Текст книги "Сбивать ракеты научились… Дорога длиною в жизнь"

Исповедь алкоголика

 
Кому можно, кому можно,
А кому-то ведь нельзя,
Что-то делать осторожно
Всегда помните, друзья.
 
 
Жизнь – вообще простая штука,
В ней не так уж все сложно:
С утра примешь полстакана –
Сразу станет хорошо.
 
 
Главное, чтоб не видела жена моя,
А расстраивать ее позорно
После пьяного вранья.
Ничего не исчезнет безвозвратно:
 
 
Жизнь по новой не начнется,
Волшебством не обернется,
Спортом не заставит заниматься,
И к стакану ни-ни не прикасаться.
 
 
Эти клятвы-заклинанья
Много раз давал жене.
Не имел на то желанья,
Хорошо, что все во сне.
 

К юбилею Ирины

 
Страна справляет юбилей,
Но ты не бойся, не робей,
Смотри вперед, смотри смелей,
Только, может, чуточку добрей.
 
 
Вспомни: ты в детстве костью подавилась,
Жизнь чуть-чуть не изменилась,
Но хорошо, не так все приключилось
И кость из чрева добровольно удалилась.
 
 
Сегодня вспоминаешь ужас этих дней,
А нынче со всех сторон течет елей,
А ты мечтаешь, чтоб все окончилось скорей
И стала жизнь по-прежнему твоей.
 
 
Ну что поделать – это данность,
Не нами выдуманная странность.
Для всех вокруг, за исключением тебя,
Она, как тяжесть, загоняет под себя.
 
 
Пройдет и эта золотая прелесть,
Узнав ущерб, отвиснет челюсть.
Как хорошо вчера кругом светилось,
Но нынче-то ничто не изменилось.
 

Как хорошо отдыхать

 
Каждый знает, как хорошо отдыхать
И забот всех хорошо бы не знать,
На родимой природе гулять,
Нужных сил для работы набрать.
 
 
Отпускное время с вожделением ждать,
Деньги на отпуск потихоньку собрать,
Потрепанный жизнью гардероб поменять,
Обновленным до пят на юга отбывать.
 
 
Каждый в жизни своей испытал
То, что дивное в той красе увидал.
В отпуске просто напрочь отпадал,
Всем знакомым потом рассказал.
 
 
Это великая магия отпуска,
Не минует она никого никогда,
Потому как жизнь человека одна,
При этом работа – беда навсегда,
 
 
Мертвой хваткой тебя держит она.
Так и мечешься то туда, то сюда,
Не видя при этом простого конца,
Не осознавая, что его нет никогда.
 

Когда душа болит

 
На завалинке мужик сидит
И так серьезно рассуждает,
Отчего его душа болит,
Хотя уж снег на крыше тает.
 
 
А это верный признак – весна идет,
Тепло и радость жизни принесет.
А он никак, по сути, не поймет,
Когда ж к нему любовь придет,
 
 
Все в жизни снова зацветет.
И он поймет, куда жизнь потечет,
Луна за тучу не зайдет,
В душе, как в юности, все запылает.
 
 
Но почему голова весь день болит?
И лес в округе жалобно так стонет.
Природа не проснулась, еще дремлет,
«Не торопись, все впереди», – тихонько намекает.
 

Когда женщина знает

 
Наша женщина знает,
Как приходится жить.
Хорошо понимает,
Что такое любить.
 
 
В жизни всяко бывает.
Не теряйся, держись.
Кто-то сверху колдует,
Ты за счастье борись.
 
 
Если грязью бросает,
Морально хочет убить,
Значит, недруг не знает:
Вас нельзя покорить.
 
 
И он совсем не внимает:
Наши жены будут страдать,
И он никак не въезжает,
Что может их жизнь изменять.
 
 
И никогда его достоянием не станет:
Нельзя русских женщин гнобить,
Их стена монолитом восстанет
И жизни победу продолжит хранить.
 

Когда от них избавимся

 
В миру проходит смена поколений,
Рождая массу потрясений,
Раздоров, классовых сомнений.
Эстафета стала пиком вожделений:
 
 
Эстафетную палочку надо передать,
В нужное время это проделать,
Иначе можно все потерять,
И вообще незачем было бегать.
 
 
Это стало безумной потехой элит,
Кто народом нашим правит
И вдомек не возьмет,
Что народ все равно от них планету избавит.
 
