Текст книги "Убить Нерона"

5

Центурион Филоник спал в объятиях Эпихариды. До рассвета ещё был целый час.

На большом ложе в изголовьях стояли благовонья и еле-еле чадили. Балдахин над кроватью покачивался от сквозняка. От бассейна веяло прохладой и свежестью, спускавшиеся со стен листья хатиора и филодендрона давали ощущения присутствия в густом саду. Небольшая спальня была смежной с большой перистилью – внутренним двором с фонтанами и колоннами. Под открытым небом стояли триклиния и лектусы с мягкими подушками для гостей. Отделанные бронзой и слоновой костью они выглядели массивно, но гости, приходившие к Эпихариде постоянно двигали их, и после их ухода был полный беспорядок. Вилла Эпихариды стоял в конце квартала Субура, среди садов, и была не заметна с холмов, с большим количеством притонов и лупанариев. Это позволяло сенаторам, которые стали частыми посетителями у неё последние два года оставаться незаметными сколь пожелают. Они приезжали и по одному или впятером, обычно они прибывали к вечеру. Чаще других прибывали сенаторы Пизон с Флавием, а чуть позже подъезжали Антоний с Сенекой, который недавно стал в опале у Нерона. Хозяином застолий был брат Сенеки – Юний Галлион, который содержал дом и Эпихариду.

Почти десять лет назад, она, ещё не достигнув и двадцати лет, в порыве благостного настроения за похвалы стиха, была подарена Нероном своему учителю и наставнику Сенеке. Затем он, играя в табулу с Юнием, проиграл тысячу денарий, правила требовали расплаты немедленно, но хитрый Сенека предложил своему брату взамен взять одну из наложниц. Юний, не долго думая выбрал рыжую красавицу Эпихариду. Затем он выкупил её из рабынь и сделал вольной. Она почти постоянна жила на вилле, у неё была три служанки, которые ухаживали за ней. Раз в день мыли её и расчесывали густые рыжие волосы, готовили простую и изысканную пищу. Все гости, которые собирались под крышей дома Юния, приезжали не столько провести время с Эпихаридой, сколько высказать свои мысли насчет государственного управления, не боясь быть уличенным в нелояльности к Императору. Эти уважаемые господа Вечного города не прочь были пофилософствовать о патриотизме и отведать простой пищи – каши, овечий сыр и лук. На постоянных пиршествах, устраиваемых в резиденциях патрициев, они привыкли к изысканной пищи, как к обычной повседневной еде, и чтобы вернуть себе чувство самосознания и самобытности, они – потомки этрусков и сабинов, пиценов и осков, употребляли её, как и их предки сотни лет назад. В последнее время они стали собираться без предупреждения и в разное время, не требуя явств. Они собирались, и, выпив кувшин вина, расходились через час-другой. Про Эпихариду как будто даже начали забывать.

С Филоником она встретилась на празднике Вакхосу. Все эти три дня, что продолжался праздник, а вернее безобразие на улицах города – вино лилось рекой, танцы, музыка и огни были повсюду. Горожане Рима пустились в безудержное веселье и разврат. На окраине города, в самом злачном месте, где без кинжала ходить одному и не стоит, был рассредоточен центурий Филоник со своим отрядом. В его задачу входило недопущение убийств, мародерств, грабежей и насилия. Солдаты пребывали в прекрасном расположении духа, палатки были забиты кувшинами с вином, едой и сладостями. Постоянно из палаток доносился женский хохот и визг. Филоник только ходил и посмеивался между ними. Караульные сменяли друг друга, докладывали о незначительных происшествиях и стычках на улицах Рима – пьяные патриции удавили свинью и случайно зарезали лошадь. Члены Сената катались голым на колеснице, запряженной волами в термах, и, в конце концов, утопили их в бассейне. Куртизанки гонял постояльцев вилами за неуплату услуг – в общем, ничего особенного, веселье как веселье. Праздник заканчивался, Филоник оставил свои обязанности на оптиона и отправился в центр города пешком проветрится от хмеля…

