Текст книги "Игра Леддукка"

Тот, кто преграждает путь

Когда позади тебя лед, впереди – лед, слева и справа бело-сине-ослепительные ледяные просторы, ощущаешь, что нет этому ни конца ни края, здесь ты сможешь видеть, что Земля действительно круглая, потому что в самой что ни на есть дальней дали горизонт обнимает огромый шар. И лед и снег здесь не такие привычные, как дома. Снег почти разноцветный – розовый, голубой, сиреневый, белый. И дни бывают солнечные настолько, что глаза больно открывать. А бывают колючие и злые – темные и свирепые ветры сметают все на пути, обжигая лицо враждебно-студеным пламенем.

Когда устаешь от однообразного пейзажа – от безбрежной снежной глади – внезапно начинается череда ледяных гор: торосов,[9]9
  Нагромождения ледяных обломков.


[Закрыть] пещер, утесов, сводов. Словно дворцы, раскинулись они в этой отдаленной глуши, и колдует над ними невидимый волшебник: испещряя новыми узорами, выводит открытые входы, запутанные выходы, скользкие отшлифованные залы и мудреные лабиринты. Возвышаются холодные замки над белым покровом и уходят глубоко на десятки метров в толщу скованной в ледяной плен воды.

И вряд ли кому-то в голову может прийти мысль, что здесь, где дыхание, едва вырвавшись из горячего рта, претворяется в мелкие кристаллы и льдинки от жгучей стужи, где день, лишь только пробудившись, покорно уступает место долгой полярной ночи, где солнце, сговорившись со снегом, слепит вас своим светом, но обделяет привычным теплом, здесь живут и трудятся люди. Во главе их стоит Нечто. В стенах его адской лаборатории вот уже несколько лет идет ежедневная кропотливая работа – внедряется чудовищный план, о котором не догадывается ни одна темная, а может даже и светлая голова Земли. И даже самый отъявленый безумец, чей рассудок омрачен ненавистью вкупе с желанием безраздельной власти, в своих дерзких фантазиях не пошел бы на то, что замышлялось тут.

Этот научный центр, Субтеррас,[10]10
  Sub terras – в ад (лат.)


[Закрыть] как окрестили его работники, имел уникальное расположение – он раскинулся вглуби толщи льда и напоминал своими узкими и витиеватыми проходами муравейник. Входов было несколько, для того чтобы сразу попасть в нужную часть помещения. Это было настолько особенное и запутанное строение, что посторонний мог легко потеряться в нем, заодно утратив любую надежду на выход.

Людей там было не много – тщательно отобранные и проверенные пару десятков человек, но их было достаточно, чтобы ликвидировать всех, кто попадал в поле зрения и мог хоть сколько-нибудь угрожать операции, и они были самыми ярыми фанатиками идеи, готовые идти только до победного финала. Точнее сказать, идея была не их – ее внушил Нечто, умело манипулируя сознанием и играя на человеческих слабостях.

Как вы уже понимаете, Егор, Иван и Таня не смогут остаться незамеченными в этих краях.

Храм и много огня

Все утро следующего дня Егор занимался организационными вопросами – лететь планировали в Азербайджан через Черное море и Грузию, а для этого нужно было убедиться в благоприятных погодных условиях (штормовое море для вертолета – не шутки), а также открыть границы и получить разрешение на пролет над Кавказом и на приземление в Баку.

Таня вышла на террасу небольшого частного домика, в котором их разместил Аитоари, заспанная, с взъерошенными волосами, жмурилась и непрестанно зевала:

– Ну что там у нас, можно еще поспать или уже?

– Да я пока не могу дозвониться в посольство – нужно предупредить, чтобы нам открыли воздушное пространство, – Егор сидел перед ноутбуком и набирал номер, – так что можешь еще поваляться.

Таня, теребя густые солнечные волосы, завернула в комнату. В это же мгновение Егору подтвердили запрос.

На пороге появился Иван:

– Как мы рано встаем, однако. На завтрак еще не звали? Во сколько выдвигаемся?

– Ну, сейчас перекусим и полетим. Загадывать не будем, но если все будет по плану, сегодня увидим Батуми. Погода хорошая, на море штиль, Гекатонхейр рвет лопасти, ворота нам открыли.

После завтрака Аитоари и Чмысов провели Таню, Егора и Ивана к вертолету. При чем Чмысов всю дорогу потирал руки, перебегал от одного к другому, пытался пристроиться в надежде завести излюбленный разговор, но Аитоари бдительно следил за его ухищрениями и отвоевывал у него территорию. Когда они бойко взобрались внутрь, Егор проверил все показатели, еще раз убедился, что топлива предостаточно, и Гекатонхейр плавно шагнул над землей, заворчал, накренился, набрал горизонтальную скорость и, попрощавшись, двинулся в сторону изумрудного моря.

