Текст книги "Мы"

Запись 40-я*
Конспект:
Факты
Колокол
Я уверен

День. Ясно. Барометр 760.

Неужели я, Д-503, написал эти двести двадцать страниц? Неужели я когда-нибудь чувствовал – или воображал, что чувствую это?

Почерк – мой. И дальше – тот же самый почерк, но – к счастью, только почерк. Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты. Потому что я здоров, я совершенно, абсолютно здоров. Я улыбаюсь – я не могу не улыбаться: из головы вытащили какую-то занозу, в голове легко, пусто. Точнее: не пусто, но нет ничего постороннего, мешающего улыбаться (улыбка – есть нормальное состояние нормального человека).

Факты – таковы. В тот вечер моего соседа, открывшего конечность Вселенной, и меня, и всех, кто был с нами, – взяли в ближайший аудиториум (нумер аудиториума – почему-то знакомый: 112). Здесь мы были привязаны к столам и подвергнуты Великой Операции.

На другой день я, Д-503, явился к Благодетелю и рассказал ему все, что мне было известно о врагах счастья. Почему раньше это могло мне казаться трудным? Непонятно. Единственное объяснение: прежняя моя болезнь (душа).

Вечером в тот же день – за одним столом с Ним, с Благодетелем, – я сидел (впервые) в знаменитой Газовой Комнате. Привели ту женщину. В моем присутствии она должна была дать свои показания. Эта женщина упорно молчала и улыбалась. Я заметил, что у ней острые и очень белые зубы и что это красиво.

Затем ее ввели под Колокол*. У нее стало очень белое лицо, а так как глаза у нее темные и большие – то это было очень красиво. Когда из-под Колокола стали выкачивать воздух – она откинула голову, полузакрыла глаза, губы стиснуты – это напомнило мне что-то. Она смотрела на меня, крепко вцепившись в ручки кресла, – смотрела, пока глаза совсем не закрылись. Тогда ее вытащили, с помощью электродов быстро привели в себя и снова посадили под Колокол. Так повторялось три раза – и она все-таки не сказала ни слова. Другие, приведенные вместе с этой женщиной, оказались честнее: многие из них стали говорить с первого же раза. Завтра они все взойдут по ступеням Машины Благодетеля.

Откладывать нельзя – потому что в западных кварталах – все еще хаос, рев, трупы, звери и – к сожалению – значительное количество нумеров, изменивших разуму.

Но на поперечном, 40-м проспекте удалось сконструировать временную Стену из высоковольтных волн. И я надеюсь – мы победим. Больше: я уверен – мы победим. Потому что разум должен победить*.

1920

Комментарии

Запись 40-я.

По христианскому поверью, на сороковой день по своему воскресению Иисус вознесся к Богу Считается, что на сороковой День душу умершего определяли, где ей быть вплоть до Страшного Суда. В романе сороковая запись рассказывает, как Д-503 лишился души.

Затем ее ввели под Колокол.

Перевернутый икс на лице героини превращается в крест, а сцена ее казни напоминает сцену распятия. Буква I может означать Иисуса, а две цифры «3» в ее номере – это возраст Христа.

Образ Христа писатель трактует неортодоксально: Христос для Замятина – еретик, бунтарь, провозвестник свободы, которому противопоставлена церковь, репрессивными средствами насаждающая мертвые бесчеловечные догмы во имя Его. Такому бунтующему Христу он симпатизирует. То есть сам автор трактует образ Христа совсем иначе, нежели Благодетель. Недаром в Благодетеле читатели сразу увидели Великого Инквизитора.

И я надеюсь – мы победим. Больше: я уверен – мы победим. Потому что разум должен победить.

Переставшие быть людьми существа присвоили себе право говорить от имени разума. У Замятина Застенье символизирует природную силу и революционную свободу. Единое Государство – торжество машинного рабства. Рациональность его весьма условна. Лишив обитателей города способности фантазировать, Благодетель обрек людей внутри стен на деградацию. Мир Единого Государства вскоре исчезнет: нельзя строить машины и космические корабли, лишившись фантазии. Не сумев одолеть природные силы, «нумера», исполнив приказ Благодетеля, кастрировали себя сами. Надежда построить новую стену – всего лишь продление агонии, которая завершится на протяжении жизни живущего поколения: ведь все дети уже будут лишены фантазии. Мечтатели, в том числе ученые и гениальные инженеры, исчезнут.

«А мечтатели – всегда непрактичны, упрямы, верны. Или иначе: оттого, что мы – писатели и поэты. А писатель и поэт настоящий – непременно мечтатель. И мечтатель человечеству в тысячу раз нужнее, чем деятель.

Две породы – мечтателей и деятелей – всюду, не только в искусстве. Мечтатели – и в науке. Мечтатель – Галилей, мечтатель – Леонардо да Винчи, мечтатель – Фултон, мечтатель – Роберт Майер. Мечтатели – для сегодняшних – для деятелей – всегда смешны. Мечтатель Фурье, мечтатель Оуэн»[59]59
  Евгений Замятин «Записки мечтателей».


[Закрыть].

Вместо послесловия

Евгений Замятин, Олдос Хаксли и Джордж Оруэлл создали портрет тоталитарной системы в интерьере XX века, и каждый запечатлел свою голову трехглавого Цербера, который стережет души, не позволяя им вырваться из ада несвободы. Каждый из этой троицы писал одну из створок триптиха, пытаясь заставить людей ужаснуться и сделать шаг назад от края пропасти. Они предостерегали, вселяя в нас надежду: если предупрежден, значит, вооружен, – так гласит поговорка.

Евгений Замятин

Олдос Хаксли

Джордж Оруэлл

Новый век заставил по-новому прочесть эти предостережения и осознать, что мы были легкомысленны и легковерны. Математика оперирует комплексными числами, для нее мнимые единицы – в порядке вещей. Но каждый человек – личность, а не мнимая единица, его душа и свобода – самое ценное, что у него есть, а жизнь принадлежит только самому человеку, и ни один «благодетель» не имеет на нее права.