…у Эпихариды за все три дня праздника повсюду лежали, ходили и бегали во хмелю мужчины по дому. Голые женщины плавали в бассейне, и она не смогла избежать участия в оргиастическом и мистическом празднестве. После окончания праздника из дома вынесли всю мебель – она оказалось сломана, и два трупа – одна молодая женщина утонула в бассейне, один патриций не выдержал возлияний. По окончания третьего дня она поехала прокатиться по полупустому городу и отойти от всего «веселья»…

…и вдруг навстречу ему, на богатой колеснице из-за поворота выехала рыжая женщина. Он отошёл в сторону и пригляделся – Эпихарида! Последний раз они виделись почти десять лет назад, когда Нерон отдал Эпихариду ему в подарок. Не узнать её по рыжим волосам было не возможно. Он так долго и внимательно смотрел на неё, что она, поймав его взгляд, надменно отвернулась. Затем, будто что-то вспомнив, она резко остановилась и, повернувшись всем телом в его сторону, приложила руку к губам, вспоминая его имя. Филоник подошел ближе…

…она ехала шагом с полузакрытыми глазами. Хорошо было медленно прокатиться одной по свежему утреннему пустынному городу. Внезапно она почувствовала на себе пристальный взгляд офицера, уставшего и с сильного похмелья. Боже! Какой же он заросший и неопрятный! То же мне, солдат! Подумала она с пренебрежением и отвернулась. Но что неуловимое мелькнуло в его лице, что-то очень далёкое. Не может быть! Она остановилась. Это же… Это же! Она смотрела на него вспоминая имя.

– Филоник? Филоник! Жив!

Она звонко расхохоталась.

– …Эпихарида… жива…

Они обнялись…

…Когда жизнь потекла обычным руслом, Филоник часто проводил ночи у Эпихариды. Она отправляла свою служанку в дом Филоника и та сообщала центуриону, что сегодня ночью Эпихарида его ждет. После бурно проведенного времени, они рассказывали ночи напролет свои истории из жизни. Она, найдя в нём благодарного слушателя, поднявшегося также волею случая из низов общества, как и Эпихприда, свои истории, в основном, грустные и печальные. Филоник, прошедший не один десяток битв, приняв в своё тело десяток стрел и копий, истории побед и поражений. Об их тайно проведённых ночах Юний не знал, пока сегодня неожиданно не приехал вместе с Пизоном и Сенекой, когда они ещё спали.

Центурион Филоник спал в объятиях Эпихариды. До рассвета ещё был целый час.

6

Резко пройдя в центр перистильи Пизон ударил кулаками об стол и прокричал:

– Я убью Императора! Я убью Нерона!

В пустом доме эхо разнеслось усилив крик многократно. Привыкший к походной жизни центурион мгновенно спрыгнул на пол, накинул простынь на мощное тело и тихо вытащил острый гладиус из ножен.

– Кто это? – спросил он у Эпихариды.

– Пизон… – прошептала та, кутаясь в простыни в углу кровати.

– Сенатор? – спросил Филоник.

Эпихарида кивнула. Послышались разговоры, шум и шаги в спальню. Зашел Пизон, он не ожидал ещё кого-то увидеть и потому отпрянул назад.

– Ты кто? – спросил он.

Филоник молчал, в руках он держал меч. Пизон посмотрел разбросанную одежду. К Пизону подошел Сенека и посмотрел через плечо

– Ну! Мы сегодня будем завтракать? О! Да у нас тут драма, достойная Гомера!

– Ещё раз спрошу тебя. Ты кто? – грозно спросил Пизон.

– Я центурион внутренней когорты города.

– А! Филоник! Я знаю его! – сказал Сенека. – Трибун Аврелий мне как-то рассказывал занимательную историю. Напомни мне, старику, ты ли тот солдат, что спас нашего легата Аквинта от копий фракийцев?

