Текст книги "Преданный служитель Церкви. О церковной и общественной деятельности митрополита Питирима (Нечаева)"

Да, в последние годы, когда мы, молодые диаконы и священники, стремились использовать для возрождения Церкви все возможности, быть более откровенными и более открытыми, говорить на злободневные темы, Владыка был для нас консерватором и всячески сдерживал нас. Но теперь это уже не так важно. Важно то, что Господь, по крайней мере мне лично, послал этот величайший дар встречи. Господь присоединил меня к сонму его почитателей, его духовных последователей, его детей – ибо я причисляю себя к его духовным детям. Нет, Владыка не был моим духовным руководителем, но годы, проведенные с ним рядом, сделали меня его почитателем. Оглядываясь теперь на историю Русской Церкви и на судьбу митрополита Питирима (Нечаева), мы видим, что он навсегда останется в истории церковной как просветитель, как деятель образования, как один из иерархов, кто поднимал именно духовное образование, духовно-издательское дело. И до сих пор мы пользуемся Минеями, изданными под его редакцией. Многие ругают эти Минеи, потому что они изданы гражданской печатью (славянский текст русскими буквами[5]5
    На это приходилось идти из-за крайне низкого уровня церковного образования в советское время.


[Закрыть]). Тем не менее я был необыкновенно счастлив, когда еще до перестройки Господь дал мне возможность (я был еще диаконом) выкупить весь комплект богослужебной литературы. Это были большущие деньги, я еще не знал, зачем мне это нужно, но знал, что нужно будет обязательно. И до сих пор я прибегаю к книгам, которые были изданы непосредственно под редакцией митрополита Питирима, например, «Настольная книга священнослужителя».

Возвращаясь еще раз к его роду, к его значению в истории нашего времени, я хотел бы отдать дань уважения и любви этому замечательному русскому человеку. Когда он иногда выступал, я вспоминал, что он высоко ценил простое священническое служение и рассказывал много историй про священников, которых он знал. Владыка умел служить, служил он необыкновенно тонко, проникновенно, внутренне – хотя могло показаться иногда, что только для себя, – но служить ему было в радость. Это не всегда было просто: он был человек импульсивный. Но то, что он молился и молился так, как никто другой, – это было очевидным. Однажды его спросили: как в наше смутное, суетное время, когда на нас обрушивается такой поток информации, когда так много людей, так много встреч, – как можно сохранить молитвенный дух, как можно научиться молитве? Не отвечая прямо на вопрос, Владыка спросил: «А как вы думаете, можно ли оказаться в одиночестве среди шумной толпы, на оживленном перекрестке большого города?» Владыка говорил о том внутреннем одиночестве и той внутренней тишине, которая бывает доступна человеку. Но это была иная культура духа, которая была открыта Владыке.

Вообще, Владыка был достаточно закрыт и неохотно делился своими духовными наблюдениями. Я не знаю, были ли у него друзья. Были священники, которых он любил и которым доверял, среди них – ныне здравствующий протоиерей Владимир Ригин и протоиерей Геннадий Огрызков, который умер задолго до смерти митрополита Питирима (он служил в храме в честь Вознесения Господня, или, как говорят москвичи, в Малом Вознесении на Большой Никитской, напротив консерватории). Я не принадлежал к числу его любимцев, но всё равно с благодарностью вспоминаю все его уроки – хотя, может быть, они и были для меня не очень приятны. С теплотой вспоминаю его служение в храме в Брюсовском переулке. Туда приходят и доныне многие артисты, там Владыка совершал отпевания многих наших актеров. Я помню, как привезли в роскошном гробу Евстигнеева. В храме было очень много народа, и какими глазами смотрели на митрополита многие известные актеры, которых мы знаем только по кино! Я тогда подумал: какое счастье, что есть такое место, и как замечательно, с каким доверием относятся к нему эти люди с изломанной судьбой, с непонятным мировоззрением, с идеологической и духовной кашей в голове и сердце. Но они ему верили.

