Текст книги "Лекции для психологов из супервизорской группы (часть 2)"

Разрушенный клиент отпуск психолога воспринимает как предательство

Добрый день. Продолжаем погружаться в психотический мир пациентов У. Биона. Я решила, что надо разбирать буквально каждое предложение. Иначе просто не получится «переварить». Поэтому я вам буду приводить цитату, а потом говорить – как я её понимаю. У вас может родиться своё представление. Обязательно делитесь им.

Мы с вами говорим про 5-й пример, где у пациента было 2 облака вероятности.

– Следующий абзац: «Принимая во внимание материал дальнейших сеансов, я прихожу к выводам, которые ранее сделать не мог: способность пациента к суждениям, что была расщеплена и разрушена вместе с остальным его Эго, а затем извергнута, ощущалась им похожей на эти причудливые объекты того типа, что я описал в своем докладе „Различие психотических и не-психотических частей личности“. Он истолковывал эти исторгнутые частицы так, что они вызывали у него страх. Он ощущал, что отчужденное суждение – облака вероятности – указывало на то, что я, вероятно, плохой. То подозрение, что облака вероятности – враждебные преследователи, заставляло его сомневаться в ценности осуществляемого ими руководства. Они могли предоставлять ему справедливую оценку [происходящего] или же намеренно ложную, например, что реальность – это галлюцинация, или наоборот; они могли вызывать то, что с психиатрической точки зрения мы бы назвали бредом. Облака вероятности сами по себе обладали некоторыми качествами примитивной груди и ощущались загадочными и пугающими.»

Здесь мы видим, что автор выделяет понятие «способность к суждениям». Думаю, речь идёт о процессе мышления. Получается, что мышление пациента было расщеплено на 2 облака вероятности. И дополнительно разрушено вместе с его Эго, его представление о себе. (Здесь хочу сделать небольшое отступление. Недавно на семинаре кто-то из тренеров обмолвился, что Эго имеет много граней. Я понимаю, что я об этом не знаю пока. Когда у меня будет представление о структуре Эго – я с вами обязательно начну делиться.). У. Бион употребляет слово «извергнута». У Эдны О'Шонесси есть понятие «эвакуирована». Возможно, это одно и тоже. Под «эвакуацией» понимается переживание, когда нет возможности удерживать внутри переживания. И тогда они извергаются в виде мочи или кала, возможно, рвоты. Можно представить так, как будто человек после сессии сходил в туалет, изверг из себя вместе с экскрементами всё то, что вкладывал в него аналитик в течение сессии. С уровня невротической организации личности можно понять, что это как будто невозможно. Слова останутся внутри. Но с психотической точки зрения это абсолютно реально. Потому что на этом уровне нет разницы между физическим миром и внутренней реальностью. Когда пациент изверг из себя то, что было в него помещено аналитиком– он увидел, что это «причудливые объекты». Пациент смотрел своим внутренним взором на них и пугался. Давайте опять представим, что вы сходили пописать и увидели в унитазе существ, которые вам кажутся жуткими. Что автор подразумевает под «отчуждённым суждением»? Я не знаю.

Возможно, то что он описал выше – мышление пациента расщеплено и разрушено. И возможно, «отчуждённое суждение» – это такие мысли, которые произведены на свет разрушенным и расщеплённым мышлением.

– Через призму этого мышления пациент видел психоаналитика плохим.

Далее, пациент чувствовал, что 2 облака вероятности, которые он изверг, преследуют его. И поэтому он сомневался – действительно аналитик плохой. Думаю, сомнения пациента – это результат анализа. Пациент не знал – верную информацию ему предоставляют облака вероятности. Или они его обманывают: пациент видит реальность или это галлюцинация?