– Я. Аквинт был тогда моим командиром. Но это было давно, – спокойно сказал Филоник.

– О, да! Аквинт с тех пор высоко взлетел! Любимец трибуна Аврелия и будущий сенатор!

– Что ты слышал, Филоник?

Тот вопросительно посмотрел на него.

– Ты сейчас что-то слышал?

– Да. Вы собираетесь убить Императора.

– И ты знаешь меня?

– Конечно. Сенатор Пизон.

– Сенека, ты самый мудрый среди нас, сажи мне, что мне делать: убить себя или убить его?

– Ну, дорогой мой Пизон, не настолько я и мудр, раз меня прогнал Император.

– Это говорит только об Императоре, а не о тебе. И всё же!

– Поговори с этим достойным воином, и вы оба останетесь живы.

– Воистину твоей мудрости нет предела. Пройдем за стол, Филоник и положи уже гладиус! Он меня беспокоит! Принеси нам вина, Эпихарида!

Было видно, что сенатор волновался, его поймали на месте с поличным и при свидетелях. Теперь он старался успокоиться и призывал все свои внутренние силы и обаяние для разговора с человеком суровым и незнакомым. Эпихарида быстро оделась и принесла два кувшина вина и фруктов. По одну сторону стола сел Пизон и Сенека по другую Филоник в простыне. Эпихарида встала за спиной центуриона.

– Филоник, я не смотрю, что ты делаешь с нашей любимой игрушкой. Видимо, она достойна такого воина, защитника Империи, – начал Пизон, кивнув на Эпихариду. Он отхлебнул вина и уже понял, как уговорить молчать этого человека, а если повезёт, то и перетянуть и на свою сторону. Но это если повезёт, а пока он надеялся на свой ум, красноречие и рассудительность центуриона.

– Империя рушится, центурион, кровь невинных и безоружных людей льётся на арене. Если раньше мы ходили отдыхать и смотреть на гладиаторов, которые дрались на смерть, но честно! Честно, центурион! То теперь последователей этого Иешуа травят львами. Их символ рыба! Чтобы не заподозрили меня, я перестал её есть! До чего дошло! Меня могут уличить в лояльности к ним! Разве я за них когда нибудь вступался? Нет! Я предлагал отправить их на родину, этого, якобы воскресшего Иешуа Учителя – как они его называют и которому они все поклоняются, в Палестинские земли! Но жечь живьём и кормить львов детьми! Это за гранью понимания! Нерон сошел с ума! Он разрушает Империю и вызывает гнев граждан! Всё, что создавали великие Цезари, будет потеряно, и про нас будут вспоминать лишь ужасные вещи! Филоник! Разве вспомнят про твою битву на севере Фракии у излучины реки Сеньё и твою жертву? Нет! А жертвы, ужасные жертвы этих несчастных людей будут помнить! И они нас проклянут! Поверь человеку, который пожил в два раза больше, чем ты! Ты хочешь войти в историю как убийца несчастных и безоружных? Ты, который принимал на себя удары варваров и движением своего гладиуса делал нашу Империю великой?

Пизон распалялся всё больше и больше, на него нашло вдохновение, перед ним были зрители и этого ему было достаточно. Его речь лилась то громко, то тихо, он то вздымал руки к небу, то закрывал ими лицо, то делал страшную гримасу и указывал куда—то вдаль. Он был умелый оратор. Наконец, он закончил речь и вплотную подошел к Филонику. Молча налив ему и себе вина он поднял бокал.

– За что же мы будем пить, будущий легат, – спросил Пизон.

Филоник встал и показал Пизону на мизинце небольшой перстень.

– Я поклялся отомстить. И видимо, время пришло. Я убью его, – сказал он, сделав ударение на первом слове.

