Текст книги "Лекции для психологов из супервизорской группы (часть 2)"

Нападение на проф. идентичность (психолог чувствует себя плохим)

Добрый день. Хочу немного отступить от статьи, чтобы ввести какие-то из понятий У. Биона. Думаю, нам будет легче разбирать его статью и понимать – что он хотел донести. Я хочу сослаться на книги «Элементы психоанализа», «Научение через опыт переживания». Я их приобрела на «Литрес». Плюс у меня началось дополнительное обучение. Я надеюсь, что оно поможет мне лучше перерабатывать идеи У. Биона. И я рассчитываю, что мы все вместе будем «переваривать неперевариваемое». В этой лекции я не буду брать цитаты из его книг. Скажу в общем – как и какие термины я укладываю в данный момент у себя в голове. И покажу на примере своей пациентки – как я использую идеи У. Биона. У. Бион работал много с шизофрениками. И он пытался понять их мышление. Ему было важно описать то, что происходит внутри такими терминами, чтобы они не были для нас привычными. Чтобы у нас не возникло с ними ассоциации. Чтобы мы попытались понять без прошлого опыта. Осознайте задачу, которую поставил перед собой У. Бион. Кстати, эту идею (как он мыслил, какую задачу перед собой ставил) нам говорили на обучении семейной теории связей. Естественно, эта задача невыполнима на 100%. Мы не можем описать нечто, не используя то, что мы знали до этого. Поэтому нам надо держать в голове, что то, что нам хочет донести У. Бион, оно не похоже на прежнее наше знание.

Давайте возьмём в качестве примера эдипову ситуацию. До того как мы начали изучать феномен эдиповой ситуации с точки зрения М. Кляйн, у нас было знание об эдипове комплексе. И мы себе совершенно просто представляли – мама, папа, ребёнок. Мальчик ненавидит папу за то, что он занимает место рядом с мамой. Поэтому хочет его убить. И примерно тоже самое про девочку. Плюс мы обращались к мифу об Эдипе, который мог дать нам понимание о чувствах и переживаниях в контексте конкретной истории. Когда мы стали пытаться понимать эдипову ситуацию, нам пришлось «пробираться» сквозь дебри тех знаний и представлений, что у нас были до этого. Нас путало общее слово «эдипова».

По-сути, мы формировали абсолютно новое представление, которого раньше у нас не было. Мы учились представлять сношающуюся родительскую пару. Само по себе это совсем не просто. В книге «Комплекс омара» Франсуаза Дольто пишет, что это очень тяжело помыслить. Нужно было понять, что это не два человека отдельно – мама и папа. Это единый объект, нечто целое. И снова пришлось отвечать на вопрос: «Как это?» Ведь в реальном мире мы не можем увидеть что-то подобное, только если оно не изуродовано. Раньше рождались «сиамские близнецы», которых не могли разделить, потому что они были связаны единой артерией. И это вызывало лично у меня ужас. Теперь понятно – почему это вызывало ужас. Потому что оно накладывалось на фантазию об эдиповой ситуации. Нам нужно было пойти ещё дальше. Теперь мы должны были представить, что мы испортили эту пару своей завистью. Мы превратили сношающихся родителей, которые получают удовольствие, в тех, кто похож на паука, саранчу или что-то ещё, что стремиться на нас напасть. Почему стремиться напасть? Потому что хочет отомстить за то, что мы его (объект) испортили. Мы с вами провели огромную работу по строительству мощной нейронной связи, благодаря которой мы можем думать о невыносимых вещах. И даже влиять и менять благодаря своему пониманию. Думаю, у У. Биона стояла подобная задача – как сказать о процессах психики, но при этом не использовать те понятия, что являются знакомыми. И с ними легко возникают ассоциативные связи.

Одно из понятий, которые вводит У. Бион «контейнер и контейнируемое». К сожалению, не нашла у себя на компьютере этих символов. Первый символ – обозначение планеты Венера в астрологии – круг сверху стоит на кресте. Второй символ – обозначение планеты Марс в астрологии – круг со стрелкой в правый верхний угол. У. Бион говорит, что не существует контейнера без контейнируемого. Как не существует наблюдателя без предмета наблюдения. Как я понимаю на настоящий момент времени, внутри процесса контейнер/контейнируемое происходят очень важные вещи. А именно – преобразование β-элементов в α-элементы. Там всё непросто. Я не буду сейчас вдаваться в подробности.

