Текст книги "Мистические рассказы"

Лысая гора

– Не ходи к броду возле Лысой горы, – не раз говаривала Оленька сыну, – хлопот не оберешься.

Каждый раз Данилка небрежно отмахивался. «Подумаешь, хлопоты. Любят же бабы в деревне языками чесать». Но к броду ходить все-таки остерегался. Мало ли что. Да и далеко это. Сама Веснянка протекала с другой стороны Пихтовки. А до Лысой горы еще полдня пути. Не ближний конец. А где там брод? В тех краях мальчишке бывать еще не приходилось. Да и друзья-приятели не особенно жаловали Лысую гору.

На этот раз Данилка выскочил из дома с явным намерением посетить таинственный брод.

Жалобно скрипнула калитка. Мелькнули мимо покосившиеся доски забора.

– Стой, – хрипловатый надтреснутый голос заставил паренька замедлиться.

Возле соседнего дома на серой от времени завалинке, ссутулившись, устроился старый Митяй. В его желтоватых от махорки пальцах слегка подрагивала газетная «козья ножка».

– Куда направился, пострел? – Митяй старательно выпустил густое облако сизого дыма.

– Купаться, дядя Митяй, – отозвался Данилка, и продолжил было свой путь.

– Стой! – снова остановил мальчишку старик.

– Чего опять? – недовольно произнес Данилка еле слышно.

Общаться со стариком ему явно не хотелось. Времени на это могло потребоваться много: Митяй любил поговорить. Особенно доставалась ребятне. Старик все пытался наставлять подрастающее поколение. Митяй отбросил под ноги обгорелый газетный клочок. Каблук сапога вдавил остатки в землю. Иссохшие пальцы зарылись в седую шевелюру под старой армейской, с треснутым козырьком, фуражки.

– Чтой-то ты, пострел не туда купаться-то поскакал.

Обычно ребятня купалась вблизи деревни на песчаных отмелях левого берега. Там же бабы полоскали белье. Деревянные мостки заходили в Веснянку чуть не до середины реки. Вода в этом месте всегда была светлая да радостная. Даже в самую хмурую погоду на мелких волнах яркими звездочками, резвились солнечные блики. А березки, выстроившиеся хороводом на взгорке, даже зимой словно беседовали с деревенским людом. А под крутым березовым бережком темнели омуты. Туда строго-настрого запрещалось заплывать. Из-за сомов. Говорили, что эти рыбины запросто могут и человека утащить.

Вон тот же Митяй как-то рассказывал: «Мужик на ловлю сома пошел. Привязал он лесу к руке, намотал так, чтобы из рук удочку не выдернуть. Но вот тут-то мужик и просчитался. Сом оказался еще тем чудовищем. Как вцепилась огромная рыбина в наживку, так и потащила мужика в воду. А рука-то не отцепляется… Нашли мужика, вернее то, что от него осталось (кисть руки, обмотанную леской) лишь через несколько дней…»

Данилка никогда не принимал подобные истории всерьез и неприязненно ожидал, что Митяй опять затеет рассказ очередной истории. Но и убежать просто так, мальчишка не мог. Вот Данилка и переминался нетерпеливо босыми ногами в мягкой, какой-то пушистой, невесомой пыли.

– Не туда ты купаться пошел, – весомо проговорил Митяй.

Из груди старика вырвался громкий тяжелый выдох.

– Не ходил бы ты в ту сторону, – голос его словно прошелестел над пустынной улицей.

Данилка от неожиданности даже дыхание затаил.

– Не добрая та сторона, – пожевал губами Митяй.

– Брось ребенка запугивать, – раздавшийся сзади веселый голос заставил Данилку вздрогнуть.

Мальчишка быстро обернулся.

С удочками на плече к собеседникам подходили главные балагуры Пихтовки – Захар и Прохор.

– Сейчас начнется, – тоскливо пробормотал Данилка, тяжело переведя дух.

Рука Прохора небрежно потрепала вихры мальчишки. Данилка резко отдернул голову. Протянутая было, рука Захара повисла в воздухе, не достав до растрепанных волос.

