Текст книги "Сбивать ракеты научились… Дорога длиною в жизнь"

«“Дедовщину” в армии еще никто не отменял»…

Улыбаясь, произнес эти слова из заголовка главный инженер части, когда назначал меня старшим бензовоза на следующий день. Я пытался возражать, аргументируя, что не новичок, а офицер с довольно приличным войсковым опытом, хотя в части явно была масса офицеров, не только не имевших офицерского опыта, но и не служивших на полигоне. Как понимаете, дискуссия в армии – дело малоперспективное, что было убедительно подтверждено и на этот раз. А посему в шесть утра на следующее утро я уже сидел в кабине бензовоза, слабо представляя, где заправочная база и сколько времени у нас займет вся операция. «Часам к трем вернемся в часть», – заверил меня водитель, и, как мне показалось, он выглядел опытным и бывалым специалистом. Путь был неблизкий – почти сто пятьдесят километров в один конец, цистерна бензовоза была пуста, погода стояла солнечная и тихая. Все складывалось удачно, как мне тогда казалось. Вполне естественно, что с водителем мы сразу начали обычный в таких случаях разговор. Меня интересовало, откуда он родом, как переносит тяготы службы и многое другое, позволяющее создать представление о человеке. Оказалось, что до призыва в армию он успел около двух лет поработать у себя на родине в колхозе водителем. Жили они в небольшой деревушке на Смоленщине, у него были мама и младшая сестренка, по окончании срока службы он планировал вернуться к ним.

Так за разговорами незаметно прошло время, и где-то в полдесятого мы уже подъезжали к заправочному комплексу, который располагался недалеко от Сары-Шагана. Скажем так, неторопливость тыловых служб всех уровней является признаком хорошего тона для приличных организаций. Это знает каждый, кто хоть раз в жизни сталкивался с подобными службами. Поэтому вполне естественно, что, потолкавшись более трех часов, мы, довольные и счастливые, покидали заправочный комплекс с полной цистерной бензина. Довольно быстро мы выполнили несколько поручений, которыми нас нагрузили сослуживцы. Одно из них было стандартное: каждому офицеру, едущему в Центр, выдавался чемодан, в который помещалось десять бутылок водки, и офицер должен был привезти его заполненным. Как уже отмечалось, на полигоне в те годы был очень строгий «сухой» закон, но жизнь остановить невозможно. Всегда, помимо воли и сознания, существуют праздники, юбилеи, дни рождения и мало ли чего еще. Кто придумал эту традицию с чемоданом, мне было неведомо, но нарушать традиции было не в моих правилах. Наполнить чемодан удалось довольно быстро в Сары-Шагане, заодно там мы с водителем и пообедали.

Закончив все дела в районе двух часов дня, двинулись с заполненной «под завязку» цистерной в распоряжение части. Небольшая ремарка: у читателя может сложиться впечатление, что его внимание останавливается на каких-то мелочах несущественного свойства. Это не совсем так, потерпите немного и поймете, что впоследствии они окажутся существенными и значимыми.

Итак, по той же «бетонке» довольные и счастливые мы катим на нашем, уже почти родном, бензовозе, правда, в обратном направлении. Все, как несколько часов назад. Все, да не все! Проехав километров двадцать, услышали какой-то хлопок. Водитель жалобно посмотрел на меня и прошептал: «Надо останавливаться». Ну, надо так надо. Выходим оба из кабины и видим такую картину: одно колесо из двух задних спущено. Тут надо пояснить, что бензовоз был на базе грузовика ЗиЛ-130, у него один задний мост, на котором посажено по два колеса с каждой стороны. Так вот, с одной стороны одно колесо оказалось спущенным. Запасное колесо в резерве было, и мы дружными усилиями поставили его на место спущенного. Можно было ехать дальше, что мы и сделали. Но, как говорится, счастье было недолгим. Минут через двадцать мы услышали знакомый хлопок. Все подтвердилось: спустило еще одно заднее колесо, но уже с другой стороны. Запасных колес больше нет, впереди более половины дороги, вариантов практически тоже нет. Снимаем спущенное колесо, а класть его уже некуда, так как место предусмотрено только для одного, а оно уже занято. С большим трудом затаскиваем его на цистерну, а оно ведь тяжелое, и закрепить нечем. Принимаем решение периодически проверять на ходу, вылезая из кабины. В таком ключе проехали еще минут тридцать и услышали что? Совершенно верно – хлопок! Осмотр показал, что спустило одно из двух задних колес. Пришлось его снять и тем же путем отправить наверх, на цистерну. Деваться некуда, надо ехать дальше, хотя при полностью нагруженной машине у нас на заднем мосту осталось по одному колесу с каждой стороны. Пришлось двигаться осторожно, на предельно низкой скорости. Как известно, беда одна никогда не приходит. Не прошло и пятидесяти минут, как послышался очередной ненавистный хлопок. Дальше ехать стало невозможно, а нам еще до поворота на грейдер километров пятнадцать и по грейдеру сорок пять!