 
Смысл в этом беге огромный такой:
Передашь эстафету с головы больной –
И загорится большой пожар в стране другой,
Можешь радоваться эстафете такой.
 
 
Очищенье планеты от сгнивших элит –
Давно эта задача перед нами стоит.
Нет сомненья, что ее человечество решит,
Законный порядок на Земле установит.
 
 
А эстафетную палочку будут передавать,
Где спортивные результаты надо держать,
Дружбу и братство народов крепить,
Дух и здоровье планеты беречь.
 

На дачу в Черкизово

 
Когда пораньше поутру окно я открываю
И снова вижу цветущий и манящий сад,
Свои поездки в Черкизово вспоминаю,
Которые совершали много лет назад.
 
 
То было золотое наше время,
Приятное и нетяжелое бремя –
Облагородить сад и огород
И положить чего-то оттуда в рот.
 
 
Там все наполнено дыханьем страсти и любви,
Всю ночь, не умолкая, слышны соловьи.
Не могут люди местные сих птах понять:
За что им, бедным, они мешают спать.
 
 
Наши поездки в Черкизово помню
И не хочу их из жизни своей вырывать.
Купанию в Клязьме прелесть всегда отдаю,
Нет, об этом возможно только мечтать!
 
 
В родное Черкизово приеду я снова
На травке у Клязьмы моей полежать,
Подумать о том, что дальше мне ждать,
Чтобы в жизни моей сохранилась основа,
 
 
Связавшая навсегда нас и Подмосковье,
Ощущать знакомых березок красу,
Эфемерное вхождение в безвременье
И полною грудью, как в детстве, дышать.
 

На Новый год!

 
Кому вольготно жить на свете,
Кому тут дышится не так легко?
И есть ли счастье на планете?
Кому повезло, досталось оно.
 
 
Об этом лучше помечтаем,
Под звук гитары погрустим,
Кое-что покрепче примем,
Душу настежь раздадим.
 
 
Нашу удаль русскую покажем,
Может быть, кому-то и набьем,
Чтоб не лезли к нам с огнем,
Не завидовали, что так живем.
 
 
Вот и Новый год встречаем,
Что вокруг, не замечаем.
Космос сами покоряем
И соседей прежних собираем.
 
 
В одиночку всем иначе не прожить,
Ведь желающих много нас покорить,
К матушке Земле силой пригнуть,
Термоядом дух наш испарить.
 
 
Зря стараются лихие дяди:
Не по их зубам Россия, вряд ли
Будет вечно жить она красивой,
Счастливой, огромной, молодой.
 

Нам нужен покой

 
Это было во все времена –
Изгоняли врага навсегда.
Слава русским ярко светила,
Дух победы Россия хранила.
 
 
Да, Отчизне великой, родной
Нужен мир и вселенский покой,
Хватит биться и в стужу, и в зной,
Пусть потешится кто-то другой.
 
 
Будем, как предначертано, жить:
Деток растить, бесконечно любить,
В гости к соседям свободно ходить,
У себя их с открытой душой принимать.
 
 
На Земле так должно быть всегда.
Всем давно ненавистна любая война.
Почему же из жизни не уходит она?
Видно, кто-то не хочет людям добра.
 

Наше будущее

 
Любовь к России трепетно храним,
В дружбу всех народов свято верим.
И надо, наконец, понять самим,
Хотим того иль не хотим:
 
 
Врагов ведь точно победим,
Поскольку за событиями следим,
Обстановку в мире мониторим
И честь страны ни в жизнь не уроним.
 
 
Пусть иногда сутками не спим,
Современную и сильную державу строим,
При этом связь народов укрепим,
Счастливую, цветущую страну построим.
 
 
Как ляжет карта, хорошо все видим,
В окружении каких «друзей» сидим,
Очень много с ними зачем-то говорим,
В конце концов с миром всех отпустим.
 

О детстве

 
Здесь был когда-то яблоневый сад,
Не долетал сюда московский смрад,
Дышал свободой местный люд,
Лесные ягоды, грибы мы собирали тут.
 
 
В футбол гоняли и купались допоздна в реке,
На целый день бывали предоставлены себе.
Жуков майских ловили в непроглядной темноте
И забывали все на свете в этой суете.
 
 
Как здорово бывало в детстве нам!
В воспоминаниях купаешься ты сам,
Мечтаешь: побывать бы снова там,
Окунуться в милый босоногий гам.
 