Через пару дней вертолет приземлился в столице Азербайджана.

Егор открыл нетбук, включил навигатор и прикинул путь до селения Сураханы. Решено было остановиться на ночь в небольшой гостинице на окраине Баку, пристроив там же Гекатонхейр. А с утра можно добраться до пункта назначения на машине – с Храмом Огня их разделяли какие-то 30 км. Заодно, местность хотелось рассмотреть, мини-экскурсию устроить.

Гостиница была полна людей, хозяева – большая дружная семья из десяти человек – суетились перед ужином, накрывали на столы, набирали вино из погребов, срезали спелые гроздья винограда и раскладывали по тарелкам сочные сахарные скибки арбузов. Туристы прохаживались по террасе, показывали друг другу фотографии с поездок, видео на камерах и вайфонах. Запах табачного дыма разносился по округе.

Щедрые хозяева радушно приветствовали своих гостей, улыбались, желали всем приятного аппетита. Когда все расселись за столами, к ребятам подошел хозяин, глава большого семейства, положил руки на плечи Егору и Ивану и попросил разрешения присесть рядом. Его звали Бугдай. Он был высокий, широкоплечий; круглый, как барабан, живот, говорил о его любви к вкусной домашней еде. Бороду он не носил, но усы у него были роскошные. Одет Бугдай был в атласный архалук[11]11
  Кавказская мужская одежда, кафтан со стоячим воротником.


[Закрыть] и шаровары, а на голову водрузил кожаную папаху. За поясом висел кинжал для придания одежде национального колорита.

– Еще раз вечер добрый! Вы кушайте, я просто хотел задавать вам один вопрос. Вы мне сказали, что хотите поехать в Сураханы, но вы разве ничего не слышали об этом месте?

– Ну как же, еще как слышали. Мы хотим попасть в Атешгях и знаем, что издревне огнепоклонники, зороастрийцы, приезжали сюда с близлежащих стран на поклонение священному огню, – затараторила Таня.

– Да, мы всегда были горды своим культурным наследием, но…дело в том, что вот уже несколько лет огни бушуют, – горестно проговорил Бугдай, – вы ничего не слышали об этом перед тем, как попасть сюда?

– Да, я читал новости, – вступил Егор, – но, во-первых, из них совершенно ничего не понятно, как гневается этот огонь, какие угрозы для людей, во-вторых, нам действительно нужно посетить храм.

– Вах, какие отважные! Конечно, про людей ничего не говорят ваши новости, потому что, – здесь Бугдай понизил голос и склонился ближе к столу, привлекая собеседников, – потому что люди не возвращаются. Они исчезают. И никто не знает, что с ними, где они. Жители окрестностей слышали крики о помощи и треск пламени. Мы не ходим туда три года, наверное, все тропы заросли. И туристов отговариваем. Но кто нам не верит и не слушается, тот идет и не приходит назад. Гневается огонь, так старые столетние мудрецы сказали. Ой, дети, лучше уезжайте. В Азербайджане много мест красивых, посмотрите на них. Замки в Мардакяны, Дворец ширваншахов, затонувшие руины Баиловского замка, ах, да и не перечесть мне всего. За месяц не управитесь. Ну же… Бросьте вашу дерзость и не едьте в Саруханы.

– Эээ, дядя Бугдай, дерзость тут ни при чем. Вот если бы вы дали обещание, сдержали бы его? – усмехнулся Иван, потому что уже знал ответ. – Вот и мы пообещали уже одному, ммм… человеку во что бы то ни стало побывать в Храме Огня. Теперь или выкрутимся, или гори мы синим пламенем.

– Ну смотрите. Только могу сказать, что я человек смелый, не трусливый. И то ни за что бы не поехал. Огонь может быть очень яростным, неуправляемым. С ним нельзя договориться. Я пока не буду спрашивать, что мне тогда с вертолетом вашим делать, хорошо? – засмеялся во все усы Бугдай.

– Заметано, – промычала Таня сквозь сочную горячую баранину.

– Я даже подвезу вас завтра туда, покажу дорогу.

– Ну, если не боитесь, – едва улыбнулся Иван.

– Ну, до завтра. Мы встаем рано, а вы высыпайтесь и двинемся потом. Кушайте, кушайте, арбузом потом закушайте. Все нравится, вкусно? Вах, ну джигиты, ну и на здоровье!