β-элементы – это состояние внутри психики, которое не переварено. В нём абсолютно нет мыслей. Именно состояние β-элементов вызывает проективную идентификацию. Нет слов, но есть давление, чтобы другой человек что-то делал. Проблема β-элементов заключается в том, что они есть, рядом, на поверхности. Но их совершенно невозможно увидеть самому человеку. А если ему со стороны об этом говорят, то он не может это принять, как принадлежащее ему. Как я поняла, у людей психотической организации личности β-элементы превалируют. Они не могут осознать, что они ведут себя определённым образом. Мне вспоминается живой тренинг, который я вела в Москве. Там была одна нарушенная девушка. Она перетягивала на себя внимание, отвлекала всех от процесса, в который другие были погружены. Также она в ярости отстаивала своё мнение с одной из участниц тренинга. В результате, когда ей сказала другая участница, что она ругается, проявляет свою злость, та ответила: «Я вообще со всеми всегда мирная. Я вообще не злилась». Т.е. её злость как будто ей не принадлежала. Она могла только видеть, как другие на неё нападают. А сама к этому как будто не имела отношения. Я представляю себе β-элементы как кусок энергии, который «валяется» где-то. И он не может переживаться как феномен, как часть личности. Он в буквальном смысле не видим для личности. Мне кажется, что это очень непростая мысль. Но она сверхважная.

У. Бион привёл короткий пример: пациент приходит и рассказывает сначала о том, что произошло на работе, потом то, что было с женой, потом про погоду и ещё о чём-то. Можно думать – как это всё связано. Но он рекомендует побыть с этим состоянием разрозненности, кусочности. Как я поняла, это и есть переживание β-элементов. После того, как я прочитала эту рекомендацию У. Биона, я стала обращать внимание у своих пациентов на это состояние. Моя пациентка прошлый учебный год засыпала на сессиях. Я приходила в отчаяние. Мне хотелось её удержать в контакте, но это удавалось с огромным трудом. Я стала говорить с ней о том – что она могла бы увидеть во сне, если бы заснула. Через фантазии о сне я возвращала её из сна в здесь и сейчас. Но как только я начинала говорить о теме расставания – она снова отключалась. После отпуска несколько сессий она не засыпала. И я подумала, что мы что-то важное с ней проработали. Но на последней сессии возврат в сон снова случился. Пациентка в начале сессии говорит: «Я хочу кое-что сделать. Я знаю, как вы к этому относитесь, но всё-равно хочу. Мне порекомендовали одну женщину космоэнергета. Я хочу к ней обратиться, чтобы понять, что мне делать с отношениями». Я говорила, что она видит меня как суровую фигуру, которая критикует её за приверженность к эзотерике. И дальше я стала думать о том состоянии, когда пациентка не знает – что делать. Я подумала, что это состояние и есть те самые β-элементы, о которых говорит У. Бион. С этой пациенткой я начала позже всех работать в переносе. Мы с ней работаем в подходе теории объектных отношений около 2-х лет. У её мамы психиатрический диагноз. Я много с ней работала с воображением, с простукиванием. И не могла понять – о чём можно говорить в переносе. Что она хочет мне сообщить кроме того, что рассказывает какие-то конкретные истории из жизни. Наверное, около 1,5-2-х лет я пыталась понять, выставляла случай на супервизии, но не с кляйнианскими аналитиками. Один из супервизоров сказал мне о том, что она может иметь гомосексуальные наклонности из-за того, что мама жестоко била её в детстве. И это избиение она может воспринимать как сексуальный акт. Я не знаю – насколько это так. Я пробовала с ней об этом говорить и ни один раз. Но мы ни к чему не пришли. Сейчас это жестокое обращение её мамы я понимаю, как страх внедрения. Чтобы девочке выжить психически, ей понадобилось как бы выйти из тела, чтобы сохранить свою психику. Из того, что нам рассказывали на семейной психологии с ссылкой на У. Биона, получается такая картина. Младенец со временем становится способен «переварить» β-элементы. И они у него превращаются в α-элементы. α-элементы – это то, что мы можем увидеть во сне, например. То, что мы можем осознавать. Мы можем их вытеснять (это высший механизм психической защиты) или отрицать (это низший механизм психической защиты). Когда речь идёт о β-элементах – мы не можем использовать никакой механизм психической защиты. Потому что β-элементы – это некие сгустки энергии, которые непонятно, к чему принадлежат. Тогда на семинарах я представила их в виде кусочков пазлов. Мы с одной стороны понимаем, что они (β-элементы) есть. А с другой стороны, они ни к чему не подходят.