 
Но нет давно уж яблоневого сада,
И нет покоя людям от московского смрада.
Речка Клязьма совсем ведь заросла,
Детство ушло, как видно, навсегда.
 

Очумели что ли на планете?

 
Что-то стало со мной невольно,
Что-то стало опять холодать.
Всем нам, кажется, больно,
А конца-то опять не видать…
 
 
Очумели мы все на планете,
Видно, снова кому-то тесно
Жить по-прежнему вместе,
Главное, чтобы было ему хорошо.
 
 
Но Земля ведь у нас одинока,
Красотою своею сильна.
Чтобы вольной, как птица, была
И потомкам осталась она –
 
 
Надо думать об этом всем людям –
Старикам и безусым мальцам.
Эту миссию никогда не забудем,
Землю изгадить никому не дадим.
 

Панегирик

 
Несчастье на меня свалилось,
Все в жизни изменилось:
Течение времени остановилось,
Сознание в бездну провалилось.
 
 
Беда свалилась на меня,
Как столб могучего огня,
Как жалившая всех змея.
Нельзя сбежать тут от себя.
 
 
Уход из жизни – это грустно.
Кругом становится так пусто,
Светлых дней и так не густо,
А тут надлом с кричащим хрустом…
 
 
Вот так по жизни все идет:
То благоухает и вновь поет,
То до земли так «ласково» пригнет,
Что ночь в глаза непрошенно зайдет.
 
 
Слез скорби не надо стыдиться:
Жизнь все равно должна измениться.
Все, что сделано прежде, годится,
Есть чем пред народом гордиться.
 

Поджигатели, стой!

 
Вот что вам расскажу, господа:
К сожаленью, жизнь человека одна,
Смерть – совсем далеко не ерунда.
Когда встретишь, поймешь: это беда.
 
 
Мы сражались за счастье людей до конца,
Не праздновали ни труса, ни подлеца,
Открыто смотрели «окаянной» в глаза,
Делали все, чтобы пылали наши сердца.
 
 
Враг побежден и снова бежит,
Мир на нас с надеждой глядит,
Навстречу с цветами по полю идет,
Не осознавая, какая беда его уже ждет.
 
 
А беда давно расставила сети свои,
Достала с полки пылившиеся сапоги,
Упаковала испеченные пули и пироги
И принялась исполнять команду «Жги!».
 
 
Снова запылала страна за страной,
Люди забыли душевное слово «покой»,
Жизнь протекает мимо них стороной.
Кто же крикнет поджигателям: «Стой!»?
 

О чем грустим

 
О чем грустишь ты, человек?
Чем славен был твой бурный век?
Ведь ты не просто имярек,
А покоритель жизни рек.
 
 
А реки те без берегов,
Зато полно в них островов,
Кишащих скопищем врагов,
А также скрытых мелей и порогов.
 
 
Пройти по той реке непросто,
И не всегда вокруг тебя светло,
Бывает порой вовсе темновато,
Не чувствуешь иной раз и тепло.
 
 
В семье твоей тепло всегда.
Там ты находишь утешенье,
Поистине мирское наслажденье,
И никакая не страшна беда.
 
 
Но это лишь столь редкое мгновенье
На фоне постоянного стремленья
Идти вперед сквозь все сомненья,
Гоняясь за неведомым виденьем.
 

Куда податься бедному

 
Всю страну обобрали до нитки,
Всем оставили лишь по чуть-чуть,
И живут только милые гархи,
А народу житья никогда не дадуть.
 
 
Гонят снова на выборы стадом,
А внутри у народа оскомины ком,
Нету ясности, будет что с домом,
Может, все превратится в содом.
 
 
Где пристанище сыщешь тогда?
И наступит большая беда,
Распахнутся вовсю ворота,
И польется одна краснота.
 
 
Допустить это нам никак невозможно,
Бороться придется весьма осторожно,
Чтобы лучшее сохранить непреложно,
Тогда нечисть вымести будет несложно.
 

Праздник души

 
Мы с тобой до утра там гуляли,
Сумасшедший фокстрот танцевали,
Хороводы по кругу водили
И усталости вовсе не знали.
 
 
Это праздник твоей души,
Влюбленной по самые уши,
Когда сердце шепчет: крути,
Не смотря, что творится в округе.
 
 
В жизни нечасто бывает такое,
Когда дело совсем молодое,
Да и время, как во сне, удалое
Счастье приносит им золотое.
 
