Текст книги "Пятница, Кольцевая (сборник)"

У нее впервые была возможность спокойно приглядеться к нему в тишине и при свете дня. Без банданы у Виталия оказался высокий лоб – Лариса и не думала, что это так изменит его внешность. Повязка на голове, надеваемая для танцев, превращала лицо аниматора в стереотип, открытый лоб же сразу создавал индивидуальность. Волосы у него, к полной неожиданности, оказались слегка вьющимися, и Лариса пришла к заключению, что лицо у мужчины ее мечты не такое простое, как ей показалось вначале. О теле она по-прежнему могла сказать не больше и не меньше, чем раньше, – до самой груди оно было укрыто простыней. Единственным новым открытием стало лишь то, что Виталий носит крестик – золотой, весьма изящной работы, на красивой цепочке с необычным плетением. Серьгу в его левом ухе – блестящий, явно искусственный золотистый камешек на винте – она, разумеется, видела и раньше, но только сейчас смогла отметить, что комплект украшений у аниматора хорошо подобран.

Считается, что спящие люди чувствуют, когда на них кто-то пристально смотрит, но Виталий спал так, словно Ларисы вообще не было в комнате. Посидев возле него еще немного, она направилась в ванную.

Когда она вернулась, Виталий сидел на кровати уже одетый и потирал лоб, как будто от интенсивного трения могли вспыхивать ценные мысли.

– Влипли мы с вами, конечно, – сказал он вместо приветствия, мельком глянув на Ларису.

– Да… – растерянно отозвалась она, не желая развивать эту больную тему. И вдруг ей пришло в голову, что последствия их опоздания для аниматора могут быть куда серьезнее, чем для нее самой, всего-то потерявшей три дня из программы.

– Вас за это уволят? – с тревогой спросила она.

Виталий усмехнулся:

– Пока не знаю.

– Трудно, должно быть, устроиться в такое место?

– Ой, не сыпьте соль на раны! – со вздохом попросил он, отправляясь умываться.

Время завтрака они давно проспали, но на кухне к ним все же отнеслись сочувственно и выделили порцию еды. Завтрак в хостеле был континентальным – булочки, масло, повидло, кофе, что никак не соответствовало понятию о завтраке для русского человека, тем более после целой ночи танцев и целого утра лихорадочной беготни. Неудовлетворенность была прямо-таки написана у Виталия на лице, но он молчал, и Лариса понимала, как нелегко ему сейчас приходится: жить за чужой счет и так не сахар, а уж за счет женщины, практически тебе незнакомой…

– Послушайте, Виталий, – сказала она, стараясь придать своему голосу как можно больше энтузиазма, – вы ведь наверняка не первый раз в Афинах?

– Ну да, – безрадостно отреагировал тот.

– Значит, вы должны знать, где тут можно хорошо и недорого позавтракать.

За то радостное оживление, которое вспыхнуло в его глазах, она готова была отдать все оставшиеся деньги. Во время второго завтрака, который по времени совпадал с обедом, Ларисе показалось, что Виталий наконец-то пришел в себя. Он пару раз пошутил и даже прокомментировал меню: мусака мало чем отличается от обычной мясной запеканки, а вот блюдо с немыслимым названием «тзатзики» – это высший пилотаж! Типа йогурта с мелко нарубленными огурцами и зеленью. Кстати, на вареную рыбу нужно выжимать лимон и поливать ее оливковым маслом, иначе будет не вкусно.

– Вы что, никогда не бывали в рыбном ресторане? – с удивлением спросил он, видя неловкие попытки своей спутницы последовать его совету.

Ларисе стало не по себе от этого вопроса. Не рассказывать же аниматору горькую правду о том, что она не может позволить себе ничего, кроме низкобюджетных забегаловок и что этот круиз стал для нее первым прорывом в совсем иную жизнь.

– Нет, – вместо всего этого ответила она. – Я вообще первый раз в Греции.

– Да, но рыбные рестораны есть где угодно – во всех средиземноморских странах. Ну и в Москве, конечно.