Пизон внимательно посмотрел на перстень, достал прозрачный смарагд, что бы получше рассмотреть и его лицо испытало мгновенно тысячу эмоций.

– Не может быть! – он сел на скамью и с ужасом посмотрел на Филоника. – Так это был… ты…

– Был я, но сделать захотела она.

– Ах, Агриппина, Агриппина… как же ей не повезло с сыном, а нам с Императором…

– Я с вами, – сказала Эпихарида. – Я боюсь Нерона… и ненавижу его…

– Хорошо, – сказал Пизон, он осунулся и страсть, с которой он говорил минуту назад, пропала.

– Я расстроил тебя, сенатор? – спросил Филоник.

– Что сделано, то сделано… но ты разбередил мне сердце и память. Ведь я тоже был молод, Филоник! Ты можешь себе это представить? Мне тоже было двадцать! Ах! Как мы с Агрипиной любили друг друга!

Он замолчал. Сенека сидевший всё время молча встали начал ходить около стола.

– Тем более. Тем более! – начал он. – Император заслуживает смерти! Он должен держать ответ только перед здравым смыслом! И этот ответ с каждым годом у него всё короче и всё хуже! Нет, я не мщу. То, что он меня прогнал от себя, лишь говорит про него, а не про меня. Но История. История! Ведь он не понимает сути жизни Империи! Пизон, ты прав, нас запомнят, как живодёров! И поверь, мне очень жаль твоего кузена.

Сенека подошел и обнял сенатора.

– Спасибо, мой старый мудрец. Да, должен пояснить, – Пизон растрогался от таких слов и поцеловал Сенеку в его блестящую лысину. – Вчера Нерон казнил сотню сектантов, и среди них оказался мой кузен. И я, к сожалению, ничем не смог ему помочь. И я в гневе кричал, когда приехал сюда.

Наконец приехал Юний. Пройдя к столу, он остановился в полном изумлении, если не сказать больше: Сенека обнимался с Пизоном и что-то ему шептал на ухо, тот то ли всхлипывал, то ли смеялся, Эпихарида держала за плечи здоровенного голого мужчину в одной лишь простыне на поясе. На столе уже валялись пустые кувшины из под вина. Все были изрядна пьяны.

– Юний! – пьяно сказал Пизон. – Зря ты задержался, я так хорошо говорил.

И обратившись к Филонику, сказал:

– Скажи этому зануде, мой будущий легат! Я был прекрасен! Впрочем, как всегда…

– О! Я гляжу вы уже тут должности делите? И какая же достанется мне? – зло спросил Юний.

Сенека скривился в пьяной улыбке и сказал:

– Тебя, мой брат, я назначаю центурион всех борделей и притонов!

Тут же смех вырвался из пьяных глоток Пизона и Сенеки. Они начали повторять это без остановки и, неприлично жестикулируя, опять смеялись, брызгая слюной. Наконец, они подошли к Юнию, обняли его и, прерывая разговор смехом, что-то начали ему объяснять, время от времени показывая рукой в сторону Филоника и Эпихариды.

– Не будет толку! Всё дело загубите! – сказал Юний и пошел обратно.

– Она моя! – крикнул он, уходя и показывая на Эпихариду. – И дом мой! И всё тут моё!

Сенека только развел руками.

– Он хочет быть главным в этом деле, – уже серьёзно сказал Пизон. – Но не знает с чего начать и что делать.

– К сожалению, мой брат только торговец, но не политик, – вздохнув, сказал Сенека.

7

Длиннорукий Перс мял грузное тело Нерона. Тот кряхтел и постанывал. Худые жилистые пальцы одной руки проникали под складки кожи другая с шлепком опускалась. Всё тело Императора колыхалось под худыми, но сильными руками Перса. В жарких термах курились благовония и пот с Нерона лился градом. Волосатый долговязый Перс, голый по пояс стоял за каменным столом, на котором лежало белое тело Императора. Он время от времени подливал масло на руки и с новой силой начинал шлёпать и мять то спину, то ноги, то руки Нерона. В термы вошла служанка и принесла кувшин с вином. Увидев её Перс закричал что-то на непонятном языке, затем перешел на латынь.