 
Праздник души наши предки установили,
Свою веру языческую они боготворили,
Даже когда с мечом карать приходили,
В своем фольклоре на века сохранили.
 
 
Помнит ли русский мужик веру язычников,
Позволявшую в страхе держать наших врагов,
Отстоять независимость многих народов,
Сохранить на века России свободу?
 

Пригрозили, гады, пригрозили

 
Пригрозили, гады, пригрозили,
А потом опять же отпустили.
Не понять, зачем тогда пленили.
Ненормальными, наверно, были…
 
 
Эту быль знакомые нам рассказали.
Сами молча все переживали,
Потом своим друзьям повествовали,
Как мозги в милиции им выправляли.
 
 
Как по полной там им наваляли,
Чтобы помнили и не страдали,
Наш закон и ночью уважали,
Мирно жить упорно предлагали.
 
 
Сильно власть их обожали,
Прямо, скажем, «уважали»,
На выборах единороссов поддержали
Великую Россию впредь не забывали.
 

Проходят годы

 
Уходит жизнь, проходит время.
Прошли года, но было все не зря.
Огромное лежало на нас бремя –
Кошмарная жестоко-беспощадная война.
 
 
Гордимся тем, что не поддались
Ни тяготам, ни слабостям и ни врагу.
И, даже отступая, мы зубами дрались,
Чтоб не доставить радости ему.
 
 
Пусть на планете все от мала знают:
Ни на кого не собираемся мы нападать,
У нас своей природы и земли хватает,
И нет нужды кого-то силой покорять.
 
 
Мы много вражеских приходов помним,
В миру со всеми ладить мы хотим.
Планету нашу, всех людей ее мы любим
И наше счастье никому не отдадим.
 
 
Люблю Россию, хочу к груди ее прижать.
Я счастлив, что страну свою могу обнять,
Всю жизнь свою великую Россию защищать,
Солдатом Родины до дней последних стать!
 

Севастопольский туман

 
На Севастополь опустился туман…
Ты вспомнила наш первый роман
И тот знаменитый Малахов курган,
Где немцы попали в смертельный капкан.
 
 
В это время на Корабельной зацвел каштан,
Нам казалось, что встреча – случайный обман.
Любви нашей неправильный импульс был дан,
И найдется тот, кто перекроет нам кран.
 
 
Но туман создал вокруг множество стен,
Он окутал нас плотным заслоном от всех,
Защищая от людских пересудов и сцен,
Способных поднять наши чувства на смех.
 
 
Так в тумане мы не увидели город-герой,
А любовались, конечно, только собой.
Это простительно – каждый из нас молодой,
А город посмотрим, когда будет солнце и зной.
 

Сколько лет, сколько зим

 
Сколько лет, сколько зим
Над родной землей летим.
Сразу рассвет и закат видим,
Родину необъятную любим.
 
 
Иной раз шагами ее мерим,
Счастье живущих на ней строим.
Жизнь и свободу их защитим,
Обижать никому не позволим.
 
 
Недругов в лицо знаем,
В сраженье их победим,
От ворот дома прогоним
И калитку навеки закроем.
 
 
Заветы предков своих помним.
Независимость всегда отстоим,
Жизнь народа снова наладим.
Всему миру импульс дадим!
 

Ты прости мою светлую душу

 
Ты прости мою светлую душу.
Прости, что тебя не сберег,
Шел по жизни, не видя дорог,
Не всегда наступая на сушу,
 
 
Попадая под морской гребешок,
Испытав обычный человеческий шок,
Вспомнив почему-то детский горшок
Или популярный самолетный мешок.
 
 
Это часто по жизни бывает,
Оно к нам сквозь годы идет.
Человек если с песней шагает,
Никакая его чернота не берет.
 
 
Жизнь нас смыслу хорошему учит,
По широкой дороге ведет.
Если кто-то петлять в пути будет,
Непременно в канаву всегда попадет.
 

У окна
^{(небольшой этюд)}

 
Смотрю в открытое окно.
Кругом все тихо и бело.
Зима раскрыла снега покрывало,
Москвичи его не видели давно.
 
 
Мы так устали от осенней грязи,
От этой леденящей слякоти и мрази…
А ныне радостно природа оживилась,
Вся в белый свой наряд принарядилась.
 
 
А тут и солнца луч успел блеснуть,
Заставив все в округе вздрогнуть.
Ну как тут настроенье не поднять,
Когда под эту прелесть впору запевать!
 