…И он, должно быть, регулярно в них наведывается. Ну еще бы, с таким-то образом жизни! Ночью – зажигательные танцы, днем – комфортабельный отдых, ни тебе быта, ни рутины, ни безденежья, ни одиночества… Ларисе хотелось верить, что зависть, которую она испытывает к аниматору, имеет исключительно белую окраску.

– Вы давно занимаетесь танцами? – спросила она. Ей до смерти хотелось разузнать, как люди приходят к такому завидному образу жизни.

– Лет с восьми, – ответил он.

– Надо же! А я именно с этого возраста занимаюсь английским.

Виталий не проявил ответного интереса – он опустошал тарелку с жареными осьминогами.

– А на «Олимпе» давно работаете?

– Второй год.

– А до этого? Если не секрет, конечно.

Виталий пожал плечами:

– Не секрет. До этого я танцевал в одном коллективе, довольно известном, кстати. Потом сам ставил танцы разным группам, которые в подтанцовке у эстрадных звезд, и преподавал в одном месте в центре Москвы. Теперь вот здесь.

– Здесь условия лучше?

– Конечно. А работа – куда легче.

Лариса временно умолкла. Ей хотелось расспросить еще очень о многом: в каком известном коллективе работал Виталий раньше, подтанцовкам каких звезд ставил танцы и где именно преподавал; а также о том, кто привел его в детстве в танцевальную студию, и как складывался его дальнейший путь, но ей не хотелось быть назойливой, а аниматор явно не горел желанием поддерживать беседу.

Какое-то время они ели молча, и вкуснейшие блюда греческой кухни становились для Ларисы просто кусками еды. Неожиданно Виталий сам обратился к ней:

– Послушайте… Как вас зовут?

– Лариса.

– Лариса, я хотел бы попросить у вас взаймы пятьдесят евро. Сами понимаете, в чужой стране без гроша в кармане… Разумеется, когда мы доберемся до «Олимпа», то подсчитаем все расходы, и я отдам вам ровно половину того, что мы здесь потратили.

Лариса почувствовала себя так неловко, словно не Виталий просил у нее взаймы, а она у него. Она тут же протянула ему оранжевую купюру.

Виталий вновь повеселел, и Лариса успокоилась: теперь между ними нет никакой неопределенности, и ничто не помешает им проводить время так, как она осмеливалась представлять себе в мечтах. Но тут Виталий снова задал вопрос:

– Что вы сейчас планируете делать?

Лариса напряглась: уж не собирается ли он проводить время отдельно от нее?

– Не знаю даже, – с искусственным смехом призналась она. – Погулять по городу, наверное…

– Смотреть тут, кроме Акрополя, в общем-то нечего, – протянул Виталий. – Ну ладно, пойдемте.

Виталий оказался прав. Не желая тратить деньги на вторичный осмотр Акрополя, они поднялись на холм, где Лариса мечтала вчера сфотографироваться вместе с аниматором (сегодня она не решилась попросить его об этом совместном кадре), и спустились с холма… Ларису восхищали средиземноморские сосны – пинии – с удивительно длинными иголками и пушистыми кронами. Виталий же смотрел на них, как на нечто давно привычное, и равнодушно выполнил Ларисину просьбу запечатлеть ее рядом с одной из раскидистых красавиц. Говорил он все это время мало, поддерживая разговор исключительно из вежливости, улыбка и вовсе была припрятана до лучших времен, и Лариса, начинавшая эту прогулку с тихим счастьем в душе, не знала, что и предпринять, чтобы вернуть себе хоть малую толику солнечного света, казалось бы, уже попавшего в полное ее распоряжение. Они прошлись еще немного по центру города, в основном переходя из магазина в магазин, поскольку смотреть по сторонам было не на что, и Виталий предложил отправиться в Пирей, на пляж.

