Сейчас подостынет, и разговор поговорим.

Катя расслабилась, наблюдая, как с поверхности янтарного напитка витками стекает вверх дымка пара, взвихриваясь непонятно от чего и растекаясь, не успевая подняться высоко.

Зрелище затягивало, игра витков напоминала огненный шторм из её сна, только замедленный стократно.

– Кать, чай-то стынет. – Она и вправду втянулась в созерцание, и оклик хозяина вывел её из состояния полного отключения от окружающего.

Пал Палыч уже держал чашку в узловатой ладошке и осторожно потягивал горячий напиток, смешно вытягивая губы.

– Пей-пей, уже остыл. Чай горячим пить надо, пока он суровый ещё, тогда и вкус раскроется. Такой вот градус поймаешь если – обычная вода, как чай пьётся, а уж с заварочкой то… У-у-у-уу.

Катя прыснула в ладошку и послушно взяла чашку, едва-едва удержавшись от того, чтобы опустить обратно – чай ещё не остыл. Подержала несколько секунд, и поняла, что и вправду – чай в том самом градусе, когда и не обжигает, но всё ещё кажется суровым кипятком. Глоток прокатился по горлу согревающим комком, и она снова расслабилась. Чай у хозяина получился отменный.

– Ну, – прихлебывая, начал Палыч. – С чем пришла-то? Что случилось, что в гости вдруг прибежала?

– Павел Павлович, да я даже не знаю, как сказать. Вы же не будете смеяться, что я доверяю своему внутреннему чувству, как, скажем – просто увиденному глазами?

– Нет, – мотнул головой хозяин. – В смысле – я верю в такое, потому что… Неважно. В общем, смеяться я не намерен. Рассказывай, что стряслось.

Катя вдохнула поглубже, словно собираясь нырять на неизведанную глубину. А затем выдохнула коротко, и, слово за словом, перемежая рассказ глотками чая, рассказала Палычу, что и как она ощутила сегодня на подходе к школе. Каждую мелочь, каждый незначительный с виду нюанс. Не забыла упомянуть и про знакомую зелень.

– Чёрт! Чёртов ублюдок! – Старик буквально взорвался, поняв, что именно означает упоминание зелени. – Нет, ну что за люди? Нелюди!

– Павел Павлович, – Катя осторожно тронула его за руку. И её ожгло чувство бессильной обиды, которая голодной крысой сейчас грызла Палыча изнутри. Гнев, боль, досада и упрёк самому себе – всё это перемешалось в жуткий клубок, растущий там, внутри. И, разрастаясь, комок этот душил старого мастера.

Катя не могла просто наблюдать за этим, и из её пальцев полилась огненная вязь.

– Павел Павлович, не надо. Не надо, я прошу. Всё хорошо, всё хорошо… – Слова накладывались на струйку огня, тонкой цепочкой соединившую их руки. И с каждым звеном, с каждым словом, боль утихала, остывала, пряталась в старые норы. А их в Палыче оказалось немало, очень даже. Катя отпрянула от раскрытой сути старика, не желая влезать в чужое, глубоко личное, потаённое.

– Вот, вотта-а-к. – Она удовлетворённо убрала руку с запястья.

Палыч изумлённо потирал руку, разглядывая кожу.

– Кольнуло… – растерянно пояснил он Кате. – Кольнуло, и прошло всё, словно водой обмыло. Вот так это и делаешь, да?

– Ну, я… Павел Павлович, я раньше так не делала. Это пришло недавно. Раньше я пряталась внутри, потому что, если открывалась, то все вокруг начинали поддаваться моим эмоциям. Это не очень приятно, поверьте, когда соседи и родители, абсолютно все вдруг становятся совершенно другими. – Она помолчала и перевела тему. – Почему вы так отреагировали?

– Да не ожидал я… Что, так вот по ветру пустят слова мои. Я с Граем разговаривал, чтобы они оставили школу в покое. Да, Серёжа… чёрт, как люди меняются. Эхх…

– Да может они уже не из-за наркотиков, а по мою душу?

– Да какая разница-то? Просил их не лезть больше к нам.

