Текст книги "Сбивать ракеты научились… Дорога длиною в жизнь"

Сегодня, «прокручивая» в памяти годы совместной работы с Григорием Васильевичем Кисунько, видишь, как осыпается вся шелуха (которая неминуемо сопровождает великих людей) и еще более осязаемо представляется величие этого человека, его гигантский ум, потрясающий объем энциклопедических знаний, высочайшая культура, человечность и порядочность. В памяти очень ясно всплывает последняя встреча с Григорием Васильевичем. Он приехал к нам на Фрунзенскую набережную в управление, мы что-то долго с ним обсуждали. С этим генеральным всегда было крайне интересно рассматривать любой вопрос или проблему. Поражала его способность в простой и понятной форме излагать очень сложные вещи так, что даже не совсем подготовленному специалисту становилась понятной суть предмета обсуждения. Одним из сложных вопросов, которые мы обсуждали в тот раз, был вопрос временного баланса системы ПРО. Нам было ясно, что один из конструкторов по кооперации технических средств «перебрал» время, отведенное на его операции генеральным конструктором. Мы спросили Григория Васильевича, почему он на «белый свет» не вытягивает этого соратника. Ответ был прост и убийственно однозначен: «Я являюсь генеральным конструктором системы, и моя святая обязанность – смотреть, чтобы все стыковки в системе своевременно были согласованы. За это я несу персональную ответственность, я взял на себя эту ответственность и до конца буду нести этот крест. А иначе со мной никогда никакая кооперация работать не будет». Закончив мозговой штурм, Григорий Васильевич неожиданно предложил: «Ребята, давайте проедем в музей Советской Армии, а то я там давно не был». Отказываться было грех, и на его старом обшарпанном ЗиМе мы поехали в музей. До сих пор вспоминается эта экскурсия! До чего же классным экскурсоводом оказался Григорий Васильевич, его знание многих вещей просто поражало. Складывалось впечатление, что он специально готовился и не раз посещал этот музей. Нас было трое, и мы уже много лет при встрече друг с другом обязательно вспоминаем эту экскурсию.

Завершая рассказ о генеральном конструкторе, хотелось бы еще раз выразить свое глубокое почтение таланту великого генерального конструктора систем противоракетной обороны Григория Васильевича Кисунько. Крупному ученому, выдающемуся конструктору, имя которого навечно вписано золотыми буквами в скрижали истории нашего государства.

Ветераны полигона ПРО (Балхашского полигона) с большим уважением относятся к памяти Григория Васильевича. Они добились решения правительства Москвы о присвоении средней школе № 1430 почетного имени Героя Социалистического Труда Григория Васильевича Кисунько. В этой школе создан настоящий действующий музей, посвященный истории создания ПРО, с многозначительным названием «Звезды в пустыне»: действительно, звезда на груди генерального и звезды на погонах офицеров и генералов – заказчиков и испытателей. В школе проводится активная военно-патриотическая работа, в которой принимают непосредственное участие ветераны полигона, ведущие ученые и конструктора – разработчики сегодняшней и будущих поколений систем противоракетной обороны. В 2016 году во дворе школы был установлен памятник «первенцу» Григория Васильевича – полигонной системе «А» в виде уменьшенного втрое макета противоракеты В-1000, которой была впервые в мире уничтожена головная часть баллистической ракеты на траектории ее полета.

Открытие памятника системе «А», 2016 г.

На фотографии запечатлен момент открытия памятника перед зданием школы № 1430 города Москвы. Право открытия предоставлено ветеранам полигона Жадейко Е.В. и вашему покорному слуге, чем я весьма горжусь.

Табличка, прикрепленная к постаменту, гласит:

Думается, можно считать это действо всенародным признанием заслуг Григория Васильевича Кисунько перед нашей Родиной, признанием его таланта, неимоверной работоспособности и преданности любимому делу, которое сегодня продолжают его многочисленные ученики и последователи.