Лариса прямо-таки поразилась своей предусмотрительности: несмотря на дурную после бессонной ночи голову, она не забыла захватить с собой пеструю пляжную сумку с купальником, которую вчера весь день носила с собой в дополнение к нагрудной сумочке-кошельку. У Виталия не было плавок, но не имелось ни малейших комплексов по этому поводу: видимо, он считал свое нижнее белье достаточно приличным, чтобы появляться в нем при большом скоплении народа. Впрочем, вряд ли хоть кто-нибудь из людей, видевших Виталия купающимся в тот день, обратил внимание на ткань у него на бедрах – ведь у них было перед глазами его тело.

Ларисин идеал телосложения, как и следовало ожидать, был полной противоположностью ее собственному – полноватому, рыхловатому, в целом приемлемому, но совершенно не спортивному. И вот она имела счастье созерцать безупречное, с ее точки зрения, стройное, подтянутое, полностью лишенное жировых отложений тело, в котором каждый мускул был вылеплен упражнениями именно так, как того требовала гармония.

То, что Виталий – танцор, чувствовалось сразу, хотя, стаскивая с себя брюки и майку и подходя затем к воде, он не совершил ни единого танцевального движения. Но осанка, телесная раскрепощенность, грация… А он словно не замечает прикованные к нему взгляды. Когда Виталий по пояс зашел в полосу прибоя, Лариса впервые за этот день увидела у него на лице улыбку и жадно вскинулась, чтобы не пропустить этот проблеск света, но Виталий уже плыл вперед, погрузив лицо в воду.

Купаться решено было по очереди – должен же кто-то сторожить их последние деньги! – и еще одного предполагаемого удовольствия, на сей раз от совместного кувыркания в волнах, Лариса оказалась лишена.

Впрочем, когда они после купания отогревались на песке, аниматор снизошел до разговора:

– Вы первый раз в таком круизе?

– Да.

– Нравится? Ну, если не считать всего этого кошмара?

– Очень нравится! – поспешила заверить его Лариса, которая отнюдь не считала день, проведенный с любимым человеком, кошмаром. – Особенно анимация.

В ответ – усмешка. Впрочем, вполне добродушная.

– Спасибо за комплимент.

– Знаете, я искренне говорю.

– Тем более спасибо.

Наконец-то между ними перекинуты какие-то мосты! И Лариса отважилась на личный вопрос:

– Виталий, а чем вы занимаетесь на лайнере в течение дня? Ночью у вас, понятно, программа…

– Сначала отсыпаюсь, потом работаю с детьми.

– С детьми?

– Ну да. На корабле же есть детский клуб. С теми, кто постарше, мы танцуем.

Дети… Это еще больше расположило ее к нему. Уж если взрослые получают от этого человека столько солнечного света, то сколько же его должно доставаться детям! Лариса живо представила себе, как озорно и задорно должен вести себя аниматор в обществе мальчишек и девчонок, и как дети должны гроздьями виснуть на таком замечательном старшем товарище.

В тот день это был последний сколько-нибудь значимый разговор. Они вернулись в хостел к ужину, на удивление вкусному и обильному, и рухнули в постель, едва им удалось до нее добрести. Для Ларисы это была первая с момента знакомства с аниматором ночь, когда она заснула не под мягким пологом своих надежд и мечтаний, а словно бы придавленная тяжелой плитой – слишком уж стремительно настиг ее сон и опрокинул в свои черные объятия.

Всю ночь ей снились кошмары, а окончательно разбудило ощущение какого-то внутреннего беспокойства. Открыв глаза, она увидела, что Виталий пристально смотрит на нее с соседней кровати. И улыбается теплее, чем солнце, которое наполняло светом комнату, несмотря на опущенные жалюзи.

Она должна была бы разгадать такую улыбку сразу, но почему-то внушила себе, что это всего лишь утреннее приветствие. И радостно улыбнулась в ответ.

– Наконец-то мы с вами выспались! – со смехом сказал Виталий.

– Да уж! – Лариса была в таком восторге от того, что над ней снова ясный небосклон, что не знала, как это выразить, кроме как расцветшими от радости глазами.

