Текст книги "Варварино счастье. Том I"

Глава 24. Война не щадит никого

В Лосиху все чаще приходили похоронки. Уходили на фронт сотнями. Возвратятся человек двадцать….

Пришла беда и к подруге Ульяны – Дарье Тищенко. Сама – то Дарья поддерживала всех женщин добрым словом, шуткой, пыталась всегда развеселить, не давала плакать и вселяла уверенность, что все наши мужики живы и вернутся с победой.

Но своего председателя не могла сберечь. Слишком далеко от дома был ее муж, политрук Николай Иванович Тищенко. Осенью 1944 года к ней приковылял бессменный почтальон Еремей. Дарья сердцем почувствовала и в первый момент решила даже спрятаться, чтобы он ее не нашел и тем самым избежать горя. Но разум охладил попытку сердца скрыться от беды. Беда пришла – отворяй ворота…

Действительно, в письме пришла беда. Это была похоронка. В конверте с официальным письмом находилось еще личное письмо к ней от командира полка, в котором ее муж был политруком. Командир рассказал, как погиб его друг Николай Иванович. Это случилось при штурме железнодорожного узла, который надо было во что бы то ни стало взять. Это был стратегически важный пункт для продвижения наших войск на запад.

Политрук первым ринулся в бой, и в том бою его смертельно ранило осколком в голову. Командир сначала даже не понял, думал, что политрук потерял сознание, но… маленькая струйка крови на виске, и всё – смерть наступила моментально. Мужчины прошли всю войну от самого начала и до последнего момента. Тем горше терять друзей, когда война явно близится к концу.

Командир сообщал, что сам участвовал в похоронах и указал координаты нахождения могилы, чтобы впоследствии оформить с почестями памятник. Это братская могила, в которой похоронены 31 боец Советской Армии. Муж погиб 12 июля 1944 года.

Дарья прочла оба письма, она вроде поняла текст писем, но осознать не могла. Она не закричала, не зарыдала… Ее мозг отказался воспринимать действительность, и она уже не контролировала свое действия. Дарья просто залезла на чердак своего дома и легла там на старые доски потолочного перекрытия… Сколько пролежала там, она не знала. В деревне ее потеряли, она не пришла на работу, ночью в доме ее детишки были одни. Старшему было 10, а младшему – 6 лет. Родила Дарьюшка своему председателю двух сыновей…

Женщина в своем горе забыла даже о детях. Все в деревне переполошились. И только Еремей понял, что случилось. Он сказал женщинам, что вчера днем Дарье занес официальное письмо, скорее всего похоронку. И ушел. Значит, Дарья где-то в доме или в огороде. А огороды на главной улице Лосихи уходили своим тылом к речушке с одноименным названием. Взволнованные соседи прочесали всю речку, утонуть там невозможно, она не более полуметра глубиной. Осталось искать Дарьюшку только в доме. И Ульяна вспомнила, как подруга ей рассказывала, что как детки более-менее подросли, они летом со своим муженьком любили спать на чердаке. Ульяна ни секунды не сомневаясь стала подниматься по приставной лестнице на чердак.

В темноте Ульяна не могла увидеть Дарью. Позвала, ответа не последовало. Глаза понемногу привыкли к полумраку и вскоре Ульяна заметила лежащую на голых досках свою подругу. Она подошла к Дарье, та лежала вниз лицом, одна рука была подложена под голову, а во второй зажаты в кулаке несколько листков бумаги. Ульяна перевернула Дарьюшку. Она лежала с открытыми глазами, взгляд был пустой, лицо окаменело. Успокоило лишь то, что несчастная женщина была жива, она дышала…

Ульяна выглянула с чердака, знаками показала, что Дарья тут и чтобы все расходились по домам и вернулась к своей подруге. Пробыла там несколько часов, детей забрали домой к Ульяне и там женщины накормили детишек и уложили спать, сказав, что мама с работы вернется и заберет их домой. Дети не знали еще, что папа никогда уже не сможет обнять их и никогда теперь они не услышат его ласкового голоса…

О чем там уж говорила Ульяна со своей Дарьюшкой, остается только догадываться. Но, видимо, нашла Уля правильные слова, Дарья хотя бы пришла в себя, вспомнила о детях. Проговорили они весь день и до позднего вечера. Уже в полной темноте женщины спустились с чердака, подоили Дарьину коровку, дали корма курам, и Ульяна осталась в эту ночь у Дарьи.