Наверное, достаточно отступлений, попробую вернуться к главной теме нашего исторического экскурса, находясь у окна этого уютного и уже почти родного автобуса, на котором мы путешествуем, если оглянуться назад, уже более половины отпущенной мне жизни, и вот сейчас можем продолжить наши воспоминания, благо мы только что въехали в расположение 35-й площадки.

Норовистый конь

Ракета (противоракета), которая отрабатывалась и испытывалась на этой площадке, была не только лучше американского «Спринта», она была и остается лучшей ракетой такого класса в мире. Наверное, поэтому ее отработка шла очень трудно. Оппонентов и сомневающихся в возможностях ее создания было предостаточно. И только мужество генерального конструктора Льва Вениаминовича Люльева и его ведущего главного конструктора, а также поддержка нашего заказывающего управления позволили состояться этой ракете. Хотя надо признаться, что потери при этом были существенными, и не только материальные. «Раскрывались» (специальный термин, применяемый нами вместо слова «взрывались») цеха, погибло несколько ведущих специалистов. Трудно сейчас назвать потери при срыве двигателя ракеты со стапеля во время «вымывания» из него заряда. Произошла какая-то дикая случайность, и двигатель запустился, сорвался с креплений и влетел в столовую, где как раз обедала смена. Свидетели описывали ужасающую картину мечущихся в огромном зале столовой людей и «гоняющимся» за ними и изрыгающим пламя двигателем. Много чего пришлось преодолеть разработчикам, технологам, производственникам, но задача была решена, и наш народ может гордиться достижениями в этой области ракетостроения.

Противоракета на транспортно-заряжающей машине

В подтверждение этого, стоя у оголовка шахтной пусковой установки, для осмотра который мы все вышли из автобуса, я рассказал два коротких сюжета.

Первый был связан с разработкой вот этой самой шахтной пусковой установки (ШПУ), у которой стоим. Как известно, ее проектировало КБ Владимира Павловича Бармина, одного из знаменитой шестерки главных конструкторов Сергея Павловича Королева. Опыт проектирования ракетных шахт у КБ Бармина к тому времени был колоссальный. Большинство наземных шахт ракетных войск стратегического назначения (РВСН) были спроектированы именно этим КБ. Так вот, при первом пуске высокоскоростной ракеты Люльева вслед за ракетой из шахты вылетело все шахтное оборудование! Это свидетельствовало о том, что, даже заложив приличные прочностные запасы, главный конструктор не смог до конца прочувствовать, какую мощь несет в себе эта новая противоракета.

Второй сюжет тоже очень показателен. Как-то так сложились обстоятельства, что на первые пуски скоростной ракеты с генеральным конструктором на эту площадку мы не попали, а на третий пуск решили съездить и в натуре посмотреть, как это все выглядит. Приехали в район стартовой позиции и разместились на смотровой площадке, примерно в километре от старта – правила техники безопасности на полигоне соблюдаются строго. Это знают все. Смотровая площадка оборудована связью, рядом расположен оптический современный комплекс: как говорится, все «видится» и все «слышится». Нас на смотровой площадке было четверо, не считая местных офицеров: Басистов А.Г., его заместитель Минасян М.Г., главный конструктор «конкурирующей» фирмы Коляскин В.В. и я. Небольшое ожидание – и звучит команда «Пуск!». Видим отстрел крышки шахты и… что-то молнией сверкнуло ввысь. Довольно быстро формируется столб дыма, пыли и чего-то еще до самых облаков, и только через несколько секунд раздается страшный грохот. Картина, прямо скажу, ошеломляющая! Посмотрел на попутчиков. Все трое стояли, как завороженные, а это были весьма опытные люди, за плечами у которых был не один десяток, а скорее всего, не одна сотня пусков. Тем не менее для них увиденное было явно необычным и не похожим на то, что видели раньше. Три опытнейших конструктора стояли несколько минут в оцепенении и молчали. Затем, также молча и медленно, двинулись по направлению к машинам. Такова была реакция этих людей на увиденное. Под его впечатлением каждый из них думал о чем-то своем.

