Текст книги "Сбивать ракеты научились… Дорога длиною в жизнь"

Евгений Васильевич Гаврилин
Сбивать ракеты научились… (Дорога длиною в жизнь)

© 2018, Гаврилин Е.В.

© 2018, АО «РИЦ «ТЕХНОСФЕРА», оригинал-макет, оформление

* * *

 
При этом хочется сказать
«Партнерам» нашим всех мастей:
У нас нет цели нападать,
Не дай Бог вам таких затей!
 

К читателю

Предлагаемая книга посвящена людям очень непростой судьбы – военным инженерам, специалистам-испытателям новейших образцов вооружения и боевой техники. Общеизвестно, насколько ярко и глубоко освещается в прессе профессия летчиков-испытателей, что вполне логично и справедливо. Это героическая профессия, и она заслуживает подробного рассказа на самом высоком уровне. Но в то же время на многих полигонах министерства обороны трудятся тысячи и тысячи офицеров-испытателей, которые аттестуют и дают путевку в жизнь самой современной боевой технике и вооружению. Их труд не окружен ореолом пиара, но он неподъемно тяжел и ответственен, а зачастую связан с опасностью и нанесением ущерба здоровью.

В послевоенные годы выросли профессионалы-испытатели высочайшего уровня, появились новые школы испытателей, целые династии этой уникальной профессии. С этой точки зрения данная книга будет интересна не только профессионалам, но в большей мере – любой категории людей, которые понимают, что такое риск и что такое ответственность, поскольку эти два понятия неразрывно связаны с профессией испытателя.

С чистым сердцем и помыслом представляю на Ваш суд эту книгу в надежде, что Вам удастся в ней найти интересные ответы на многие вопросы, что в нашей жизни зачастую бывает крайне важно.

С уважением, Евгений Васильевич Гаврилин

Десятый государственный полигон ПРО (место действия)

Вместо пролога

Эти события происходили в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов. Несколько слов о месте действия: представьте себе карту среднеазиатской части Советского Союза. Вы непременно увидите огромное белое пятно, расположившееся между Аральским морем и озером Балхаш. Так вот, в упомянутые годы в этом забытом Богом регионе происходили события поистине эпохального значения. В районе Приаралья (сегодня здесь расположен всем известный космодром Байконур) испытывались первые советские межконтинентальные баллистические ракеты и ракеты запуска космических кораблей, в том числе пилотируемых. В районе Прибалхашья (сегодня у всех на слуху Балхашский полигон или полигон «Сары-Шаган») отрабатывались системы поражения баллистических ракет на траектории их полета, т. е. системы ПРО.

Работы велись небывало высокими темпами, и уже 4 марта 1961 года на Балхашском полигоне впервые в мире был осуществлен успешный перехват баллистической ракеты в полете. А 12 апреля 1961 года с полигона Байконур был выполнен первый в истории человечества запуск в космос советского космонавта Юрия Алексеевича Гагарина.

Если второе событие захлестнуло весь мир, не оставив равнодушных, что вполне естественно и справедливо, то первое прошло тихо и практически незаметно, хотя это было тоже эпохальное событие. Приводят такое утверждение: американцы смогли решить подобную задачу только через двадцать три года.

По этому поводу, кстати, много лет идет спор о том, чем это молчание было вызвано. Некоторые специалисты утверждают, что подобная несправедливость есть недооценка важности решения задачи противоракетной обороны в нашей стране. Мне представляется, что это не так.