Вот и еще одна вдова пополнила скорбный список в Лосихе. Никто теперь не слышал от нее шуток и смеха, но не слышал и жалоб. Дарья как надела черный платок, так и не сняла его до самого Дня Победы. Никто, кроме Ульяны не знал, что творится в душе у Дарьюшки. Обе подруги оказались в равном положении, получили скорбные известия о мужьях, на их ответственности еще не выросшие дети, мальчишки у той и у другой. Надо жить. Вот это и держало обеих в состоянии концентрации. Работы не стало меньше, радости только не стало…

Все в деревне боялись появления около своих домов почтальона Еремея. И на него самого его профессия действовала угнетающе. Когда он нес письма в треугольниках, то бабенки радовались, обнимали почтальона и целовали его. Но были и другие письма… А не отдать их он не имел права. Так и мучился Еремей всю войну.

Когда он появился в калитке и Ульяна его увидела, она остановилась как вкопанная, просто молча ждала, пока почтальон доковыляет, и увидела в его руках конверт. Он был не треугольный, вполне квадратный конвертик. Может, Анюта отозвалась, наконец. Однако кто знает, что могло случиться: война, нет никаких гарантий безопасности…

Глава 25. Судьба Евгения

Но письмо было от ее брата Евгения. Отозвался ее самый младшенький братик. Адрес обратный озадачил: Оренбург. Она знала, что перед войной Евгений жил в Ленинграде, женился, родился у них мальчик Коленька. Евгений заканчивал горный институт. Умный вырос. Способный к учебе. Еще год и станет парень горным инженером, мечтал об этом с детства.

Но грянула война. Пришло Ульяне письмо в начале войны. Не от самого Евгения, а от его жены Надюши. Она сообщила, что Женю забрали на фронт, и от него пока еще не было писем. Брат даже еще не успел познакомить сестер со своей женой и сыночком. И вот война, с самого первого года войны и до сорок четвертого года от него не было ни одной весточки. Ульяна не знала, живы ли его жена и ребенок. Они остались в Ленинграде… Успели ли эвакуироваться? Или в блокадном Ленинграде умерли от голода? За всех душа болит. Надо было с самого начала войны пригласить их к себе в Лосиху. Тут с коровой с голоду не умрешь, а в городе – камень и цемент…

И вот оно, долгожданное письмо от младшего брата. Евгений писал, что жив, и война для него закончилась в сорок третьем году, он остался без ноги. Теперь живет в Оренбурге и учится в институте на юриста. Семью пока найти не может.

Ульяна заплакала. С одной стороны, потерял ногу, а с другой стороны, жив… Семья неизвестно где.

Евгений с трудом привыкал ходить с протезом. Ноги лишился он под Курском. Битву не описать словами. Участвовали все рода войск. Пятого июля 1943 года началась самая решающая битва, которая и повернула исход войны в сторону победы советской Армии.

В битве задействованы тысячи танков, причем немецкие танки были более мощными, более двух миллионов солдат приняли участие в битве. Кровью пропитана земля как дождевой водой. Ад на земле…

Евгений бежал в атаку и так же, как и все пехотинцы, кричал «Ура!!! За Родину, за Сталина!!!»

Оглушительный взрыв и все… больше он ничего не помнил. Очнулся в госпитале. Причем два месяца он лежал в госпитале, в палатке, сознание возвращалось на мгновение и снова он проваливался, как будто летел в пропасть. Окончательно пришел в сознание уже в поезде. Ночью поезд громыхал колесами на стыках рельсов, вагон покачивался. Темнота…

– Где же я нахожусь? Почему вагон, я помню, бежал вперед в атаку…

Евгений начал соображать, что, очевидно, он был ранен в этой атаке. Ну, вот он, живехонький, и даже соображать начал! Хотел приподняться, ему это удалось, хотел встать на ноги, и, потеряв равновесие, упал. Стукнулся головой, снова потерял сознание.