Вылезли из машины и ходим вокруг, как неприкаянные. Солдат совсем заскучал, предчувствуя гнев своего автомобильного начальства. Мне вроде бы проще, но перспектива заночевать в степи как-то не вдохновляла. В общем-то, вариантов никаких, в те времена никакой связи не было, значит есть один шанс – попытаться отремонтировать хотя бы одно колесо самим. На наше счастье в инструментах у водителя оказался вулканизатор для ремонта шин, которым мне ранее несколько раз приходилось пользоваться. У водителя же такого опыта не было, поэтому поначалу он упорно не хотел заниматься ремонтом. Конечно, ремонт колес грузового автомобиля в полевых условиях – задача не из простых. Нам с великим трудом после дюжины попыток удалось «разбортовать» колесо и извлечь из покрышки камеру. При этом несколько раз мы прекращали этот сизифов труд, отчаявшись добиться результата. Когда же в конце концов мы извлекли камеру, я пришел в ужас – камера оказалась от огромного МАЗа и была почти в два раза больше, чем колесо нашей машины. Солдат пояснил, что камер требуемых стандартных размеров не было, поэтому ставили на колеса эти. Вполне естественно, что, когда камеру запихивали в покрышку, она сминалась и затем в процессе движения потихоньку на складках протиралась. Пока цистерна была пуста, камера вела себя «прилично» и воздух не пропускала, а когда цистерна оказывалась полной, протертые складки начинали пропускать воздух, а мы… испытывать описанный стресс.

Тем не менее нам удалось отремонтировать с использованием вулканизатора одну из камер, собрать колесо и поставить его на место. Правда, на это ушло более трех часов времени, стало абсолютно темно, наступила ночь. Двигались мы очень медленно и осторожно, умоляя Всевышнего, чтобы позволил добраться до нашей части больше без подобных происшествий. И, кажется, он нас услышал – уже стали видны красные огни на вышках нашей части. Ехали, как было сказано, медленно, по отработанной методике: каждые три минуты, открыв дверцу, я вставал на подножку и смотрел, не свалились ли с цистерны вышедшие из строя колеса. В очередной раз убедившись, что все в порядке, я стал садиться на сиденье в кабину, как вдруг какая-то невиданная сила вытолкнула меня из кабины и бросила в придорожный кювет, который оказался довольно глубоким. Каким-то боковым зрением я увидел (а может быть, сработало шестое чувство), что вслед за мной летит колесо, сорвавшееся с цистерны. Колесо бьет меня в плечо, придавая ускорение, и я со всего маха врезаюсь лицом в край кювета. Переворачиваюсь и вижу жуткую картину: бензовоз правыми колесами съехал с дороги и, наклонившись, висит прямо надо мной, водитель, который, по всей видимости, просто заснул и отключился, пытается вывести машину на дорогу, не понимая, что еще мгновенье – и она опрокинется прямо на меня. Что было мочи я заорал благим матом: «Сто-о-ой!!!», и мне повезло: водитель, услышав этот душераздирающий крик, прекратил попытки самостоятельно выправить машину. Потихоньку мы стали приходить в нормальное состояние. Надо было успокоить водителя, ведь пока еще ничего страшного не случилось: мы живы и целы, машина не повреждена, бензин не разлит и цел. Мы оба понимали, что сохраняется опасность опрокидывания машины, поэтому договорились, что я иду пешком в часть и приезжаю с автокраном и машиной с лебедкой.