Ниже, в конце раздела о Григории Васильевиче Кисунько, приводится телеграмма, направленная с полигона в высшие партийно-государственные инстанции, с докладом о результатах первого перехвата баллистической цели. Обратите внимание на гриф секретности – высший гриф! Следовательно, сохранению этой тайны был придан высший приоритет в стране. Кстати, мы прекрасно помним: когда вся планета праздновала полет Ю.А. Гагарина, не назывались фамилии Главного конструктора и Главного теоретика. Это тоже было государственной тайной. Убежден, что это было абсолютно правильно. У нашего противника должна создаваться максимальная неопределенность знания о состоянии достигнутого уровня нашего вооружения, техники, технологий, возможностях их развития и применения. Альтернативная точка зрения в полной красе была продемонстрирована в лихие 90-е годы, когда страна практически донага раскрылась перед всем миром и особенно перед американцами. Об этом весьма красноречиво перед многомиллионной аудиторией сказал наш президент. Все госсекреты ушли с молотка за бугор, а Россия осталась ни с чем. В этом смысле неплохо было бы поучиться у американцев. Они в свободной печати публикуют любую информацию, пока ведутся исследования и поиски направлений развития. Как только наметился конкретный результат, закрывается любая информация и уже ничего невозможно ни официально получить, ни добыть. Безусловно, такая закрытость создает дополнительные сложности в работе конструкторов, ученых, разработчиков. Из двух зол приходится выбирать наименьшее, и, естественно, в этом выборе приоритет всегда будет стоять на стороне интересов государства.

Это были весьма общие, но совершенно необходимые рассуждения, чтобы в дальнейшем у читателя не возникали недоуменные вопросы. И еще о чем хотелось бы сказать. Мы прибыли на Балхашский полигон по приглашению командования полигона и властей города Приозерска на торжественные мероприятия, посвященные юбилею первого перехвата баллистической ракеты. Об этом говорилось выше. Полигон и город блестяще подготовились к мероприятиям. Удивительные по своей теплоте и душевности встречи участников событий тех лет, незабываемые мгновения общения. А сколько прозвучало новых стихов, посвященных этому событию, из уст самих авторов! Одним из них был мой постоянный спарринг-партнер по системе «А» Юлий Цуков. В 60-е годы мы с ним, оба капитаны, работали главными инженерами: он – на 2-й площадке, я – на 1-й. За четыре года нашего взаимодействия мы достаточно хорошо узнали друг друга. Юлий – подвижный, динамичный офицер, классный специалист и блестящий инженер-испытатель. В тот день он предстал в образе полковника, дипломированного ученого одного из военных институтов. И, самое удивительное, он вырос на полигонной тематике в хорошего поэта. На вечере встречи он читал много прекрасных стихов, и они бальзамом ложились на наши души. Эта встреча оставила в каждом из нас короткий, но глубокий след. Расходились поздно, прощаться не хотелось. Вот тогда начальник полигона предложил желающим утром проехать по маршрутам, освоенным много лет назад в бытность нашей службы на полигоне. Транспорт он гарантировал. Без малейших колебаний мы дружно согласились. Итак, до утра.

Можно ли полюбить технику с первого взгляда?

Начальник полигона оказался человеком дела и хозяином своего слова. Ровно в семь часов утра у гостиницы «Люкс» стоял новенький автобус марки ПАЗ с офицером – старшим по автобусу. Желающих проехать по некогда накатанному маршруту оказалось человек восемь. Мы быстро разместились, выбрав по собственным соображениям самые удобные места в салоне. На улице было довольно холодно, а в автобусе тепло и уютно. Со сна говорить не хотелось, поэтому все пассажиры дремали, продолжая добирать недосып.

Стоило мне только прикрыть глаза, как отчетливо всплыла картина сорокалетней давности. Тот же маршрут, тоже автобус, те же пассажиры. Правда, автобус был не столь комфортабельный – тогда был видавший виды зеленый АП-4. Так же шустро погрузились, старший скомандовал, и автобус с грохотом помчал нас за сто пятьдесят километров в безжизненную и непригодную для жизни степь, вернее пустыню.

Как сейчас помню: настроение было препаршивое, общаться ни с кем не хотелось, да я и не знал ни одного пассажира в автобусе. Прослужив до полигона два года в радиотехническом полку, который нес постоянное боевое дежурство, войдя полноправным членом в воинский коллектив, было обидно потерять все это одномоментно и ради чего? Эти мысли терзали душу всю дорогу, пока зеленый трудяга, как бы извиняясь перед пассажирами за доставляемые неудобства, упорно двигался в нужном направлении. Через три часа прибыли на первую площадку разбитые и раздосадованные. Первым желанием было с ходу положить начальству рапорт на стол, но гамма свалившихся за прошедшие сутки ощущений, помноженная на дорожные пытки и усталость, сделали свое дело. Никакого рапорта класть, конечно же, не стал, с трудом устроился в гостинице и … заснул мертвецким сном, не обращая внимания на возможное соседство с фалангами, скорпионами и прочей нечистью.