Виталий откинул простыню и отправился в ванную комнату. Лариса обратила внимание на то, что он уже не стесняется появляться перед ней в одном белье, но не придала этому значения. Она услышала звук включенного душа и, думая, что в ее распоряжении не меньше пятнадцати минут одиночества, сама поднялась с постели как спала, в одних трусиках и маечке, заменявшей лифчик. Она подошла к окну, подняла жалюзи и зажмурилась: солнце хлынуло в комнату.

Ларисе показалось, что она простояла так совсем недолго – каких-нибудь пару минут, но неожиданно она услышала за спиной шлепанье по полу босых ног. Она обернулась, увидела Виталия и, не зная, за что хвататься, когда все интимные места были в общем-то и так прикрыты, с испугом прижала руки к груди. И почему-то пригнулась.

В этот момент ей показалось, что она каким-то образом видит себя со стороны, причем видит глазами Виталия. Простенькое поношенное белье, складки на животе, преждевременно раскисшая от сидячего образа жизни, неловкая… Ее стыд был мучителен: Лариса почувствовала, как лоб и щеки тяжело горячеют от прилива крови.

Виталий, однако, понял краску на ее лице по-своему. Он недоуменно пожал плечами:

– Что вы, собственно, так стесняетесь? Я же видел вас вчера в купальнике, а он более открытый.

Лариса кивнула, сглотнув слюну, но не знала, что ей делать дальше.

Неожиданно Виталий подошел к ней вплотную и, крепко взяв за плечи, заставил распрямиться.

– Не пугайтесь вы меня так ради Бога! Вы прямо вся такая… несовременная!

Теперь она не могла уже даже кивнуть, испытывая блаженное оцепенение. Она приоткрыла губы, как если бы собиралась напоследок что-то сказать, но не смогла. И открылась его поцелую так, как если бы он вдыхал в нее новую жизнь.

Что испытает планета Меркурий, когда она наконец перестанет сопротивляться притяжению своего светила и упадет на Солнце? Сладкий ужас от собственного падения и растворение в солнечном пламени, и наслаждение, наслаждение от того, что огонь обращает в ничто все твое существо. Виталий вновь вошел в тот образ, который три ночи подряд озарял ее на борту лайнера «Олимп»: он зажигал ее прикосновениями, горячил словами, порой опалял шутками; и даже когда при тесном соприкосновении тел в ее грудь больно вдавливался острым углом его крестик, ей казалось, что это ожог от коснувшейся кожи горящей спички. Меркурий, упавший на Солнце… Отдав ему себя, она как будто перестала существовать, но в то же время была жива как никогда прежде, слившись с бесконечно щедрым источником света и тепла. Белым огнем перед плотно зажмуренными глазами вспыхнуло счастье…

– Знаешь, – со смехом прошептал ей Виталий через некоторое время, когда у обоих восстановилось ровное дыхание, – по-моему, пора перейти на ты.

Если бы слова можно было с чем-то сравнивать, она сравнила бы этот шепот с радугой.

Неприятная особенность всех на свете хостелов в том, что комнаты в них не имеют ключей; каждый раз, покидая номер, вещи приходится тащить в камеру хранения. Не имея возможности закрыться, Лариса и Виталий перегородили вход одной из кроватей – табличка Do Not Disturb снаружи на дверях не внушала аниматору должного доверия, – и сейчас, несколько часов спустя, оба со смехом отодвигали эту преграду, чтобы выбраться из своего радостного заточения на обед.

Лариса не помнила, о чем они говорили за этим обедом. Остались в памяти лишь ее собственный поминутный хохот и более сдержанные улыбки Виталия, который, видимо, не считал нужным устраивать из их присутствия шоу для всех остальных посетителей кафе. Затем были долгая прогулка по набережной, Ларисины жадные расспросы о жизни аниматора и его умеренно развернутые ответы, вновь купание и вновь поодиночке («Деньги оставлять без присмотра опасно»), ужин в хостеле.

Одна приятная особенность всех на свете хостелов заключается в том, что за столом под вечер встречается молодежь со всех концов света, и за час приобретаешь с десяток новых друзей. Лариса, до предела воодушевленная всеми событиями сегодняшнего дня, ничуть не тушуясь, завела знакомство со своим соседом слева (справа сидел Виталий), соседом напротив и девушкой с другого конца стола.