В конце автор говорит про примитивную грудь. Думаю, речь идёт, с одной стороны, про частичный объект (грудь). Когда младенец не воспринимает мать целиком. Она для него грудь, которая или присутствует и кормит. Или отсутствует и наказывает его голодом. С другой стороны, речь об архаичном объекте. Т.е. о чём-то большом, от которого зависит жизнь младенца. Архаичные объекты обладают крайней степенью ярости или доброты. Как я поняла, У. Бион сравнивает 2 облака вероятности с грудью, потому что у матери 2 груди. И пациент не знает – что ждать от каждой из них.

– Следующий абзац: «В моём шестом примере, сообщении о куске железа, упавшем на пол, у меня не было случая проинтерпретировать тот аспект материала, с которым пациент к тому времени был бы знаком. (Стоит, наверное, сказать, что на собственном опыте я убедился – иногда предполагаешь, что пациенту знаком определённый аспект ситуации, с которой мы имеем дело, однако обнаруживаешь, что, несмотря на всю проделанную работу, он о нём забыл.) Знакомым моментом, который я не проинтерпретировал (но он был значим для понимания данного эпизода), заключался в том, что пациент избегал зависти к родительской паре, замещая родителей собой и мной. Эта попытка не удавалась, поскольку зависть и ненависть теперь были направлены на него и меня. Вовлеченная в созидательный акт пара ощущалась как обладающая общим вызывающим зависть эмоциональным опытом. Пациент, идентифицируясь также с исключённой частью, в свою очередь обладал болезненным эмоциональным опытом. Во многих случаях пациент (частично в переживаниях того типа, который я описал в данном эпизоде, а частично по причинам, на которых я остановлюсь в дальнейшем) испытывал ненависть к эмоции, и поэтому, по логике, к самой Жизни. Эта ненависть выливалась в смертоносную атаку на то, что связывало пару, на саму пару и на объект, парой порождённый. В описываемом мною эпизоде пациент страдает от последствий его ранних нападений на душевное состояние, образующее связь между созидающей парой и его идентификацией с душевными состояниями как ненависти, так и созидания.»

6-й пример, где пациент молчал, а потом сказал про кусок железа, который упал на пол. Аналитик проинтерпретировал это, что пациент чувствует зависть к тому, когда он и аналитик работают вместе. Т.е. они являются парой. Мне кажется, что здесь может идти речь об эдиповой ситуации до порчи. И дальше пациент портит хорошую пару (аналитик-пациент) и превращает её в кусок железа. И боится сам себя, своих деструктивных импульсов. В этой цитате У. Бион говорит о том, что может работать негативная терапевтическая реакция – пациент может забывать о том, что было достигнуто и разобрано в рамках анализа. Далее автор говорит, что пациент избегает зависти к родительской паре. По всей видимости, его ужасает то, как он может портить родительскую пару. Может, для него было невыносимо чувство исключённости из эдиповой ситуации. Когда он замещал родительскую пару собой и аналитиком – он чувствовал слияние. И возможно, ожидал, что окажется в безопасности. Но механизм зависти работает через нападение ненавистью и яростью. И теперь и он и аналитик оказывались под прицелом зависти. Пара аналитик-пациент переживалась пациентом как та, которая творит, которая имеет положительный эмоциональный опыт. Когда пациент переживал, что между ним и аналитиком есть эмоциональная связь – он начинал завидовать самому себе, который был в этой связи с аналитиком. Это может быть сложно понять. Но если думать, что каждая часть внутри – это как отдельная личность, – тогда становится более понятно. Получается, что пациент одновременно ощущал себя в паре эдиповой ситуации и исключённым из неё. Исключённость из эмоционального контакта с аналитиком он переживал очень болезненно. Он испытывал ненависть к тёплой связи с аналитиком. А эта связь и есть основа жизни. Поэтому автор делает вывод, что он испытывал ненависть к самой жизни.

Представьте себе – как это испытывать ненависть к жизни. Думаю, тогда будут понятны экстремистские действия.

Что заставляет делать ненависть? Нападать и убивать:

– связь с аналитиком,

– на саму пару, которая создана этой связью.