Поэтому видятся как самостоятельные и, возможно, бесполезные. По крайней мере, они могут ощущаться бесполезными для аналитика. С момента рождения мать помогает младенцу превращать β-элементы в α-элементы. Но суть в том, что α-элементы не устойчивы. Они как собранные кусочки пазлов. При сильном ударе они снова рассыпаются на β-элементы. Когда психика рассыпается на β-элементы, то в реальности это может переживаться как связь с чем-то потусторонним. С чем мы и работали все эти годы с этой пациенткой. Потустороннее её пугало до панической атаки. Как-то я предложила ей с простукиванием пойти в темноту, которая вызывает ужас. Мы смогли только войти. Дальше у неё началась сильная паника. Я ей предложила представить, что я рядом. А на следующую сессию она мне сказала, что не хотела приходить. И думала, что хочет рассказать, что она злиться на своего молодого человека, чтобы не рассказывать, как она злиться на меня за то, что я повела её в чёрную бездну. С тех пор прошло около 4-х лет. И динамика её снов сильно поменялась. Теперь она способна выносить потустороннее. Думаю, что мы с ней вместе делали работу по перевариванию β-элементов.

В итоге своих размышлений – почему я не могу работать с ней в переносе, – я поняла основной конфликт. Она как будто находится в сомнениях. Она не знает – что ей делать. Думаю, она не может для себя решить вопрос – хорошая мама у неё или нет. И как понять – в какой момент мама хорошая, а в какой нет. Конечно, она образованная женщина, которая понимает реальность. Поэтому она осознаёт, что её мама больная женщина, которая не выдерживает своей внутренней разрушительной силы (как пациенты У. Биона) и нападает на связь с ней. Но есть детская часть, которая была в ужасе от того, что мама в какой-то момент начала её бить. Это было совершенно неожиданно. И в этот момент мама превратилась из той, которую она любила. В ту, которая хочет её разрушить. Поэтому близкие отношения предполагают внедрение с целью полного разрушения. Мне кажется, пациентка как будто осталась в том замершем состоянии от шока превращения хорошей мамы в плохую. Ей сложно сделать выбор и поверить себе, что мама не здорова. Ведь пациентка её любит. На последней сессии пациентка снова стала засыпать. Я видела, как она буквально проваливается в сон. Тогда я предложила ей сделать простукивание с образом – куда она попадёт, если уснёт. Для меня погружение в образ было спасательным кругом, потому что никакие интерпретации в переносе не работали. Более того, только ухудшали– наша связь продолжала рушиться. Это к слову о том, что для каких-то пациентов реальность может быть настолько невыносима, что они могут проваливаться в параллельный мир. Когда мы стали стучать, она стала просыпаться. В своём воображении она представила яркую белую комнату. В ней ей очень хорошо, «никто не достаёт». Я спрашивала, что она чувствует. И пациентка отвечала, что может здесь отдохнуть. Что всё залито светом.

Я предложила остановиться. Мы снова стали говорить о том, что происходит. Пациентка снова стала засыпать. Я была в отчаянии. И снова предложила ей простучать образ. Также предложила ей посмотреть – куда она попадает, и изменилось что-то или нет. Похоже, что ТЭС помогла ей частично переварить β-элементы. Потому что она снова увидела яркую комнату. Только теперь она увидела, что за окном была тьма. Дальше пациентка стала прислушиваться к своим ощущениям и поняла, что в этой белой комнате есть что-то зловещее. Получается, что изоляция виделась ей как спасение, освобождение, передышка. А теперь она осознала, что за подобные передышки ей придётся платить. Когда мы входим в мир безумия, чтобы из него выйти, мы должны принести жертву. После этого образа пациентка окончательно проснулась и уже не засыпала до конца сессии. На чём я хочу сделать акцент. Я для себя определила, что надо стараться быть с теми состояниями пациента, от которых хочется сбежать. Мне кажется, что это то, о чём говорил У. Бион: «Мы должны выдерживать неопределённость». Надо понимать, что пациент нам может сообщать об этих состояниях. А может и нет. Мы можем их прочувствовать в контрпереносе. Поэтому так важно наблюдать за своим состоянием.