На следующее утро, не дав как следует прийти в себя, нам предложили ознакомиться с техникой, на которой предстоит, по всей видимости, много лет работать. До технологического сооружения было около сотни метров, преодолевая которые, мы успели узнать, что это мощный радиолокатор, решающий специальные задачи. О том, какие задачи решает это чудо радиолокационной техники, не было сказано ни слова. И вообще, мы обратили внимание на то, что офицеры части, с которыми мимолетно приходилось встречаться, постоянно уклоняются от ответов на прямо поставленные вопросы. Во всех обращениях к нам чувствовалась какая-то недосказанность, что-то явно было за скобками. Но времени на анализ и оценку ситуации у нас не было, да и особого желания, если честно сказать, тоже.

И вот мы находимся внутри технологического помещения, в котором располагаются основные системы радиолокатора. Антенна, как оказалось, их две – основная большая под куполом расположена на крыше здания, другая, значительно меньших размеров, – в непосредственной близости от здания. Нам представили начальника этого радиолокатора Олега Федоровича Фролова, и он провел нас по всем системам локатора, в очень популярной и доступной форме давая пояснения по существу возникающих вопросов. Первое впечатление об этом офицере у меня лично сложилось к концу нашей полуторачасовой экскурсии. Перед нами был офицер, прекрасно подготовленный в вопросах радиолокации, до нюансов знающий вверенную ему технику, человек высокоэрудированный во многих областях человеческих знаний.

Забегая вперед, скажу, что, проработав с Олегом много лет, должен признать справедливость этих первых оценок, но, несомненно, характеризовали они только малую толику тех потенциальных возможностей, которыми обладал этот человек.

Удивительно понятный, глубоко профессиональный в изложении Фролова материал и увиденное своими глазами лично меня привели, как говорится, в состояние ступора. Я окончил в Харькове Артиллерийскую радиотехническую академию имени маршала Советского Союза Л.А. Говорова, почти три года служил начальником мастерских по ремонту радиолокационного вооружения в 27-м радиотехническом полку. Полк нес круглосуточное боевое дежурство, и на вооружении полка было более трех десятков радиолокационных станций различной модификации, диапазонов длин волн, целевого предназначения. К данному моменту времени в полку меня считали наиболее подготовленным специалистом как в теоретическом, так и в практическом плане.

И вот этот «хорошо подготовленный» специалист стоит посреди длинного коридора, ошеломленный и раздавленный услышанным и увиденной мощью современной радиолокации. Из оцепенения меня вывел голос Фролова, предложившего познакомиться с офицерами, которые работают на системах локатора. На мой взгляд, без понимания того, что же так сильно поразило меня, трудно будет двигаться дальше. Наверное, будет правильным попробовать описать увиденное глазами человека, впервые столкнувшегося с этим чудом, как оказалось, именуемым РТН – радиолокатор точного наведения.

Прежде всего это гигантская антенна, весившая десятки тонн и при этом вращающаяся с огромной для такого веса скоростью, способная занять необходимое положение в любой точке верхней полусферы. Находиться рядом с такой стремительно вращающейся махиной, прямо скажу, – занятие не для слабонервных.

Подавляла современным уровнем технологическая культура конструирования, компоновки, монтажа аппаратуры. Практически исчезли вакуумные электронные лампы, их заменила полупроводниковая компонентная база. У нас в радиотехнических войсках все радиолокационные средства базировались на электровакуумных приборах, эксплуатация такой техники была крайне сложной и напряженной, поскольку, как известно, надежность вакуумных приборов крайне низка.