Идти пришлось долго. В темноте казахской степи сигнальные красные огни кажутся совсем близко, а ты идешь-идешь, кажется, прошел уже много, а они никак не приближаются. Вот такой оптический обман существует в степи. Пришел-таки в часть, разбудил начальника автослужбы, рассказал ему ситуацию – тот быстро сообразил, что нужно делать, и уже через пятнадцать минут мы на двух мощных машинах были в пути. Приехав на место, увидели прежнюю картину: молодец солдат оказался дисциплинированным. Быстро начали разворачивать операцию по спасению бензовоза. Кран жестко зацепил бензовоз спереди, а грузовая машина под прямым углом закрепилась в десятке метров, захватив тросом горловину цистерны. Когда кран потянул бензовоз на себя, тот стал наклоняться в сторону кювета, и, чтобы не дать ему свалиться, грузовик, натягивая лебедку, заставил бензовоз устойчиво встать на дорогу. Все участники операции глубоко вздохнули, всем стало ясно, как близки мы были к катастрофе с непредсказуемыми последствиями. Впервые я в душе искренне поблагодарил Всевышнего за спасение и попросил начальника автослужбы не наказывать водителя, так как он почти сутки был за рулем, преодолевая, по чести сказать, необязательные рукотворные трудности, создаваемые даже в условиях проведения такой важности государственных работ.

Подобные ситуации зачастую встречаются при проведении даже очень серьезных работ, но это неправильно, поскольку они должны исключаться на подготовительных стадиях и не отвлекать участников работ от решения своих основных задач. Об этом порассуждаем позже. А пока расскажу еще об одной удивительной истории, связанной у меня с Сары-Шаганом, которая органично вписывается в рассказ о жизни и службе большинства испытателей полигона.

Так можно и жену потерять

Эти события развернулись в день приезда моей жены Людмилы. Как обычно бывает в таких случаях, на этот день была запланирована очень сложная и ответственная работа по планам проводимых испытаний. На полигоне и в части сложился порядок, когда для меня были обязательными контроль подготовки и присутствие на каждой такой работе. Я не пропускал ни одной испытательной работы. Специфика этих работ состояла в том, что в планируемые сроки они никогда не укладывались, поскольку в процессе их подготовки приходилось брать многочисленные так называемые задержки (экспериментальная техника была слишком сложная, а ее надежностные характеристики – слишком низкие).

В полной мере в этот эпохальный для меня день проявилась вся специфика испытательных работ. Начали готовиться к работе с утра, а провести ее удалось только к одиннадцати часам вечера. Времени для того, чтобы добраться до Сары-Шагана до прихода поезда, осталось достаточно, правда, при этом надо учитывать, что уже ночь и времени потребуется больше. Садимся с Виктором Грошевым в командирский ГАЗ-69 (добрая душа «папа» Атаян – командир нашей части) и очень аккуратно едем на железнодорожную станцию встречать долгожданный поезд.

Приехали часа за полтора до прихода поезда. Кругом темнота, хоть глаз выколи. Не знаю, как сейчас, в то время ни одного фонаря у железнодорожного вокзала и на платформе не было. Честно говоря, мы с Виктором изрядно устали – такой насыщенный день позади: с раннего утра на ногах, очень трудно шли испытания, все на нервах. Да и дорога неблизкая и сложная. Потянуло в сон. Вроде бы и время есть, решили покемарить, но с подстраховкой. Спрашиваем солдата-водителя: «Спать хочешь?». «Нет, – отвечает, – я не устал и сегодня хорошо выспался». «Тогда вот тебе полбуханки хлеба и килограмм колбасы, ешь и следи: как подойдет поезд с правой стороны, сразу нас разбудишь». Он вроде бы задачу уяснил, и мы с Виктором тут же «отрубились».