Инженер из Бразилии, американская студентка, фотограф-итальянец… Все они (а американка – в особенности) свободно говорили по-английски, и беседа шла не умолкая. Лариса, как могла, старалась подключить к ней Виталия: переводила ему на русский общий смысл и с русского – его нечастые реплики, но незнание им языка сильно затрудняло процесс общения. Ей было заметно, что аниматор приходит в отнюдь не лучшее расположение духа.

– Здорово ты чешешь по-английски, – признал он без малейшего восторга, когда они снова оказались вдвоем в комнате.

Лариса счастливо рассмеялась:

– Ну еще бы! Я ведь преподаю этот язык.

– А-а… Тогда понятно.

Ларисе было непонятно одно: почему ее любимый не задаст ей ни единого вопроса о ней самой, ее работе, увлечениях, прошлой жизни? Совсем как солнце, которое светит всем без разбора, не вдаваясь в подробности, кому, с каким характером и какой судьбой оно дарит свое радостное тепло.

– Пойти потанцевать, что ли? – задумчиво сказал Виталий, обращаясь скорее к себе, чем предлагая это сделать Ларисе.

Та тем не менее встрепенулась:

– Конечно! Тем более что наш любимый клуб – в двух шагах.

Одна загадочная особенность хостелов в том, что при исключительно низких для гостиниц расценках они зачастую располагаются в самом сердце европейских столиц. Четверть часа спустя, включая сборы и прихорашивания, Виталий с Ларисой уже подходили к клубу с твердым намерением взять от жизни все, на что только могут надеяться люди, волей судеб отставшие от своего лайнера. При этом Лариса искренне надеялась, что, оказавшись в привычной атмосфере, Виталий вновь просияет улыбкой и конец этого дня будет таким же солнечным, как и его начало.

Однако ее ожидания не спешили оправдываться. Аниматор без особого энтузиазма покачивал корпусом, стоя на месте, оглядываясь по сторонам, словно он кого-то высматривал, и отнюдь не делая попыток продемонстрировать свое мастерство, свидетельницей которого Лариса была еще две ночи назад. Когда сама она начала выполнять те движения, что он успел показать на борту корабля, аниматор одобрительно кивнул, но не более того. Казалось, что-то мешает ему проникнуться царивший в клубе атмосферой и дать себе полную волю. Вот только что? Время от времени Лариса бросала на него взгляд, как человек, ждущий у моря погоды: «Ну когда же, когда?»

И все же танец доставлял ей огромное удовольствие даже в отсутствие солнца. Стихия подхватила ее и понесла. Лариса даже не отдавала себе отчета в том, какие движения она совершает, – тело думало за нее. Руки, ноги, корпус, голова безраздельно отдавались музыке, и та управляла ими так же властно, и приносила такую же радость, которую недавно приносил ей самой Виталий. Упиваясь танцем, Лариса временно перестала обращать внимание на аниматора, но в какой-то момент почувствовала рядом с собой его присутствие. Уверенно взяв ее за руки, Виталий сделал их танец парным.

Так Лариса впервые ощутила, что это такое, когда внимание всех присутствующих принадлежит тебе и только тебе. Точнее, оно принадлежало Виталию, но поскольку теперь она была частью его самого, то восхищенные взгляды адресовались и ей. Меркурий упал на Солнце… И получил право на то, на что прежде имело лишь само светило.

Как и следовало ожидать, он вел ее превосходно: выбирал для своей партнерши легко выполнимые движения, сглаживал ее ошибки, приподнимал и кружил в воздухе; прежде чем выполнить какой-либо новый элемент, давал быстрые инструкции. Лариса изо всех сил старалась соответствовать тому высокому уровню, что задал ей аниматор, и, когда у нее получалось что-либо сносное, Виталий поощрительно кивал. Но в целом держался, как солнце, которое выполняет свой долг по отношению к земле, проглядывая из-за туч, но не ставит себе задачу залить весь белый свет золотыми лучами.