После того, как пациент напал и убил связь и пару, он затоплен чувством вины (как я предполагаю) – пациент страдает. Эти нападения были в глубоком младенчестве, но это не значит, что он себя простил (как и все мы). Ещё раз вернёмся. У пациента есть душевное состояние, которое он идентифицировал как связь в родительской паре, до порчи завистью. Он нападал на него, убивал его. И теперь знает, что оно разрушено. И считает, что его невозможно восстановить. Поэтому страдает. Причём, получается, что он разрушил связь как с ненавистью, так и с творчеством.

Идём дальше: «В этом и предшествующем примере есть элементы, указывающие на формирование враждебного преследующего объекта (или скопления объектов). Особое выражение враждебности которого (я считаю, что подразумевается враждебного преследующего объекта) играет чрезвычайно важную роль в том, что у пациента начинают главенствовать психотические механизмы. Характеристики, которыми я уже наделил скопление преследующих объектов, несут черты примитивного и даже смертоносного Супер-Эго.»

Пациенты формируют объекты внутри себя, которые на них нападают и преследуют. В 5-м примере – это 2 облака вероятности. В 6-м примере– это кусок железа, который упал на пол. Получается, что в этих случаях это не просто «плохие» объекты. Они обладают особой жестокостью. Внутри происходит убийство. И эти объекты обладают такой силой, что как будто захватывают личность пациента. У. Бион говорит: «начинают главенствовать психотические механизмы». Он даёт отсылку к «примитивному и даже смертоносному Супер-Эго». Мне кажется, что в фильме «Клетка» с Дженнифер Лопес показано – как психотические механизмы захватили личность. Был мальчик, которого жестоко избивал отец, а мать не могла его защитить. И постепенно сформировался главный персонаж, который захватил личность. Он делал живых девушек мёртвыми куклами. Показано, как он захватил сознание психолога, соблазнил её своим величием и, по-сути, пленил.

Думаю, так показан механизм проективной идентификации, когда невозможно сопротивляться величию фигуры, которую создал у себя пациент. И невыносимо страшно сражаться с ней. Точнее, это невозможно. Супер-Эго – это то, что никогда невозможно победить. Иначе это не Супер-Эго. Представьте, как это оказаться в реальности, где всегда преследуют. И за любую, мельчайшую провинность, вас ждёт смерть. Тогда вы поймёте – как живётся пациентам с такими нарушениями. Для них всё по-настоящему.

Следующая глава «Любопытство, высокомерие и тупость»: «В докладе, представленном на Международном конгрессе 1957-го года (Bion 1957), я предположил, что аналогия Фрейда между археологическими раскопками и психоанализом окажется полезной, если считать, что мы добываем факты, касающиеся не столько первобытной цивилизации, сколько первобытного бедствия. Ценность фрейдовской аналогии снижена, поскольку в анализе мы сталкиваемся не столько с застывшей ситуацией, допускающей неспешное изучение, но с катастрофой, которая остаётся живой и активной, и в то же самое время ещё не способна разрешиться состоянием покоя. Такое отсутствие прогресса в каком бы то ни было направлении отчасти следует объяснять деструкцией способности к любопытству и последующей неспособностью к обучению, но прежде чем я приступлю к этому вопросу, необходимо кое-что сказать о проблеме, практически не проявившейся в приведённых выше примерах.»

Мне кажется, что здесь автор отсылает нас к тем переживаниям, в которых жили наши далёкие предки. Они были полностью незащищены. Опасность подстерегала везде – от вирусов до крупных животных. Было не ясно – смогут ли они себя прокормить. У. Бион говорит о том, что внутри ничего не меняется, если с этим не работать. Мы создали внутри себя катастрофу, чтобы выжить. И время эту катастрофу не лечит. Она по-прежнему угрожает разрастись и разорвать всю личность. Как я поняла, автор считает, что внутреннюю катастрофу просто так не вылечить. Возможно, это связано с тем, что она является частью всемогущего баланса. Т.е. той внутренней конструкции, на которой держится и наша личность, и связь с реальностью.

