Текст книги "Чужая колея"

– Ну и не останавливался бы, – философски заметил Марк. – Тачки нет – не догнали бы.

– Умные вы все какие – не останавливался бы! – огрызнулся Юра. – Вот и Серый, экспедитор мой, типа, гони, говорит. А машина в аренду на меня записана, вы, что ли, потом разбирались бы?

Дальше все оказалось разыграно как по нотам. Водителя попросили выйти из машины, открыть борт прицепа, чтобы осмотреть груз, но стоило ему отойти от кабины на пару шагов, один из гаишников ловко завернул ему руки за спину и нацепил наручники. Юра начал было громко возмущаться, после чего гаишник схватил его за грудки, резко тряханул, приложив спиной о дверцу кабины, а подоспевший напарник, недолго думая, приложил его по голове явно не пустой рукой. Больше Юра ничего не помнит. Очнулся он на обочине, аккуратно усаженный на траву и заботливо прислоненный спиной к стволу дерева. Наручников на руках не было, документов на машину в кармане не было, как не было и самой машины.

– Ну, мне куда деваться, на ночь глядя, да с башкой разбитой? Ни одна попутка не возьмет, кому в наше время приключения нужны? Вот и двинул сюда.

– Куда делся экспедитор, ты, соответственно, не в курсе? – полуутвердительным тоном поинтересовался Паша.

– Откуда? Говорю же: только из кабины вылез…

Судьба экспедитора волновала Пашу не из простого любопытства. Водитель был, по сути, фигурой случайной. Конечно, для доставки спирта старались привлекать постоянных, проверенных перевозчиков, но главную роль всегда играл сопровождающий груза. Это был человек поставщика – сотрудник спиртозавода, именно он должен был после разгрузки получить сумку, внутри которой был запечатанный пакет с деньгами, и от того, стал ли экспедитор сам участником плана захвата, сильно зависели все дальнейшие действия пострадавшей стороны. А пострадавшим пока выглядел завод – до момента оплаты и передачи покупателю товар принадлежит поставщику.

– Значит, говоришь, экспедитор этот твой предлагал не останавливаться? – спросил Паша.

– Хер ли он мой-то? Я уж пятую ходку делал, раньше этого перца не видел никогда.

– Слышь, Паш, бабки проверил бы, – тихо сказал Марк.

После секундного раздумья Паша достал ключ и подошел к сейфу. Сейф оказался старинным, метра полтора высотой, без всяких кодовых замков, с одной лишь замочной скважиной с левой стороны дверцы. Внутри на единственной полке лежал плотно обмотанный скотчем целлофановый пакет, в нижней части, под полкой, в распор по диагонали красовался новенький помповый «Ремингтон».

– Ого, – весело сказал Марк, достав ружье, взвесив его на руках и направив в сторону окна. – Форт-Нокс готов к обороне. Опаньки, – он опустил ружье, быстро подошел к окну. – А вот и кавалерия противника.

По ветвям высаженных у главного корпуса елей мазнул свет фар подъезжающей к крыльцу машины.

– Ромка? – Паша застыл в напряженной позе возле распахнутой дверцы сейфа.

– Кто его знает? Темно, не видно отсюда.

– Может, бабки взять и свалить? Комнаты не заперты, в любой зашхеримся.

Юра, вытаращив глаза, переводил взгляд с одного на другого, будто следя за теннисным матчем.

– Поздно.

Послышался звук захлопнувшейся автомобильной дверцы, от машины к крыльцу торопливо метнулась темная фигура.

– Один вроде – уже легче, – сказал Марк. – Похоже, штурмовать нас пока не собираются.

Паша быстро закрыл дверцу сейфа, дважды провернув в замке ключ, убрал его в карман, выдвинул один из ящиков стола, с трудом запихнул туда пакет с деньгами.

– Э, ты помповик-то убери, – услышав шаги в коридоре, сказал он Марку, все еще стоящему у окна с ружьем наперевес. – Или воевать с кем собрался?

Марк растерянно посмотрел на ружье, словно вспоминая, как этот предмет вообще оказался в его руках, быстро осмотрелся и, так и не найдя укромного места, просто поставил «Ремингтон» на пол, прислонив ствол к подоконнику.