 
Склоняю голову пред русскою природой,
Ее непознанной и светлою душой,
В сей миг вошедшей в тебя своею белизной,
И радостью жизни, в общем, непростой.
 

Чертовый коктейль

 
Проходишь мимо – не смотри.
Своей дорогой праведной иди.
Друга верного немного подожди,
Кого попало не надо, не люби.
 
 
Любовь придет, сама возьмет,
Твоя душа до глубины ее поймет,
И сердце тебя здорово встряхнет
И уже долго не отпустит.
 
 
В этом спрятана вся суть,
Когда не можешь вечером заснуть.
Всю ночь готов под окнами стоять,
Ее, как в юности, до света ждать.
 
 
О чем ведется нынче речь,
Как надо свои чувства уберечь
Иль милую по-прежнему стеречь,
А может, просто взять и лечь
 
 
В остывшу холостяцкую постель?
И сразу станет ясно нам теперь,
Что жизнь превращается в бордель,
Какой-то чёртовый немыслимый коктейль.
 

Четверть века

 
Четверть века страну лихорадит,
Как в припадке, трясет.
Люд российский не понимает,
Когда жизнь-то его зацветет.
 
 
Но напрасно счастья ждет,
Сам с трудом выживает,
По статистике, просто мрет,
Но по-прежнему горькую пьет,
 
 
А пример ему САМ подает,
Никак от бочки не отойдет,
Месяцами не просыхает.
Когда же сам потихоньку уйдет?
 
 
Потом свет страна увидала:
ЭТОТ вроде спортсмен и не пьет.
Но другая беда на страну накатила:
Знать из казны подчистую метет
 
 
И в Лондон с капиталом линяет,
Припеваючи и безбедно там живет.
Управляет нашей страной оттуда она,
Переводя за бугор все ресурсы сполна.
 

Царство жизни и любви

 
А жизнь потихоньку проходит,
Старость незаметно подходит.
«Косая» кругами по-прежнему ходит,
В гости без стука зайти норовит.
 
 
Но не должны мы поддаваться
Минутным слабостям, друзья,
Не можем просто так сдаваться,
Даже если о том просит сам Судья.
 
 
Пусть болезни нас одолевают,
Проблемы прохода не дают –
Нас от бед всех охраняют
И наши жизни берегут
 
 
Три великие богини:
Царства жизни и любви,
Беспредельной чистоты,
Человечной доброты.
 

Дарите женщинам цветы

 
Дарите женщинам цветы
Необыкновенной красоты,
Раскройте свои души,
Влюбитесь, как положено, – по уши.
 
 
Жизнь пойдет другая,
На невзгоды невзирая,
Ничто вокруг не замечая,
В омут счастья вовлекая.
 
 
Любовь – глубокий океан,
Она не терпит никакой обман.
Не нужен ей сплошной туман
И чужден ей мужской капкан.
 
 
Любой человек когда-то был влюблен.
Своей пассией был, скажем так, пленен
Иль с собственной женой неразлучен,
Иной раз работой с потрохами увлечен,
 
 
Замыслом великого открытья околдован.
На финише, как правило, с наукою один
И женским счастьем оказался обделен,
Семейных общепринятых забот лишен.
 
 
Науке тоже, к сожаленью, уже не нужен…
Она постель ученого совсем не согревает,
Но память крепко держит тот маленький букет
И некую надежду где-то глубоко все сохраняет.
 

Смело в ЗАГС шагай

 
Давно с тобой мы не встречались,
Не пили капучино по утрам,
Ходили, за руки держались
И появлялись вместе тут и там.
 
 
А было время ведь иное –
Для нас двоих оно святое,
По сути жизни золотое,
Одним словом, молодое.
 
 
Вспоминаются все встречи:
Чашка чая и что-то вкусное из печи,
Тихие беседы как бы ни о чем…
Какая прелесть их, когда вдвоем!
 
 
Остался в жизни этой эпизод.
Будет жаль, если он пройдет,
Хотя мечтали, что будет все наоборот,
И чудо наших встреч свое возьмет.
 
 
Но жизнь сурова и проста,
Она разводит раз и навсегда,
И мимо иной раз пройдешь,
Как будто вроде бы не узнаешь…
 
 
Таков закон общенья двух людей,
И изменить его неможно, хоть убей.
Поэтому ты время молодое не теряй,
Бери подругу и смело в ЗАГС шагай.
 