– Мы имеем дело с негативной терапевтической реакцией или просто с отсутствием прогресса в анализе, потому что пациент как будто «бережёт» свою внутреннюю катастрофу. Это может звучать как бред, ведь он или она приходит для того, чтобы от неё избавиться. Но посягательство на внутреннюю катастрофу может означать для пациента, что у него или у неё отберут нечто ценное, чем он или она пользовались достаточно успешно для выживания. И не понятно – что дадут взамен.

У. Бион считает, что у пациентов, у которых анализ не движется, есть деструктивная способность к любопытству и способности обучаться. Я читала доктора Генералова об аутичных детях. На самом деле, катастрофа происходит прямо здесь и сейчас. Огромное количество детей не способно обучаться по разным причинам. Также я читаю книгу М. Кляйн «Детский психоанализ». Там она приводит в пример работу с разными детьми от 2 года 9 месяцев и старше. У неё получалось проанализировать их психические конфликты, и они начинали обучаться. У кого-то способность к обучению вернулась полностью, у кого-то частично. Мы можем подумать о себе. У нас тоже может быть неспособность к обучению в каких-то сферах жизни. Давайте почувствуем невыносимое переживание тупизны, когда мы входим в новую сферу и пытаемся её освоить. Думаю, мы соприкасаемся со своими младенческими состояниями, когда совершенно не понятно – как устроен этот мир.

– Идём дальше: «Нападения на связь берут своё начало в том, что Мелани Кляйн называет параноидно-шизоидной фазой. В этом периоде преобладают частично-объектные отношения (Klein 1948). Если мы будем помнить, что пациент находится в частично-объектном отношении как с самим собой, так и с другими объектами, не самим собой, мы лучше поймём, например, то „кажется“, которое обычно говорит пациент с глубокими нарушениями в тех случаях, когда пациент с меньшими нарушениями сказал бы „думаю“ или „полагаю“. Когда пациент говорит „кажется“, он зачастую опирается на чувство – чувство „кажется“, – которое является частью его психики, и тем не менее не наблюдается как часть целостного объекта.»

Возвращаемся к понятию параноидно-шизоидная позиция. Напомню, что у М. Кляйн нет ступенчатого развития, как у З. Фрейда. Она видит, что человек может находится по жизни (всю жизнь) только в 2-х позициях – параноидно-шизоидная и депрессивная. Депрессивная позиция возможна с возраста где-то 6 месяцев. Тогда ребёнок начинает видеть маму целой. Он способен понять, что мама физически отсутствует и поэтому она для него плохая. Но когда она вернётся – она будет физически присутствовать, и будет для него хорошая.

Хочу привести примеры с моими пациентками.

Примерно за 3—4 недели до моего отпуска я начинаю говорить со своими пациентами, что нам предстоит расставание. Это время для проработки травмы расставания. Они могут говорить разные фантазии про меня, про наши отношения. Очень важно обсуждать отпуска с пациентами, страдающими ПТСР. Потому что для них зачастую расставание – это как смерть. Они могут не пережить уход аналитика, и не вернуться. Если пациент не возвращается после отпуска – обязательно свяжитесь с ним или с ней. Можно написать: «Добрый день. Сегодня день нашей встречи. Я вас жду». Можно проявить больше тепла и заботы, но понимать, что это может быть воспринято как ваше разрушение: «Добрый день. Вы сегодня не пришли на встречу. Я беспокоюсь за вас. Как вы себя чувствуете?» А на встречи уже можно обсуждать, что расставание могло переживаться как смерть. Как будто вы умерли для пациента. И он или она не знали – где вы, что с вами, в порядке ли вы. Что пациент чувствовал себя в растерянности, был дезориентирован. Это очень непростое переживание. Ему или ей пришлось как будто выживать как на войне, как при потере близкого человека. Возможно, пациент будет отрицать. Это нормальная реакция, одна из стадий горевания. В то же время вы дадите ему или ей понять, что вы живы. Чтобы вернуться, пациенту надо будет переработать ваш образ плохого аналитика, который его или её бросил. У одной моей пациентки случилось серьёзное несчастье с ребёнком, была обнаружена серьёзная болезнь. Мы встретились, она рассказала, что произошло. Плакала и говорила, что она хочет сохранить своё хорошее душевное состояние, которое у неё только-только начало формироваться. Говорила, что фантазировала, как будет мне хвастаться, что у неё много чего получается, и она себя прекрасно чувствует. А получилось всё наоборот. Первую сессию она отменила. Вторую назначила вне очереди. А на третьей сессии она говорила: «Вроде надо что-то говорить. И есть, о чём говорить. Но я не могу. Как будто какая-то стена. Слов нет. Чувствую, что всё бесполезно».