– Куда направляетесь, мужики? – спросил Митяй, сворачивая очередную самокрутку.

– Неужели не видно? – широко усмехнулся Захар, неловко пристраивая ладонь сверху на удочки, – на рыбалку.

– На рыбалку? – Митяй чуть не выронил спички.

Взгляд его устремился на небеса. Яркий диск солнца почти добрался до самой верхней точки небосвода. Лучи все сильней прогревали деревню.

– Кто ж ходит за рыбой посередь дня? – Митяй патетически махнул рукой, с зажатой в пальцах самокруткой, в сторону солнца. Сизые струйки дыма сопроводили его жест.

– Да ладно тебе, – отмахнулся Захар, – Разве сам не знаешь, что у Лысой горы щас самый клев?

– Где? – встрепенулся Данилка.

– Где-где? – передразнил Прохор, – Знаешь, где Лысая гора? Так вот там, у брода.

Прохор степенно уселся на завалинку возле Митяя. В руке появился кисет. Пальцы ловко скрутили цигарку. Сверкнул огонек. В небесную синеву полетело дымное колечко.

– Вот, давеча, – заговорил он, глубоко затягиваясь, – я как раз и рыбачил у Лысой горы. И попалась мне щука, – Прохор собрался в традиционном рыбацком жесте раздвинуть ладони, но тут же спохватился и пояснил на словах, – не имеющая себе равных по длине. Тяже-е-е-лая. Пуда полтора весом…

– Врешь! – решительно прервал Митяй, – гиблое там место. Никогда там щуки не водились…

– Что ты понимаешь? – вскинулся Прохор.

Недокуренная цигарка полетела в траву.

Данилка не стал дожидаться окончания спора и со всех ног припустил по улице.

«Что это сегодня все говорят о Лысой горе?»– думал он на бегу. Мимо мелькали жилые дома. Вот и старая полуразвалившаяся избушка на околице. Тут Веснянка делала игривую петлю, отгораживая от людей шаровидную возвышенность, издревле называемую Лысой горой. На склонах горы не пробивалось ни малейшего признака растительности.

Неожиданно Данилке стало страшно. Он остановился, переводя дух. Яркое, до сего момента, солнце словно потускнело. По спине мальчишки прокатился леденящий холод. Данилка неуверенно оглянулся на Пихтовку. Деревенька по-прежнему выглядела ярко освещенной. Но ни малейшего движения Данилка не заметил на улице. Даже спорящие рыбаки были не видны.

Мальчишка повернулся и медленно двинулся к шару горы. Мягкие травинки ласково щекотали босые ступни.

В голове мальчишки внезапно появилось неодолимое желание забраться на вершину Лысой горы и посмотреть на деревушку сверху. В лицо Данилки словно ударило порывом ветра. Движение замедлилось.

«Может, действительно, назад повернуть?» – Данилка снова остановился.

Мгновенно стих и ветер.

Данилка шагнул вперед.

Снова удар ветра.

Мальчишка упрямо стиснул зубы: «Все равно дойду»…

Еще шаг…

Ласковое прикосновение травинок пропало. Машинально Данилка посмотрел под ноги. Взгляд его уперся в абсолютно голый гладкий камень с неровными, будто стеклянными прожилками.

Данилка решился поднять голову. Он по неизвестной причине оказался именно там, где хотел – на вершине Лысой горы… Но как? Как он сумел переправиться через широко разлившуюся здесь Веснянку, даже не замочив одежды?

– Понравилось? – прозвучал отдаленно знакомый голос.

– Кто ты? – завертел головой мальчишка.

Невдалеке опять, как и уже не в первый раз, стоял, опираясь на кривую узловатую палку, все тот же невысокий горбатый старичок. Он сильно стукнул палкой в камень, взметнув облачко каменной пыли.

– А теперь пора, – проговорил он и взмахнул широким вышитым рукавом…

– Где ты шлялся? – резанул по ушам окрик матери.