Совершив опасную растрату, они выпили в баре по рюмке коньяка. Лариса хотела попробовать знаменитую «Mетаксу», но Виталий посоветовал взять коньяк производства острова Санторин, – удивительно мягкий и ароматный. Ей показалось забавным, что аниматор расплачивается за них обоих одолженными у нее деньгами, но от того ей было не менее приятно: ситуации, когда за нее платил мужчина, возникали в Ларисиной жизни далеко не часто. Чокнувшись со своим спутником, Лариса прокричала ему сквозь грохот музыки:

– Знаешь, я бы осталась здесь еще на три дня! А потом – еще на месяц. В общем, до тех пор, пока нас не выдворит на родину полиция.

Виталий улыбнулся, отдавая должное ее энтузиазму, но тепла в его улыбке не чувствовалось. Так, проблеск зимнего солнца.

Однако Лариса уже настолько уверилась в том, что небо над ее головой по-летнему горячо и безоблачно, что не считала нужным замечать перемену погоды. Они вновь окунулись в танец, и вскоре она совершенно захмелела от радости. Ее тело было целиком отдано музыкальному ритму, а сознание – солнечному свету, который наконец-то вернулся к ней и теперь не должен, просто не имеет права исчезнуть.

– Я бы на твоем месте так не увлекался волнами, особенно боковыми, – посоветовал ей Виталий, когда они в очередной раз взяли тайм-аут и сидели с рюмками в руках на высоких табуретах, наблюдая за танцующими. – У тебя они получаются… как бы это сказать… по-ученически. А для этого движения нужна хорошая растяжка.

– Как у той немки, с которой ты танцевал, когда мы опоздали, – с горечью вспомнила Лариса.

– Ты ее видела? – Виталий мгновенно оживился. – Вот-вот, как у нее!

Признавать свое поражение было больно, ведь она-то считала волны своим сильным местом. И вдруг она резко распрямилась, пораженная воспоминанием:

– Погоди-ка! Если ты говоришь, что волны у меня не очень получаются, как же я тогда смогла выиграть конкурс?

Виталий снисходительно улыбнулся:

– Ну что это был за конкурс! Так, развлекаловка… В таких конкурсах всегда награждают последнего участника, если он, конечно, не стоит столбом.

– Почему последнего? – упавшим голосом спросила Лариса.

– Потому что последний лучше всего запоминается. Ведь вся эта лабуда не рассчитана на то, что будет профессиональное судейство, очки. Кого я назову – тот и победитель.

– Так, значит, у меня было не лучше, чем у других…

– А чего ты хочешь без тренировок? – резонно спросил Виталий, не выказывавший ни малейших признаков сочувствия. – Вот у той девушки в красном платье, которая шла первой…

– У Вики?!

– Не знаю, как ее зовут. Так вот, у нее явно есть какая-то хореографическая подготовка, поэтому она все делала очень чисто. Но если бы я выбрал ее, то все решили бы, что это подсадная утка: и хорошенькая, и пластичная. А так получился нормальный народный конкурс.

Лариса кивнула, опустив голову – она была не в состоянии добавить к этому кивку ни звука, ни взгляда. Когда тебе вынесли смертный приговор, что толку биться в рыданиях и выставлять свою слабость напоказ перед судьей? Теперь осталось лишь собраться с силами, которых у тебя сейчас нет, и хоть сколько-нибудь твердым шагом покинуть зал суда.

– Здесь так накурено, – с трудом выговорила она. – Я больше не могу.

– Ну, пойдем домой, – равнодушно согласился аниматор, напоследок оглядывая зал и не встречая ничего, что задержало бы его взгляд – здесь, кажется, действительно нечего ловить.

И все же день застал их на одной кровати, в то время как вторая перегораживала вход. Ларисе было не под силу за одни сутки лишиться всего сразу – и надежды на солнце, и его самого. Пусть этот день будет последним в ее жизни, когда она видит свет, но пусть он все же будет!