Бугдай встал, потрепал по голове ребят, расправил усы, черные, словно два вороних крыла, и направился в дом.

Пока постояльцы спали, хозяева шустро сновали по гостинице – жена с дочерьми варили плов с алычой и пекли курабье,[12]12
  Рассыпчатое печенье.


[Закрыть] мужчины разделывали мясо к плову.

Решено было ехать после завтрака, а до этого момента Егор с Иваном наблюдали за пасшимся вдали на лугу стадом и дискутировали, кто упертее – баран или осел, а Таня измывалась над фотоаппаратом, пытаясь удержать в фокусе черно-белую козу, которая прыгала на радостях как сумасшедшая на заднем дворе.

Когда все были собраны и расселись в машине, Таня поинтересовалась у Бугдая:

– Я ненароком услышала ваш спор с женой, она не отпускала вас. Она, наверное, и на нас злится, что мы затеяли это рискованное дело?

– Вах! Ну что с того, что она злится, женщинам только дай повод понервничать. Мне тоже подвиги нужны, не все ж дрова да баранов колоть.

Бугдай повернул ключи, чем взбесил свой внедорожник, и тот, возмущаясь рьяным рокотом, в отместку рванул с места.

К всеобщему разочарованию местность особо не вдохновляла – мчались они по пыльной дороге, а вокруг, куда хватало глаз, торчали столбы электропередач, украшенные проводами-гирляндами. Глиняные рытвины и канавы, высушенные настолько, что першило в горле от одного их вида, раззинули рты и жалобно просили пить.

– Промышленный регион, – Бугдай заметил недоразумение своих попутчиков, – было много нефти, железную дорогу прокладывали. В Сураханах даже станция есть, электричка ходит, но с некоторых пор она там даже не останавливается – все равно никто не сходит. Там и машины заброшенные есть, хозяева не вернулись, а местные забирать не хотят – считается плохой приметой.

Вскоре они проехали некогда веселую и людную, а ныне всю обшарпанную, с облезлой краской и выбитыми стеклами станцию Сураханы. Начни Таня сейчас снимать видео – тут же прослыла бы режиссером фильма ужасов. Здесь же были припаркованы автомобили: спущеные шины, коррозия, отвалившиеся номера и талоны техосмотра, датированные еще тридцатыми годами, явно указывали на долгое отстутствие водителей и пассажиров. Местами виднелись очаги Свалочной Заразы.

– Ну, товарищи, думаем, думаем еще разок, может быть, по-другому решите – бодро тараторил Бугдай, словно предлагал попробовать другой сорт мандарин, – если не решите, жду вас на этом месте, но только спешите, ладно, да?

Ребята выпрыгнули на пыльную землю, огляделись, пытаясь прикинуть, куда двигаться, но Бугдай уже махал рукавом в сторону:

– Туда вам идти, недалеко отсюда, пару сотен метров, а там и Атешгях. Ну, Аллах с вами!

Атешгях и вправду виднелся неподалеку. На каждом шагу встречались покинутые, заросшие кустами и диким вьюном дома. Еще они утопали в мусоре – Свалочная Зараза, эта повсеместная эпидемия, словно волна гигантского грязного прибоя, коснулась самых отдаленных местечек страны.

Восстановилась тишина. Лишь шепот камней под ногами и хруст сухих веточек осторожно просачивались сквозь нее.

Стены Атешгяха являли собой сплошные черно-бурые опалины, местами осыпались. Когда-то ухоженные насаждения вокруг превратились в голые ветки, которых вздымали к небу свои тонкие обожженные руки, просили то ли влаги, то ли милосердия от священного огня.

Егор немного замедлил шаг, приостанавливая и друзей. Со стороны храма едва слышно доносилось глухое шипение, словно кто-то забыл отключить газ на плите. Это, наверное, был огонек – совершенно безобидный, даже немного беззащитный. Все-таки тяга людей к страшилкам и вымыслам неискоренима – стены храма и деревья обожгло, разумеется, неумолимо-палящее в этих местах солнце, местные жители разнесли по миру легенду гневного огня, чтобы привлечь внимание туристов. Наверное, и жители на месте. Все они в своих домах, просто не показывают носа, чтобы не спугнуть затею.

На стенах виднелись старинные, едва различимые, затертые временем письмена. Егор присмотрелся внимательней:

– Это индийское письмо. Гумруки и даванагари. Очень древнее. Вообще, сам храм был выстроен индусской общиной касты сикхов. Они поклонялись огню, приносили ему жертвы на алтарях. Видите, там яма? В ней на священном пламени сжигали тела умерших.