Старт противоракеты Люльева Л.В. на Балхашском полигоне

Мне же на память пришло совещание годичной давности, которое на полигоне проводил главнокомандующий войсками ПВО страны главный маршал авиации Колдунов Александр Иванович. Вопрос стоял о судьбе этой ракеты. С большой речью выступил командующий войсками ПРО и ПКО генерал-полковник Вотинцев Юрий Всеволодович. Как ему было присуще, он хорошо поставленным голосом четко и достаточно аргументированно, используя объективную статистику, доказывал главкому, что работы по ракете зашли в тупик и необходимо задавать разработку новой ракеты. В воздухе, как говорится, запахло грозой. Для подмосковной системы ПРО это была катастрофа. Все в зале понимали, что разработка новой ракеты займет не менее 5–7 лет. Главком нахмурился и молчал, видимо, пытался осмыслить сказанное и понять, какое решение он должен принять. Я сидел позади Басистова и, как заказчик, понимал, что этой теме конец и никого главком слушать больше не будет. На мой взгляд, ситуацию могла бы изменить только аргументированная позиция генерального конструктора системы ПРО города Москвы (второго поколения) Басистова А.Г. Наклонившись к Анатолию Георгиевичу, я шепнул ему на ухо, что, если он не выступит сей момент, разработку можно «хоронить». Он поднял руку и попросил слова. Главком как бы с облегчением разрешил, сказав с готовностью: «Да, да, пожалуйста, Анатолий Георгиевич».

Тишина в зале стала вообще звенящей. И в этой тишине Басистов очень спокойно произнес несколько простых фраз. С точностью до смысла он сказал следующее: «Товарищ главком, вы, как летчик, отлично знаете, что случайно самолет может, в силу каких-то сложившихся обстоятельств, развалиться, но случайно летать самолет не может. Так и ракета, о которой сейчас идет речь. Мы получили реально в полете выход ее на заданные перегрузки, парирование этих перегрузок. Значит, ракета реально и обладает временем выхода, и держит заданные перегрузки. Вопрос в том, что мы пока не можем обеспечить заданную надежность, над чем и работаем сейчас». Нечасто удавалось слышать столь сжатое, сконцентрированно четкое и аргументированное выступление. Главком встал и, надевая фуражку, произнес: «Согласен с генеральным конструктором, но надежность вы мне обеспечите, иначе шкуру сдеру». Повернулся и ушел. Зал облегченно вздохнул. Ракета была спасена, и вот сегодня мы видели результат этого правильного решения главного заказчика и пользователя образцом вооружения.

Мы довольно долго задержались на 35-й площадке, а впереди еще длинный путь и множество историй, которые всплывают в памяти по ходу движения автобуса по бетонке. В голову лезут сюжеты, которые случались с нами когда-то на этой дороге. Ловлю себя на мысли, что бытовые вспоминания как-то невольно оттесняются рабочими, испытательными моментами, которые видятся значительно солиднее и более значимо. И это объективно так.

Вот мы приближаемся к знаменитой «шестерке» (6-я площадка), с которой проводились испытательные пуски противоракет дальнего действия, разрабатываемых под руководством главного конструктора Грушина Петра Дмитриевича.