Пример с другой пациенткой.

Мы о чём-то говорили. Она подождала, пока я выскажу свою мысль. А потом сказала: «Пока вы говорили, ко мне пришла мысль. Но она ускользнула. Я не могу её вспомнить». Вот на это её состояние я решила посмотреть с точки зрения β-элементов. Поэтому сказала: «Давайте мы поговорим об этом ускользающем состоянии. Когда мысль вроде есть. Но её невозможно поймать. Она как будто исчезает». Когда вы думаете про β-элементы, то вы как будто научаетесь видеть между строк. С пациентами невротической организации личности эти состояния нужно отлавливать. Они мимолётные. И могут вызывать переживание неловкости. Как будто они незначительны. Можно сказать: «Что-то померещилось. И это не важно. Пойдём дальше». Поскольку я раньше не понимала – что это за состояния, то всегда шла дальше. Получается, что я фокусировалась на α-элементах. На том, что проявлено. И оно проявлено в том числе и во сне. Т.е. любые образы, с которыми мы работаем через ассоциации – это α-элементы. Когда вы начнёте работать с β-элементами, то увидите, что могут проявиться сны, которых вы никогда не видели или ваши пациенты никогда не видели.

– Думаю, что когда мы работали с эдиповой ситуацией, у многих из вас тоже изменилась динамика снов. Это связано с тем, что мы перерабатывали β-элементы, пусть даже не понимали, что работаем с ними.

На следующей сессии у пациентки тоже возникали состояния ускользания мысли. Но она могла их вспоминать. Когда я обратила её внимание на это, она ответила: «Я часто что-то забываю, а потом вспоминаю». Можно было бы это состояние забывания/вспоминания отнести к дисфункции щитовидной железы. Но пациентка сдавала анализы и у неё всё в порядке. Поэтому я для себя определила, что буду следить за динамикой этого состояния забывание/вспоминание. Если я правильно понимаю, когда оно очень тяжёлое – пациентка не просто забывает, но как будто её мысль тонет, умирает, без возможности возродиться заново. Когда мы думаем об этом переживании, как о потери мысли – мы не соединяемся с ужасом, хочется обесценить это переживание. Но если мы будем думать о забывании и пропаже мыслей как о важной части себя – тогда сможем ухватить за хвост ужас, от которого хочется бежать, который хочется обесценить.

Ещё хочу привести пример эдиповой ситуации с 3-ей пациенткой. Я про неё много рассказываю. Это пациентка с глубокой депрессией. Сначала хочу рассказать немного предысторию. Перед моим отпуском у нас с ней была очень тяжёлая сессия. Во-первых, я её перенесла из-за семинара. Во-вторых, она была последняя. Последний год у меня с этой пациенткой было ощущение мощнейшего противостояния. Я постоянно ощущала нападение на свою профессиональную идентичность– чувствовала себя плохим психологом для неё. Я думала о том, что именно я не могу с ней справиться. Потом вспоминала, что я ей предлагала пару лет назад пойти к кому-то другому. Она отказалась. И я думала, что буду совершенным садистом, если снова заведу с ней разговор о расставании вместо того, чтобы пытаться выдерживать её психическую тяжесть. Наша борьба заключалась в том, что она считала, что я её неправильно лечу. Что я не должна с ней говорить о наших отношениях, потому что для неё это просто как информация, но нет никакого прогресса. Она не чувствует изменений. Думаю, моя проективная идентификация заключалась в том, что я старалась максимально соответствовать своему образу идеального аналитика. В наших сессиях я пыталась показать – как сильно она на меня давит, чтобы я делала то, что она хочет. Что она не может просто попросить. Но делает так, что у меня создаётся ощущение, что это Я не хочу ей дать. И если я показывала ей эту коммуникацию – она говорила: «Это так и есть. Вы не хотите со мной стучать. Я знаю, как вы к этому относитесь. Вы считаете, что правильно говорить о наших отношениях. А мне это не помогает». На последней сессии перед отпуском пациентка бросила трубку за 15 минут до окончания со словами: «Я вам говорю, что хочу покончить жизнь самоубийством, а вы мне про что-то своё!» Честно – я была в шоке. Я не знала – она покончила жизнь самоубийством или нет. То ли через день, то ли на следующий день она что-то написала про деньги, и я поняла, что она всё же жива. Её случай я выставила на семинаре, где ещё больше убедилась в том, что я очень плохой для неё аналитик. Как будто всё это подтверждало, в том числе статья, которую мы разбирали.