Надо жить

 
Где силы можно взять,
Когда нельзя тебя обнять,
Когда нельзя с тобой поговорить,
Как раньше, крепко полюбить?
 
 
А как же дальше жить?
Ведь нету сил совсем творить:
Пора с арены жизни уходить,
Но что-то значимое хочется оставить.
 
 
Жизнь круто с нами обошлась:
Катком по дорогому нам прошлась…
Цепь совместной жизни обвалилась,
Виденье прежней жизни испарилось.
 
 
Интереса жизни не осталось…
Подумалось, а что со мною сталось?
Ведь раньше все тебя касалось,
А нынче все вокруг перевернулось.
 
 
Но нужно дальше жить –
Иного выхода не может быть.
Нет времени у нас рыдать:
Необходимо силы собирать!
 

Посмотреть смерти в глаза

Все начиналось, как в плохеньком романе. Было ясное мартовское утро, правда, с приличным морозом, градусов так под пятнадцать. Надо прямо сказать, в этом году в природе что-то перепуталось. В декабре и январе серьезных морозов почти не было, а в феврале в Московском регионе навалило снегу явно выше нормы (хотелось бы знать, кому известна эта норма!). Зато в марте началась настоящая русская зима с обильным снегопадом и морозами под двадцать градусов. И это не фантастика, а сермяжная правда. Вот уже сегодня вторая половина марта, а за окном все бело от снега, сверкающего на ярком солнце, и с утра мороз восемнадцать градусов. Настоящий зимний день, который создает хорошее, радостное настроение. Для меня это особенно важно, поскольку я сегодня выписываюсь из госпиталя, в котором мне пришлось провести некоторое время по причине сердечного заболевания. Хорошее настроение не омрачает даже осознание того обстоятельства, что приход весны затягивается и период послегоспитальной реабилитации придется проходить не в теплое весеннее время, а в какой-то непонятный переходный период. Но это уже не столь важно, главное, сейчас принесут документы – и быстрее домой: машина уже давно стоит у ворот госпиталя. С другой стороны, как-то грустновато расставаться с этой прекрасной палатой, в которой последние дни я пребывал один, с этим милым, очень внимательным и добрым медперсоналом, который исключительно заботлив и предупредителен. Наверное, правду говорят: расставаться всегда тяжело, всегда оставляешь как бы частичку себя.

Мои размышления прервал стук в дверь: наверное, документы принесли, подумал я, и, как оказалось впоследствии, здорово ошибся. Почему «здорово», станет ясно в конце рассказа. В палату ввезли кровать с больным пациентом и очень ловко переложили его на свободную кровать, которая пустовала, как я сказал, уже несколько дней. По установившейся традиции лечебных учреждений принято сразу познакомиться, чтобы стало ясно «ху есть ху». Вновь прибывший, видимо, в этой сфере жизни был не новичок и, превозмогая слабость, традицию не нарушил. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, что ему тяжело и чувствует себя он явно не очень. Я хотел выйти, понимая, что больному нужно дать время немного прийти в себя от перемены обстоятельств, которые, даже не вооруженным взглядом явно видно было, существенно отличались от тех, откуда его привезли только что на кровати. Но прибывший слабым голосом, почти шепотом неожиданно произнес: «Не уходите, пожалуйста». Тут я должен сделать маленькое отступление.

Моя многолетняя госпитальная практика однозначно свидетельствует о том, что каждый человек, попав в лечебное учреждение, проходит путь освоения медицинских знаний от примитивных азов до вершин, наработанных человечеством в этой области. Вспоминаю свое первое появление в госпитальной палате совсем молодым офицером. В палате находилось на излечении человек шесть. Стоило мне только войти, как один из «старожилов палаты», обращаясь к соседу, произнес сакраментальную фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Ну что, Николай, будем лечить новичка или пусть живет?». Вот эта логика в поведении больных или лечащихся людей, она захватывает умы, наверное, и души каждого, кто оказывается в подобных учреждениях. Вы можете в этом легко убедиться, прислушавшись к разговору двух «больных». Вас непременно поразит потрясающий уровень медицинских знаний беседующих и, конечно, не имеющих серьезных представлений о предмете. Это примерно как в футболе: рассуждает «со знанием дела» каждый, а как играют у нас в футбол, видят все!