Утром также под стук колес он открыл глаза, осмотрелся. Вспомнил, что пытаясь встать, упал, и снова отключился. Он начал рассматривать вагон, смотрел в окно, за окном мелькали осенние пейзажи… Голые деревья, без единого листика. Значит осень… Пятого июля должно было начаться наступление, а сейчас минимум октябрь, так сколько же времени я был здесь без сознания? Или в сознании? Тогда почему все выпало из памяти?

Евгений решил провести ревизию своего физического состояния. Как он сейчас, что дальше делать? Как его здоровье? Руками пошевелил, все в порядке. Голова очень болит, зато дышать может. Уже хорошо. Потрогал живот, побаливает, но повязки нет, значит были ушибы или раны уже затянулись, ведь бинтов на животе нет. Смотрим ноги. Правая нога, пошевелил пальцами, одеяло сдвинулось с места. Есть! Нога работает. Пошевелим левой. Ему казалось, что нога болит, но пальцами он вполне может пошевелить. Он пытался это сделать, однако одеяло не сдвинулось ни на сантиметр. Он приподнял голову и посмотрел на свои ноги, укрытые серым окровавленным одеялом. На месте левой ноги одеяло было опавшим. Евгений все понял. Ноги нет….

Он пытался дотянуться руками и прощупать левую ногу, но наткнулся на обрубок, который от бедра был всего длиной сантиметров пятнадцать.

Бедный парень снова лишился сознания, шоковое состояние. Когда он снова пришел в себя, увидел склонившуюся над ним девушку. Она сидела рядом с ним и гладила его по руке. Потом взяла влажным бинтом протерла ему лицо и шею, потом руки. Причесала ему волосы.

Евгений все понимал: девушка его успокаивает. Но он должен выяснить, действительно ли он потерял ногу. Он так и спросил медсестру.

Девушка опустила голову, ничего не произнесла, только держала его за руку, не выпуская его руку из своей.

Путь передвижного госпиталя закончился в Новосибирске, в глубоком тылу. Евгений в долгой дороге, под стук колес обдумывал, как он будет жить дальше. Понятное дело, война для него окончилась в той атаке, где он был ранен осколком снаряда, был контужен, ногу оторвало и вторая нога была изрешечена мелкими осколками. Без сознания на поле он лежал сутки.

Как ему рассказала девушка-медсестра в поезде, все врачи собрались около этого парня, который сутки истекал кровью, был контужен, но не погиб. Конечно, в госпиталь его притащили так, на всякий случай.

Весь израненный, без ноги… Без сознания… Несколько хирургов одновременно работали, спасая парня. Больше трех месяцев он был без сознания, но раны затягивались. И эта девушка, которая была в госпитале, и потом с санитарным поездом ехала в Новосибирск, не отходила буквально от Евгения. Заканчивая свое дежурство, она возвращалась к Евгению и сидела рядом с ним, урывками спала, стараясь не упустить момент, когда он придет в себя.

Наконец-то он пришел в сознание! Она как могла успокаивала парня. В новосибирском госпитале Евгения учили пользоваться протезом, он заново учился ходить.

Лидия, так звали девушку-медсестру, все так же старалась больше времени быть рядом с Евгением, сопровождала его на прогулках, поддерживала, иногда он был с костылями, но уже начал осваивать прогулки без костылей, с протезом. Евгений видел, что Лидия относится к нему более тепло, чем просто к другу. Но он – женатый мужчина.

Евгений рассказал девушке – спасительнице своей, что она прекрасная, красивая, но он женат, у него есть маленький сынок Николка. Он не знает, живы ли они, где они могут быть. Ему надо заняться поисками своей семьи.