Дверь распахнулась, и в кабинет уверенным хозяйским шагом вошел мужчина лет пятидесяти в черных брюках, черной ветровке и черных, начищенных до блеска, ботинках. Остановившись посередине комнаты, он неторопливо огляделся с интересом, рассмотрев по очереди всех присутствующих, при этом слегка задержав взгляд на вновь притихшем водителе.

– Та-ак, – протянул он задумчиво. – Диспозиция в целом ясна. А Никитин где?

Задав вопрос, он посмотрел на Павла, безошибочно определив, кто сейчас в этом кабинете главный.

– Не знаю, сами его ждем.

И поведение, и сам облик гостя, казалось, напрочь исключали возможность встречных вопросов, поэтому Паше даже в голову не пришло поинтересоваться, кто это посетил их в столь поздний час.

– Ждете? Ну что ж, подождем вместе.

Гость, не раздумывая, прошел за директорский стол, по-хозяйски устроился в Ромином кресле. Посмотрел на стоящее у окна ружье, коротко усмехнулся.

– Обороняться собрались? Похвально. А ты, я так понимаю, брательник?

Вновь ощутив на себе проницательный взгляд этих слегка прищуренных глаз, казалось, видевших собеседника насквозь, Паша едва удержался, чтобы не выпрямиться на своем стуле и не рявкнуть в ответ: «Так точно!» Разозлившись на себя за эту секундную слабость, он промолчал, стараясь сохранить спокойно-независимый вид. Он уже догадался, что, скорее всего, перед ним сидит представитель основной Ромкиной «крыши» – сотрудник УБЭП, и эта догадка вызвала в душе немалое облегчение: теперь, что бы ни случилось, принимать решения придется уже не ему, Паше, а вот этому серьезному и самоуверенному дяде.

Потеряв интерес к Павлу, гость стал с любопытством разглядывать Юру.

– Никому не рассказал ничего? В милицию не звонил?

– Какой нах… Чего я, не понимаю? Я это… сразу сюда, значит.

Юра, тоже сообразив, что перед ним сидит представитель власти, совсем было оробел, но после нескольких секунд душевных терзаний все же осмелился задать самый важный для себя вопрос:

– Слушай…те. Я чего говорю-то? «КАМАЗ» мой, это… в аренде он у меня, кормилец, можно сказать. Куда я без машины? Не знаете, машину-то вернут?

– Не ссы, получишь свой «КАМАЗ».

Однако по тону убэповца было понятно, что проблема Юриного «КАМАЗа» интересует его в самую последнюю очередь. После этого короткого диалога в кабинете воцарилась такая тишина, что стало слышно шуршание мелкого дождя за окном.

Марк, скромно сидевший в кресле для посетителей, глядя в пол и сложив руки на коленях, видимо, долго боролся с собой, но привычка давать комментарии всему, что происходит вокруг, в конце концов победила.

– Мент родился, – скорбно произнес он.

Паша и Юра посмотрели на убэповца одновременно – Юра с испугом, Паша – с веселым любопытством, едва сдерживая смех. Но гость, похоже, не обратил на реплику никакого внимания, достал сигареты, придвинул с себе большую пепельницу в виде черепа и с невозмутимым видом закурил.

Первым услышал подъезжающую машину Марк.

– Едет кто-то, – сообщил он и встал с кресла, намереваясь подойти к окну.

– Сидеть, – резко бросил убэповец. – Все на местах, никто не дергается.

Он погасил настольную лампу, и кабинет погрузился во тьму, лишь слегка разбавляемую бледным сиянием аквариума. Паша сумел разглядеть, как убэповец быстро извлек из-за пазухи пистолет, легкими неслышными шагами подошел к окну. Несколько секунд гость вглядывался в ночную темень, потом, явно расслабившись, убрал пистолет и вернулся к столу.

– Никитин, – произнес он, зажигая свет.

Рома ворвался в кабинет, где его спокойно дожидались четыре человека, и, казалось, заполнил своей кипучей энергией все небольшое пространство. Едва кивнув Паше и Марку, он сразу набросился на водителя.