– Пошла! Пошла! Вон! Яд несёшь? Змея!

Он схватил кривую саблю и направил ей в грудь. Она испуганно остановилась.

– Яд принесла? Отравить Императора? Змея!

– Брось её, Перс, она уже десять лет мне вино подносит. Подай мне, я хочу пить.

Перс подошёл вплотную к служанке и провел ей ребром ладони по шее. Та задрожала от одного вида этого косматого и длинновязого человека, который мог убить одним ударом пальца в грудь. Воткнув саблю в деревянную лавку он прошептал:

– Уууууууу, змея!

И ухмыльнувшись во весь свой щербатый и беззубый рот, Перс схватил её за горло, крепко прижавшись к ней слюнявыми губами, начал целовать и тискать её огромными ладонями, причмокивая. Служанка вырывалась, вилась под его руками, но справиться с ним не могла.

– Ишь! Змея! Сладко! – сказал Перс, отпуская служанку, и тут же с размаху ударил своим здоровенным кулаком ей под дых, та упала на колени и открыла рот, ловя воздух.

– Вечером придёшь ко мне, змея, сладко будет! – сказал Перс и что-то добавил на родном языке, скаля остатки кривых зубов.

Подав кувшин с вином Нерону, он принялся опять его мять и массировать. Так и не разогнувшись от такого удара, служанка на коленях выползла из терм, всё ещё не дыша. Последние полгода Нерон был наконец-то доволен: у него появился настоящий друг – Перс. Он был и телохранитель и советник, и собутыльник, и врач и участник его постоянных оргий, и ещё – он прекрасно делал массаж!

Шесть месяцев назад повозка с Императором медленно, что бы его не разбудить, катилась по мостовым Рима с очередной попойки. Стража Нерона медленно шла по бокам и дремала. Что может случиться в Риме, когда все спят, даже Император?

Две стрелы попали стражникам в шею и тут же еще две стрелы просвистели и достигли цели. За одно мгновенье четыре стражника упали, обливаясь кровью и держась руками за горло, пронзенное стрелами. Один из них попытался встать и прохрипел, истекая кровью:

– Измена…

Как тут же из темноты мелькнула тень и, махнув мечом, отрубила ему голову. Ошеломленная охрана мгновенно сгрудилась вокруг Императора, который всё ещё спал. Вокруг была тишина, только было слышно, как задыхались собственной кровью солдаты. Щиты над Императором были подняты, образовав непробиваемую крышу, но меткая стрела попала в ногу стражнику, второму, третьему, и вот уже щиты стоят не так надежно. Нерон проснулся, когда он пришел в себя, хмель слетел с него моментально. Он заверещал и закутался в пурпурную тунику. Он елозился и верещал под ней всё сильней и сильнее, и становился всё лучшей и лучшей мишенью. Вдруг обе лошади впереди упали – один из стражников крикнул, что им перерезали горло. Враг был повсюду и его не было видно. Из восьми охранников в живых осталось только трое, причем двое ранены в ногу и хромали. Наконец из темноты показались трое, они были в лёгких кожаных панцирях, они были без шлемов и плащей, лица были черные.

– Мы солдаты первого легиона! – сказал один из них. – Уходите, стражники! И останетесь живы! Нам нужен только этот предатель Империи – Нерон.

Император заверещал как поросенок.

– Мы не можем уйти! Мы стража Императора! – через силу сказал один стражник и упал на колени, рана на его бедре кровоточила с бешеной скоростью.

– Ты умрешь! Твоя кровь покидает тебя быстрее, чем ты вспомнишь свою семью! Кому ты служишь? Может, ты везешь его с военного совета? Ответь мне солдат! Ответь!