Лида ничего не ответила, она только подошла к нему, положила свои руки ему на плечи, долго смотрела ему в глаза. И потом тихонько сказала:

– Женя, спасибо тебе за честность по отношению ко мне. Ты понял, что я люблю тебя… Трудно не понять! Когда тебя санитары принесли в госпиталь, ты лежал в луже крови, на плащпалатке, и был без сознания, я в тот же момент поняла, что никогда не оставлю тебя и буду с тобой везде и всегда, и в горе, и в радости. Я готова разделить с тобой каждый день твоей жизни. Я никогда не любила ни одного мужчину. Может, и не полюблю никого, кроме тебя…

Но у тебя есть жена и сын, и я желаю тебе найти их, и чтобы они оказались живыми и здоровыми.

Женя, война никакие графики не соблюдает, и мы можем получить совсем не то, чего хотели. И с семьей неизвестно ничего пока …Поэтому ты знай, что я жду твоего письма или тебя самого. Я готова поехать куда угодно, если ты меня позовешь. Возьми адрес моей мамы. Напиши мне, я завтра возвращаюсь на фронт. Через маму связь будет самая надежная. Мы не должны потеряться в огне войны.

Евгений обнял девушку, прижал ее к своей груди, она никак не хотела расставаться. Но она уже должна была вскоре быть в санитарном поезде, который возвращался к местам боев. Не хотелось расставаться. Евгений обещал в любом случае написать ей, как сложится его жизнь. Лидия плакала и целовала его лицо, смачивая его щеки своими горячими слезами. Уехала девушка снова в пекло войны. А Евгения списали подчистую, он должен был теперь думать, как ему строить свою жизнь.

Ночами он не мог спать, все мысли были о семье. Ведь его Наденька могла оказаться в тылу, если успела выехать с сынишкой. А если не успела? Как в Ленинграде, в блокаде она спасется и спасет сына? Тяжелые мысли терзали душу Евгения. Он разослал письма во все места, где могли быть сведения об эвакуированных ленинградцах.

Надо было теперь получать другую профессию. Какой из него горный инженер? Какие шахты и какие механизмы горнодобывающей промышленности?!… С одной-то ногой…

Он думал, куда ему лучше поехать теперь, может, к сестрам в Лосиху или в Оренбург к матери своей жены Надежды. И решил ехать в Оренбург. Вдруг надина мама знает что-то. И там можно поступить в юридический институт. И искать, искать жену и сына…

Глава 26. Блокадный Ленинград

Наденька была очарована городом Ленинградом с первой же минуты, как ступила на перрон вокзала.

Приехала девушка поступать в медицинский институт из Оренбурга. Династия врачей… Вся их семья в нескольких поколениях занималась только лечением людей. Девочка с самого детства слышала в своем доме разговоры и споры о новых методах лечения, о хирургии, о клинических случаях.

Вместо библиотеки с художественной литературой в кабинете папы во всю стену, от пола до потолка располагались стеллажи с медицинской литературой. Были и ценные старые книги-лечебники, так что Наденька, играя с куклами, выписывала им рецепты лекарств, повторяя слово в слово написанное в медицинских справочниках, как нужно проводить курс лечения. Поэтому никто и не сомневался в правильности выбора ее профессии. Наденька ехала поступать в мединститут с хорошим настроением.

Предвоенный Ленинград был прекрасен. Исторические места, купола древних храмов, прогулки по набережной Невы… Надежда училась в институте с радостью. Все было здорово, она писала родителям восторженные письма, где описывала и то, что они изучают, и все, что видела в музеях и художественных галереях….

Однажды родители прочли ее письмо, в котором была совершенно новая для их дочки тема.

Надюша влюбилась….

Ее избранником оказался студент горного института, Евгений. Ее очаровала не внешность парня, хотя он и выглядел он прекрасно. Гораздо более интересным ей казалось его внутреннее содержание. Он был умен, серьезен. Рано остался без родителей, воспитывался в доме своей тети по матери. Евгений учился уже на последнем курсе. На зимние каникулы Надюша приехала домой в Оренбург вместе с женихом. Она хотела познакомить его с родителями и получить их благословение на брак.