Митрополит создал в этом храме особый духовный климат. Так, соблюдалась замечательная традиция: на Новый год, после новогоднего молебна, вечером, уже в темноте, он приглашал нас к себе в кабинет – а кабинет у него в Брюсовском переулке был не очень большой – там накрывались столы, на которых было шампанское, мандарины, апельсины. Я помню два новогодних вечера, проведенных в этой комнате. Был приглашен Никита Сергеевич Михалков, присутствовали священники, диаконы – в том числе я и моя семья – и еще несколько актеров, уже не помню кто; и академик Борис Викторович Раушенбах, который долгие годы дружил с митрополитом Питиримом, тоже ныне покойный, еще некоторые известные люди – всего, может быть, человек 25. И хотя еще продолжался пост, в этот новогодний вечер была удивительная теплота общения и взаимопонимания друг друга. Я думаю, каждый участник таких вечеров помнит и хранит в своем сердце эти встречи.

Еще многое можно рассказать об этом человеке и этом времени. Последние десятилетия XX века были сложными, и я хотел бы привести на память последние строки из воспоминаний митрополита Питирима. Как-то Владыку спросили о будущем России. С глубокой верой он сказал, что у России есть особое призвание. Бог учит тех, кого любит. Бывает невозможно научить дурака, говорил он, но России научение пойдет впрок. Он не говорил об особой миссии России – он говорил о том, что у России есть будущее, выстраданное перенесенными ею тяжелыми испытаниями. Я очень благодарен за эти слова митрополиту Питириму, потому что эти слова вселяют веру. При его знаниях, при его эрудиции, при его происхождении – он продолжал верить в Россию, несмотря на все испытания, которые выпали на его собственную долю, долю его семьи и всего народа.

Я думаю, что в сонме праведников есть и его высокая фигура, что среди их голосов, молящихся Господу за нас, за нашу Церковь и многострадальную землю, его особый голос тоже есть.

Иерей Андрей Лоргус, клирик храма святителя Николая Чудотворца на Трех Горах в Новом Ваганькове

По благословению Владыки Питирима…

В детстве я занимался в фотокружке у талантливого преподавателя – фотожурналиста Бориса Васильевича Чигишева. Он привил мне любовь к фотографии, как искусству. Там я изучал основы композиции, построение кадра, работал со светом.

В Издательском отделе Московского Патриархата я начал работать в 1977 году. Владыка Питирим многим из своих иподиаконов давал редакционную фототехнику, а потом просматривал, что у них получается. Мне также был выдан фотоаппарат, и я в скором времени смог попробовать свои силы в качестве фотокорреспондента на конференции «Религиозные деятели за спасение священного дара жизни от ядерной катастрофы», проходившей в Москве весной 1977 года. Многое из того, что я снимал, было опубликовано. Небольшая редакция «Журнала Московской Патриархии», размещавшаяся в Новодевичьем монастыре, на моих глазах выросла трудами Владыки Питирима в огромный Издательский отдел на Погодинской улице. По его инициативе получили рождение и развитие такие структурные подразделения как отдел звукозаписи с музыкальной редакцией, отдел кино– и видеосъемки, отдел слайд-фильмов и фотоотдел. Последний состоял из фотолаборатории, фототеки, репортажного подразделения и подразделения фотовыставок. Владыка неизменно содействовал успехам своих начинающих сотрудников, и через некоторое время я также начал работать в фотоотделе.

Постепенно нами стали выпускаться пластинки с церковными песнопениями, видеофильмы, слайд-фильмы. Те или религиозные мероприятия обычно сопровождались фотовыставками о жизни Русской Православной Церкви, в связи с чем велась фото– и видеолетопись, расширялся ассортимент печатной продукции. И всеми этими направлениями в деятельности Издательского отдела также руководил Владыка Питирим. Будучи человеком высокой культуры, душевной широты, он был двигателем всего редакционно-издательского механизма.

Вокруг него собирались и работали вместе, казалось, совершенно противоположные и несовместимые по характеру люди. Он мог не только увлечь, вдохновить, но и предоставить новое поле для творческой деятельности.

Я счастлив, что принимал участие в фотоиллюстрировании практически всех изданий, выходивших в Издательском отделе Московского Патриархата с 1977 по 1994 годы. Владыка Питирим находил для нас, своих иподиаконов, время, чтобы разбирать богослужебные тексты, прививать нам любовь к церковнославянскому языку, к молитве, к церковной службе. Прививая благоговейное отношение к богослужению, следил, чтоб под стихарем была всегда белая, чистая рубашка.

С развалом страны и появлением таких понятий, как «рынок», «коммерция», «конкуренция», нужно было менять стиль работы, сокращать сотрудников, сворачивать некоторые виды деятельности, сдавать помещения в аренду. Владыке трудно было «урезать» свое детище, с таким трудом и любовью созданное.