– Нет, я везу его с борделя… – слабым голосом ответил стражник.

– И ты за это умираешь? Ты должен был гордо закрыть глаза на полях сражения с копьем в груди за свободу Римской Империи, или с седой бородой рассказывать внукам о своих победах! А ты умираешь около ног развратника и предателя!

– Ты… поздно… пришел… незнакомец… – охранник Нерона из последних сил попытался подняться, но, упав на спину, перестал дышать.

Чувствуя, что он остаются без охраны, Нерон начал кричать истошным голосом всё сильней и сильней.

– Заткните эту скотину! Он разбудит честных граждан Рима! – продолжал нападавший с черным лицом, только его глаза сверкали.

– Нет! Вам придется сразится с нами! – один стражников кинулся на троицу но тут же был заколот гладиусом.

– Послушай, ты храбрый воин! Ты честно исполнял свой долг! Но ты ранен и умрешь как твой командир от потери крови! Иди к семье! Нам нужен только Нерон! Его мы подвесим за ноги!

И в этот момент из темноты вдруг выскочила черная долговязая фигура в рваной рубахе. Одним движением своего кривого меча она моментально уложила одного из троицы. Второй вступил с ним в поединок и в это же время последний стражник с раненной ногой кинулся на подмогу. Короткая схватка и – все трое нападавших лежали мертвы. Длинный долговязый, с грязной бородой и в грязной одежде подошел к коляске с Императором и откинул тогу. Нерон увидел его, заорал и потерял сознание.

– Мой Император, – сказал долговязый и погладил его окровавленной рукой по голове.

– Ты кто и откуда взялся? – спросил корчась от боли в ноге последний стражник.

Неизвестный что-то начал лопотать на непонятном языке, обошел вокруг солдата, почмокал, покачал головой. глядя на рану стражника, заулыбался и, подойдя вплотную, воткнул по самую рукоятку свою кривою зазубренную саблю. Стражник хотел крикнуть, но долговязый отпустив саблю, одной рукой зажал ему рот большой ладонью, а второй приложил палец к своим губам и, улыбаясь во весь свой кривозубый рот, покачал пальцем. Стражник схватил долговязого за руки, но тот с силой выдернул оружие, солдат упал, забрызгав кровью долговязого. Неизвестный пошел по трупам собирать украшения и перстни, он что-то бормотал про себя. Перстни, которые плохо снимались, он отрубал вместе с пальцами и клал в мешочек на поясе, с которого капала кровь. Так, в полной тишине, долговязый перешагивал через трупы, а Нерон, придя в себя, через щёлку выглянул из своего убежища. Услышав шорох долговязый тут же кинулся на колени и начал что-то говорить на латыне, мешая с непонятным, видимо, родным языком.

– Мой Нерон! Враги! Всех убил! Кругом змеи! Всех убил! Все предатели! Мой Нерон! Император Нерон!

Так, неизвестный дополз на коленях до коляски.

– Встань… – трусливо сказал Нерон. – Кто эти люди? Это ты всех убил?

Он выглянул и увидел трех солдат в кожаной защите и покрашенными в черный цвет лицами.

– Это змеи! Предатели! Я всех убил! Люблю Императора! – и он вскинул руки к небу.

– А как ты здесь оказался? – вдруг тревожно спросил Нерон.

Перс снова упал на колени и закрыл лицо большими руками.

– О! Мой Император! – он начал качаться из стороны в стороны. – Я хотел ограбить тебя!

И он начал рвать на себе грязные курчавые волосы, причитая на родном языке.

– Ограбить? – удивился Нерон

– Я думал едет хороший богатый господин! О, мой Нерон! И я напугаю его и возьму несколько денариев! – он качался из стороны в сторону, стоя на коленях и дергал себя то за бороду, то за волосы.

– Я не видел Нерона! Я видел богатую коляску, надо украсть денарии! Но потом я увидел солдат и как они на тебя напали!