В центре внутреннего двора главного храма-алтаря возвышалась ротонда.[13]13
  Круглая постройка, обычно увенчанная куполом.


[Закрыть] По периметру ротонды располагались колонны. Похоже, это было самое почтенное место Атешгяха.

– Эй, взгляните туда, – на подступах к храму Таня указала рукой вглубь – что там белеет? И в том углу. Ой, а там куча целая…

– О, да это же мусор! Они что, совершенно не убирали здесь со времен Свалочной Заразы? Поглядите, банки, бутылки, пакеты, обертки какие-то грязные, – схватился за голову Иван. – Это ж сколько лет оно здесь пролежало? Фу, а воняет как!

– Да, и заметьте, что это святое место! – Егор коснулся носком ботинка пыльной коробки из-под сока. – Ноге негде ступить.

В эту минуту шипение огня начало усиливаться. В центре ротонды отчетливо заполыхало пламя. На мгновение даже послышался чей-то хриплый низкий голос. Сбоку у стены тоже появился огонек. И немного поодаль, у каменного алтаря напротив.

– Егор, доставай коробку скорее, набираем огня и сдуваемся отсюда. Расскажем Бугдаю, пусть присылает сюда своих и выгребают весь этот смрад.

– Они еще жалуются, что туристов нет. Я принесу себя в жертву, задохнувшись здесь, – гундосо застонала Таня, закрыв нос пальцами.

Егор расстегнул рюкзак и достал стеклянный контейнер, переданный Луу Тзааром. Не успел он закинуть рюкзак за плечо, как пришлось отпрыгнуть от жара, возникшего позади них. Обернувшись, они застыли от изумления – метров на десять в высоту полыхала огненная голова с искаженным ртом и выпученными глазами. Вместо длинных волос шевелились бессчетные пламенные змеи, раскрывая пасти и облизывая своими языками одежду и ноги непрошенных гостей. Таня схватилась за волосы – небольшая прядь вспыхнула, обожгла бровь и тут же свернулась почерневшими кончиками. От неожиданности девочка упала, чуть не плача растирая в руках пепел от кудрей.

– Шшшш, пришшшшли, шшшаманы, – неистово вымолвила голова. – Шшшшто, жжждете пощщщады? Прощщщайтесь лучшшшее! Сожжжжгу!

Голова тут же взмыла вверх, распалась на множество частей и тут же исчезла. Иван подал Тане руку и рывком поставил ее на ноги. В эту самую минуту во многих местах двора из-под земли стали появляться маленькие языки пламени. Они были такими озорными, смеялись и гонялись друг за другом. Один, два, три, десять, сорок, сотня шустрых огоньков. Они выстроились в ряд, закружили, захороводили вокруг алтаря, пищали и резвились. Потом соединились в один большой костер и хлынули к ногам ребят бурным раскаленным потоком. Из него вынырнула горячая русалка – красивая, но с тем же отвратительным шипящим голосом:

– Ну шшто, утопить вас или сжжжеччьь? Выбирайте! – она взметнула хвостом над поверхностью, хвост превратился в пасть и поглотил русалку. Появилась акула:

– Пепел, пыль, праххх, – взревела акула, выпрыгнула высоко, стала вертикально и хвостом разметала всю горящую «воду» на стены. Искры посыпались на одежду ребят, они затопали ногами, сбрасывали с себя жар.

– Ээй, Огонь! Мы хотим перед смертью узнать, за что ты нас казнишь. Мы не причинили ничего плохого этим местам! – закричал Егор, размахивая руками дым и кашляя.

– Люди нарушшшшили закон. Вы одни из них, и тожже должжжны быть наказаны! Все, кто нарушшшает закон, должны погибнуть, погибнуть, погибнуть! – неистовствовал огонь, спускаясь со стен, превратившись в сотни огромных раскаленных обезьян – горилл, тамаринов, злобных орангутангов, они рыча прыгали на всех лапах вокруг жертв.

– Угомонись! Мы видим, что люди осквернили святыни! Но кто-то ведь должен тебе помочь, так не может длиться вечно. Ты наказал уже достаточно народа, довольно!

Обезьяны постепенно уменьшились, осели, и вот огонь уже предстал коровой, наступающей рогами на ребят:

– Никто ещщще не предложжил мне помощщщщи. Я не знаю, шшшто вам ответить. Люди лишшшь опоганили алтарь, наплевали и загадили здесь. Кажждый приходил и марал все, шшто видел. Это было давно, но мы помним, помним, помним! – корова как будто замычала. – Я уничтожжал чччеловека, детей их сжжжигал, я жжжестоко карал всех. Как их сюда допускать? Это нельзя, нельзя, нельзя, нельзя!