Грушинская вотчина

Петр Дмитриевич был, без сомнения, великим конструктором, он занимал особое место среди конструкторов нашей проблематики. Он, как говорится, «по-рабоче-крестьянски» мог на пальцах показать, какие процессы проходят в ракете, когда ее выводят на цель. Причем делал это до удивления просто, но так доходчиво и понятно, что и вопросов после таких объяснений, как правило, не было. Не каждый конструктор мог похвалиться таким умением. Думается, что Петр Дмитриевич просто физически ощущал эти происходящие в ракете процессы. Ну, а отсюда и такая кажущаяся простота демонстрации, и убеждение в правильности своих оценок. Вся номенклатура грушинских противоракет испытывалась на этой площадке, хотя бытовые условия здесь были далеко не самые лучшие. Испытателей мучили проблемы с водой из-за разрывов водопровода (он ведь был длиной более ста километров), не всегда его сотрудники и офицеры «шестерки» могли круглые сутки пользоваться водой, а ведь летом жара за сорок градусов и держится иногда не один месяц. Наверное, сказалось и то, что сам Грушин последние годы практически не бывал на полигоне – проблемы с сердцем все больше давали о себе знать. Сказался также, на мой взгляд, своеобразный аскетизм Петра (так за глаза звали Грушина подчиненные, вкладывая частичку душевной теплоты в эту свою вольность).

Член ЦК партии, дважды Герой Социалистического Труда, академик Академии наук, он начисто был лишен какого-либо барства или снобизма – это был человек, вышедший из народа своей страны. Мне как-то довелось побывать у него на даче в Подмосковье. Обычный дощатый забор, одноэтажный деревянный, покрашенный в голубой цвет домик – такие казенные дачные апартаменты давали великим и заслуженным людям Союза. По сегодняшним меркам российских воротил такой домик не подойдет даже для их челяди и охраны. Кстати, охраны я тоже не заметил, калитку открыл мне его заместитель, а в доме кроме Анатолия Георгиевича Басистова, упомянутого заместителя Грушина, и самого хозяина никого не было. Петр Дмитриевич угостил нас чаем (заваривал и разливал сам) и, пока мы пили чай, внимательно прочитал документы, с которыми я приехал, задал по существу несколько вопросов, подписал и благословил меня в обратный путь. Сегодня сплошь и рядом наблюдаем совершенно иную картину. Снобизм, роскошь, гигантские дворцы заполонили все пространство не только под Москвой и Петербургом, но и у каждого мало-мальски приличного уездного города. Какое-то безумство охватило сильных и богатых мира сего. Потерян всякий здравый смысл в объемах и стоимости приобретаемой движимости и недвижимости. На вопрос, зачем все это, вы вряд ли получите вразумительный ответ от этих, с позволения сказать, добытчиков и ловкачей, которых днем с огнем в рабочих кабинетах не сыщешь.

А вот этот скромный человек, проживающий в дощатом неказистом домике, создал серию удивительно умных и мощных ракет, грозно стоящих на защите нашей Родины, здоровье которой эти «короеды», о которых говорилось выше, подтачивают днем и ночью.

Два слова из собственной жизни. Немного раньше я говорил о том, что нашим женам на полигоне жилось очень непросто. Это вам подтвердит каждый. Как-то подумалось, что было бы неплохо показать супруге в натуральную величину, в чем суть нашей работы. Подумал и решил продемонстрировать ей ночной пуск грушинской ракеты. Это сделать было непросто: все пуски проводились, как правило, ночью, время пуска постоянно переносилось. Удалось уловить такой момент глубокой ночью, когда была объявлена полная готовность к пуску. Я позвонил супруге и попросил ее выйти на улицу и посмотреть на звездное небо перед домом. Зачем, объяснять не стал. Вы представляете пуск в ночи – это что-то! Жена была просто ошеломлена – она своими глазами увидела гигантскую мощь стартующей противоракеты и поняла, каким серьезным делом занимаются люди на нашем полигоне. Мне кажется, что этого хватило ей на всю жизнь. Никогда я не слышал от нее жалоб или претензий в ходе моей службы.

Старт противоракеты Грушина П.Д. на Балхашском полигоне

Это оказалась лучшая агитация – демонстрация результатов работы инженеров-испытателей и главного конструктора целого ряда отечественных противоракет Петра Дмитриевича Грушина. А скажите мне, что будут говорить своим внукам эти, какими они сами себя считают, «хозяева жизни», прожигающие ее в безвкусных и страшно дорогих дворцах или где-нибудь за рубежом, в том числе и сбежавшие российские олигархи? Не мешало бы всем, и им тоже, над этим задуматься.