Что значила эта коммуникация?

На первой отменённой сессии я была с ней отсутствующая, которая её как будто бросила на отпуск. И думаю, она хотела мне передать: «Вот так я себя чувствовала, пока вас не было». Отмена была из-за болезни другого ребёнка с её слов. На второй сессии она получила поддержку, в которой остро нуждалась. Поэтому на 3-ей сессии она вернулась к переживанию меня-отсутствующей. Как у младенца – мамы долго не было, он голоден. И вот мама пришла, даёт ему грудь, а он отворачивается и плачет. Должно пройти какое-то время, пока внутри него придёт хорошая мама. Тогда внутренняя реальность соединиться с внешней реальностью. И будет возможность взаимодействовать как раньше. Вернётся доверие, что снова будут стабильные отношения. Несмотря на то, что мы с вами выросли, механизм расщепления продолжает работать. И мы видим процесс смены 2-х мам в анализе и в быту.

Вернёмся к параноидно-шизоидной позиции. Внутри нас есть механизм расщепления на плохое и хорошее. Как в приведённом выше примере – я хорошая, когда прихожу вовремя на сессии и жду пациентку. Я плохая, когда ухожу в отпуск. А также когда не понимаю пациентку – когда «кормлю» её не теми интерпретациями. При этом получается, как будто меня для пациентки действительно две. Как две разные личности. Одна присутствующая. Другая отсутствующая. Нужен определённый психический процесс, чтобы соединить обе меня в одну. Я это делаю, когда даю интерпретации: «Вы как будто находитесь со мной отсутствующей. Как будто я вас бросила на время своего отпуска. И вы не знали – вернусь я или нет, хоть у нас и была договорённость. У вас случились неприятности, а я не была с вами. И вам нужно время, чтобы снова начать мне доверять свои переживания. Чтобы поверить, что мы с вами вместе».

В параноидно-шизоидной позиции человек может мыслить 2-мя способами.

– Он помещает всё плохое в другого человека. А хорошее оставляет себе. Здесь мы имеем то, что обычно называют «паранойей». Но паранойя – это диагноз. В своём большинстве люди не настолько параноидальны, чтобы на них тыкали пальцем. Большинство ситуаций нам понятны. Например, ссора с начальницей. Начальница взвалила много работы. А у подчинённой много гнева по этому поводу. Можно сказать, что начальница выступает в роли абьюзера. А подчинённая – жертва. И естественно, что жертва гневается, страдает, чувствует несправедливость и т. д. И мы, конечно, в первую очередь контейнируем – говорим об этом. Что чувствует человек, если подчинённая наша пациентка. В этом примере мы видим, что подчинённая идентифицирована с жертвой. Для неё являются невыносимыми чувства абьюзера. И она помещает эти чувства в свою начальницу. Это и будет параноидно-шизоидная позиция. Здесь очень легко «заблудиться», особенно если думать о реальных людях. Кажется, что начальница действительно абьюзер. Это может быть, а может быть и нет. Мы этого не знаем. Мы знаем только то, что для пациентки-подчинённой её чувства-абьюзеры невыносимы. Мы смотрим на рассказ пациента, как на историю объектных отношений. И тогда получается, что свои абьюзивные чувства она помещает в начальницу. Вопрос. Если бы не помещала – как бы тогда происходили события? Тогда подчинённая оценивает реальность и, например, понимает, что её перегрузили. Чтобы себя защитить она может пойти к начальнице и аргументировать, почему работы очень много. Но дело не в реальных действиях. Дело во внутренних переживаниях. Когда вы прорабатываете травму расставания, чувства абьюзера начинают присваиваться себе (т.е. вашим пациентам). И тогда человек начинает иначе реагировать на события в жизни.