Через месяц после визита к родителям молодые люди поженились. Они были счастливы тем, что их любовь оказалась с первого взгляда, так случилось, что оба друг друга выделили в толпе молодежи и уже через несколько минут между ними завязался непринужденный разговор, как будто они знали друга с детства… В сороковом году родился их первенец Николай Евгеньевич.

Как оказалось, первый и последний их ребенок.

Война разрушила все их планы. А они были грандиозные и красивые. Женя с Надюшей хотели жить не в центре города, а мечтали построить дом где-то в окрестностях Ленинграда, вблизи речки или озера. Они хотели иметь много детей, которые бы носились во дворе по зеленой травке и никто бы не болел городскими гриппами. Забрать Надиных родителей в их большой дом, места всем хватит, и наслаждаться тем, что все близкие люди не расстаются, всем хорошо и радостно. Они уже начали подыскивать место для своего дома, но… война разрушила все…

Евгений ушел на фронт буквально в самом начале войны. Надюша осталась одна с маленьким Коленькой. Ее родители – оба известные и опытные хирурги были призваны и работали на линии фронта в госпиталях.

Погибли они вместе, в одну секунду. Их госпиталь разнесло прямым попаданием авиабомбы в тот момент, когда они вместе проводили операцию молодому бойцу. Надюша так и не узнала о смерти обоих родителей.

Связь с большой землей прервалась, фашисты взяли город в кольцо, чтобы люди вымерли голодной смертью.

Как началась блокада 8 сентября 1941 года, так с тех пор Надя не получила ни одного письма от родителей и от мужа. Наступили холода. А зима оказалась необычайно лютой, вскоре уже завоз продуктов в город стал проблематичен. Голод и холод… Что может быть страшнее двух этих вещей? Электростанции уже не работали, в городских квартирах невозможно установить печь-буржуйку, такую металлическую небольшую печку, чтобы обогреть хоть одну комнату в квартире.

А ведь в городе оставались дети, женщины и старики. Все, кто мог держать оружие в руках, был на фронте..

Выхода не было, люди начали устанавливать печурки прямо в комнатах, выводя трубу в окно. Но где взять дрова в городе? Постепенно стали редеть городские скверы, деревья спиливали, готовили дрова для печурок. За хлебом выстаивали огромную очередь. Пайки хлеба работающим были несколько крупнее, чем детям и старикам. Если взрослым могли выдавать двести грамм хлеба, то детям – сто пятьдесят и понемногу пайки становились все легче и легче. В первую военную зиму Надя еще работала, ведь она врач, а в такой экстремальной обстановке больных все больше и больше.

Малыша она оставляла с соседкой. Это была пожилая женщина Наталья Ивановна, у которой на руках осталась внучка пяти лет, а родители девочки находились на фронте. Наталья Ивановна уже не могла работать, поэтому физически могла только присматривать за обоими детишками. Постепенно в целях экономии дров зимой женщины переселились в одну квартиру. Зимой квартиры не отапливались, водопровод, конечно, тоже не работал. Воду брали в Неве. В сильные морозы люди, закутанные в тряпье, ослабевшие, голодные шли, можно сказать просто брели к реке. Были случаи, когда люди спускались к проруби, намерзший лед скользкий, ослабевшие люди могли не удержаться и попадали в прорубь, выбраться из которой было уже невозможно. Течением уносило под воду. А сколько трупов лежало зимой по «дороге жизни» от реки и до улицы… У бредущих мимо людей уже не хватало сил, чтобы оттащить трупы в сторону от дороги, просто обходили их и тащились дальше…

Первую зиму Надя прожила трудно, но хотя бы Коленька не болел так уж сильно. Конечно, ребенок не был румяным и крепким, он выглядел бледненьким, почти не вырос. Но был жив, и это главное! Надя всегда благодарила Наталью Ивановну, что та одинаково внимательно смотрела за обоими детьми. Хоть голодные, но живые.

Надежда еще и на крыше дежурила. Тогда все, кто вообще мог физически подняться на крышу домов, поднимались по очереди на дежурство. Их задачей было тушить зажигательные бомбы, попадавшие на крыши домов.