Еще пришла на память довольно жесткая конкурентная борьба КБ Грушина со Свердловским КБ при выборе для системы ПРО скоростной ракеты – была выбрана грушинская, о которой у нас шла речь на 35-й площадке. Поэтому, когда сегодня некоторые «заклятые друзья» фарисействуют, что в Союзе не было конкуренции, то, мягко говоря, это неправда. Практически по всем направлениям развития вооружения (и в ракетостроении, и в самолетостроении, и в радиолокации, и во всех других областях) шла жесткая конкурентная борьба. Яркий пример тому – создание радиолокаторов для ПРО. Борьба не на жизнь, а на смерть развернулась между уникальными даже на сегодняшний день РЛС «Дон-2Н» и «Неман».

РЛС «Дон-2Н»

РЛС «Неман»

В результате этой конкурентной борьбы родилось многофункциональное и высокоинтеллектуальное без преувеличения восьмое чудо света, которое и сегодня будоражит умы специалистов и является мировым непревзойденным шедевром. К сожалению, в лихие девяностые годы поборники псевдорыночной экономики так вошли в раж, что, по-моему, и саму идею здоровой конкуренции выбросили за борт истории. Попросить бы их показать пример сегодняшней конкуренции, хотя бы близкой по конечному результату к советскому периоду.

В этом месте пришло самое время рассказать о нашем посещении 8-й и 51-й площадок. Выше мы упомянули историю с первым шлагбаумом и договорились рассказать ее позже, но увлеклись и как-то пропустили рассказ о злополучном шлагбауме и посещении этих двух площадок. Спасибо, «конкуренция» помогла.

Можно, видимо, извлечь пользу и из рыночной организации экономики, если ею правильно пользоваться. Наглядный пример – 8-я и 51-я площадки, на которых были развернуты полигонные образцы конкурентов, соответственно «Дон-2НП» и «Неман-П». Соревнование между РЛС «Дон-2Н» и «Неман» завершилось, на мой взгляд, правильным выбором в пользу «Дон-2Н», но создание «Немана», его полигонного образца, принесло и до сих пор приносит колоссальную пользу ракетным войскам стратегического назначения при отработке их боевых систем, связанной с решением задач преодоления ПРО вероятного противника.

Вот такие пируэты выписывала загнивающая социалистическая система. Пора бы очистить нашу современность от догм бурного безобразия конца ХХ века и заняться изучением и освоением опыта прошлого, пока еще есть возможность спасти хоть что-то из него. Да и «старики» еще чем-то могут в этом помочь – жалко и обидно потерять достижения в научно-техническом, технологическом плане, которые наверняка могут быть востребованы, особенно в условиях оголтелых санкций и внешнего давления.

И опять мы отвлеклись от «шлагбаума»! Что-то не везет ему. Чтобы все-таки не забыть эту историю окончательно, следует рассказать ее здесь. Опять же, чтобы было понятно, о чем идет речь, необходимо рассказать прелюдию к этой истории и, конечно же, вспомнить некоторых очень интересных людей.

Кто же у нас король?

Выше мы тепло говорили о наших учителях и руководителях, которые в неимоверно тяжелых условиях вытянули этот неподъемный воз и создали вооружение войск противовоздушной и ракетно-космической обороны. При этом умышленно оставили за кадром одного человека, который с полным основанием входит в плеяду выдающихся заказчиков вооружения ПВО-РКО. Конечно же, речь идет о Леониде Михайловиче Леонове, незаурядном человеке, активном участнике Великой Отечественной войны. Он был назначен на должность начальника главного управления тогда, когда над главком, а точнее над всеми Вооруженными силами и страной в целом, нависли тучи предательства и разгрома. Ему выпала нелегкая судьба руководить управлением в это смутное время. При этом, в силу специфики предыдущей службы, он не был искушен в особенностях работы заказчика. А специфика эта состояла в принципиальном отличии роли аппарата заказчика от функций аппарата штабных офицеров главкомата.