В отпуске я постоянно возвращалась к своему внутреннему конфликту, связанному с этой пациенткой. Я думала, что если буду делать то, что она хочет – значит я становлюсь ведомой, она управляет мной и добилась того, чтобы я делала то, что хочет она. Но с другой стороны, если я не даю ей того, что она хочет – я становлюсь для неё той мамой, которая её постоянно кормит не тем, потому что не понимает. Я единственный человек, с которым она может быть собой и говорить о том, что с ней происходит. Но я с ней становлюсь палачом, который отбирает у неё последнюю надежду на выздоровлении такое, какое она себе представляет. В итоге на первой сессии после отпуска я стала говорить о том, что произошло на последней сессии. И сказала ей абсолютно искренне, что я думаю: «Я не знаю, как нам дальше продолжать работать. Я понимаю, что вы бы хотели, чтобы я с вами простукивала. Но вы не можете меня об этом просить, потому что считаете, что я этого не хочу, что я не люблю стучать. Вы считаете, что я не люблю работать с образами, поэтому постоянно вношу себя в наши отношения и в те образы, что мы простукиваем. Но на самом деле, это не так. Я очень сильно люблю и работу с образами и использовать ТЭС. Но меня учат, что работа с образами – это погружение пациента в психоз. И тогда у меня возникает сильный конфликт. Я хочу вам помочь, но получается, как будто веду вас в психоз».

И ещё у меня было одно важное осознание, когда я стала с ней разговаривать о том – что такое для неё моё сопровождение её в образах и при этом простукивая. Я ей сказала своё понимание, с которым она согласилась: «Когда я с вами работаю с образом, который есть внутри, я как будто на вашей стороне. И вы не чувствуете себя одной. А весь другой мир как будто против нас. И вам тогда легче справляться». После этого инсайта мой внутренний конфликт исчез. Я решила, что буду работать с ней в простукивании с образами. Затем я увидела, что она тоже как будто пошла мне навстречу. Я продолжала вводить в её образ наши отношения, и она стала реагировать на это спокойно. Появилась возможность и обсуждать наши отношения без постоянной борьбы – нужно вообще о них говорить или нет, – и погружаться в образы.

Теперь перейду к описанию эдиповой ситуации.

Сейчас я вижу, что у неё изменилось направление мышления. Она всегда приходила на сессии с заготовкой. И говорила: «Сегодня я хотела бы поработать со страхом людей (отвращением, презрением, мужицкостью и т.д.)». Как-то она заводила разговор о любви, но я не смогла удержать эту тему. Или она не смогла удержаться в этой теме. Похоже, что у неё сейчас чуть больше сил, поэтому она снова заговорила со мной про любовь.

Я спросила – что для неё любовь. Было много ассоциаций, из которых я выделила две, которые не могли быть удовлетворены. Бесконечность. Телесность.