Возвращаясь к рассказу и понимая состояние моего нового соседа, я спросил: «Вам что-нибудь надо или чем-то Вам помочь?». Он покачал головой и слабым голосом начал говорить. Сначала я не мог сообразить, о чем речь, а потом понял, что он рассказывает историю своих злоключений, которые произошли с ним в госпитале. Я внимательно выслушал от начала до конца этот, как мне показалось, очень поучительный рассказ и с разрешения соседа от его имени решил его донести до широкого читателя, поскольку, думается, есть в нем что-то, что заслуживает внимания многих людей. Итак, о чем рассказ моего неожиданного соседа?

«В один такой погожий (я так понимаю, как сегодня, – прим. мое) день я почувствовал сердечную недостаточность (в медицинском понимании этого термина). Сердечный пульс непозволительно снизился до опасных величин ниже 33 ударов в минуту. Деваться некуда – пришлось ехать на прием к врачу в поликлинику. Проведенное там обследование и измерения показали, что ситуация не просто плохая, а, похоже, весьма опасная. Дальше события стремительно развивались по обычному сценарию: скорая помощь, госпиталь в Сокольниках, приемное отделение с раздеванием до состояния «в чем мать родила» и кровать в реанимационном отделении.

Реанимационное отделение – это своеобразная спасательная команда, попадая туда, ты оказываешься как в «черном ящике» (рискну применить такое сравнение) – связи у тебя с внешним миром никакой. Телефоны отобрали еще в приемном отделении, предупредить близких и друзей не успел, что нахожусь в реанимации. В это отделение никого не пускают и ничего невозможно передавать и приносить. Доступ имеют только сотрудники отделения и отдельные специалисты госпиталя, консультации которых необходимы для оптимизации процесса восстановления состояния пациента. Короче, полная изоляция от внешнего мира. Впервые попав в такое специфическое отделение и не имея достаточного представления о его работе, почувствовал себя еще более паршиво по сравнению с первоначальным состоянием.

Опускаю многие нюансы и трудности, с которыми пришлось столкнуться в течение трех суток пребывания в этом своеобразном изоляторе. Хочу сказать несколько слов об этих замечательных людях, которые помогают нам, больным и хилым, выйти из критической ситуации и обрести способность вновь жить и работать нормально, по-человечески. С великой благодарностью вспоминаю этих великих тружеников, которые в условиях, далеко не комфортных, круглосуточно выполняют свой долг, даже не долг, а отдают свои силы и вкладывают частичку души в такое святое и исключительно благородное дело спасения человеческих жизней.

Вот два медбрата – Дмитрий и Женя, которые дежурили круглосуточно. Лежа на кровати (а в реанимации допускается только лежать), я наблюдал, как профессионально они работают. Удивительно было смотреть, как они рационально и своевременно готовят и выполняют положенные процедуры. Молодые ребята очень легко, достойно и строго делают, прямо скажем, не всегда приятную работу, возясь с нами, старыми и больными. Мне казалось, они заранее предвидят, что вот сейчас потребуется тому или иному больному. Ты только подумал: хорошо бы немного изменить положение тела, а медбрат уже тут как тут. К сожалению, из-за стремительного развития дальнейших событий мне не удалось подробнее расспросить ребят, откуда они, где учились, что думают о будущем. По крайней мере у меня сложилось твердое убеждение, что если среди нашей молодежи есть такие ребята, как эти два медбрата, то еще не все потеряно в нашей стране.

Дальнейшее, как я уже сказал, стремительное развитие событий, думается, подтверждает в полной мере этот вывод. А произошло следующее. Накануне мне поставили временный кардиостимулятор, так называемую струну. Что это такое я, честно говоря, не знаю, но пульс поднялся до шестидесяти ударов в минуту, самочувствие значительно улучшилось, и я крепко и быстро заснул.

Примерно в три часа ночи (можно было определить по часам на стене напротив меня) я проснулся в каком-то кошмарном состоянии. Мне было очень плохо, сердце билось как-то странно, и на грудь мне сильно давили. Я открыл глаза и увидел стоящего слева Дмитрия, держащего в руке шприц, а на грудь мне давила дежурившая в эту ночь начальник реанимационного отделения. Выдавив из себя вопрос, что случилось, я понял, что ночью перестал работать временный кардиостимулятор и пульс упал почти до нуля. Реально мне было не просто плохо, мне было очень плохо. Сердце вырывалось из груди, при каждом ударе все тело подпрыгивало, будто получив мощный заряд электрического тока. Докторша продолжала давить на грудь, пытаясь запустить стимулятор. Ее лицо находилось примерно в тридцати-сорока сантиметрах от моего: волосы, всегда тщательно уложенные, слегка растрепались, но самое поразительное – это были ее глаза. В них, как в калейдоскопе, можно было прочитать страх, отчаяние, надежду, мольбу и еще что-то. Делая необходимые движения, она постоянно приговаривала иногда тихо, иногда громко, подчас срываясь на крик. Набор повторяющихся слов, как мне сейчас кажется, в точности повторял или, вернее, отражался в ее глазах. Это были примерно такие слова: «Ну, давай еще!», «Ну, давай, родной, запускайся!», «Давай, давай, мой хороший!» и тому подобное, все и не упомнил.