Моральному духу ленинградцев удивлялись фашисты. Они каждый день бомбили караваны автомобилей, доставляющих продукты по льду Ладожского озера. Машины иногда с продуктами уходили под лед. Но никто не сдавался. Фашисты считали, что ленинградцы обязаны сдаться, не умирать же им голодной смертью!… А на самом деле видели обратную картину: умираем, но не сдаемся!…

Как свидетельствовал немецкий военный теоретик, участник отечественной войны 1812 года Карл фон Клаузевиц «Россия не та страна, которую можно оккупировать. Такая страна может быть побеждена лишь собственной слабостью либо действиями внутренних раздоров».

Надежда еще раз убеждалась в том, насколько правильно немец прочувствовал психологию русских. Ну, все правильно! Он же участвовал в войне 1812 года, все на своей шкуре испытал, как могут воевать русские и защищать свою землю.

Больше всего страдала Надя от неизвестности. Ни от мужа, ни от родителей не было ни единой строчки. Думалось всякое. Не хотела верить в плохое, а хорошие вести не доходили.

Следующая зима была еще страшнее первой. Война все еще шла на территории России, фашисты имели больше танков, самолетов. Перевес в сторону победы русских еще не наступил.

Поэтому неизвестность доставляла много страданий.

В начале войны, когда еще не было сжато кольцо блокады вокруг Ленинграда, Надя могла бы эвакуироваться в тыл, но она врач, и понимала, что здесь она будет нужнее.

Обе женщины: и Надя, и Наталья Ивановна старались отдавать большую часть пайков детям. Все – таки малыши будут физически покрепче. Стограммовая стопочка из граненого стекла наполнялась подсолнечным маслом один раз в неделю. Выдача по пайку. И Надя старалась дать сыночку пару ложечек масла, чтобы он выпил его из ложечки. А в руке она держала стопочку. Ребенок, хоть и было ему три годика, уже понимал, что мама приносит и отдает масло только ему, а сама его не пьет, даже капельку в ложечку себе не наливает. И он все время говорил:

– Мама, а почему ты не пьешь масло? Давай одну ложечку мне, одну – тебе.

Надя готова была разрыдаться, кричать во весь голос от горя… Но она мужественно отвечала сыну:

– Я уже ела на работе. Кушай, Коленька, кушай!

Вторая блокадная зима подкосила прежде Наталью Ивановну. Она была больна еще до войны, у нее был сахарный диабет. Требовалась диета, а об этом в военное время не могло быть и речи. Не до жиру, быть бы живу, как говорится в русской пословице. В конце февраля пожилая женщина не проснулась утром. Умерла во сне, может быть, сказывался еще и холод в квартире. Осталась Надя с двумя детьми на руках.

Теперь она уже не ходила на работу. Детей было не с кем оставлять. Летом было нелегко, и голодно, а зимой и совсем страшно. Ходить на речку с ведерком за водой ей было страшно. Больше всего Надя боялась упасть в прорубь, боялась упасть по дороге домой и там же замерзнуть. Боялась умереть во сне, чтобы не напугать детей.

Душа разрывалась от горя, она не знала, что с ее близкими. Мама снилась во сне, уже несколько раз она приходила к ней настолько реально, что Надя не понимала, было это в действительности или во сне. Мама плакала и говорила, что ей плохо без своего мужа. Что она не может его найти. Думай, что хочешь. Так куда исчез папа? Почты никакой не было.

О муже она думала еще чаще. Она не видела его во сне, но как-то ощущала его присутствие. Она даже не стала переходить в квартиру к Наталье Ивановне, а забрала их к себе на тот случай, если вдруг Женя появится, то он найдет их дома, в своей квартире. Они не могут нигде разминуться. Надо ждать его дома!