– Надо бы нам обменяться телефонами, – предложил Виталий, когда они лежали в Пирее, на пляже. – Пересечемся как-нибудь в Москве. Я там сейчас, конечно, редко бываю, но мало ли…

«А чего ты, собственно, ожидала? Признаний в любви и клятв в нерушимой верности? Солнце светит всем. Пора принять это как аксиому. Скажи еще спасибо за то, что он заставил тебя поверить в существование света».

– Я не смогу без тебя жить, – неожиданно для себя произнесла она.

Лариса мучительно боялась услышать в ответ на это вырвавшееся признание насмешку или шутку, но Виталий был серьезен.

– Почему? – спросил он, пересыпая песок из одной ладони в другую.

Лариса горько улыбнулась, окидывая взглядом одновременно свое прошлое и свое будущее.

– Потому что, когда ты рядом, жизнь совсем другая – яркая, веселая…

– А кто тебе мешает так жить без меня?

Смеется он, что ли? Или действительно не понимает, какой отчаянно тусклой становится жизнь в отсутствие солнца?

– У меня почему-то так все складывается, что в жизни нет ничего светлого. Вот появился ты, а теперь и тебя не будет.

Виталий пожал плечами с полным непониманием:

– Не будет меня, так будет другой – с ним и повеселишься.

– Так, как с тобой, нет.

– Ну и что, теперь я должен тебя развлекать всю оставшуюся жизнь?

Развлекать? Нет, светить! Но он, похоже, не чувствует разницы.

– Ты не понимаешь, – взволнованно начала она, – что на тебя стоит только посмотреть, и уже становится радостно! А все остальное…

На лице у Виталия было нешуточное удивление:

– Тебе что, действительно нечему радоваться, кроме меня?

Лариса покачала головой.

– Ну ты даешь!

Она предпочла промолчать.

– А почему все так грустно? – спросил Виталий немного погодя. – У тебя разве нет друзей? Семьи? Развлечений каких-то? Или работа – полный отстой?

– Да нет, работу я свою люблю. Очень… Но так получается, что если хочешь хоть более или менее прилично заработать преподаванием, то этой работы надо брать невпроворот – и радости уже никакой. Подруги у меня все замужем. Я одна, как белая ворона. Даже поехать вместе отдыхать – проблема, потому что я при их семьях буду как довесок какой-то. И так выходит…

– Все-то у тебя не складывается, не получается, не выходит! Так возьми все это, сложи да получи! Тогда что-нибудь да выйдет!

– Без тебя у меня уже ничего в жизни не выйдет.

– А чем я, собственно, могу тебе помочь?

В голосе Виталия можно было уже без труда уловить раздражение и презрение.

Лариса глубоко вдохнула воздух и запрокинула голову, как если бы пыталась сдержать рыдания.

– Всем. Только я не имею права просить тебя об этом, если, конечно, ты сам не захочешь…

Ею владело бесстрашие, свойственное отчаянию. В таком состоянии и самому ничтожному из придворных случается высказать своему повелителю все, что годами томилось в душе. Теперь оставалось только ждать, казнят ее за это или помилуют.

– Я не люблю, когда кто-то решает свои проблемы за мой счет, – произнес Виталий с незнакомой ей прежде холодностью.

Лариса с безмерным удивлением вскинула на него глаза.

– Тебе веселья не хватает? А я тут при чем? Я, знаешь ли, не могу работать аниматором двадцать четыре часа в сутки.

– Я не имела ничего такого в виду! – попыталась оправдаться Лариса.

– А что ты тогда имела в виду? – На лице Виталия ясно высветились презрение и неприязнь, но адресованные не самой Ларисе, а идущие откуда-то из прошлого. – Да, это классно, когда у тебя есть персональный развлекатель! Особенно если сама ты вся такая царевна Несмеяна.

Несмотря на смятенные чувства, Лариса догадалась, что этой фразой аниматор рассказал ей о себе больше, чем всеми предыдущими ответами на ее вопросы. И сейчас она не решалась вновь заговорить.

– Хочешь веселиться, – несколько смягчаясь, продолжал Виталий, – так веселись! Как будто клубы есть только в Афинах.