В какой-то момент, точнее мгновенье, врач опустила натруженные руки и шепотом произнесла: «Все, не запускается». В этот момент я абсолютно ясно понял, что пришел конец моей жизни. Мне становилось совсем плохо. С каждым ударом сердца тело еще больше подпрыгивало, а внутри грудной клетки ощущалось состояние, как будто по ней перемещался из стороны в сторону сосуд, наполненный жидкостью. Чувствуя, что, теряя сознание, продолжаю смотреть в глаза доктору и с удивлением осознаю (это не придумка, а абсолютно реально запомнившаяся мысль): «Если это та самая смерть, то почему у нее красивые глаза, совсем не такие страшные, какие рисуют на картинах с косой и всякими прибамбасами?». Откуда взялась эта шальная мысль, до сих пор объяснить я не могу. И еще удивительно, что при этом я не испытывал никакого страха или испуга, а наоборот, негромко произнес: «Татьяна, не надо, оставь, хватит мучаться!». После этих слов врач встрепенулась и с новой силой, еще громче причитая, начала давить мне грудь и этот чертов кардиостимулятор. В этом порыве она смотрелась просто восхитительно (удивительно устроен человек: даже на смертном одре он способен думать о красоте!). Это была очень красивая волевая женщина, которая вела жесткую борьбу с непримиримым врагом. Во всем ее обличье чувствовалось, что человек ведет смертельный бой за жизнь. И – о чудо! – стимулятор заработал, на экране высветилась цифра «50 ударов в минуту». Я почувствовал, что пульс начал приходить в норму, толчки тела и колебания в груди прекратились, стало ясно, что на этот раз пронесло. Я продолжал смотреть на докторшу, которая как-то устало, поправив стимулятор, произнесла: «Все нормально, теперь будет работать» и тут же жестко и отрывисто: «Дима, укол!». Парнишка быстро выполнил команду, но, видимо, увиденное и его привело в сильное напряжение, поскольку он, сделав укол, долго искал пробку, чтобы закрыть катетер. Продолжая смотреть на свою спасительницу, я вспомнил одно известное утверждение: «Красота спасет мир». Не берусь судить за весь мир, но я точно знаю, что являюсь конкретным свидетелем того, что красота сегодня спасла меня. Это точный медицинский факт. «И еще у меня к Вам большая просьба, – вдруг обратился сосед ко мне. – Если встретите, передайте привет и мое восхищение этой женщине-доктору, ее фамилия Диева, зовут Татьяна Всеволодовна, а то может случиться в силу определенных обстоятельств, я ее не смогу поблагодарить лично». Я, естественно, обещал и, как ни странно, выполнил это обещание, встретив неожиданно в лифте доктора. Она была в полной форме с прекрасно уложенной прической, сияющим взглядом. Выйдя из лифта, мы пошли в разные стороны: я к выходу, а она по коридору направо. Не удержавшись, я все же посмотрел ей вслед. Должен признаться, смотрелась она действительно великолепно. Белая медицинская униформа (белые куртка и брюки) подчеркивали изящество ее фигуры, а красиво уложенные волосы и стремительность походки свидетельствовали о деловом характере этой женщины. «Действительно, – подумал я, – красота вот таких женщин, видимо, сможет спасти этот обезумевший мир! И уж наверняка не красота купающихся в роскоши и разврате красоток с нашей Рублевки или американского Голливуда». Поставив на этом месте с большим удовлетворением «жирную точку», я бодро зашагал к металлическим воротам госпиталя, за которыми меня ожидала реальность очень непонятной и невнятной жизни в суете, которой трудно было понять, кто кого спасает – мы ее или она нас.

Евгений Васильевич ГАВРИЛИН

Москва, 2018