Леонид Михайлович обладал уникальной штабной культурой, в полном блеске являл собой неоспоримый эталон генерала. При этом его память хранила массу литературных произведений: стихов, рассказов, поэм. Много читал (говорили, что у него прекрасная библиотека). Равных в знании русского языка и правил правописания ему, думается, в столице не было. Положив на стол принесенный ему проект документа, Леонид Михайлович брал хорошо заточенный карандаш и мгновенно находил в нем ошибку или опечатку. Скорость, с какой он это проделывал, просто шокировала любого исполнителя документа, который понимал, кому он несет документ, и отрабатывал его самым тщательным образом. До сих пор вспоминается один сюжет на эту тему.

Леонов Л.М.

В правительственных структурах готовилось много решений, которые необходимо было визировать у Леонида Михайловича. В аппарате правительства работал ведущим сотрудником Леонид Сергеевич, которому часто приходилось «попадать под карандаш» Леонида Михайловича. Как-то, получив упрек от него, Леонид Сергеевич поклялся вслух, что больше этого никогда не случится. Леонид Михайлович усмехнулся: мол, ну-ну! Через некоторое время ко мне подходит Леонид Сергеевич (мы с Леоновым Л.М. в это время были на совещании в правительстве) и говорит: «Слушай, приведи ко мне в кабинет Леонида Михайловича – нужно одно решение согласовать, осталось только у него завизировать». Я его спрашиваю: «Ошибки проверили, не будет шума, если Л.М. найдет?». Говорит: «Не бойся, все проверили юристы Совета Министров». Я подошел к Леониду Михайловичу и говорю: «Надо зайти к Леониду Сергеевичу, просит завизировать проект решения. Гарантирует, что ошибок нет!». Леонид Михайлович усмехнулся: «Тогда пойдем». Приходим в кабинет, Леонид Михайлович садится за стол хозяина, снимает фуражку, берет карандаш, смотрит на документ, который заранее положил на стол Леонид Сергеевич, и… тут же влет находит ошибку! Я думал, что с моим другом Леонидом Сергеевичем случится сердечный приступ. Он сделался бледным, как полотно, ему явно было плохо, а Л.М., как ни в чем не бывало, дочитал проект решения до конца, поставил под ним свою визу, надел фуражку и, как бы между прочим, бросил: «Русский язык неплохо бы знать и правительственным чиновникам», после чего мы с ним удалились, оставив в кабинете «правительственного чиновника» гоголевскую немую сцену.

Этот пример я привел не шутки ради или красного словца для. Борьба за чистоту русского языка в центральных органах велась нешуточная. В бытность начальником генерального штаба маршала Советского Союза В.Г. Куликова каждый исполнитель знал, что за допущенную ошибку в проекте документа можно было лишиться должности, очередного звания или еще чего более серьезного. Маршал брал документ и, прежде чем его читать, поднимал и смотрел на просвет, есть ли в документе подчистки или исправления, и если таковые обнаруживались, документ незамедлительно возвращался на доработку. Сегодня, в век компьютерной техники, указанные доработки и исправления делаются, как говорится, влет. А раньше это было колоссальной проблемой, поскольку все документы, даже многолистовые, печатались машинистками на электромеханических печатающих машинках. До сих пор я с содроганием вспоминаю походы в машинописное бюро с двадцатистраничным «грифованным» (с грифом секретности) докладом. Сколько всего приходилось выслушивать от работников машбюро, пока печатается многострадальный доклад, который ты уже до этого раз пятнадцать корректировал и переписывал от руки.