Следует подчеркнуть, что он никогда не смотрел на появившиеся новые церковные издательства, как на своих конкурентов. И его заместитель и ближайший сподвижник архимандрит Иннокентий (Просвирнин), следуя такой установке, говорил: «Пусть выпускают репринты – это нужно для Церкви, а мы займемся тем, чего никто, кроме нас, сделать не сможет» – и продолжал, в частности, трудиться над иллюстрированной Русской Библией, открыв ее издание книгами Священного Писания Нового Завета.

Практически все церковные издательства, существующие в настоящее время, пока они не встали на ноги, обращались за помощью в Издательский отдел; в некоторых из них и поныне работают высококвалифицированные специалисты – бывшие сотрудники Издательского отдела.

В эпоху перемен многие испытали чувство ненужности. Поле деятельности сворачивалось, и я написал заявление об уходе. Трудным было прощание, мне были сказаны жесткие слова… Но, когда через полгода мы встретились с Владыкой, то лицо его вновь светилось доброжелательством и отеческой улыбкой.

У каждого человека бывают в жизни скорби, попускаемые Господом для спасения души. Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие (Деян. 14, 22). Попустил Господь поскорбеть в последние годы жизни и Владыке Питириму, но перенес он скорби, как и должно христианину, – всех простив и примирившись со всеми; посетил в больнице архимандрита Иннокентия и, когда он скончался, пришел попрощаться с ним в Новоспасский монастырь.

Духовный отец Владыки Питирима – преподобный Севастиан Карагандинский – говорил: «Рак – это в рай за так». Владыка понес и эту болезнь. Его жизнь и смерть являются для меня назидательным примером.

В Издательский отдел я пришел молодым человеком и на все основные вехи своей жизни получал благословение Владыки Питирима. Он благословил меня заняться фотографией, поступать в Духовные школы, благословил мой брак и предоставил Каминный зал Издательского отдела (где обычно проходили дипломатические приемы) для того, чтобы отпраздновать свадьбу. Он представлял меня к церковным наградам, повышал, а иногда и понижал в должности.

Митрополит Питирим сослужил Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II, когда он рукополагал меня во священный сан в Богоявленском соборе.

Никто, зажегши свечу, не покрывает ее сосудом, или не ставит под кровать, а ставит на подсвечник, чтобы входящие видели свет (Лк. 8, 16).

Будучи архипастырем Церкви Православной, он и сейчас, когда я его вспоминаю, проливает свет в мою душу. Всё житейское и мелочное умирает, а великое живет вечно.

Вечная память Владыке Питириму!

Иерей Виктор Казанцев, клирик храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы в Измайлове, на Серебряном острове

Редактор, автор, издатель
(несколько штрихов к характеристике личности митрополита Питирима)

Владыка Питирим, митрополит Волоколамский и Юрьевский, стал редактором и издателем совершенно для него неожиданно. Об этом он сам говорил сотрудникам нашей редакции – редакции «Журнала Московской Патриархии».

В конце декабря 1961 года, в один из вечеров, Святейший Патриарх Алексий (Симанский; его теперь принято называть Патриархом Алексием I) пригласил к себе в кабинет инспектора (иначе говоря, проректора) Московских Духовных академии и семинарии архимандрита Питирима и предложил ему возглавить редакцию «Журнала Московской Патриархии» в должности ответственного редактора (теперь эта должность называется «главный редактор»). Архимандрит Питирим вначале отказался принять это назначение, чем очень огорчил Святейшего Патриарха. Ночь для отца Питирима прошла в размышлениях. А наутро он пришел к Патриарху «с повинной» – со словами прощения за «дерзостное непослушание». Святейший Патриарх принял раскаяние отца архимандрита и 31 декабря 1961 года подписал Указ о его назначении ответственным редактором. Через день, 2 января 1962 года, архимандрит Питирим прибыл в редакцию (находившуюся тогда в Новодевичьем монастыре) и приступил к своим новым обязанностям. 23 мая 1963 года архимандрит Питирим был возведен во епископа Волоколамского и назначен еще на одну, более высокую должность Председателя Издательского отдела Московского Патриархата.

В общей сложности в редакции Владыка Питирим проработал 33 года. При нем коренным образом изменились и «лицо», и «существо» редакции: постепенно расширился штат сотрудников (с 25 до нескольких сот человек), увеличивались номенклатура и тиражи церковных изданий, из года в год улучшалось их качество. Оставаясь профессором Московской Духовной академии, он тем не менее все свои силы, все дарованные ему Богом таланты отдавал своему новому послушанию.