– Ты чего, козел?! Ты какого хера останавливался, тебя, утырок, чего, не инструктировал никто?!

– А как я не остановлюсь?! – вскочил Юра. Несправедливые обвинения наложились на переживания последних часов, доведя его до состояния, в котором бросаются в бой, невзирая на силу и статус оппонента. – Как не остановлюсь?! Там менты были! Они номер срисуют, замучаешься потом отмазываться!

– Откуда на той дороге менты?! Ты чего, сразу не просек, что это подстава?! Ряженые это были, а не менты.

Только Паша, хорошо знавший своего брата, ясно видел, в какой степени ярости пребывает сейчас Роман. Возможно, еще мгновение, и бедный шофер получил бы по голове второй раз за день, но тут неожиданно вмешался убэповец.

– Э-э, Роман Николаевич, ну-ка остынь маленько. Водила ни при чем, спирт ты бы все равно не получил, не остановился бы он сам, ему бы колеса продырявили. И я, кажется, знаю, кто решил так пошалить.

Рома резко развернулся, в упор посмотрел на собеседника, было видно, как он старается погасить в себе очередной приступ бешенства, из тех, что нередко настигали его, когда хоть что-то шло не так.

– Не получил бы, говоришь?

– Эй, мужик, – обратился убэповец к Юре. – Иди пока на свежий воздух, покури там.

Он вопросительно посмотрел на Пашу с Марком, перевел взгляд на Рому.

– При них можно, – торопливо проговорил Роман. – Давай, рассказывай, чего узнал.

– Короче, я связался с нашими парнями, которые завод пасут, они пробили экспедитора, мутный он оказался, похоже, в теме был. Поиск «КАМАЗа» запустил по неофициальным каналам, думаю, к утру найдут. Пустой, конечно. Местные не при делах, если бы кто решил на тебя наехать, я бы первый узнал. По всему выходит, работа залетных, а чтобы вычислить залетных, время потребуется. И деньги, сам понимаешь.

– Это я понимаю. Про деньги – понимаю, – Рома из последних сил сдерживал клокотавшую в нем ярость. – Только что-то не очень много ты узнал за свою зарплату, а, Витек? Что залетные – это я и без тебя бы докумекал, я тебе бабки плачу за то, чтобы у меня проблем не было, а ты…

– Не залупайся, Роман Николаевич, – Витек произнес это тихо, но Рома, замолчав на полуслове, очевидно, понял, что явно перебрал лишку. – Не в том ты положении, чтобы залупаться. Свято место, знаешь ли, пусто не бывает.

– Ладно, это я так, – Рома нервно потер лоб, добавил примирительно, – только и ты должен понимать: чтобы заплатить тебе и твоим людям, я должен сначала сам заработать.

– Заработаешь, Рома, заработаешь. Значит, слушай сюда: бабки на спирт заберешь отсюда сегодня же, больше никаких денег здесь не держи, пока не дам отбой. Если в наши времена кто-то решает по-наглому влезть в водочный бизнес, это или полные отморозки, или, наоборот, очень-очень серьезные люди. Первый вариант хуже – с такими не договоришься. Думаю, чтобы все разрулить, мне потребуется подключать коллег из других управлений, по срокам – примерно неделя. На это время производство закрываешь, сидишь мышкой и не отсвечиваешь. Когда проблема будет устранена, я назову тебе общую сумму, сразу все можешь не отдавать, договоримся по отсрочке. Да, если у тебя здесь – Витек сделал неопределенный жест рукой в сторону окна – есть что-то ценное, оборудование, я не знаю, сырье какое-то, советую все пока вывезти. Так, у меня вроде все. Вопросы?

– Да какие вопросы? – подавленно проговорил Роман, похоже, уже растерявший всю свою агрессивность. – Ясно все.

– Ну, тогда забирай пацанов, – Витек кивнул в сторону Паши с Марком. – И этого еще прихвати, камазиста. Пристрой куда-нибудь на ночь, а завтра пусть катится до дома, чтобы не болтался под ногами. Скажи, «КАМАЗ» найдем – вызовем.