– Так и не лезут же, Павел Павлович, сидят вдалеке, да поглядывают. А кого ищут – сами не знают. Я чувствую, что не знают, – пояснила она удивлённо вскинувшемуся мастеру.

– Так то-то и оно, что не знают… Не нравится мне это, совсем не нравится. Если Кайзер поставил наблюдателя, значит – ожидает нечто, что ему поможет. Не знаю, как, но поможет. Он парень башковитый, плюс интуиция у него сверхсильная. Вот и думай теперь, что же нам ожидать. Это я тебе всерьёз говорю – думай.

– Хорошо, подумаю. – Катя наморщила нос. – Скоро голова взорвётся от раздумий, столько всего навалилось.

– Ну, кто ж виноват-то. – Пал Палыч ободряюще отсалютовал пустой чашкой. – Правильно, никто. А поэтому – не куксимся и думаем дальше.

Она еле удержала смех – хозяин положительно был источником спокойствия. И спросила:

– А там, на фотографии, я смотрела, это ведь Кирилл, да? Который Кайзер…

Палыч кинул на неё взгляд, помолчал, потом пододвинул фотоальбом и мягким движением перекинул листы, попав сразу на нужную страницу. Это не представляло сложности – страничка с Кайзером в последние дни открывалась нередко.

– Да, вот он. Ты-то как угадала?

– А от него исходит что-то. Такое сильное. Словно он не ребёнок, а кто-то намного сильнее и мудрее. Да, именно мудрее. Точно, я не смогла сразу понять, что же чувствую.

– Мудрее, говоришь? – Палыч пожевал губами, словно пробуя слово на вкус. – В какой-то мере, быть может, что и да. Да только, мудрость эта обернулась чем? А пацан был умный, не отнимешь. Да и сейчас не дурак. Просто другим стал. Как я его назвал, нелюдь? Вот такой и есть он теперь. Не человек он для меня больше, совсем.

– А вот здесь, здесь другая женщина появилась, и все стали какие-то не такие. Словно арестанты, а не дети.

– Тьфу на неё. Арестанты и стали, правильно сказала, и как только ты это видишь всё? Лариска это, Спиридоновна. Директриса новая, как старая померла, царствие ей небесное, так вот и появилась. Старую-то все любили, она им как бабка была всем, даром, что пироги не пекла. Да уж… А эту махом крыской окрестили, дюже похожа была.

– Была? Она тоже умерла?

Хозяин сгорбился, потом ответил нехотя:

– Не знаю. Пропала она. Следствие провели, решили, что сбежала куда-то, с деньгами детдома. И парочку пацанов с собой прихватила. Не знаю уж, зачем. Может, решила матерью стать, как нормальные люди.

Катя чувствовала, что бывший трудовик детдома что-то недоговаривает.

Он не лгал, но слова обволакивала тонкая радужная пленка недоправды. Той, что возникает, когда говорят не всю правду. Похоже, она задела что-то давнее, глубоко похороненное и крепко забытое.

– А девушка, вот эта?

Она перевернула лист и указала на новое лицо в группе Кайзера. Палыч вгляделся, и глаза его затуманились. Может от подкатывающей слезы, может от воспоминаний.

– Майка. Майя. Наша девочка-весна… – Он хрипло произнёс это и умолк.

И Катя поняла, что вопросы стоит оставить. Пока.

Палыч уловил заминку, и улыбнулся грустно.

– Потом, как-нибудь, это долгая история. И в ней очень много того, что хочется никогда не вспоминать. Так что, пока мы эту историю не будем ворошить.

Он захлопнул альбом и задвинул на старое место, в угол.

– А сейчас нам надо подумать, что делать с этим приглядой снаружи. И – нужно ли с ним что-то делать.

Глава 21

– Новичков привезли!

Кто-то из малышни принёс с улицы весть о редком в последнее время событии – поступлении новых детдомовцев.

С тех пор, как умерла Евдокия Максимовна, пробывшая директором дома не один десяток лет, всё изменилось. До неузнаваемости.

Дом превратился в застенки.