По существу, он создал новую редакцию. Диапазон, масштабы ее деятельности чрезвычайно расширились. Редакция стала не только и не просто высокопрофессиональным церковным издательством, но и важнейшим культурным и церковно-общественным центром, получившим широкую известность как в нашей стране, так и за рубежом.

Владыка Питирим руководствовался основополагающим принципом: нынешняя издательская деятельность Русской Православной Церкви является продолжением многовековой издательской деятельности, каковая основана на традиции рукописной и печатной книги. Истоки этой традиции восходят ко времени святого князя Владимира, крестителя Руси, и даже к эпохе святых Кирилла и Мефодия, просветителей славян.

Всякий раз, создавая новую книгу, указывал Владыка Питирим, мы обращаемся к истокам нашей отечественной культуры. Издревле нравственная сила христианских истоков вдохновляла людей на подвиг служения Богу и ближнему, сохраняла русский народ. Литературный труд на Руси был особой формой молитвы.

В тяжелые периоды истории, когда русские люди не могли защитить свободу Руси мечом, они брались за перо. Академик Дмитрий Сергеевич Лихачев (не раз бывший гостем нашей редакции) подчеркивал: «Издревле литература внезапно поднималась как огромный защитный купол над всей Русской Землей».

На свой труд древний книжник и инок-летописец смотрели как на высокое служение людям. Вспомним слова одного из наших великих святителей XIX века – епископа Феофана (Говорова), выдающегося церковного писателя и переводчика: «Писать – это служба Церкви нужная». А книгопечатание на Руси изначально было делом и Церкви, и государства.

«При изучении многогранной издательской деятельности Русской Православной Церкви, – говорил Владыка Питирим, – по-новому открывается значение русской церковной истории, культуры, ее неиссякаемого нравственного потенциала». Совершенно очевидно, что на плечи нового поколения церковных деятелей (1960–1990-х годов) легла большая ответственность за осуществление издательских программ.

Митрополит Питирим постоянно подчеркивал: каждый, кто берется за редактирование, должен проделать определенный объем научно-исследовательской работы. Редакторы обязаны быть в постоянном творческом поиске; серьезных научно-богословских разработок требует от сотрудников Издательского отдела участие в научных межцерковных и миротворческих встречах.

От дореволюционного периода осталось немало специфических проблем. Эти проблемы Издательский отдел постепенно решал посредством систематической работы основной редакционной коллегии и редколлегий отдельных изданий, в составе которых трудились высококвалифицированные редакторы – богословы, историки, источниковеды, археографы, специалисты по русскому языку и по многим другим языкам – как новым, так и древним – художники, фотографы, опытные администраторы и так далее. К своим работам Издательский отдел всегда привлекал консультантов – специалистов по отдельным темам.

Помимо всего сказанного, редакция Владыки Питирима отличалась уникальной особенностью: по свидетельству самих сотрудников, она была для них не только местом работы и центром по совершенствованию церковно-издательского профессионального мастерства, но и училищем благочестия и постоянного нравственного возвышения, духовно-нравственной школой Владыки Питирима.

Вот некоторые из принципов этой школы: особо бережное отношение к святыне; благоговейная строгость и мерность при совершении богослужений; любовь к порядку и чистоте во всём, наипаче в том, что касается храма и совершаемых в нем служб; умение видеть проблему и правильно, своевременно ее решать; развитие в себе способности искреннего, открытого общения с людьми; умение находить прекрасное даже в малом; умение проявить в нужный момент выдержку и терпение; умение ждать и не форсировать события, а с другой стороны, быть быстрым и энергичным; быть бережливым и одновременно щедрым хозяином-руководителем; иметь любовь к иллюстрации и уметь в совершенстве владеть фотоаппаратом и другой техникой журналиста; профессионально видеть текст и проявлять способность работать с ним быстро и весьма качественно…

Это были не просто слова и пожелания – в них отображались личность и творческий характер Владыки Питирима.

Работа над словом имела в редакции первостепенное значение. Принципы Владыки Питирима прямо соотносились с тем, что некогда писал великий святитель XIX века Филарет (Дроздов), митрополит Московский и Коломенский: «Слова не мелочи, когда дело идет о догматах и о святых, и особенно в такое время, когда правильность и точность слова нужно охранять с разумением, от умножения в письменности невнимания к законам языка, логики и вкуса».