* * *

Полностью закрыть бизнес Роме пришлось почти на три недели. Виктор, действительно оказавшийся подполковником Управления по борьбе с экономическими преступлениями, уже через пару дней сообщил, что, как он и предполагал, похитила спирт банда залетных отморозков – ребятам стало тесно в своей Казани, и они решили осваивать столичный регион, начав с небольших подмосковных городов. Война группировок за сферы влияния охватила всю страну, став почти будничным явлением, и репортажи на новостных каналах все больше напоминали сводки с фронтов. Казанские решили не размениваться по мелочам и взять под свой контроль не только производство, но и цепочки поставок сырья и сбыта продукции, поэтому акция с похищением «КАМАЗа» должна была стать лишь первым действием, убеждающим всех участников процесса в серьезности намерений новой «крыши». Уже на вторую после пропажи спирта ночь на лагерь был совершен налет, закончившийся тотальным погромом. Связав сторожа, которого Рома нанял на простаивающее производство, нападавшие выбили стекла во всех корпусах, побили стеклянную тару и, самое печальное, как смогли, постарались максимально покалечить оборудование. Впавшему в ярость от такой наглости Роману Виктор резонно заметил, что тот должен быть благодарен погромщикам за отсутствие намерения вообще сжечь весь лагерь, поскольку тогда убытки стали бы практически невосполнимыми.

Сам Роман, на которого внезапно свалилось непривычное и вынужденное безделье, стал почти каждый день появляться у родителей, куда раньше не заглядывал неделями. Поначалу родителей радовало такое внимание старшего сына, но вскоре, несмотря на показное благодушие и натянутую веселость Ромы, они стали подозревать, что случилось что-то неладное. Внешняя беззаботность обоих сыновей не смогла обмануть материнское чутье, и Вера Семеновна, опасаясь донимать вопросами Рому, осторожно подступала к Паше:

– Паша, а чего это Ромка к нам зачастил? Раньше, бывало, не дозовешься – все занят, все работа, бизнес, времени ни на что нет, а теперь вон по полдня никуда не торопится. Чего там у него, точно все нормально?

– Ну, мать, тебе не угодишь, – весело возмущался Паша. – У него не нормально, у него супер все. Ромка наш – пацан с головой, организовал все у себя на заводе так, что и самому присутствовать не обязательно. Это, мать, называется менеджмент.

Отец тоже забеспокоился, но его беспокойство выглядело более конкретным и осмысленным. Насмотревшись криминальных передач типа «600 секунд» или «Дежурная часть», заполонивших эфир на всех каналах, где ежедневно смаковались кадры со свежими трупами бизнесменов и банкиров, он прямо сказал сыну:

– Ты, Роман, если у тебя чего там не так пойдет, с бизнесом этим твоим, бросай все на хрен – жизнь, она подороже любых денег будет. Чем под бандитскими пулями гулять, лучше уж баранку крутить.

Паша все-таки купил машину – «шестерку», как и советовал Марк, – и это стало единственным радостным событием за весь тревожный период Роминой неопределенности. Покупку обмывали дома – шумно и с размахом. Марк пришел с Надеждой, Паша пригласил Ирину, воспринявшую этот визит как знаменательный момент «знакомства с родителями» и ужасно стеснявшуюся весь вечер не столько Веры Семеновны с Николаем Петровичем, сколько присутствующего за столом начальника. Рома был без пары – вечно погруженный в дела, он так и не успел обзавестись постоянной подругой, перебиваясь случайными встречами со случайными девицами, но балагурил и шутил за столом больше всех, переплюнув даже такого признанного мастера, как Марк. Вечер прошел на удивление душевно, и ни один из братьев не мог бы себе представить, что вот так же беззаботно собраться всей семьей за одним столом они теперь смогут очень нескоро.