Данилка недоуменно огляделся. Он находился теперь почти возле самого дома…

Кролики

Как построили плотину для какой-то там ГЭС, так и скрыли разлившиеся воды и Веснянку, и Пихтовку, и вообще большую часть природной красоты нашей. Образовалось над богатыми нивами да сочными лугами огромное водное пространство. Наши деревенские-то аж морем назвали за ширину да длину его. Ну, а городские водохранилищем кличут…

Вот так и оказалась Пихтовка под водой. Лишь крест с колокольни Богоявленской церкви остался сверкать над хмурыми серыми волнами, показывая место загубленной деревни. А когда-то в церковь эту со всего края богомольцы тянулись…

А где утес с березками-хороводницами? Где Лысая гора с ее неизведанными тайнами? Лишь водоворот крутится над ее вершиной…

Зато, говорят, у нас теперь свет электрический будет. Останется ли с нами Бог? Или его электричество заменит?

Жителей же Пихтовки переселили в ближайшее село Липогоры. Липовые горы, чтоб понятней. Так и стали мы теперь называться непихтовцами, как раньше, а липогорами…

Лучше стало или хуже? Рассуждать об этом можно, по-разному. Дед Митяй – из всех, пожалуй, самый старый, например, частенько говаривал: «Те же штаны, только пуговицы назад». Что он имел в виду?

Разве что отличались Липогоры от Пихтовки размерами. Большое село – Липогоры, но какое-то безжизненное что ли. Избы добротные, крепкие, но все равно, что-то не так.

* * *

А тут как раз новый указ вышел: запретили, значит, крестьянам скотину во дворах держать. Куда ж крестьянину без скотины. Вод ведь паскудство какое. В былые-то времена целая река из коровенок текла на луга, и из дворов в нее впадали многочисленные ручейки… А сейчас…

Какую-то часть скотины прибрал к своим рукам учхоз. На всех же коровенок места в учхозовских фермах не хватило. Распорядилось начальство пустить оставшихся животинок на убой. А как это – на убой? Прикипела ведь душа-то.

Больше всех Васильевна убивалась. И есть с чего. Хозяйкой она завсегда справной была. Коровка ее, Ласточка, самая ухоженная в деревне, чистенькая. А молока столько давала – всей деревне хватало. Еще масло, сметанка, сыр. Васильевна даже на базар в город ездила. Какую-никакую, а денежку получала. Теперь же некуда стало девать такую замечательную скотинку. Что ж ее теперь – на убой!?

Просилась Васильевна на работу в учхоз. Мол, сама бы при деле. А там, глядишь, и Ласточку бы пристроила, вместо того, чтоб на убой ее…

– Ты чего это, бабка, – отмахнулся от ее просьбы учхозовский начальник, – на старости-то лет удумала? Сидела бы на печи да кости старые грела…

– Так ведь Ласточка…

– Иди уж, – и в свои бумажки зарылся.

Так и не взяли бабку на работу.

Совсем было исчахла она, если бы не Авдотьина Настя. Она хоть и перебралась с Андрейкой – мужем – в город, но и своих деревенских не забывала. Нет-нет, да и заглянет в гости.

– Вы бы, бабушка, – говорила Настя, – дело бы, какое, себе по душе нашли…

– Точно, точно, – поддакивал жене Андрей, – чего сиднем-то сидеть да сама себя растравлять?

– Чего я найду-то? – каждый раз отвечала Васильевна, – Ласточка-то моя как… – и снова в слезы…

* * *

– Принимайте подарок, – Настя поставила перед Васильевной небольшой ящик с просверленными дырками.

Васильевна опасливо уставилась на подарок. Внутри что-то шебаршилось.

– Что это? – подозрительно спросила женщина и осторожно прикоснулась к фанерным стенкам.

Андрей суетливо сгружал с машины стройматериалы.

– А это еще зачем?

– Сейчас увидишь, – Андрей торжественно отодрал крышку.

В руках его появились небольшие серые пушистые комочки.

– Вот, теперь займись разведением кроликов. Вроде и живность, но и не корова. Потом хоть продавай, хоть сама на мясо пусти… А можно еще и шерсть и шкуры…

Он передал кроликов женщинам и отошел к выгруженным стройматериалам. Застучал молоток, сколачивая клетки.