Нерон расхохотался, он уже пришел в себя после пережитого.

– Как тебя зовут?

– Никак. Я бродячий сын своего народа.

– Ну, имя у тебя есть?

– Я его не помню.

– А откуда ты?

– Из Персии.

– Тогда твоё имя будет «Перс»!

– Как тебе угодно, Нерон!

– Где ты так научился хорошо драться?

– Я был воин, но меня разбила Римская армия в песках Персии и я бежал. Эти змеи хотели убить тебя! – Перс показал рукой в сторону нападавших. – Я их всех зарезал! Я люблю Рим! Я люблю Нерона!

Перс схватил ноги Нерона.

– Так ты солдат?

– Да! Но раньше я был врач и лишь война заставила меня убивать людей!

– Вот как! И что же ты умеешь лечить?

– Всё!

Нерон расхохотался.

– Ну, нет! Даже мои врачи не могут всё вылечить!

Перс встал на ноги закатил глаза под лоб и замычал на своём языке какие-то слова, потёр грязные ладони и спросил:

– Император любит девочек?

– Император любит и девочек и мальчиков! – и громко рассмеялся.

– Хорошо… хорошо… пусть Нерон даст мне руки.

Взяв запястья усмехнувшегося Нерона Перс начал делать манипуляции большими пальцами двигая ими к середине ладони Императора. Вначале Нерон сидел с улыбкой на лице и смотрел, как Перс что-то шепчет и массирует ему руки. Затем лицо стало его серьёзно, он посмотрел себе между ног, к чему то прислушиваясь. Он выпрямился и открыл рот от удивления. Всё естество Нерона напряглось с такой силой, что он покраснел лицом и часто задышал. От такой неожиданной развязки он выдернул руки из объятий Перса и уставился на него. Часто дыша и щупая себя, сбивчивым голосом он спросил:

– Ты колдун, грязный бродяга?

– Это не колдовство, это врачевание. Я учился у людей с маленькими глазами. Там. Где горы до неба. Очень долго. Пять зим. Отдал много коней за учебу. Дед мой умел лечить, мои родичи умели лечить и знали самого Великого Искандера. Но война всех убила. И отца и деда и меня.

– Как убили? Ты же здесь стоишь, – произнес потрясённый и рассказом и «колдовством» Перса, Нерон.

– Врача убили. Сделали разбойника. Теперь я люблю Нерона и Рим, здесь можно жить на улице и воровать!

– Теперь ты не будешь жить на улице, ты будешь жить во дворце! Ты будешь жить у меня!

Перс упал на колени и начал лепетать на родном языке, воздевая руки к небу.

– Послушай, ты можешь меня отвезти меня во дворец? А то уже светает а…

– Не говори больше! Не говори!

Перс схватил свою саблю и одним ударом разрубил поводья, к которым были привязаны зарезанные лошади. Взявшись за оглобли он быстро разогнался своими худыми и жилистыми ногами. Коляска плавно покатилась и они быстро добрались до дворца Нерона.

Служанка, которую отправил Нерон в термы к Персу в тот же день, помочь ему отмыться от грязи, была избита и изнасилована им до полусмерти. Вся окровавленная она вышла из помещения и еле добралась до дома. Разбитыми губами она смогла рассказать, что с ней сделал страшный и косматый незнакомец. Мать с братом, со слезами на глазах слушали и ужасались дикости нового друга Императора. Брат служанки, Пифий, ещё совсем юный солдат, которому не довелось затупить свой гладиус о плоть врага и проткнуть им сердце неприятеля, со слезами на глазах шептал слова проклятия длинновязому другу Нерона. Молодой воин схватив свой меч, бросился вон из дома, так и не успев услышать слова матери:

– Стой! Пифий! Не делай этого!