Кирилл стоял у окна, на втором этаже, и разглядывал происходящее внизу, во дворе. Когда-то и он точно так же вывалился из автобуса вместе с кучей ребятни и вошёл в стены чуждого здания, ставшего затем домом. И семьёй.

За это время произошло многое. Его били, он бил – обычная жизнь. Победа приходила и уходила. Но всё чаще и чаще – оставалась за ним. И, в конце концов, сложилось так, что Кирилл стал вожаком стайки пацанов, той самой, что поставила всё на свой лад в детдоме и вокруг него. Может, они были и подростками, но – как в той сказке – прутьями единого веника, который не сломать просто так.

Его уважали. Как и стаю. Не боялись, а именно уважали, как уважают ненавистного врага, признавая за ним честь и храбрость. В конце концов, Кирилла признали и в выпускных группах, приняв в ряды равных. Без всякой драки, как обычно, а совсем обыденно – лидеры старшаков собрались и выразили ему своё уважение, просто пожав руку по очереди.

И с каждым рукопожатием внутренний стержень в Кирилле становился крепче и крепче – «Я сумел!».

Его распирала гордость в тот момент, но разрастись ей не дали – один из парней хлопнул дружески по плечу и шепнул на ухо:

– Не облажайся, малой.

И подмигнул ободряюще. Кирилл взъярился было, но прищур глаз у парня слегка изменился, предостерегая от необдуманного.

– Я не малой! – буркнул он, скидывая напряжение. Парни расхохотались, один из них окликнул весельчака.

– Гришай, ты чего ему там шепнул, опять разводишь?

– Да нет, кое-что по делу брякнул, ибо речено – тяжело карабкаться, да легко падать.

Гришай, дурашливо изобразил раскоряченную фигуру падающего человека. А потом посерьёзнел и сухо повторил.

– Ты, Кирилл, запомни, что я сказал. Забудь смех, но не слова. И береги свою стаю. Волк ты знатный, это все оценили. В кабана не превратись, это – главное. И малышню не забывай. Они все в нас нуждаются. Тем более, теперь у нас крыска командует – и мышкует так, что все скоро зубы на полку сложат.

– Да, непорядок. – Непроизвольно брякнул Кирилл, и смех разразился с новой силой. Кто-то даже утёр слезу, выскочившую от смеха.

– Чёрт, да ты прямо, как немчура какая – те о порядке вечно гутарят. Орднунг, йа-я! Кайзер, да и только! А чё, знатное погоняло, Кирилл. Берёшь? – Толпа затихла, ожидая ответ.

– Беру. Порядок, значит порядок. Будет вам порядок. – Кайзер окинул всех посуровевшими глазами. – Имя, оно силу имеет. Спасибо.

– Вива, Кайзер! – и снова каждый из них пожал руку новичку, теперь уже окончательно равному среди равных.

С тех пор Кирилл редко слышал своё настоящее имя. Слух о крещении быстро прокатился по группам, и теперь к нему часто обращались ребята из групп помладше, и совсем малышня – каждый с какой-то просьбой и проблемой. Кому-то он помог, кому-то не смог.

Жизнь шла своей чередой, день за днем. И с каждым днём жизнь в некогда родном доме становилась всё невыносимей. Новый директор, Лариса Спиридоновна Грабкина превратила подростков в источник дохода, найдя для каждого подходящее занятие. Занятие, целью которого стало лишь одно – заработок денег.

И многие согласились подрабатывать. Да, это было противно, поначалу.

Но, деньги меняют всех. Один приоделся, другой завёл крутую подругу – процесс пошёл. Один за другим, пацаны шли в кабинет к Лариске, как её называли между собой детдомовцы, часто добавляя эпитет «крыска». И становились винтиками в конвейере, который наладила директриса. На улицы хлынули малолетние пушеры, каждый из которых нёс две-три, а то и побольше, доз наркоты. На малолеток обычно не обращают внимания, да и что делать с ними, если поймаешь?

Несколько раз милиция привозила пойманных на горячем, и каждый раз мадам Грабкина устраивала публичную экзекуцию, отчитывая подростков за прегрешения, которые они сотворили по её же приказу. Удовлетворённые стражи порядка удалялись, и тогда наступала очередь настоящего наказания. И часто это были не слова.