– Куда их поставить? – снова обратился он к Васильевне.

– Вот, прямо сюда и ставьте, – женщина растерянно махнула рукой в сторону небольшой дощатой постройки, – возле сарайки.

Кролики скакнули на свежее сено, устилающее днище клетки. Хлопнула сетчатая дверка. Щелкнул крючок. Васильевна удовлетворенно повернулась к гостям.

Внешне она сразу как бы помолодела. Даже словно светиться изнутри начала.

Будто бы и не осень стояла на дворе. На редкость теплый день бабьего лета наполнился солнцем. Литым золотом наполнились ветви окружающих берез и лип. Не зря же село Липогорами зовется. Кроны кленов, наоборот, налились бронзой. Воздух стал на редкость прозрачным. Казалось, что окружающее пространство наполнилось объемом. Горизонт, проглядывавший между бесконечных холмов нашего Уральского предгорья, невероятно приблизился. Бывает такое впечатление, что природа словно отмылась от какой-то постоянной дымки.

Завозились за сетчатой дверцей кролики. Забарабанили по сетке лапами. Легким скрежетом отозвалась сетка.

– Ладно, некогда мне тут с вами, – заторопилась Васильевна, прощаясь с Андреем и Настей.

Неловко переваливаясь и охая, она заторопилась в избу. Появилась через пару минут, сжимая в ладонях яркие оранжевые морковки, видимо свежего урожая.

Кролики ухватили цилиндрики морковок лапками и принялись, забавно шевеля носиками, вгрызаться в яркую хрусткость морковок…

* * *

В следующий раз Андрей с семьей посетил Липогоры только через год. На улице значительно похолодало. Над оштукатуренными трубами призывно колыхались сероватые струйки дыма, неназойливо обещая благодатное тепло.

Засуетилась выбежавшая к калитке Васильевна, стараясь получше разместить дорогих гостей.

Насколько могли видеть Андрей с Настей, кроличье хозяйство Васильевны расширилось. Увеличилось не только количество клеток, но и их качество. За сетчатыми дверцами весело шебаршились гладкие ухоженные кролики.

Ольга пораженно подошла к стене клеток. Пол каждой устилал слой свежего сена. В уголке аккуратно размещалась поилка, наполненная чистой водой.

– Здорово вы развернулись, – пробормотала Настя, обращаясь к Васильевне.

– А как же, – горделиво подбоченилась женщина, – почитай, живые же существа.

– А забивать-то не боишься? – не удержался от вопроса Андрей, – Все ж живые…

Бабка снисходительно посмотрела на него.

– Так ведь и другую скотинку приходилось на мясо пускать. Кроме того соседям еще и соседям продаю. Опять кое-какую денежку имею… Да, что это я гостей-то на улице держу? – всполошилась она, – Пойдемте-ка в избу.

Промелькнули под ногами свежеструганные доски крыльца. Без скрипа открылась дверь, пропуская гостей в просторные светлые сени. Две невысокие двери напротив друг друга вели в чулан и комнату.

– Внимательней, – напутствовала Васильевна, распахивая утепленный войлоком вход в комнату, – порог тут высокий.

В лицо пахнуло блаженным теплом жарко натопленной печи.

– Располагайтесь, – Васильевна ловко накрыла столешницу вышитой скатертью, – сейчас что-нибудь на стол соберу.

– Ничего не надо, бабушка Таисия. Мы ненадолго.

– Да, как же так? – всплеснула руками Васильевна, – Ведь угостить бы вас надо. Да, и стемнело уж.

Андрей глубоко вздохнул, украдкой взглянув на жену. Настя неопределенно пожала плечами.

– Васильевна, подь сюды! – раздался за окном истошный крик.

– Что такое? – всполошилась Васильевна.

В хлябающих на ногах калошах женщина выскочила во двор. Переглянувшись, Андрей и Настя поспешили за ней. Увиденное заставило их остановиться на верхней ступени.

В прямоугольнике падающего из окна света ровным рядом лежали тушки кроликов. Всех поголовно.

Андрей бросил быстрый взгляд на клетки.

– Странно, но все дверцы закрыты, – недоуменно покачал он головой.