На одной из учебных лекций в МИИТе Владыка Питирим обратил внимание студентов на одно интересное обстоятельство: издательское дело – это область коммуникаций; железные дороги – это пути сообщения, которые также называют коммуникациями (одним из видов коммуникаций). Дома я решил посмотреть, а как, положим, у англичан называются «пути сообщения»? Оказалось: «means of communication» («means» и есть «пути, средства»).

Вячеслав Овсянников, кандидат богословия, сотрудник Издательского отдела в 1966–1995 годах

Годы с Владыкой Питиримом

Мне довелось (можно сказать, посчастливилось) проработать в редакции «Журнала Московской Патриархии» и в книжной редакции Издательского Отдела Московского Патриархата под непосредственным руководством митрополита Питирима с 1976 по 1992 год: сперва литературным редактором, с 1985 года – старшим научным редактором, с 1991-го – заведующим новым отделом «Вера и знание».

Владыка Питирим жил в те годы на Часовой улице, в обычном доме, недалеко от улицы Красноармейской, по соседству с замечательным писателем Владимиром Алексеевичем Солоухиным. Квартира знаменитого писателя (я у него брал интервью), начиная с прихожей, изобиловала старинными иконами и предметами антиквариата, производила впечатление роскоши. А вот квартира митрополита Питирима не казалась богатой, но в ней ощущалась особая атмосфера и реял дух здорового аристократизма. Что касается мебели – не знаю, я едва ли различу карельскую березу от красного дерева, а вот книг было предостаточно; иконы же занимали строго подобающее им место. Пожалуй, можно говорить не столько об архиерейской квартире, сколько о жилище столичного интеллигента. Не зря о Владыке шла молва, как о подлинном интеллектуале. Был он еще и музыкантом, обладал тонким музыкальным слухом; не просто любил музыку, но и сам играл на виолончели.

Жил Владыка, насколько я помню, со своей сестрой (у митрополита Питирима было четыре сестры, все они ушли из жизни до его кончины), их связывала трогательная взаимная забота и подлинно христианская любовь. Надо сказать, что с родными, с людьми своего круга, с духовно близкими ему людьми митрополит Питирим был очень обходителен и приветлив, даже предупредителен. Но он не переставал быть архиереем с неким «внутренним стержнем», пусть даже незаметным для постороннего взгляда.

Вспоминается он, прежде всего, как настоящий харизматик, истинно человек Церкви. Как подлинно духоносная личность. Таких сейчас почти нет: раз, два – и обчелся… Прихожане его просто обожали.

Я неоднократно видел его молящимся в храме Воскресения словущего на богослужениях Страстной Седмицы; за пасхальной заутреней – в алтаре, где с ним традиционно из года в год христосовались сподвижники-сотрудники. Помню его особенно хорошо на службе Двенадцати Евангелий в Страстной четверг. Помню, как проникновенно и сосредоточенно, со слезами в глазах он служил в те волнующие дни…

Что касается его особой «иерархической» харизматичности, то его можно сравнить, пожалуй, с митрополитом Сурожским Антонием (Блумом). Оба несли с собой ауру некоей особой одухотворенности; казалось, они обладают тайной выхода в духовное измерение. Не случайно они были доверительно дружны. У меня сохранилась фотография, где они стоят рядом, с красивыми и вдохновенными лицами, но с разным выражением глаз – строгим и взыскательным у митрополита Питирима, мягким и каким-то печальным – у митрополита Антония.

Жизнь простых людей напоминает лотерею, в которой удачный жребий вершит случай. Но судьба тех, кто отмечен призванием свыше – система глубоко закономерных координат, определяемых Промыслом Божиим. Если воля человека совпадает с провидением о нем, то такую предопределенность свыше можно считать судьбой. Люди с судьбой – по-настоящему творческие личности, и, как правило, личности исторические; они обладают даром пассионарности, то есть избытком энергии, пафосом переустройства, превозмогающим инстинкт самосохранения. Что бы ни говорили о них, именно пассионарии являются «закваской» рода человеческого, его избранниками. Мне кажется, Владыка Питирим относился именно к этому разряду избранников.

В период государственного атеизма лишь в «Журнале Московской Патриархии» (из легальных изданий) публиковалось то, что не могло в ту пору нигде быть опубликованным – и, во многом, благодаря стараниям Владыки Питирима. Порой это просто казалось каким-то чудом в условиях богоборческого режима.