Реакция не стала чем-то из ряда вон выходящим, новым или изощрённым. Нет. Воспитанники просто побежали. Мальчишки, девчонки – бежали все, когда по одному, когда по два.

Ранее шумные, коридоры превратились в пустые тоннели, по которым уже не ходили поезда веселья.

Жаловаться кому-либо никто даже и не думал, все понимали, что поверят, в любом случае не им, а этой фифе, которая с каждым днём всё больше превращалась в фурию. Младшие классы позапирали в спальнях, выводя на учёбу, да в столовую. Прогулки и развлечения – запретили.

Тогда-то они и начали выходить на улицы по вечерам, в попытках подзаработать на гостинцы для малышни. Вылазки лишь сплачивали его стайку.

Приключение в парке, когда он получил обещание от Розы, не стало чем-то из ряда вон выходящим, если не считать прикосновение к мистике.

В тот вечер Кирилл ощутил ещё кое-что, что слегка изменило его, засев маленькой занозой в сознании. Он отмахивался от досаждающего воспоминания, но картина полуобнаженного женского тела периодически всплывала в памяти. Волчонок давно перешагнул тот порог, что отделяет детство и отрочество от зрелой юности, но как-то не тянулся к противоположному полу. Он ведь стал Кайзером, у которого время на пустые занятия совершенно отсутствовало.

Так он думал, совершенно искренне. Но, время от времени память совершала мелкую подлость, и он снова ощущал то, что стало для него в тот вечер совершенно новым чувством.

Взгляд зацепился, совершенно случайно за стройную фигурку, выделявшуюся ростом среди вновь прибывших. Он даже не видел ни лица, ни волос, спрятанных под лёгким беретом, но внутри что-то ёкнуло. Новая девушка, почти на исходе детдомовской жизни – это стоило внимания. И он отправился вниз, встречать гостей дома. Да и мало ли, вдруг кто-то начнет задирать новеньких, не отходя, что называется, от кассы.

Быстро спустился на первый этаж, в вестибюль, но спешка оказалась напрасной. Встреча проходила спокойно, детдомовцы во все глаза рассматривали прибывших, отпуская шуточки, но, не выходя за рамки приличий. Проверка будет позже. Гостей на пороге никто не бьёт. А вот потом…

Кирилл задумался, в столовой, как он знал, не осталось и корки хлеба. Махнул рукой, подзывая однокашника, спросил коротко:

– У нас осталось пожевать что-нибудь, этим с дороги накрыть? Пусто ведь в жральне, крыска снова всё хвостом подмела. Да или нет?

– Да я только с улицы вернулся, Кирь.

– Принёс чего?

– Ну да, сладкого там, да батончиков всяких набрал, в первой – бебешки сильно просили.

Кирилл задумался, первая – самые мелкие, их нельзя лишать обещанного лакомства.

– Ладно, беги, давай, Аське не забудь там что-нибудь дать.

Отметил для порядка, как рванул с места получивший указания детдомовец. Такой же пацан, как и он, Кирилл, но – исполнитель.

И снова повернулся к новичкам, невольно разыскивая взглядом среди них девичью фигурку. Но девушка куда-то исчезла. Кирилл ещё раз огляделся, но результат не изменился.

«Неужели ему показалось? Да нет, такого не может быть».

Кирилл подошёл к одному из прибывших, на вид лет семи-восьми, присел рядом и спросил, стараясь не напугать и, тем более, не обидеть:

– Вы откуда? Кушали хоть в дороге, или голодные?

Мальчишка зыркнул на незнакомого дядьку, лезущего с расспросами, и задрал нос кверху, всем своим видом показывая, что не намерен разговаривать с первым встречным незнакомцем.

Кирилл усмехнулся внутри себя, кого-то это напоминало. Очень и очень.

– Я Кирилл. – Малыш недоверчиво посмотрел на протянутую ладонь, раскрытую для рукопожатия, потом что-то обдумал и представился сам, тщетно пытаясь избежать картавости:

– Валела. – И улыбнулся смущённо, блеснув на миг щербатыми зубами.