В этой связи хочу рассказать еще одну историю. Думается, она весьма поучительна. У нас в управлении работала машинистка Антонина Васильевна. Для краткости просто Тоня. Машинистки такого уровня профессиональной подготовки ни до, ни после я не встречал. То, что она могла строчить на своей машинке, как пулемет, об этом можно и не говорить. Но она обладала еще и уникальным знанием русского языка. Отдав документ Тоне печатать, ты на сто процентов был уверен, что в напечатанном документе ошибок не будет, более того, применив какой-то «шершавый» оборот, получишь первое предупреждение: «По-русски так не пишут и не говорят!». Спорить и доказывать свою правоту лучше не пытаться – гарантированно будешь посрамлен тяжестью профессиональных аргументов. Поэтому в управлении с Тоней обычно никто не спорил, ее уважали за профессионализм, грамотность, способность и готовность помочь каждому выйти из сложной ситуации, а кто из нас не попадал в них?

Так вот, как-то вечером после окончания рабочего дня вызывает меня Леонид Михайлович и дает указание прибыть завтра к семи часам тридцати минутам на работу с машинисткой. Предстояло отрабатывать и печатать срочный документ в правительство или в ЦК, сейчас уже не помню. Позвонил Антонине Васильевне (иначе не уговоришь) и попросил прибыть на работу к семи тридцати. Сказано – сделано. На следующий день ровно в семь тридцать мы с Антониной, как штыки, на рабочих местах. Начальника нет, задерживается – с кем не бывает. Восемь часов – картина та же. Проходит еще тридцать минут – ничего не меняется. Антонина Васильевна нервно семенит по коридору туда-обратно. Чувствую, в воздухе пахнет грозой. Пытаюсь успокоить Тоню, что еще больше ее распаляет. И когда стрелка часов приближается к девяти часам, Антонина с неприкрытым гневом заявляет: «Ну, я ему все скажу!». Понимаю, что теперь ее уже точно ничто не остановит. В девять часов десять минут из-за угла такой вальяжной походкой с легкой улыбкой на устах появляется Леонид Михайлович, к нему в страшном гневе буквально подлетает Антонина и выпаливает прямо в лицо: «Вы не король, Леонид Михайлович!» (вспоминается: «точность – вежливость королей»), поворачивается и уходит к себе в машбюро. Начальник шокирован, он, как глубоко интеллигентный человек, мог ожидать чего угодно в своей вотчине, но только не подобного фонтана. Придя в себя, он спросил: «Как отчество Антонины?» (имя-то он знал). Забежав в кабинет и взяв шоколадку, Леонид Михайлович бегом бросился в машбюро. О чем они там говорили, никому не известно – свидетелей не было. Знаю только одно: с тех пор по всем спорным вопросам грамматики Леонид Михайлович стал обращаться к Антонине Васильевне, раньше этого он не делал.

Эти два сюжета, на мой взгляд, весьма наглядно показывают, что за чистоту русского языка надо бороться, не снижая напряжения, и примеры в этом должны демонстрировать высшие органы власти и управления. В годы нашей молодости так оно и было. К сожалению, в «разгул демократии» мы эту чистоту языка стали терять. Более того, пошли по пути допустимости упрощения в ущерб правильности. И еще. Жизнь всегда понуждала нас денно и нощно заботиться о профессиональной подготовке. Профессионализм – это главное и самое ценное качество работника (неважно, какую должность он занимает). Может быть, я и ошибаюсь, но это мои личные оценки, сформированные за многие десятки лет работы рука об руку и под руководством профессионалов самой высокой пробы.

Вот тут досужий читатель вправе задать вопрос: а при чем тут шлагбаум, когда мы про него услышим и какое он имеет отношение к сказанному выше. Дорогой читатель, он имеет самое непосредственное отношение. Мы только что говорили о Леониде Михайловиче Леонове – человеке высочайших профессиональных и человеческих качеств. Наверное, справедливо было бы выпустить хорошую книгу о переломном периоде в истории создания вооружения, в котором пришлось трудиться Леониду Михайловичу в стенах нашего главного управления. Может, так оно и будет, кто это может знать.