Виктор в конце концов доказал, что не зря ест свой хлеб. Против пришлых бандюков ополчился не только криминальный мир Подмосковья, но и правоохранительные органы, которым совсем не нравилась перспектива очередного передела рынка и нарушения давно сложившейся идиллии, когда своих бизнесменов крышуют свои бандиты и свои же менты. Не обошлось без шумных разборок со стрельбой, показательных, попавших в местные новости арестов, и спустя двадцать дней Виктор сообщил Роме, что тот может смело возобновлять работу. Правда, «счет за услуги» оказался весьма внушительным и в сочетании с ремонтом цехов заставил Романа залезть в долги и чуть не вынудил продать помпезный «Мерседес», но со временем все утряслось, и серийное производство подпольной водки вновь заработало в непрерывном трехсменном режиме.

Глава шестая

Чтобы не занимать предназначенную для клиентов парковку у главного входа, сотрудники сервиса ставили свои машины на заднем дворе. Здесь же, стыдливо прикрытое высоким забором, располагалось импровизированное кладбище автомобилей: тихо заканчивали свой век, постепенно избавляясь от деталей и элементов кузова, старые, давно сданные в утиль машины – доноры б/у-запчастей. Ворота заднего двора выходили на улицу, по которой Марк обычно приходил на работу, поэтому депрессивный вид автосвалки ему приходилось наблюдать минимум два раза в день.

Черную «восьмерку» он увидел сразу. Накануне весь день мело, и остовы старых машин превратились в большие бесформенные сугробы, лишь эта битая «восьмерка», печально приткнувшаяся у самого забора, открывала взору неприглядную картину своих увечий. Покрытое густой сетью трещин лобовое стекло каким-то чудом держалось на выпавших из своих пазов уплотнительных резинках, передок смяло так, что передние колеса вывернуло наружу, а из-под вздыбленной крышки капота виднелись элементы двигателя с покореженным вентилятором. Левую дверь сильно повело, Марк увидел, что для извлечения водителя ее пришлось вскрывать резаком. Очевидно, «восьмерку» притащили сюда ночью, что было весьма необычно – битые машины, выкупаемые сервисом на запчасти, клиенты чаще всего доставляли своими силами, и лишь в отдельных случаях за ними посылали штатный эвакуатор, но все это, конечно, делалось в рабочее время.

Задержавшись на несколько секунд у битой машины, Марк направился к воротам слесарного цеха, еще не понимая причины внезапно охватившего его беспокойства. Он уже заканчивал переодеваться, когда дверь раздевалки распахнулась, и на пороге возник Санька. Кладовщик явно зашел по какому-то делу, возможно, забыл что-то в кармане верхней одежды, но, увидев Марка, резко остановился, словно налетев на невидимую стену, опустил голову и медленно попятился.

– Привет, Санек, – поздоровался Марк, застегивая рабочий комбинезон.

– Я, это… потом зайду, – пробормотал Санька вместо приветствия и поспешно скрылся за дверью.

Озадаченный столь странным поведением кладовщика, Марк стал привычно придумывать шутку, которой подколет Санька в обед, когда большинство слесарей соберется в столовой, но гнетущая тревога, возникшая при виде битой машины, казалось, только усилилась и не располагала к дежурному юмору.

Выйдя из раздевалки, он сразу направился к «москвичу», с которым не успел закончить вчера, но, не доходя до подъемника, услышал окрик Васильича:

– Эй, Назаркин! Зайди-ка.

В комнате клиентского отдела не оказалось никого, кроме мастера и невероятно толстого седого мужика в расстегнутой дубленке, развалившегося на жалобно поскрипывающем от такой тяжести стуле для посетителей. Отсутствие приемщиков и клиентов, какая-то зловещая тишина и неподвижность вместо многоголосого гомона и обычной деловой суеты показались еще более странными, чем доставленная ночью битая машина.

– Вот, Андрей Степанович, механик Назаркин, – доложил Васильич каким-то слащавым подобострастным голосом.

Толстяк, слегка повернув голову, уставился на вошедшего тяжелым немигающим взглядом исподлобья. Васильич, опустив глаза, замер у стола приемщиков и лихорадочно, явно без всякой цели, перебирал какие-то бумаги. Весь вид его как бы говорил: «Мое дело – сторона. Меня попросили позвать – я позвал, а дальше, граждане, решайте свои терки сами».

– А в чем, собственно?.. – начал было Марк, стараясь, чтобы его голос прозвучал равнодушно и даже попытавшись придать ему нотки вызова и недовольства.