– Валерка, вот ты уже где! – Кирилл развернулся на голос, и увидел Её.

Всё-таки ему не привиделось. Она и вправду была высокого роста. Большие, слегка раскосые, глаза, поражающие синевой и с тревогой разглядывающие Кирилла в попытке понять причину интереса к малышу. Стройная, уже совсем женская фигурка в неброской одежде. Коса, перекинутая через плечо. И лицо – тонкое, с лёгким румянцем волнения на щеках.

Тихая красота поразила Кирилла мгновенно, наповал. Он усмехнулся, пряча смущение от осознания того, что, похоже, влип. И представился снова.

– Кирилл. Вот, знакомлюсь с малышнёй. Пытаюсь узнать, голодные или нет, а то столовка пустая, словно и не ждали никого. Если голодные и с собой ничего нет, придётся нам пошевелиться чутка.

– Пошевелиться?

Девушка недоверчиво разглядывала Кирилла, оценивая, взвешивая каждое слово, пытаясь найти среди них подвох и насмешку, но глаза парня не врали. И она расслабилась. Приобняла мальчишку, привлекая к себе, и протянула руку Кириллу.

– Майя.

Кирилл всегда смеялся, слушая россказни девчонок об искрах в руках и прочей дребедени, которую они вычитали в замусоленных книжках из детдомовской библиотеки, часто подтрунивая и задирая сверстниц, по-братски, но порой жестковато. И сейчас оторопело смотрел на свою руку, в которой разгорался уголёк от прикосновения хрупкой руки. В ладони закололо, мелко и часто, разбежавшись огненными мурашками по руке и дальше, по телу. Он не решался отдёрнуть руку, ощущение завораживало. И смотрел в глаза Майи, ставшие на мгновение отрешёнными от мира. А потом она улыбнулась и мягко дёрнула рукой, вызволяя ладошку из захвата.

– Ой, прости, – спохватился Кирилл. – Не больно?

– Нет. – Новая знакомая улыбнулась, и его окатило волной тепла.

«Чёрт, да что со мной?» – Кирилл почувствовал себя идиотом, тем самым глупцом из девчачьих книжек, над которыми всегда потешался. Но почему-то не мог оторваться от её глаз.

Ситуация разрешилась сама собой.

– Кайзер…

Налетевший откуда-то сзади Сергей, один из лучших друзей – он появился в детдоме в прошлом году и стал за это время близким, как брат – хлопнул Кирилла по плечу и продолжил, слегка запыхавшись.

– Ты, смотрю, уже встречаешь, да? Это, там пацаны собрали, из того, что есть, вроде нормально получится ребят встретить. Хоть перебиться слегка, а там и спать…

Кирилл в ответ так же хлопнул друга по руке, благодаря за хлопоты. А Сергей тем временем восхищённо разглядывал Майю, непосредственности его завидовали многие.

– Вот ничего себе. Сергей, будем знакомы?

Майя заливисто рассмеялась, и мир вокруг них расцвёл весенними цветами.

Кайзер открыл глаза. Тяжело встал с кресла, которое так предательски обошлось с ним, расслабив и втянув в полудрёму.

События последних дней били и били в одну точку, дёргая ниточки, уходящие вглубь похороненного давным-давно. Воспоминания всплывали, не смотря ни на что.

А тут ещё и Грай, со своим вопросом и детской надеждой в чудо, вот уж от кого он не ожидал такого, совершенно. Ничего, это всё пройдет. Как только они найдут того, кто заварил всю эту кашу с уходами в иные миры и прочей мистикой.

Он саркастически усмехнулся – мистика давно стала частью их жизни. И, снова и снова напоминала о своём существовании.

– Ох уж мне эти сказочки, ох уже мне эти сказочники, – продекламировал он фразу из старого мультфильма, от неё всегда становилось легче.

Но вместо этого перед ним предстало, как живое, лицо Майки.

Кайзер застонал глухо, загоняя образ назад, туда, где он хранился все эти годы, и выпускался лишь, когда становилось совсем невмоготу.