Сквозь сон слышу спокойный голос водителя с вопросом: «Товарищ капитан, а это не наш поезд стоит?». Сон как рукой сняло. Смотрим, действительно стоит поезд. Спрашиваем: «Откуда пришел?». «Оттуда…», – и показывает направо. «Давно?». «Нет, минут двадцать». «Какого же… кляпа ты до сих пор молчал!» – и, уже не слыша его ответа, бегом несемся в кромешной тьме вдоль поезда к тому месту, где должен находиться наш вагон. Ужас, охвативший нас, был вполне объясним. Ведь мы прекрасно знали, что Людмила везет с собой ворох всякого рода вещей и ей одной с этим ворохом не справиться. Кроме того, вагон до станции Сары-Шаган был последним в составе, и его на этой станции должны были отцепить и отогнать на запасные пути в отстойник. Хорошо, что хоть поезд еще стоит, но в голове мелькают жуткие сюжеты.

Подбегаем к вагону и видим такую печальную картину: на земле сложена груда из коробок, сумок, ящиков, и посреди этой груды стоит, съежившись, маленький человечек, который едва успевает прошептать: «Где же вы были?», как я ее заключаю в свои объятья. Мы начинаем тут же оправдываться, что такой бестолковый у нас водитель, хотя мы здесь уже торчим несколько часов. Но это уже совсем неважно. Важно другое: родненькая моя добралась нормально и попала в мои объятья, из которых не могла, да, я так думаю, и не хотела вырваться в течение почти сорока последующих лет.

Под утро мы прибыли в свою часть, и началась наша совместная жизнь в отдаленном гарнизоне в самом центре казахской степи. Много лет спустя, когда я, каюсь, очередной раз чем-то «допекал» Людмилу, она непременно напоминала мне: «О чем ты говоришь? Я, как декабристка, поехала за тобой вон в какую тмутаракань!». Поэтому иногда, чтобы ее повеселить, я использовал обращение типа: «Ну, что скажешь теперь, декабристка?».

Если читатель обратил внимание, в своем повествовании я применил термин «маленький человечек». И это не случайно: маленький человечек зачастую, а может быть, всегда является стержнем всех больших и малых дел человеческого общества. Эту истину мне удалось постичь в те далекие лейтенантские годы начала моей офицерской карьеры.

«Маленькие человечки»

Удивительное событие – Новый год! Это не только смена календарных дат и лет. Скорее всего, в сознании каждого человека это ожидание каких-то перемен. Он не знает, какие перемены его ждут, но надеется, что они непременно будут и, конечно, к лучшему. Правда, иной раз перемены эти приходят неожиданно, можно сказать, незапланированно и привносят в твою жизнь что-то такое, о чем еще вчера ты даже не думал. О таком неожиданном развитии событий мне хотелось бы поделиться с читателем.

Конец декабря 1960 года. Как положено, в нашей части все готовятся к встрече Нового года. Вечером 30-го декабря меня неожиданно вызывает начальник и доводит приказ командира полка о том, что мне необходимо сопровождать заместителя командира по политической части в отдаленный гарнизон, расположенный в самом центре Кавказского хребта. Конечно, «гарнизон» – это громко сказано: всего четыре офицера с женами и около восьмидесяти солдат и сержантов. Расположен он, как я уже сказал, в центре горного массива на горе Пирсагат на отметке 2900 метров над уровнем моря. Это был один из самых сложных в нашем полку гарнизонов. Условия жизни и службы там были весьма непростые: недостаток кислорода, проблемы с доставкой продуктов и горючего. Дороги нормальной нет. Есть грунтовой проселок, который серпантином вьется по краю горы, доступный только армейскому тягачу, и то не всегда. Зимой дорогу заметает, и даже тягач не может преодолеть этот многометровый слой снега. Единственное сообщение – это спуск на лыжах вниз в долину, а подъем… на своих двоих! Эту процедуру офицеры поочередно проводили раз в неделю: за почтой и газетами, а заодно узнавали, что там делается на «большой земле». Правда, особую информацию в поселке добыть было сложно, поскольку это был тупик железной дороги и дальше были только горы.