И еще хотелось бы подчеркнуть один существенный момент. Все войсковые радиолокаторы размещаются в кабинах типа «кунг» (кузов-фургон), в связи с чем комфорта дежурным сменам трудно ожидать. На этом же локаторе все оборудование размещено в шкафах-стойках, находящихся в кондиционированных помещениях. Отсюда удобство эксплуатации, минимальные затраты на восстановление отказавшей аппаратуры и, что немаловажно, комфортная работа обслуживающего персонала.

Поэтому все увиденное и услышанное перевернуло мне душу. Мои вчерашние ворчания были просто ничтожны по сравнению с гигантскими задачами, которые люди, наши офицеры, решают вот тут и сейчас. Мне, безусловно, ни цели, ни задачи пока никто не ставил, но по характеру техники, ее мощи такому специалисту, как я, нетрудно было понять, хоть и в первом приближении, их грядущую масштабность и целевую направленность. Короче говоря, я был пленен всерьез и навсегда. То ли такое стечение обстоятельств, то ли предыдущая практика все более настойчиво говорили о том, что прогресс в технике, особенно в информационной ее компоненте, должен идти более быстрыми темпами, но, как говорят сейчас молодые люди, я «запал» на этот радиолокатор. И вот сорок лет спустя в этом весьма приличном автобусе я еду на свидание со своей первой любовью. Я знаю в деталях ее судьбу, знаю, что давным-давно купол, укрывавший локатор от атмосферных осадков, истлел и был снят, многие функциональные устройства и блоки были утилизированы. И, тем не менее, я с нетерпением ждал этой встречи. А теперь попробуйте спросите себя, может ли быть в системе человек – техника любовь с первого взгляда. Для меня ответ однозначен. А для вас?

Очень быстро и незаметно в памяти пролетели эти воспоминания, я даже не успел понять, задремал ли в ходе этого процесса или наяву продолжал разбираться в тех чувствах, воспоминаниях, которые, как снежный ком, обрушились на меня в эти последние два дня.

Кажется, я стал понимать, что для меня эта поездка скорее всего станет не просто прогулкой по знакомым местам, – это будут воспоминания, конвертированные в серьезные размышления о судьбе офицера, прошедшего большой и сложный путь, и не только по этой дороге, по которой неспешно катил наш автобус. Я почувствовал, что эта мысль стала захватывать меня, появилось чувство спортивного азарта. Дремота сразу ушла куда-то, стали возникать картины близкого и далекого прошлого, наполненные размышлениями о проблемах, которые встречались на тернистом пути создания новой военной техники и беспрецедентно уникальных систем оружия. Причем характерно то, что эти проблемы занимают огромный диапазон в жизни участника указанных событий: от простейших человеческих, в том числе чисто бытовых, до серьезнейших научно-практических, а подчас носящих и стратегический характер. Каким-то внутренним чутьем почувствовал, что память сейчас начнет из своих закоулков «вытаскивать» давно забытые явления и события. И от этого не спрятаться и не уйти, поскольку практически все, чем мне приходилось заниматься долгие годы жизни, связано с этим самым полигоном, по одной из дорог которого мы сейчас едем. За многие десятилетия своей деятельности пришел к твердому пониманию, что это на самом деле ее, моей жизни, альма-матер. Поэтому просьба к читателю не удивляться, казалось бы, некоторым хитросплетениям, которые будут встречаться по ходу нашей поездки. Все обусловлено и взаимосвязано в мире создания современного вооружения.

Вот и Сары-Шаган

Открыв глаза, я понял, что мы как раз подъезжаем к перекрестку дорог, одна из которых ведет к железнодорожной станции Сары-Шаган. С этой неказистой станцией связана, без всякого преувеличения, судьба каждого офицера, проходившего службу на полигоне. Это исходная точка многих судеб, удач и разочарований. Вспомнилось начало моей собственной службы после окончания военной академии.