– У «восьмерки» двадцать четыре пятнадцать тормоза летом ты менял? – перебил толстяк, продолжая буравить собеседника холодным взглядом из-под густых бровей.

– Ну-у, я так не могу сказать, я чего, все машины помню?

– Ты, Назаркин, можешь и не помнить, – вмешался Васильич и, по-прежнему не глядя на Марка, протянул ему листок заказ-наряда. – Зато бумага все помнит. У нас все четко, Андрей Степанович. Вот, Назаркин, посмотри, твоя подпись? Заказ в работу принял, детали-материалы получил. Ты подписывал?

– Ну, я.

Все странности этого утра сразу получили объяснение: и тайком доставленная на задний двор «восьмерка», и испуг Санька в раздевалке, и непривычно безлюдная комната, из которой попросили удалиться мастеров-приемщиков. Вспомнился и внутренний голос, полгода назад отчаянно призывавший Марка послать Санька куда подальше и отказаться от получения стертых до основания тормозных колодок.

– Так вот, утырок, теперь слушай сюда, – начал Андрей Степанович, медленно выговаривая слова и больше не глядя на собеседника, будто разом потеряв к нему всякий интерес и лишь озвучивая малозначимую информацию. – Тебе повезло. Причем повезло аж два раза. Во-первых, моя сестра отделалась испугом и несколькими ушибами. Случись иначе, ты бы тут сейчас не стоял. Ты бы уже где-нибудь лежал.

«Действительно, повезло, – безучастно отметил про себя Марк. – По виду тачки, ее водителю в лучшем случае место в реанимации».

– Машина сейчас здесь, стоит во дворе, – продолжал Андрей Степанович безо всяких эмоций, нудным скучающим тоном. – Тебе опять повезло, эта тачка уже твоя, я тебе ее продал. Цена – двадцать штук зелени.

– Выгодное приобретение, – подобострастно хихикнул Васильич.

– У меня нет таких денег, – растерянно произнес Марк.

– Я еще не закончил, – жестко оборвал Андрей Степанович. – Двадцать штук – это цена тачки. Как я уже сказал, моя сестра получила ушибы. В другой машине у чувака несколько переломов. Я с ним все уладил сам, это стоило денег. Так что для ровного счета с тебя, хмырь, пятьдесят кусков.

– Сколько?! – Марк перевел взгляд на притихшего Васильича.

– Чего ты на меня зыришь? – тут же взвился мастер. – У нас все четко – запчасти из Тольятти, все новые, механики получают под роспись, – он смотрел на Марка выпученными от испуга глазами, но его слова явно предназначались для ушей сидевшего рядом толстяка. – Чего ты там поставил на машину, я не знаю. Фирма не может отвечать за каждого, за вами, хапугами, разве уследишь? Заработать решил, да? Говно клиенту поставить, а нормальные колодки налево пустить? Женщина из-за тебя в аварию попала, скажи еще спасибо, что руководство решило тебя просто уволить, а могли бы тоже насчитать… типа, за ущерб репутации.

Не веря собственным ушам, Марк перевел растерянный взгляд с орущего мастера на безучастного толстяка. Все происходящее представлялось каким-то сюрреализмом, явившимся в реальность бредом воспаленного сознания.

– Да вы чего? Пятьдесят тысяч долларов? Да откуда у меня?..

– Срок – десять дней, – вновь заговорил Андрей Степанович. – Все принесешь сюда, я заберу. Через десять дней включается счетчик – пять процентов. В день, – решил он пояснить после короткого раздумья. – Если не закроешь долг за два месяца, поступишь в мое распоряжение, придется отрабатывать.

– Что значит… в распоряжение?

– То и значит. На работу к себе возьму. Пацан молодой, крепкий – такие труженики всегда нужны.

– Ты, Назаркин, не меньжуйся, – торопливо заговорил Васильевич, изображая сочувствие и старательно пряча глаза. – У тебя ж друганы крутые – сам рассказывал, помогут, небось.

Было видно, как не терпится мастеру поскорее завершить эту тягостную сцену.