Вот в это «заповедное» место вечером 30 декабря мы и отправились с замполитом. Немного о моем попутчике. Он мне показался довольно приятным и, по всей видимости, порядочным офицером, что довольно редко встречалось среди этой категории служивых людей того времени. Чувствовалось, что он заботливо относится ко мне и к сопровождающим нас на вокзале старшинам. Сама поездка была очень запоминающаяся. Человеку, не жившему в то время, это трудно понять и представить. Создавалось впечатление, что вся Грузия снялась с насиженных мест и двинулась в гости. Все вагоны электричек, пассажирских поездов были забиты под завязку людьми, с трудом можно было втиснуться в вагон и ехать только стоя. При этом надо иметь в виду, что абсолютное большинство пассажиров везут с собой эллиптической формы и разных размеров бочонки вина. Попробуйте представить картину нашей поездки! Стоим в тамбуре, люди упакованы так плотно, что невозможно пошевелиться, и над головами у нас покачиваются бочонки с вином, которые держат на вытянутых руках пассажиры. Как говорится, «картина маслом», и в этой картине нам ехать часов пять, с пересадкой в Самтредиа.

Когда мы вышли (точнее вылетели из тамбура подобно пробке из бутылки шампанского) из поезда, сил куда-то двигаться уже не было. Нас встречали два офицера с двумя красивыми овчарками. Но замполит принял, на мой взгляд, правильное решение – отдохнуть часа три, а затем начать подъем в гору, который, как нас «обрадовали» встречающие офицеры, займет при благоприятных условиях часов пять. Отдохнув и попив чайку, мы двинулись в горы.

Путь наверх требует особого описания, и, может быть, когда-нибудь мне удастся это сделать. Сейчас же хотелось бы остановить ваше внимание на нескольких, на мой взгляд, интересных моментах. Это, прежде всего, просто неописуемая красота природной панорамы. Яркое солнце освещало хрустально-белое великолепие заснеженных гор. Снег искрился, поражая своей белизной, деревья стояли покрытые снежной одеждой. Внизу, уменьшившись существенно в размерах, в прозрачном воздухе смотрелся, как на ладони, игрушечный поселок, из которого мы вышли пару часов назад, а струйки дыма из труб делали картину ну просто нереальной.

По мере подъема вверх дышать становилось все труднее, чувствовалось разряжение воздуха. Чаще вынуждены были останавливаться, делая передышки. Последняя сотня метров особенно запомнилась своей непредсказуемостью. Посмотрев вверх, видишь край скалы, значит, впереди за ним должна начаться плоская часть горы. Напрягая последние силы, карабкаешься к спасительному краю – вот, наконец, и он! Выпрямляешься и с ужасом видишь, что в нескольких метрах от края преодоленного подъема начинается еще один подъем. Первая мысль: все, сил больше нет, и этот неожиданно возникший подъем точно не возьму. Но местные офицеры продолжают движение, и замполит, стиснув зубы, плетется за ними – деваться некуда, надо идти. И вот, наконец, перед нами ровная площадка. Откуда берутся силы, не знаю, но мы уверенным шагом идем к присыпанным снегом зданию казармы и нескольким офицерским домикам. Замполит на ходу отдает команды. Мы много времени потратили на подъем, а у нас впереди встреча Нового года с личным составом части. Конечно, подъем нам дался нелегко, но мы не были подготовленными альпинистами, да и форма у нас была далеко не альпинистской: сапоги и шинели – не лучшее снаряжение для передвижения в горах.

В десть часов вечера в большой казарме собрался весь небольшой гарнизон части: офицеры, сержантский и рядовой состав, жены и дети офицеров. Казарму не узнать – ее превратили в уютный уездный театр. Хочу сказать сразу: подобных представлений в своей жизни я больше не встречал. Длилось это действо более трех часов. Это была феерия, созданная руками вот этих скромных тружеников, заброшенных рукою обстоятельств высоко в глухие горы. Вы бы посмотрели, сколько и каких костюмов они наделали своими руками, какой репертуар они нам предложили: танцы, песни, юмористические рассказы, розыгрыши, викторины – всего и не перечислишь. Без всякого преувеличения могу сказать: я был потрясен, и как-то сама собой родилась мысль, что это очень хорошее вознаграждение за адские муки при восхождении на гору Пирсагат.