Настя наклонилась над распростертыми зверьками.

– У них словно всю кровь высосали, – проговорила она.

Васильевна тяжело опустилась на ступени. Из-под закрывающих лицо ладоней на пыльную тропинку падали крупные слезы…

– Чупакабра, – вполголоса авторитетно произнес подошедший Митяй…

Раскопки…

Давеча, вот этим летом, у нас тут ахре… ахро… архо…, или как их там, а вспомнила – археологи, чего-то копали. По-над речушкой-то нашей, на высоком склоне, сразу за околицей, как раз возле Федосьевой березки и нашли они чего-то. Ребята-то все молодые, скубенты, то есть, студенты. Аж из самой Перми приехали.

Расставили они в рощице недалеко от пруда свои разноцветные палатки, столики дощатые изладили. В общем, жить обосновались. Студенты эти ничего, веселые, обходительные. Днем землю на холме ковыряли, а вечером обычно у костра сидели да песни под гитару пели.

Вот тут-то все и случилось…

Макар на отправку чуть не опоздал. Появился буквально перед тем, как машине отправляться. Вид его был несколько странным. Добро бы гитару с собой прихватил, а тут из рюкзака, как две антенны, торчало что-то тонкое, четырехгранное с небольшим утолщением на самом кончике.

– Что это у тебя? – любопытно сунулась Маринка.

До всего ей всегда есть дело. Все уж и привыкли к этому ее качеству и, обычно, снисходительно объясняли.

Но в этот раз Макар не снизошел до объяснений, а сразу в кузов полез, поближе к свернутым палаткам.

Федор Андреевич, руководитель, только слегка усмехнулся.

– Поторапливайтесь, – он приятельски хлопнул, обидевшуюся было, Маринку по плечу, и добавил только для нее, – Это у него что-то фехтовальное.

– Фехтовальное? – Маринкины глаза округлились, – А зачем?

– Ну, как это, зачем? – подоспевший Славка поднял невысокую хрупкую девушку на борт, – наверное, заниматься будет…

– Заниматься? – Маринка никак не могла угомониться.

– Ну да, – снизошел до ответа Макар, – осенью соревнования. Надо бы подготовиться.

– А что за соревнования, – загомонили и другие ребята отряда. – Где? Когда?

– За край… – коротко ответил Макар и снова углубился в себя.

– Прекратите это ваше, Что? Где? Когда? – с напускной строгостью проворчал Федор Андреевич, – Уже давно ехать пора. Могильник нас уже заждался.

– Что ты, Андреич, такое говоришь? – вскинулся Славка, как МНС, он мог себе позволить называть руководителя экспедиции по-простецки. – Наши могильники еще не скоро будут выкопаны.

– А потом и раскопаны, – снова подал голос Макар.

– Сиди уж там и помалкивай в тряпочку, – отмахнулся от реплики Макара Славка.

– Да ладно тебе, – обиженно протянул Макар, и, несмотря на достаточно теплое утро, плотней запахнулся в ветровку.

– Замерз что ли, – насмешливо протянул еще один участник экспедиции, Александр, – может огоньку добавить? – он вытащил сигарету и демонстративно помял в пальцах.

– Хватит трепаться! – прикрикнул Федор Андреевич, – По машинам!

– Как скажешь, – пробормотал Славка уютно устраиваясь в кузове.

– Поехали!

Машина рванула с места.

Небольшой, человек в десять, отряд Камской Археологической Экспедиции направлялся к месту будущих раскопок.

Вот и живописный берег обширного пруда, окруженный небольшими рощицами и традиционными полями. Блестящий под жарким солнцем, пруд лениво шевелил мелкими волнами. Приветливо шелохнулась яркая зеленая, не припорошенная пылью, как в городе, листва.

Перед взорами археологов предстала небольшая полянка, окруженная раскидистыми деревьями.

– Вот тут и разобьем лагерь, – удовлетворенно потер руки Федор Андреевич, выпрыгивая из кабины на мягко пружинящую под ногами траву, и зычно крикнул, – Выгружайтесь!