Хорошо помню, в каких трудных условиях работал в середине 70-х – начале 80-х годов минувшего века Издательский отдел Московской Патриархии. Мы трудились в Успенском храме Новодевичьего монастыря, в тесном помещении, похожем на подводную лодку, перегороженную фанерными переборками. Пообедать, как следует, в такой тесноте было невозможно, – обходились одним чаем.

Благодаря стараниям Владыки Питирима, осенью 1981 года был получен дом на Погодинской улице, переоборудованный под редакцию и обставленный с отменным вкусом. Там стало гораздо удобней трудиться, но был утрачен духовный микроклимат старинной обители, позволявший обходиться без пищи много часов.

Надо подчеркнуть, что Владыка был незаурядным, безусловно, очень вдумчивым и взыскательным редактором. Он умел заметить и исправить то, что на первый взгляд выглядело вполне приемлемым, «проходным». Или обозначить пунктиром, в ремарках, что надо исправить, как доработать тот или иной текст. Почерк у него был весьма неразборчив – ремарки и резолюции приходилось просто «расшифровывать». Имея опыт многолетней читательской работы с рукописями в отделах рукописей РГБ, ЦГАЛИ и ИМЛИ, я уже научился к тому времени хорошо разбирать – как бы по наитию – весьма сложные, прихотливые и странные почерки, поэтому с «криптограммами» главного редактора довольно уверенно справлялся; более того, время от времени помогал в «дешифровке» своим старшим коллегам – Вячеславу Петровичу Овсянникову, Константину Михайловичу Комарову, Павлу Васильевичу Уржумцеву – и другим.

Владыка был строг, но отнюдь не суров с подчиненными. Он смотрел глубоко в душу человека. Не раз удивляла его проницательно-настороженная «снисходительность» к приходящим со стороны льстецам и хитроумным (мягко выражаясь) кураторам. Всё это объяснялось текущей конъюнктурой и искусной дипломатией, без которой в то время обойтись было нельзя. А на похвалу по отношению к своим сподвижникам и помощникам он был скуповат. Но если такая похвала звучала из его уст – то это была воистину похвала.

Следует подчеркнуть его редкую эрудицию, его остроумие и обаяние – он, ведь, был не просто красивым внешне человеком, но воистину обаятельным. А остроумием он мог просто блистать. Ему некоторые в Отделе пытались подражать – и в остроумии, и в манерах вообще – но тщетно.

Являясь убежденным поборником христианского единства, митрополит Питирим отнюдь не избегал молиться вместе с католиками или протестантами. Он не раз цитировал излюбленное выражение митрополита Антония (Вадковского), что конфессиональные перегородки до неба не достигают.

Этот так называемый экуменизм для него был, прежде всего, возможностью донести православную истину, которую он знал и любил. И он делал это повсюду, где бы ни был, а он ведь очень много ездил по всему миру. Он вообще обладал какой-то редко встречающейся – особенно в наше время – не только внешней, но и внутренней энергией. Они в нем гармонично сочетались. И это было очень важно в перестроечное и постперестроечное время, когда к Владыке благоволила «первая леди» СССР Раиса Максимовна Горбачева.

В редакционных делах митрополит Питирим серьезно подстраховывался даже в те сравнительно либеральные годы: перемены происходили слишком быстро, идти с ними в ногу в таком убыстренном темпе для человека уже немолодого было непросто. Ощущалась явная и естественная для него инерция осторожности, связанная с опытом минувших выстраданных лет. Но при всех неизбежных уступках по отношению к контролировавшему нас Совету по делам религий, осуществлявшему цензурные функции, митрополит Питирим оставался на высоте – ему не изменяла врожденная интуиция, когда речь шла о вещах важных и принципиальных.