За зиму с 1942 на 1943 год Надя ослабла настолько, что уже вставать с постели ей было трудно. Она просто умирала от голода. Уже сожжена вся мебель в обеих квартирах. Дети не были активными, но были вполне адекватны. На улицу с ними погулять на свежем воздухе Надя не могла, она не имела силы даже спуститься со второго этажа во двор. И детей одних не отпускала. Она боялась остаться одной и умереть без них…

Правда, когда Надя слышала, о чем говорил Николаша с соседкой Катенькой, она просто поражалась, какие взрослые мысли у этих еще маленьких детей. Какие там сказки про гномиков или бабу Ягу!… Только про фашистов, и как приходят советские солдаты с автоматами, и как моментально они убивают всех фашистов, забирают детей, выносят их на улицу. А там светит солнышко и тепло…

– Коля! И солдаты дают нам конфеты! Ой, или шоколадку!

Девочка громко радовалась, что они с Колей получат по конфетке. Но Коля немного стал понимать тогда, когда уже шла война и в это время детям никто не давал конфеты и он представить себе не мог, что же это за такое «конфета»… И спрашивал:

– Катя, ну скажи, что такое конфета! Она какая?

– Она… в красивой бумажке завернута… и сладкая!

Коленька этого не понимал, и начинал жалобно плакать, что конфета сладкая, но ее нет, и солдат тоже нет. Они не пришли и холодно… Мальчик шел к маме, ложился с ней рядом, прижимался к ней и засыпал. Сытые дети не спят много, их активность зашкаливает. Но ленинградские дети – это разговор особый. Глаза их не светились детским задорным огоньком, взгляд был взрослым, даже старческим. Мудрость посетила их раньше, чем пришла бы к ним в мирное время…

Спуститься за пайком к магазину, где делили хлеб и жадные глаза ленинградцев наблюдали за каждой крошкой хлеба, Надя уже не могла. И паек доставляли домой. Это спасало. Она уже понимала, что если будет съедать свой паек, то дети умрут… Лучше уж пусть дети выживут. И она тихо перестала есть, отдавая все детям.

Когда Генеральный штаб советской Армии готовил глобальную военную операцию – наступление на Курской дуге, в день ее начала в Ленинграде жена Евгения – Надя медленно угасала. Она уже не вставала с кровати. Ее лицо напоминало высохшую маску. А ведь ей не было еще и двадцати пяти.

Надя лежала на кровати и думала о муже. И как будто он был рядом с ней, она тихо шептала:

– Мой любимый! Если ты жив, ты услышишь меня. Я умираю. Не забудь о сыне, и ищи его. Береги нашего сыночка, он пережил много страшного. Дай Бог ему выжить! И еще, мой родной, если ты найдешь его и рядом с ним будет девочка Катя, то забери и ее, пусть растут как братик и сестренка. У Кати нет никого, только ты и Коля… Ей казалось реальным, что ее Женя ее слышит. Но вдруг она услышала каким-то внутренним слухом, что раздался ужасный грохот, взрыв, звенело в ушах, и все смолкло. В этот момент взрывом снаряда был ранен Евгений, а Надя не выдержала этого ужасного взрыва, сердечко ее остановилось. Это было 5 июля 1943 года.

Совсем мало оставалось ждать конца блокады. Но силы человека не безграничны.

Остались еще два маленьких беззащитных человечка одни в квартире с умершей матерью….

Малыши не понимали, что остались уже одни в этом капкане, который тщательно создавали и укрепляли фашисты. Дети были настолько малы и беспомощны, что могли просто умереть в этой квартире. Но Бог никогда не бросает людей. Он дает им ровно столько, сколько они могут вынести и пережить. Дети пережили. К ним на следующий день пришла женщина, которая в последний месяц приносила им паек. Дверь в квартирах ленинградцев не закрывалась на замок, потому что вход должен быть всегда свободен, чтобы спасти оставшихся в живых.

Детей забрали в детский дом и вскоре им улыбнулась удача: их переправили на Большую землю.

От июля 1943 года оставалось шесть с половиной месяцев до прорыва кольца, в котором находился город Ленинград. Почти девятьсот дней город находился в осаде. В холоде и голоде, миллионы смертей… Каждый день казался длиной в жизнь. Будешь завтра жив или нет…

Город-герой Ленинград, он заслуживает любви и обожания всех людей, имеющих звание – советских людей.