Студенты посыпались из машины. С рук на руки пошли всевозможные свертки, палатки, продукты и все прочее.

– Ну, парни обустраивайте лагерь, – проговорил Федор Андреевич, – А МНСы пойдут за мной…

Он с видимым наслаждением затянулся сигаретой.

– Ну, вот опять, – проворчал Славка недовольно и тряхнул головой, взметнув копну черных вьющихся волос.

– Не ворчи, – Макар спрыгнул с борта и принялся выбирать лопату.

– Зачем тебе лопата? – тут как тут возникла Маринка.

– Пригодится, – вместо него пробурчал Славка, мечтавший, что именно к нему Маринка обращалась со всеми вопросами.

Борис, долговязый, нескладный первокурсник, задумчиво почесал голову.

– Шурф копать, – глубокомысленно проговорил он.

– Ого, – переглянулись Славка и Макар, – Какие мы слова-то знаем…

Федор Андреевич решительно откинул сигарету, старательно притоптал окурок.

– Учитесь. Борька дело знает. Не то что вы в его возрасте.

– Да перестань, Андреич, нас-то позорить, – отмахнулся Макар, – мы, в отличие от него со школы по экспедициям…

– Ладно, хватит спорить, – в голосе Федора Андреевича послышались странные для него, металлические нотки. – Пошли.

Они втроем двинулись вокруг пруда.

– Что значит, разбить лагерь, – крикнула вдогонку Юля, самая неприметная из всего состава экспедиции.

Это показалось Макару настолько удивительным, что он остановился, будто налетел на стену. Глухо звякнула, опустившись на просохшую до каменного состояния землю, лопата. Юноша растерянно взъерошил редкую, соломенного цвета, бороденку. Его густые брови поднялись было насмешливо чуть не на середину лба.

– Эй, Макар, – окликнул обернувшийся Славка, – перестань изображать из себя девушку с веслом.

– Разберемся, Юленька, – пробасил Юрка и нежно обхватил девушку за плечи. – Разбить лагерь – это для нас, солдат, – он вернулся в Университет сразу после службы в армии, – как два пальца… об асфальт.

– В общем вы справитесь, – подытожил Макар, снова вскидывая на плечо лопату.

И он стремительным шагом принялся догонять Славку и Андреича, слегка подпинывая встречающиеся на пути земляные комья. Высокая трава ласково колыхалась под ногами археологов, мягко стукая по коленям тяжелыми налитыми головками с семенами. Остатки еще не высохшей росы промочили джинсы. «Надо было хоть сапоги надеть», – почему-то подумал Макар, откидывая капюшон ветровки, явив солнечному свету растрепанную, давно не чесанную шевелюру.

Небо над головами, еще недавно расцвеченное многочисленными ватно-белыми облачками, окончательно расчистилось, предоставив жаркому солнышку беспрепятственно изливать свои лучи на землю. Водная гладь пруда весело заподмигивала многочисленными бликами, заставляя ребят двигаться легче и радостней. Степенно колыхались на водной глади кувшинки. Многочисленные птахи встречали людей замысловатыми трелями.

– Вот тут и будем копать, – проговорил Андреич, останавливаясь на небольшом плоском пригорке почти у самого пруда.

– Тут? – Славка изумленно огляделся.

– Конечно, – усмехнулся Андреич, – Вот и наш весенний шурф, – он указал на слабозасыпанное углубление размером примерно метр на метр.

– И что у нас тут? – Макар деловито положил лопату на землю, чтобы не повредить культурный слой.

– Каж-жется я уже говорил, – протянул Андреич, доставая из своей знаменитой полевой сумки моток бечевки и рулетку. – Могильник… Что для археолога могильник?

– Клад… – отозвались МНСы нестройным дуэтом.

– Вот то-то, – Андреич назидательно поднял вверх палец, – А сейчас за работу!

Началась кропотливая, но обязательная работа по разметке площадки на квадраты – подготовка поля для последующей деятельности археологов.

Прошло некоторое время, и над яркой травой протянулись ровные белые линии, складывающиеся в сетку квадратов.