– При параноидно-шизоидной позиции в другого человека может быть помещено хорошее, ценное. Я это вижу со своими пациентами. Они могут видеть меня как идеальную, у которой всё получается, которая справляется со всеми трудностями и т. д. Тогда я разговариваю о том, что им остаётся «плохая», «неуспешная» часть. Также я стараюсь объяснять, что во мне находится не просто какая-то ценность, а совершенно конкретная ценность, которая принадлежит им. Т. е. мы имеем дело не с проекцией, а с проективной идентификацией. Это значит, что у меня как будто находится правая рука пациентки, с помощью которой она могла бы делать что-то, что бы двигало её к цели.

Соответственно, пока мы в отношениях, пациентка как будто может быть в контакте со своей частью, со своей ценностью. Но как бы взаймы, потому что в её фантазии её собственная правая рука принадлежит мне. Пока мы в отношениях – она может иметь к ней доступ, по крайней мере, видеть её. Но пользоваться не может. А если мы расстаёмся – она остаётся без руки. Т.е. без той ценности, что помогает ей справляться с трудностями в жизни.

При депрессивной позиции есть переживание отдельности. Есть понимание, что я обладаю ценностью. И пациентка обладает ценностью. При расставании не происходит катастрофы, потому что ценность пациентки всегда остаётся с ней.

Далее У. Бион говорит о преобладании частичных объектов. Мы с вами уже об этом говорили – речь об архаическом мире. Зрение у младенца расплывчатое. Он может фокусироваться на том, что рядом. Он может видеть руки, которые его берут и куда-то несут. Прочувствуйте это переживание – когда с вами что-то делают, а вы не можете сопротивляться. Вы не понимаете – что происходит. И это ужасает. Хочется какой-то определённости и стабильности. Представьте, как младенец сосёт грудь. Грудь для него может закрывать весь обзор. Она переживается отдельно от мамы. Руки мамы также могут переживаться отдельно. Мы получаемся частичные объекты, фрагментацию. Когда во сне происходит разрубание– это возврат к фрагментированным переживаниям младенца. Это вызывает ужас, потому что мир не целый, его приходиться собирать. Думаю, Франкенштейн – это то, как младенец способен собрать мир. Этот мир жестокий. Потому что когда рядом нет хорошей груди, то есть плохая, которая как будто мучает ребёнка голодом, разрывает его на куски. У. Бион нам говорит, что на этом уровне младенец себя не видит целым в том числе. Он ещё не знает – где реальный мир, а где внутренний. Что принадлежит его телу, а что приходит извне.

И далее автор говорит о чувстве «кажется». Я это поняла, как мысль-образ. Как будто пациент видит часть своего внутреннего мира. И не понятно – она принадлежит ему или находится снаружи. Как я поняла, У. Бион хочет сказать, что это «кажется» потом превращается в «думаю». Когда мы думаем, то подразумеваем, что мысли рождаются внутри нас. Получается, что «кажется» – принадлежит к частичному объекту из ранних переживаний младенца. Представьте себе, что вы видите отдельно руку или ногу. Мне вспоминается повесть Гоголя «Нос». Думаю, он писал о частичном объекте. Мне запомнилось, что Нос был огромного размера, ростом с человека. Младенец мог увидеть нос мамы или кого-то другого, который затмил собой весь остальной мир, потому что был слишком близко.

На этом мы с вами сегодня остановимся. Жду ваших вопросов и размышлений.