Уезжали мы на следующий день второго декабря, и провожал нас тот же лейтенант с двумя собаками. Немного о собаках. Всего в части было три собаки, все немецкой породы и подарены были пограничниками совсем щенками. Они по гарнизону разгуливали свободно, знали всех «своих» – и солдат, и офицеров. Несколько раз я попадал в ситуацию, когда какой-нибудь пес, наевшись, разваливался прямо на протоптанной в снегу дорожке и все проходящие вынуждены были перешагивать через него. Стоило мне подойти и занести ногу, чтобы перешагнуть через собаку, она начинала грозно рычать, поднимала голову, оскалив зубы. Приходилось возвращаться. Местные ребята вспомнили случай. Однажды приехал из полка проверяющий и заночевал в канцелярии части (больше просто негде было). Ночью по нужде он вышел во двор (все удобства, как правило, на улице). В это время одна из собак зашла в тамбур казармы: видимо, решила погреться, дело-то было зимой. Приезжий товарищ, вернувшись, сунулся в коридорчик, а она его не пускает. Самое интересное то, что она не лает, а только свирепо рычит. Так этот несчастный чуть не замерз, ведь человек в одном исподнем был. Хорошо, крик и стук услышал дежурный и спас проверяющего.

Вот в сопровождении такой охраны мы двинулись в обратный путь. В этот раз нам дали лыжи с палками, которые нам удалось прикрепить к сапогам полужесткими креплениями. Спуск с горы прошел значительно быстрее и легче, но, естественно, не без нюансов. Первым спускался местный офицер, предварительно проинструктировав нас, что нельзя спускаться по прямой, а надо это делать зигзагами. Он махнул рукой и шустро заскользил вниз, делая зигзаги. Буквально через считанные минуты он стоял далеко внизу, очень похожий на маленького человечка. У нас так лихо, безусловно, не получилось, и когда скорость спуска превышала предельно разумную, приходилось ее гасить старым, как мир, способом: принудительно валиться на бок, зарываясь в снег с головой. Используя такую нехитрую технику, мы довольно благополучно и без большого ущерба добрались до поселка. Дальше пришлось преодолевать те же самые дорожные муки, только в обратном направлении, поскольку вся Грузия теперь возвращалась из гостей. Единственное, в чем было отличие, – не было мириадов бочонков, как-то дышалось полегче.

Часто вспоминаю эту командировку, особенно в последние годы; у меня всегда перед глазами стоит маленькая одинокая фигурка в глубокой заснеженной лощине – это образ офицера, заброшенного к черту на рога защищать нашу Родину. И он защищал, несмотря на дикости и лишения, воспитывая в нечеловеческих условиях своих детей, подчиненных солдат и сержантов. Труд его и долготерпение заслуживают высшей оценки нашего народа. И сегодня, когда мы видим, как с экранов телевизоров жирные и лощеные толстосумы глумятся над этими «маленькими человечками», думается, что добром это, скорее всего, не кончится. Иначе и не может быть, ведь мы закалялись в тяжелейших природных условиях, в напряженной, но исключительно важной и нужной стране испытательной работе. Мы умеем терпеть и выживать. Позволю добавить небольшой штрих к сказанному.

Жизнь в закрытом гарнизоне, да еще и на краю света, идет по замкнутому циклу «работа – дом – клуб». Я понимал, что Людмиле трудно входить в этот армейский круг и старался как-то разнообразить ее жизнь. Приходя с работы, я ей выкладывал все последние новости. Поужинав, мы шли гулять в направлении местного аэродрома.

Аэродром – наверное, слишком громко сказано! Просто это была радиостанция с небольшим расчетом и грунтовая посадочная полоса, расчищенная среди безбрежной заснеженной степи. Правда, самолеты, особенно в первые годы, прилетали сюда довольно часто, практически каждую неделю, в том числе даже зимой. Гуляя среди этого заснеженного безмолвия, я вспомнил эпизод из далекого детства, который, как мне показалось, был созвучен с текущим моментом, и я рассказал его супруге. Вот этот небольшой рассказ.