– Слушайте, а может, Санька сюда позовем? – чувство растерянности и безысходности вдруг уступило место быстро закипающей злости. – Пусть он мне в глаза посмотрит и скажет, какие колодки тогда выдал.

– Да ты, Назаркин, опять за свое? – от деланого сочувствия в голосе мастера не осталось и следа. – Чтобы свою жопу прикрыть, готов все свалить на коллег, на фирму свалить?!

– Я все сказал, – Андрей Степанович с трудом поднялся с неудобного стула. – Принесет бабки, – обратился он к мастеру, – позвонишь мне, подъеду. Не принесет – не звони, дальше все сам буду решать.

…Марк ворвался на склад, когда Санек выдавал комплект запчастей одному из механиков. Завидев слесаря-балагура, решительно приближающегося к столу-прилавку, на котором осуществлялась передача запчастей, и явно не настроенного сейчас на развлечение публики дежурными остротами, кладовщик шустро отскочил назад и, уперевшись спиной в ближайший стеллаж, сразу, без всяких вступительных слов, заголосил каким-то по-бабьи тонким голосом:

– А я чего?! Чего ты на меня? Меня Васильич к директору вчера таскал, директор все решил, как говорить надо, понял? Я вообще ни при чем, не я тебя крайним делал.

Получавший детали механик, даже не прихватив со стола свою коробку, тихо ретировался за дверь. Остановившись перед прилавком, Марк не стал поднимать крышку, чтобы зайти на территорию склада. Он глядел на сжавшегося в ожидании расправы Санька, в голосе которого уже появились слезные нотки, и чувствовал, как быстро ослабевает в нем яростная решимость наказать этого щупленького перепуганного паренька.

– Эх, Санька, Санька, – грустно произнес Марк. – Как же ты дальше-то будешь? А если бы он вообще меня завалить решил?

– А я при чем? – Санька, кажется, понял, что прямо сейчас бить его не будут, истеричный надрыв в голосе поутих. – Это все Грищенко, он сказал старые колодки поставить и колпаками прикрыть. Сказал – баба ездит, не прочухает ни хера. А сегодня вообще на работу не пришел, заболел, типа, хохол хитрожопый.

– Кто вообще такой этот боров? Знаешь чего?

– Откуда? Вчера под вечер явился, с Васильичем перетер чего-то, Васильич обосрался, весь белый стал, к директору побежал. Потом меня вызвали. Сказали, у бабы тормоза отказали, влетела куда-то, тормоза ты менял, вот, типа, сказать надо, что это ты колодки подменил. Жирный этот чего на нас наехал-то – знал он уже, что колодки говно были. Сам допер или кто знающий тачку посмотрел, сказал ему. Не виноват я, Марк. Сам знаешь, как у нас все… Кто ж мог подумать про такое?..

– Действительно, – отозвался Марк ехидно. – Стертые колодки поставили – клиент тачку расхерачил. Кто бы мог подумать?

– Слушай, Марк, – окончательно успокоившись, Санек изобразил сочувствие и даже стремление хоть как-то помочь. – Ты это… ты у Васильича спроси про жирного. Васильич сто пудов в курсе, жирный ему наверняка сказал, а то чего бы он так обосрался? И знаешь что? Он, боров этот, реально бугор какой-то нехилый. Я вчера с директором говорил – директор тоже на измену подсел.

– Спасибо, успокоил, – пробормотал Марк, разворачиваясь к выходу.

Уже в дверях он остановился, поглядел на Санька долгим, задумчивым взглядом, грустно проговорил:

– Меня-то уже уволили, мне по хер. А вы тут поаккуратней. В следующий раз клиент вообще убьется, кто знает, кого из вас крайним назначат?