В середине сентября 1959 года, отгуляв положенный отпуск, я оказался в городе Тбилиси, в штабе корпуса противовоздушной обороны, где должен был получить назначение в конкретную часть. После некоторых формальных бесед с руководством корпуса я получил направление в 27-й радиотехнический полк, располагавшийся в городе Батуми, куда и выехал в этот же день поездом. В этом месте хотелось бы остановить дальнейший рассказ и поделиться некоторыми размышлениями и наблюдениями.

Сары-Шаган в 50-е годы прошлого века

Я не случайно упомянул о проведенных формальных беседах с руководством корпуса. Это действительно были формальные беседы, скорее всего для «галочки». С подобной практикой мне приходилось сталкиваться весьма часто и в будущем. Первая встреча впервые прибывшего на службу в действующую часть офицера, по-моему, не должна была носить столь откровенно формальный характер. Очень часто сегодня можно услышать упреки в адрес самых высоких руководителей страны в том, что последние годы армия разрушается, что теряются какие-то основополагающие принципы ее построения и тому подобное. Мне представляется, что все эти процессы начались не сегодня, а значительно раньше. Размывание понятия «офицерский корпус» уже шло достаточно долго до моего прибытия в действующую часть. Прибыв в корпус, а затем в полк, я не ощутил того состояния, которое свидетельствовало бы о том, что оказался в тесной офицерской среде, где господствуют дружба, взаимовыручка, честь. Думается, основной вклад в размывание офицерского корпуса внесли, как это ни странно, политработники. Я всегда вспоминаю крылатую фразу одного из наших преподавателей академии, боевого летчика, участника Великой Отечественной войны, кавалера шести орденов Боевого Красного Знамени, который на занятиях частенько произносил такую фразу: «Самые глупые люди – это политработники!». Во время войны, может быть, их влияние на все процессы было не столь велико, но когда закончилась война, они развернулись в полную силу. Вот тогда-то эта глупость и стала фактически основным инструментом реализации государственной политики нашей страны. Отсюда знаменитая кукуруза, Малая Земля, перестройка, социализм с человеческим лицом, бесконечные бесплодные реформы. Не могло это не отразиться и на армии, на офицерском корпусе. Достаточно ярким примером служит расправа с величайшим полководцем всех времен Георгием Константиновичем Жуковым. Что же тогда говорить о других? А эти «знаменитые» сокращения армии на миллион двести, затем на шестьсот тысяч человек? А какие офицеры попали под этот топор? Люди, прошедшие войну, грамотные специалисты, офицеры чести. Много было их и у нас в полку, и почти всех вырубило это бездумное сокращение. Причем людей выбрасывали на улицу, как бездомных собак. Не имея достаточной выслуги лет, они оказывались в отчаянном положении. Жены не могли найти работу, да и самих офицеров никто на работу не брал. Это же Грузия, надо понимать, но понимать никто не хотел! У каждого офицера два-три ребенка – страшная картина. Больно и грустно вспоминать об этом. Это было самое настоящее уничтожение офицерского корпуса как неформального объединения, выполняющего по духу функции элитной стабилизирующей структуры всего нашего общества. Одним из направлений этого разрушительного процесса, воздействие которого я испытал на себе, прибыв в часть, было формальное, если не сказать наплевательское, отношение к молодым офицерам, начинающим армейскую службу. Действительно, попробуйте оценить состояние молодого офицера, только что прибывшего в часть и побеседовавшего с командиром полка. Что ему говорят? С жильем помочь не можем, единственное, чем располагаем, – так это комната для приезжих из радиолокационных рот офицеров, в которой две кровати. Ни совета, ни рекомендаций, каким путем можно найти жилье и как устроиться человеку, который впервые в этом городе, совершенно не в курсе ситуации и порядков в нем, да и в полку тоже. Комната для приезжих представляла собой каморку площадью метров девяти. Две кровати практически всегда были заняты командировочными, так что чуть задержишься – и на твоей кровати уже кто-то спит. Где ночевать? Идешь в казарму к срочникам и ложишься на свободное место, хозяин которого в этот момент находится на дежурстве. Кстати, с этими ночевками в казарме у меня связан один забавный эпизод, о котором вдруг вспомнилось.