– Огонь! Мы сейчас вычистим все! Весь храм! Мы уберем каждую бумажку, все эти прогнившие пакеты, крышки и коробки. Сжалься над людьми и прости их за слабость. Мы обещаем, что сделаем все, чтобы они помнили и уважали свои святыни!

Огонь исчез. Всем вдруг показалось, что их посетила групповая галлюцинация, однако прядь волос на Таниной голове очевидно доказывала мистическую реальность происходящего.

– Так, он выжидает, мы не можем терять ни минуты, – Таня начала нервно стаскивать рюкзак с Егора, – что тут у тебя? Есть какие-нибудь пакеты? Я не знаю…Костюмы твои… Может, в них все запихнем?

– Да успокойся. Даже если бы у меня и была пара пакетов, их не хватит на все это дерьмо. Придется наведаться к кому-то из жителей и забрать у них все, что подойдет. Иван, сходишь? Всех нас огонь не отпустит.

Иван кивнул и побежал к выходу, однако, его остановил вспыхнувший водопад, преградивший проход.

– Я вернусь сейчас, мои друзья остаются здесь, в заложниках у тебя. Без них я не уйду.

После этих слов путь освободился, Иван опрометью выскочил за пределы Атешгяха, с разбегу подтянулся на кирпичном заборе ближайшего двора, перемахнул через него, и оставил в ожидании своих товарищей. Время от времени Таню и Егора во дворе храма окружали танцующие огоньки, игриво потирающие горячие ладошки в предвкушении нового жертвоприношения. Пламя предстало перед ними огромным ковшом с кипящей водой, постепенно, тонкой струей выливая ее под ноги ребятам, пока они не оказались на маленьком островке суши посреди горящего озера. Все исчезло, как только подоспел Иван. За плечами у него болталось несколько больших мешков – когда-то, в лучшие времена, в них хранили еду и вино, пряча в глубокие прохладные погреба от азиатского зноя.

На секунду переведя дыхание парень бросил их друзьям, и все трое принялись за обещанную работу – мигом заплесневелые бумажки, бесчисленные кульки, коробочки от десертов, сотни пластиковых бутылок от напитков зловонно полетели в мешки. За ними – фантики и обертки от шоколадных батончиков и прочих сладостей, огрызки от фруктов и догнивающая кожура от бананов… Всего было много. В период Свалочной Заразы человечество умудрилось загадить Землю так, как ему не удавалось, наверное, за все время ее существования. Ребята ползали на коленях, сгребая в кучу самый мелкий мусор.

Огни, словно грозные надзиратели, время от времени прыгали жабами вокруг вспотевших, измученных солнцем и жаждой санитаров храма; они молча набивали и утрамбовывали мешки. Казалось, что их не хватит для всей этой дряни.

Солнце давно уже вышло из зенита, перекатилось на другую половину неба. Егор огляделся и утер пот с лица – везде было чисто, а у входа водрузилось пару десятков плотно забитых мешков.

– Она совершенно выдохлась, – сказала Таня о себе, села наземь и пощупала остатки от волос, – Ну, по крайней мере, у меня будет новая прическа.

Все смотрели в сторону алтаря и ждали приговора.

А в алтаре пылал огонь. Тот самый, за которым они сюда и пришли. Он казался справедливым и даже беззащитным. Егор уверенно подошел к нему, порылся в рюкзаке и извлек стеклянный контейнер. Едва он открыл крышку, как небольшой язык пламени прыгнул внутрь и поселился там. Егор закрыл крышку, оставив специальное отверстие, чтобы пламя не погасло без кислорода, аккуратно упаковал в рюкзак, и все вместе они направились на выход.

Нужно ли говорить, что дядя Бугдай их давно уже не ждал. Поэтому машинист электрички, завидя на станции троих подростков, явно ошалел вместе со всеми пассажирами. Они прилипли к окнам, вытаращились на перемазанных парней и обгоревшую Таню, пока машинист наконец не пришел в сознание и, вспомнив о расписании, не тронул в путь.

…На следующее утро ребят провожало все семейство во главе с Бугдаем. Они радостно бросали папахи вверх, били в бубны, танцевали, а кто-то даже пальнул из ружья пару раз. Вертолет взлетел, а там, далеко внизу, еще долго веселились и пели.