Но она не ушла. Майя улыбнулась, окатывая Кайзера запахом весны. И он волком заметался по кабинету, пытаясь уйти, убежать от преследующего аромата. Но как можно убежать от себя?

– Нет, нет. Майя, нет. Не проси… – он согнулся от внутренней, давно уже не посещавшей его боли. – Нет!

И вскинулся в гневном порыве, став похожим в этом момент на волка, замершего в прыжке.

– Они все заплатят! Все…

И в глазах его плясали отсверки давнего пламени.

Глава 22

Отправив Катю домой, Пал Палыч сделал совсем не то, что только что обсуждал с девушкой, и что они решили делать дальше.

В недолгом, но бурном разговоре они перебрали множество вариантов того, как им поступить. И остановились, в итоге, на простом ожидании.

Катя даже не поняла, что её обвели вокруг пальца, заставив принять именно такой вариант.

Нет, Палыч совершенно не собирался впутывать девицу, взятую под защиту, во что-то опасное. Тем более – в прямой контакт с людьми Кайзера, которые, как он понимал, появились по её душу. Пусть Катерина идёт домой и думает, что всё нормально и жизнь течёт своим чередом. Так намного лучше и спокойнее.

Палыч усмехнулся. Да, всё-таки никакие сверхчувства не заменят опыта прожитых годов. И это не обман, а защита, совесть его абсолютно не мучила.

Позвонил Всеволоду в больницу, спросил как дела у Валета, и был ли кто сегодня. Узнав, что больного никто не посещал, и звонков от знакомых им обоим людей не поступало, Палыч успокоился ещё больше. Даже если Катя тоже схитрила, то риск её встречи с Кайзером или Граем – минимален.

Хотя, опаснее было бы столкнуться именно с Граем, чем-чем, а плохой памятью он не славился, и сразу узнает девчонку из школы, недавно попавшуюся ему на дороге и навязавшую разговор. А там недалеко и до любопытства – случайно ли они повстречались? Сергей в разговоре у рощицы произвёл на него впечатление опытного и очень опасного – Зверя? Нет, пожалуй, на зверя он всё-таки не походил. Но и псом называть его было бы ошибкой.

Палыч усмехнулся – на ум пришло сравнение, которое очень подходило Граю.

Кто не помнит Акеллу? Благородного старого волка, живущего интересами стаи. Да, именно так. И в этом волке оставалось ещё многое от того Серёги, которого он помнил. Где-то глубоко, но оставалось – иначе он даже не дослушал бы нотаций старика, а фыркнул презрительно и ушёл, не оборачиваясь, подобно Шерхану.

А Палыч почувствовал надлом в человеке, молча провожавшем его в тот день у школьной рощи, и у которого по лицу сбегала незаметная маленькая слезинка от сказанного старым мастером. И человек этот унёс в себе прощальные слова, как тяжкую ношу.

Да, сейчас Палыч жалел, что в сердцах бросил злые слова – заслуженные, справедливые… но, возможно, поспешные в отношении Сергея.

Вздохнул, и снова набрал номер Севки. Как же они его достали за эти дни, наверное, уже всё проклял. Хотя, с таким-то контингентом…

– Сева… Да, снова я, прости уж старика, достал, чувствую, хуже горькой редьки. Да? Да ладно ты, не требеси. Это, я что хотел-то, забыл совсем. Тебе ж контакты оставили соколики наши. Ну да, Грай с Кайзером. Оставили? О, замечательно. Давай-ка их мне, я запишу. Давай-давай, не открутят они тебе ничего. Счас, ага. Открутят они, насмешил. Пишу.

Палыч записал номера, повторив и проверив каждую цифру. Всё верно.

Что ж, возможно это и глупо, но он сделает то, что надумал. В конце концов, зачем разбивать мыльные пузыри, когда рядом тот, кто их пускает.

Он ещё раз поблагодарил врача, который уже и не знал, что ему думать и делать. Палыч успокоил старого воспитанника, пожелав ему удачи, и сбросил соединение.

Стоило успокоиться, отдохнуть, возможно – попить чая. И только потом приступать.