По прошествии некоторого времени, когда я уже пообвыкся в полку и у меня появились товарищи и друзья, в полк приехал один из моих друзей, старший лейтенант Кореньков Петр Петрович. Петр служил в радиолокационной роте недалеко от Батуми, и я у них познавал азы боевого дежурства. Там мы с ним познакомились и подружились. Так вот, Петр Петрович, приехав в полк, не успел закончить за день все свои дела и решил заночевать. Поскольку места в нашей ночлежке были уже заняты, я ему предложил отправиться со мной в солдатскую казарму. Он согласился. Устроились рядом на солдатских кроватях, лежим в полудреме и потихоньку разговариваем. Я лежу на боку, повернувшись лицом к Петру, а он лежит на спине, и на фоне окна я отчетливо вижу его профиль. Вдруг вижу: по одеялу Петра бежит мышь. Она шустро пробежала по его накрытому одеялом телу, прошмыгнула по лицу и куда-то соскочила. Петр онемел от ужаса. Пауза длилась секунды две-три, затем ночную тишину расколол рев Петра Петровича. Дико крича, он вскочил с кровати, начал плеваться и нещадно материться. Вся казарма проснулась, я пытался его урезонить, но это только подливало масла в огонь. С великим трудом удалось его угомонить, но спать он отказался наотрез. Мы вышли на улицу, посидели, Петя успокоился, и мы пошли «добирать» остатки сна. Спустя сорок лет мы с ним неожиданно встретились уже в Подмосковье, в Тарасовке. Оказалось, что он давно на пенсии, живет в городе Пушкино, прочитал как-то в местной газете заметку обо мне и инициировал нашу встречу. Первое, о чем он меня спросил, – а помню ли я, как в казарме по его лицу и губам пробежала мышь. Посмеялись. Эпизод, конечно, смешной и грустный одновременно. Прослужив более тридцати лет в нечеловеческих условиях, Петр уволился из армии в звании майора – здоровья нет, с женой в разводе, внутри пустота и страшная апатия… Таких вот веселых эпизодов с очень грустным окончанием в жизни было предостаточно.

Как говорится, если не везет, то это надолго. Очень схожей с этой оказалась история моего появления на полигоне, куда я был переведен в спешном порядке (без моего согласия) приказом главкома. Появившись в отделе кадров полигона и доложив о своем прибытии, я в очередной раз, мягко говоря, удивился. Оказывается, меня никто здесь не ждал и мое трудоустройство – это не что иное, как большая головная боль для кадровиков. Представляете мое состояние – в «режиме ошпаренной кошки» меня отчислили из части, несущей боевое дежурство и испытывающей дефицит в подготовленных кадрах (напомню, я был единственным специалистом в полку с высшим образованием), и приказали мчаться за тридевять земель, а тут я вообще никому не нужен! Возмущению моему не было предела. Тогда мне объяснили произошедшую метаморфозу. Оказалось все до гениальности просто. На полигоне проходила испытания очень важная и необходимая стране система «Даль». Испытания шли очень трудно, и положительного результата получить никак не удавалось. В очередной приезд высокой комиссии из Москвы при разборе хода работ на данной системе одной из причин была названа нехватка офицеров-испытателей. Незамедлительно последовала команда собрать в частях ПВО необходимое количество хорошо подготовленных офицеров. Таким образом, в этот невод попал и я. Позже оказалось, что причина указанных трудностей лежит совсем в другом месте и мое появление ни на что не влияет, а посему никому и не нужно. Вот почему сидящий напротив меня офицер-кадровик с усталым лицом, преодолевая собственные сомнения, пытается заставить себя решить мою судьбу, прекрасно осознавая, что ни его, ни моей вины в создавшейся проблеме нет. Ему надо просто решить, и он решает… направить меня на первую площадку, на которой проходит испытания совсем другая система, не имеющая ничего общего с «Далью».