Помнится, как в конце декабря 1987 года по чрезвычайному поручению митрополита Питирима, за несколько дней до его январской встречи с М. С. Горбачевым, я готовил важный фрагмент о Русской Православной Церкви для предполагаемой вставки в речь генерального секретаря ЦК КПСС. Речь эта должна была прозвучать на глобальном форуме, организованном международным Фондом «За выживание человечества». В руководство Фонда от Советского Союза кроме митрополита Питирима входили академики А. Д. Сахаров, Е. П. Велихов, Р. З. Сагдеев. (Владыка Питирим был одним из учредителей этого Фонда). В то время власть пыталась продемонстрировать свое благоволение к Церкви: приближался великий юбилей 1000-летия Крещения Руси, и, разумеется, надо было сделать какой-то эффектный шаг в сторону Церкви. Казалось, витает в воздухе и напрашивается само собой: “Идя навстречу пожеланиям верующих, Советское правительство предполагает открыть Киево-Печерскую Лавру”. За этой элементарной фразой – чаяния миллионов православных… К этому призывал известный правдоискатель епископ Полтавский Феодосий (Дикун) в самиздатовском письме, ходившем по рукам; письмо было опубликовано в Париже в «Вестнике русского христианского движения». Эту идею поддерживали академик Б. В. Раушенбах, летчик-космонавт В. И. Севастьянов и др.

Помню всё ясно, как будто это было вчера. Владыка Питирим, надев очки, стал смотреть подготовленный текст и… увидев эту фразу, взял ручку и хотел ее вычеркнуть; тут моя рука как-то непроизвольно коснулась его плеча. Владыка посмотрел на меня с неким сострадательным пониманием и…оставил эти слова.

И вот, в июне 1988 года, когда юбилейные торжества достигли кульминации, Русской Церкви возвратили ее древнюю святыню – Киево-Печерскую Лавру. Верующие вновь получили доступ в Дальние пещеры, где покоятся честные главы святых. Под намоленными сводами обители вновь зазвучали молитвы, в пещерном храме во имя святого Феодосия Печерского возобновились богослужения. Как бы в благодарность за это, свершилось чудо: главы святых стали вновь мироточить… О чем вскоре сняли на Свердловской киностудии документальный фильм «Радость моя». В Лавру тогда неожиданно приехала, чтобы убедиться в достоверности чуда, Р. М. Горбачева, руководившая (вместе с акад. Дмитрием Лихачевым) Советским фондом культуры. Она посадила в Лавре елочку и стала с тех пор носить на груди православный крестик; еще больше сблизилась с митрополитом Питиримом. В марте 1989 года он стал народным депутатом СССР от Фонда культуры. А вскоре, после смерти Патриарха Пимена – одним из шести кандидатов в Патриархи, официально зарегистрированных на первом этапе Поместного Собора в 1990 году. Конечно, объяснялось это, главным образом, именно его добрыми отношениями с Раисой Максимовной.

Принятая в 1977 году и действовавшая тогда «брежневская» Конституция СССР была дискриминационной по отношению к верующим. Согласно ее 52-й статье, глобальной атеистической пропаганде нельзя было противостоять миссионерством и проповедью, разрешалось лишь совершать богослужения, да и то только в храмах. Конституция ограничивала проявление религиозности в таких общественно-значимых формах жизни, как воспитание и образование, наука и искусство, литература и политика. Христианская совесть с таким бесправным положением смириться не могла, отсюда циркуляция писем с протестами церковных диссидентов, которые транслировались религиозными программами зарубежных радиостанций. Митрополит Питирим знал обо всем не понаслышке, а из первоисточников, он был вообще превосходно информирован. Из зарубежных командировок Владыка привозил много «тамиздатской» литературы, преимущественно религиозно-философской и богословской, которая находилась на Погодинской в «спецхране». В качестве спичрайтера Владыки, я имел время от времени, по мере надобности, доступ к этому спецхрану; должен сказать, что состав хранения отличался тщательным подбором и безупречностью – здесь не было ничего случайного и вторичного.

Часто бывая в командировках в странах Западной Европы, митрополит Питирим ощущал на себе, как представитель гонимой в СССР Церкви, заинтересованное внимание и весьма благожелательное отношение. Этим он умело пользовался, расширяя свои контакты в интересах Издательства. Уместно будет, например, вспомнить о сотрудничестве Отдела с Институтом Восточных Церквей в Регенсбурге, ФРГ. С директором этого Института монсеньором Альбертом Раухом мы подготовили несколько совместных изданий: «Tausend Jahre Heiliges Russland» («Тысяча лет Святой Руси»). Basel. Wien. 1987; «Tausend Jahre zwischen Wolga und Rhein» («Тысяча лет между Волгой и Рейном»), München-Zürich, 1988; «Tausend Jahre Marienverehrung in Russland und Bayern» («Тысяча лет почитания Богородицы в России и Баварии»), München-Zürich, 1988; [Warszawa, изд. «Новум», 1989; М., изд. Московской Патриархии, 1989].