Т.е. в её фантазии она может чувствовать любовь, только когда её обнимают, телесно прикасаются. И только если это происходит постоянно. Если вдруг человек отвернулся – то для неё это значит, что он лишь притворялся, и на самом деле не любил. Из её описания у меня возник образ младенца после рождения. Когда мама держит на ручках, прижимает к себе. Вот тогда наступает расслабление. И хочется, чтобы это состояние длилось бесконечно. Я сказала о том, что эти качества любви я точно не смогу удовлетворить, потому что мы работаем по скайпу, находимся в разных странах, и вряд ли когда-то увидимся. Но даже если бы наша встреча была возможна, я не имею права трогать её, прикасаться. Таковы правила. И также не могу удовлетворить желание бесконечности, потому что наша сессия проходит только раз в неделю 50 минут. Конечно, мои слова она чувствовала как нападение. Она об этом говорила позже. Я сказала: «Мы можем поискать символ вашей любви в психическом пространстве, поскольку в физическом это невозможно. Представьте, что вы находитесь в той любви, которую всегда хотели». Пациентка погрузилась в образ с простукиванием. Она описывала состояние блаженства. Затем я спросила: «Кто или что ещё находится рядом?» И она разозлилась на меня. Сказала, что я её рассоединила с её состоянием. Что я стала по ту сторону баррикад. Я была с ней заодно, а теперь нет. Это всё ощущалось как очень сильное давление в результате проективной идентификации. Через проективную идентификацию она как будто заставляла меня почувствовать себя плохим специалистом, плохой «матерью», которая всё делает не так, всё не вовремя, кормит не тем. На следующую сессию она принесла мне свою победу – результат, к которому она стремиться. Пациентка рассказала, что на несколько секунд почувствовала себя в безопасности. Она ощутила, как расслабляется область диафрагмы. Её не накрывал привычный ужас. Она при этом занималась спортом. И раньше соревнования вызывали сильное напряжение и ощущение, что от неё ожидают чего-то. А в этот раз всё было иначе. При этом она сказала, что забыла – что было на прошлой сессии. Как будто она не может не уничтожать то, что она проживала вместе со мной. Думаю, здесь речь тоже про β-элементы. Пациентка сказала, что хочет вернуться к тому, что мы делали прошлый раз, но не знает, с чего начать. Я снова предложила ей ассоциировать – что для неё любовь. И в этот раз у неё уже были совсем другие ассоциации. Идею бесконечности я не слышала в речи. Идея телесности звучала, но не на первом месте. Была идея взаимности: «Любовь – это когда мы вдвоём радуемся чему-то». Это серьёзный прогресс, рывок для этой пациентки. И дальше пациентка стала говорить, что у неё одновременно возникает 2 образа.

– 1-ый образ, когда она находится на руках, в объятиях. Он позитивный, и там есть любовь. Мы можем предположить, что это хороший объект.

– 2-й образ, когда она отталкивает всех от себя. (Т.е. если прошлый раз она видела, что это я её отталкиваю. То в этот раз она больше двигается к депрессивной позиции и видит, что это она отталкивает) Она не хочет, чтобы к ней кто-то прикасался. Это похоже на плохой объект.

Я предположила, что если к ней кто-то прикоснётся, будет удовольствие, а потом придётся с этим расставаться. Но она сказала, что это не о том. Как будто 2-й образ – это ужасно отвратительный, неприятный образ отца, когда он пьян. И от него несёт перегаром. И образ вонючей матери. Обращаю ваше внимание на конфигурацию эдиповой ситуации– вспоминается образ отца. С одной стороны, он соответствует реальности – пьяный и вонючий. С другой стороны, именно такой он запечатлён во внутреннем мире. И следом за ним появляется образ матери, тоже вонючей. Он соответствует воспоминаниям. И хранится внутри в таком (вонючем) виде. Мы с пациенткой говорим о любви – и она представляет тот образ, который отнимает, портит любовь. Ей хочется оттолкнуть всех из-за того, что внутри находится вот такая эдипова ситуация. Я сделала описание того, что представила: «Получается, у вас внутри есть 2 образа, которые существуют параллельно. В одном образе вас держат на руках. Вы чувствуете приятный запах или не чувствуете запаха, потому что вам хорошо, вы расслаблены. Здесь вы чувствуете любовь. В другом образе есть папа и мама, которые источают зловонные запахи. И вы бы хотели отгородиться от этих запахов. Вы бы хотели отодвинуть этих людей от себя. Но у вас как будто не получается. Эти запахи проходят к вам внутрь, портят вас. И вы чувствуете, что любовь потеряна». Пациентка согласилась с моим описанием. Я хочу подчеркнуть, что для этой пациентки запахи имеют важное значение. Иногда мы возвращаемся к обсуждению запахов. Получается, что она испортила пару сношающихся родителей мерзкими запахами. А затем она боится, что объект (эдипова ситуация) будет ей мстить – портить её запах. Поэтому она постоянно принимает душ из страха, что от неё неприятно пахнет.

Давайте сегодня остановимся. Я жду ваших вопросов и размышлений.