Получив предписание явиться в войсковую часть 28117, я поплелся в гостиницу попрощаться и получить какие-нибудь советы от своих друзей-однокашников. Они мне рассказали, как можно добраться до первой площадки, на которой дислоцировалась войсковая часть 28117. Это оказалось не так-то просто. Войсковая часть находилась в ста пятидесяти километрах от того места, где мы находились, и добраться туда можно было только на автобусе АП-4, который ходил три раза в неделю. Как раз на следующий день был такой рейс. Сборы были недолги, как говорится, все мое ношу с собой.

Ровно в четырнадцать часов с двумя чемоданами я был на остановке автобуса, где присоединился к полутора десяткам человек, которые, как оказалось, тоже были пассажирами этого маршрута. Тут были офицеры, несколько солдат и две женщины. Разместились все, и старший автобуса дал водителю команду трогаться.

Настроение у меня было препаршивое, я понимал, что даже центр полигона был ближе к аду, чем к раю (даже при наличии огромного озера), а что же могло меня ожидать на первой площадке в центре этой безжизненной и каменистой пустыни? Спустя много лет я могу наверняка сказать, что мои сомнения и догадки были детским лепетом по сравнению с той действительностью, с которой пришлось столкнуться и жить-служить на протяжении последующих пяти долгих лет.

Ну, это станет ясно потом, а пока нас трясло в обычном видавшем виды автобусе марки АП-4 зеленого цвета, который жестко подпрыгивал на каждой кочке. Рядом со мной сидел маленького роста старший лейтенант, как говорит мой лучший друг Тема, «нереально рыжий».

Как водится, в долгой дороге делать нечего, поневоле надо разговаривать, коротая время. Слово за слово мы разговорились с «рыжим» моим соседом. Оказалось, он, так же как и я, попал под ту же директиву и прибыл на первую площадку две недели назад. Правда, прибыл он с женой и сыном, хотя по суровым местным законам это не поощрялось, поскольку требовался специальный допуск и на членов семьи, но он как-то обошел это препятствие (детали он не раскрыл, да мне это было и неважно – ведь я был холостяк).

За долгие три с лишним часа утомительного путешествия Вячеслав (так звали моего рыжего попутчика) рассказал очень много интересного о моей будущей службе. Очень подробно описал командира части подполковника Александра Павловича Дружкова: получалось, что будущий командир – весьма сложная натура, с которым служить, похоже, будет непросто. В заключение Вячеслав произнес фразу, которую я потом часто вспоминал: «Сам скоро увидишь. Да вот он и сам нас лично встречает», – и показал на приближающегося к автобусу подполковника в полевой форме. К этому моменту автобус уже въехал в расположение части.

Выйдя из автобуса и пытаясь придать затекшим от трехчасового сидения ногам некое подобие строевого шага, я подошел к подполковнику, приложил руку к фуражке и доложил, как положено по форме: «Товарищ подполковник, старший лейтенант Гаврилин для дальнейшего прохождения службы прибыл». Подполковник, едва взглянув на меня, пробурчал: «Хорошо, потом поговорим. Идите устраивайтесь». Куда идти, как устраиваться – ни звука. Хорошо, что мой рыжий попутчик не исчез. Он меня быстренько сводил в штаб к заместителю по тылу, помог оформиться без лишней бюрократии и показал место в гостинице.

Теперь вернемся к Сары-Шагану. Все мы когда-то либо приезжали, либо отъезжали со станции Сары-Шаган. Во времена сухого закона основной поток алкоголя шел через эту станцию. Вообще-то место это было известно всему Союзу (при жесточайшем режиме проводимых работ) не понаслышке, а конкретно со всеми плюсами и минусами. Существует масса различного рода историй на эту тему. Диапазон их настолько обширен, что попытки хоть как-то привести народное творчество в порядок, попытаться отделить правду от вымысла бесперспективны. С учетом только что сделанного для себя «открытия» я начал перебирать в памяти знаковые события, связанные с этим примечательным местом.

Вспомнилась одна история-быль, которая приключилась лично со мной. Обычная, ничем не примечательная история, но в ней есть отдельные нюансы, которые показывают сложности, в условиях которых решались уникальные задачи государственной важности. Это было буквально через несколько дней после моего прибытия на полигон.