* * *

Все личные вещи уместились в небольшую спортивную сумку, которую Марк позаимствовал у одного из бывших коллег, пообещав вернуть на следующий день. Через полчаса после разговора в комнате приемщиков он навсегда покинул здание автосервиса «На Чепеле». Перед уходом он все же воспользовался советом Санька и, отведя в сторону Васильича, попытался выведать информацию о личности грозного толстяка. Мастер отвечал неохотно, да и знал-то он, похоже, немного, но то, что он все-таки рассказал, Марка совсем не обрадовало. Андрей Степанович в прошлом оказался крупным партийным функционером Краснодарского края, который сумел не растеряться в условиях приватизационной вакханалии и за несколько лет стать одним из крупнейших землевладельцев Кубани. Легко подмяв под себя земли разорившихся и разворованных колхозов, он стал образцовым представителем нового класса – успешных капиталистов-аграриев. Его огромное хозяйство приводили в качестве примера эффективности явившегося на землю частного собственника, а циркулирующие в южных регионах неясные слухи о некоторых особенностях ведения бизнеса новым землевладельцем многими воспринимались как обиженный ропот проигравших конкурентов.

Соврав матери что-то поспешно выдуманное про новую, более денежную работу, Марк заперся в своей комнате, зачем-то включил телевизор, улегся на диван и, не обращая внимания на перипетии сюжета очередного мексиканского сериала, тупо уставился в потолок, пытаясь привести в порядок мысли и определиться со своими ближайшими действиями. Вся налаженная и, казалось, стабильная жизнь рухнула с такой оглушающей неожиданностью, а озвученная сумма в пятьдесят тысяч выглядела настолько заоблачной, что Марку потребовалось несколько часов, чтобы просто осознать масштаб произошедших с ним событий. Он пока не понимал, что значит перейти на работу к Андрею Степановичу, хотя и догадывался, что ничего хорошего такой переход ему не сулит, и уж точно знал, что участь раба на плантациях – не мечта его детства.

Первая мысль, которую Марк обдумывал, лежа на диване, смоля одну сигарету за другой и рассеянно стряхивая пепел мимо стоящей на полу пепельницы, – это по совету Васильича «занять у дружбанов». Он даже не стал размышлять о том, с каких доходов и за какой срок сможет вернуть такую сумму, потому что сначала нужно было решить, к кому вообще есть смысл обращаться. Достав из ящика стола потрепанную телефонную книжку, Марк стал задумчиво переворачивать страницы, читая имена приятелей, близких и дальних знакомых, одноклассников и сокурсников по ПТУ. Слегка задержавшись на странице с буквой «С», он быстро долистал книжку, закрыл и швырнул обратно в раскрытый ящик. Никаких вариантов, даже если пытаться собрать с миру по нитке, прося у каждого, кто сколько сможет, не вырисовывалось. Весь немалый список знакомых сжался до одного человека, который, возможно, окажется в состоянии помочь, – Ромы Никитина.

После неприятной ситуации с похищением спирта и вынужденным простоем производства дела у Ромы быстро наладились: демонстрируя фантастическую работоспособность, он развил бурную деятельность по расширению бизнеса, нашел новых, более надежных и крупных, поставщиков спирта, вышел на серьезные оптовые структуры в соседних регионах, нанял команду шустрых менеджеров-продавцов, неустанно мотавшихся по городу и окрестностям в поиске покупателей. Однако подобные успехи имели и свою оборотную сторону – Марк понимал, что при столь бурном росте бизнеса у собственника вряд ли водятся свободные деньги. Наоборот, во время их нечастых встреч Рома, неизменно заводя разговор о делах, всегда жаловался на то, что предприятие требует постоянных новых вложений, и он до сих пор еще не смог выбраться из долгов. Чтобы выручить друга, Роману наверняка потребуется занимать самому, и Марку, когда-то пренебрежительно отказавшемуся на него работать, обращение за помощью далось бы сейчас очень нелегко.

Тем не менее других вариантов не просматривалось, и Марк перешагнул бы через свою гордость, если бы не одно обстоятельство, о котором он вспомнил только сейчас: Ромы не было в городе. Два дня назад он уехал в Северную Осетию договариваться с тамошними производителями спирта, поставившими свой бизнес на широкую ногу и снабжавшими нелегальным сырьем полстраны. Там можно было получить действительно низкие цены, но для этого необходимо войти в доверие, стать «братом» не только для подпольных бизнесменов, но и для крышующих их чиновников. Уезжая, Рома не сказал, когда планирует вернуться, лишь со смехом заявил, что кавказское гостеприимство легко может задержать его на пару недель.