– Еще – на лайнере «Олимп», – печально усмехнулась Лариса.

– А еще их в Москве – вагон и маленькая тележка. Запишись в танцевальную школу – будешь и без меня зажигать на танцполе.

– Ночные клубы, танцевальная школа! Да ты представляешь, какая у вузовских преподавателей зарплата?

– Догадываюсь. А почему бы не сменить место работы? У нас ведь не крепостное право!

– Я, между прочим, люблю свою работу! Представь, что тебе предложат бросить танцы!

– Никто тебя не заставляет бросать преподавание. Устройся на какие-нибудь коммерческие курсы, в частную школу, да мало ли мест!

– Да кто меня туда возьмет без связей?

– Слушай! – Виталий, все это время полулежавший на песке, возмущенно сел. – Может быть, тебе не аниматор нужен, а бизнес-консультант какой-нибудь, чтобы помочь сориентироваться в жизни? Хорошего профессионала возьмут куда угодно, надо только заняться собственным трудоустройством.

Разумом, который в этот момент еле дышал под натиском чувств, Лариса сознавала, что правда – на стороне аниматора. Но чувства кричали совсем о другом: о том, что долгожданное солнце, которое, казалось, было ей даровано самой судьбой, уходит. И теперь ей предлагается выкопать себе свет чуть ли не из-под земли.

Она подняла глаза на Виталия и тут же опустила их, чтобы не выдавать всю глубину своего отчаяния. За эту секунду она успела увериться в том, что теперь ее жизнь будет покрыта мраком.

И все же этой ночью у нее не хватило сил окончательно расстаться с недавно обретенным счастьем. Лечь спать решено было совсем рано – около девяти часов, чтобы к шести утра уже быть в Пирее и сесть на паром, идущий на остров Кея, – дорога туда занимала полтора часа. Лариса сознавала, что сейчас перед ними стоит одна-единственная задача – не проспать и не опоздать вновь, но лишиться последних в своей жизни солнечных минут было выше ее сил.

Когда Виталий попрощался с ней перед сном так спокойно и непринужденно, словно прошедших трех дней никогда и не было в его жизни, и, закрыв глаза, откинулся на подушку, Лариса не выдержала. Соскользнув с кровати, она в два поспешных шага оказалась возле его изголовья и, встав на колени, уткнулась лбом в его плечо. Ее опущенное лицо скрывали волосы, и Ларисе было не так стыдно и страшно от своего поступка, как могло бы быть: словно, придя к Виталию, ей удалось одновременно и спрятаться от него. Впрочем, аниматор вел себя вполне великодушно: Лариса почувствовала, как он расслабленно провел рукой по ее спине, а затем откинул свою простыню.

– Только бы нас не забыли завтра вовремя разбудить! – озабоченно сказал он после того, как она с благодарностью и нежностью положила голову ему на плечо.

Ларисе ничего не оставалось, как откликнуться безликим «да».

Когда под свежим утренним солнцем они, заблаговременно покинув хостел, ехали в Пирей, на душе у Ларисы было темно, как никогда в жизни. Точнее, у нее больше не было души. Взамен Лариса ощущала внутри себя какую-то пыльную захламленную комнату без единого окна, в которой со вчерашнего дня была еще и плотно закрыта дверь. Ей казалось, что любые действия она отныне будет совершать чисто автоматически, не вкладывая в них и малой толики чувств, однако по приезде в Пирей выяснилось, что прощаться с чувствами еще рано: паром на остров Кея и не думал отходить от какого-либо причала.

Лариса в панике бросилась к той кассе, где давеча наводила справки, но кассир уже сменился, а новый с трудом подбирал английские слова. Наконец, отчаявшись объясниться со взбудораженной туристкой, он выложил на прилавок расписание движения парома и карту Греции, но Лариса, которую колотило от волнения, по-прежнему отказывалась понимать, что происходит. Положение спас Виталий, который в отличие от девушки не пережил за вчерашний день потерю солнечного света и находился в куда более уравновешенном состоянии.