В одной белой тунике, сидя позади дворцовой стражи Перс пил вино прямо из горла кувшина и кряхтел от удовольствия. Молодой воин без щита и шлема остановил свой бег около входа во дворец, он наклонился, что бы отдышаться. Перс не обращал ни на кого внимания, он наслаждался вином и чистотой своего тела. Он ни когда не мылся в термах, только в Тибре и то ночами. Пифий повернулся и, увидев, Перса, понял про кого говорила сестра – длинный, косматая борода и длинные курчавые волосы. Длинные руки были волосатыми с большими ладонями.

– Эй! Ты! – крикнул Пифий, и направил на Перса гладиус.

Стража посмотрела в его сторону.

– Солдат! Иди отсюда! – сказал старший стражник.

– Этот человек чуть не убил мою сестру! – продолжал Пифий.

– Подай жалобу! И уходи! – повторил старший.

– Она сама виновата! – сказал молчавший до этого Перс.

– В чем? – удивился Пифий и отступил.

– В том, что она женщина! – громко сказал Перс и расхохотался.

Пифий кинулся к Персу наперевес с гладиусом, но был остановлен стражей.

– Хочешь в темницу? – и его грубо кинули на дорогу.

– Я сам! – сказал Перс, и, скинув тунику, совершенно голый подошел к Пифию.

Жилы и мышцы, словно канаты обвивали худое и волосатое тело Перса, мужское естество был невероятно огромных размеров, даже стражники переглянулись между собой с удивлением. Голый, прямой как копьё, Перс стоял над Пифием и злобно дышал.

– Вставай! Смотри, у меня нет ничего! – он развел руки в стороны. – Ножа нет! Ничего нет!

Пифий встал, он казался совсем подростком рядом с Персом.

– Я один удар, ты один удар. Я рукой, ты мечом. При свидетелях! Эй! Стража! Смотрите! Я предлагаю! Ты согласен? По одному удару? Я рукой, потом ты меня можешь проткнуть мечом!

– Ты убежишь… – неуверенно сказал Пифий.

– Пусть стража меня держит! Скажи, ты согласен?

– Да! Я проткну тебя гладиусом!

Вокруг уже начали собираться люди.

– Смотрите! Он согласился! Все слышали! Да?

Пифий кивнул.

– Ты глупый и поэтому уже мертвый…

И в этот момент Перс сделал резкий удар рёбрами ладоней с двух сторон по шеи Пифия. Не издав ни звука, Пифий мелко задрожал и напрягся всем телом, все мышцы его натянулись, жилы на шее вздулись. Он выпучил глаза и не мог открыть рот для вдоха. Белки его глаз наполнились кровью – сосуды начинали лопаться от напряжения. Из глаз закапали кровавые слезы. Он продолжал стоять, не моргая, напрягаясь всё сильнее и сильнее, все смотрели на него и ждали какой-нибудь реакции. Пифий почувствовал, что задыхается и перестаёт видеть, его сердце сделало удар и остановилось. Ещё удар и опять остановилось. Ещё удар, остановка. Перс раскинул руки в стороны и запрокинул голову.

– Бей! Твой удар! Глупый юнец!

Все ждали. Наконец один стражник подошел и посмотрел на Пифия вплотную по лицу которого текли красные слезы.

– Не дышит… – прошептал он и оглянулся на Перса.

– Давно мертв… – проговорил тот, развернулся и пошел во дворец Нерона.

Пифий начал покрываться синими пятнами от разрывов сосудов, его сердце ударилось ещё раз и сжалось в тугой комок. Уже входя арку дворца, Перс крикнул:

– Глупый змей!

Мышцы уже мертвого Пифия, которые были стянуты судорогой, после этих слов расслабились, рот его открылся, голова запрокинулась и кровь с кусками лёгких вырвалась наружу, колени его подогнулись, он упал, заливаясь фонтаном своей крови. Все закричали, побежав от Пифия прочь, даже стражники, видавшие много смертей, отпрянули в ужасе. Из глубины дворца раздался смех:

– Вы все сами виноваты! Змеи!