– Фу, – Макар отер выступивший пот, превратив лицо в маскировочную раскраску спецназа. – Сейчас бы искупаться…

– А что мешает, – Андреич оторвался от своих записей и посмотрел на него, – Пруд-то рядом, – и снова уткнулся в планы.

Оба приятеля разделись и стремительно бросились в воду, взметнув фонтан блестящих брызг, переливающихся под ярким солнцем, словно россыпь драгоценных алмазов.

– Все пошли в лагерь, – Андреич аккуратно сложил свои бумаги в сумку и с хрустом расправил затекшие плечи. – Завтра с утра приступим…

Лагерь встретил их радостными воплями.

Разноцветные палатки расположились вокруг полянки в кажущемся беспорядке.

– Не помогла тебе армейская выучка, – усмехнулся Федор Андреевич.

– Как это, не помогла, – Юрка даже обиделся, – Мы спецом их кругом поставили, как…

– Индейцы! – встряла Маринка.

В центре лагеря на небольшом костерке в подвешенном на жердочке ведре радостно побулькивало какое-то варево, распространяя по всей поляне аппетитный запах. Возле костра заботливо хлопотала Юля. Немного поодаль Борис сколачивал дощатый стол, окруженный несколькими скамейками.

– Где доски взял? – в голосе Федора Андреевича послышалась еле скрываемая угроза.

– Аборигены от щедрот своих преподнесли, – отозвался Юрка.

– Как это?

– Ну, приходят. Кто вы? Да, зачем вы? А потом позвали в деревню и нагрузили нас этими самыми досками. Дескать, чтоб нам было где похавать…

– Чего?

– Ну, в смысле пищу принимать.

– Обед готов, – Юля осторожно почерпнуло свое варево, облизала ложку и подняла сияющее лицо, покрытое мелкими бисеринками пота.

– Готов, так готов, – снисходительно усмехнулся Федор Андреевич, – Тогда, обедать…

Дважды повторять не пришлось. Из недр рюкзаков на свет появились ложки, чашки, кружки. Отряд быстренько наполнил свои посудины и принялся за еду.

Неожиданно Юрка скривился, как от зубной боли.

– Ты чего? – повернулась к нему Юля.

– Не буду я это есть…

– Почему?

– Да, тут же все пригорело, – он презрительно бросил ложку в кашу и отодвинул чашку, – Это же есть невозможно. Нас в армии и то лучше кормили.

На ресницах девушки стремительно набухали слезы.

– А по-моему, очень даже вкусно, – произнес с набитым ртом Макар.

– Да, тебе и дерево, мелко поструганное, за милую душу в пищу пойдет, – огрызнулся Юрка.

По щеке Юли покатилась тяжелая слеза.

– Ничего, ничего, – добродушно проговорил Федор Андреевич, – через пару дней, – он засунул в рот полную ложку каши, – сам сможешь это самое дерево за обе щеки уплетать. Во всяком случае завтра с утра нам уже придется копать…

– Посмотрим, – Юрка отошел в сторону и взял в руки гитару.

Пальцы ударили по струнам. Невдалеке удивленно цвирикнула какая-то птица и замолкла, словно прислушиваясь с струнному перебору.

Юрка с наслаждением запел:

 
«Я сегодня до зари
            Встану
На раскопки брошу взгляд,
            Сяду.
Что-то с сердцем у меня
            Стало.
Целый день опять копать,
            Ох, мама.
Бьют дождинки по щекам
            Впалым.
Кто сказал – один раскоп
            Мало?
Кто шепнул все это мне
            Сдуру?
Мне б поймать его и снять
            Шкуру…»
 

– Не так уж все и плохо, – усмехнулся Славка, подходя к Юрке, – Но перед Юлей ты бы лучше извинился. Кстати, завтра и покажешь класс. Будешь завтра дежурным по кухне.

– Да, само собой, – отмахнулся Юрка и снова взялся за гитару.

Макар в это время отошел в сторону и принялся старательно отрабатывать удары и выпады с рапирой.

– Не желает кто-нибудь сразиться со мной, – он церемонно произвел грациозный салют.

– Как-нибудь в другой раз, – отозвался Славка и забрался в палатку.