А я, наконец, перехожу к шлагбауму. У Леонида Михайловича была одна особенность: ему страшно нравилось, как говорят, ходить по лезвию ножа или, если хотите, по краю пропасти. С чем это связано, объяснить не могу. Скорее всего, это вызвано особенностью организма или нехваткой адреналина в крови. Порой это проявлялось в автомобильных авариях или, например, вот в этом самом шлагбауме. Однажды большой группой генералов и офицеров главка под руководством Леонида Михайловича мы находились с проверкой здесь, на Балхашском полигоне. Закончив дела, собирались на следующий день улетать в Москву. Л.М. тоже подтвердил свое решение лететь, заявив при этом, что я (Гаврилин) должен доложить ему предварительные результаты проверки.

Утром в день вылета я поинтересовался у него, когда явиться с докладом. Было назначено на двенадцать часов тридцать минут. Точно в установленное время прибываю в гостиницу «Люкс» для доклада. Леонида Михайловича нет, находится где-то на очередном заслушивании. Стало несколько тревожно: вылет-то назначен на 14.00, а до аэродрома, о котором мы уже говорили, около тридцати километров. Вскоре прибывает генерал-полковник и приглашает к себе, я сразу начинаю доклад. Стараюсь доложить короче, самую суть, но Леонида Михайловича интересуют нюансы, и доклад затягивается. Я незаметно бросаю взгляд на часы, он замечает это и произносит с убийственным спокойствием: «Не волнуйтесь, Евгений Васильевич, еще есть время». Про себя думаю: ничего себе есть, у кого оно есть? Уже половина первого! Доклад продолжается, настроение на нуле, явно видно, что мы не успеваем. За восемнадцать минут до отлета Леонид Михайлович смотрит на часы и говорит: «Евгений Васильевич, Вам пора, иначе опоздаете». Я про себя думаю: значит, он не летит, а я уже опоздал, и пулей вылетаю из номера. На улице меня ждут ребята, запрыгиваю в микроавтобус с сиреной, и водитель получает команду: «Жми!». Водитель, детина огромного роста, настоящий амбал, обхватил огромными ручищами руль, включил сирену и что было мощи в двигателе рванул в сторону аэродрома. Со скоростью не ниже ста километров в час мы лихо проскочили город, впереди замаячил выезд из города, оборудованный этим самым шлагбаумом. Вахтенный солдат у шлагбаума, услышав вой сирены и увидев проблеск маячка, толчком открывает деревянный брус этого великого творения рук человеческих, а сам прикладывает руку к головному убору, отдавая честь невидимому начальству. Что поделаешь, так его инструктировали. Я сижу за спиной водителя и вижу стремительно приближающуюся картину: стоящий навытяжку солдат и… возвращающаяся обратно на прежнее место створка шлагбаума! Видимо, солдат толкнул створку (одну из двух) излишне резко, и она, дойдя до упора, не зафиксировалась, а, оттолкнувшись, двинулась обратно. Успеваю заметить, что водитель пригнулся к рулю и обхватил голову руками. У меня молнией промелькнула мысль: «Все, сейчас бревно шлагбаума снесет лобовое стекло, голову водителя, а затем и мою…». Микроавтобус по своим размерам, если ехать прямо, не проходил в пространство, оставшееся между неподвижным и закрывающимся бревнами шлагбаума. Мы фактически уже были в пасти этой рукотворной гильотины, когда водитель все-таки среагировал и резко нажал на тормоз. Нас немного занесло, и машина, пошедшая юзом, каким-то боком с разворотом успела проскочить в оставшуюся щель. Получилось это чисто случайно или водителем был совершен осмысленный маневр, сказать не могу. Быстро придя в себя, он выжал из микроавтобуса все соки – скорость держалась под сто тридцать километров в час! Подъехали к самолету, когда уже от него откатывали трап, но меня все-таки взяли на борт. Кто-то из попутчиков допытывался, почему опоздали, но у меня, честно скажу, не было никакого желания с кем-нибудь общаться. Перед глазами стояли грозно надвигающийся шлагбаум и лежащая на руле втянутая в плечи голова водителя. На сей раз, слава Всевышнему, пронесло…