Текст книги "Блеск и нищета российского ТВ"

Бесспорным лидером «ТЭФИ-98» стала телекомпания НТВ, которая заработала семь статуэток. Кроме этого, наконец-то академики удостоили своим вниманием канал ТВ-6: первую за четыре года премию «ТЭФИ» каналу принесла картина «Бедная Саша». Однако другая представительница этого же канала – Юлия Меньшова – в третий раз была «прокачена» членами жюри. Причем ее программу «Я сама» «обскакал» не кто-нибудь, а сам президент АРТ Владимир Познер со своим «Человеком в маске». Вот как выглядел список победителей:

Лучшая информационная программа – «Сегодня», НТВ;

Лучший ведущий информационной программы – Михаил Осокин, НТВ;

Лучшая публицистическая программа – «Старая квартира», РТР;

Лучшая программа об искусстве – «В поисках утраченного», ОРТ;

Лучший игровой (художественный) фильм или сериал – «Бедная Саша», ТВ-6;

Лучшее ток-шоу – «Человек в маске», ОРТ;

Лучшая развлекательная программа – «Сам себе режиссер», РТР;

Лучший ведущий развлекательной программы – Николай Фоменко, НТВ;

Лучший спортивный комментатор – Евгений Майоров (посмертно);

Лучший продюсер – Константин Эрнст, ОРТ;

Лучший репортер – Павел Лобков, НТВ;

Лучший телепроект года – канал «Культура»;

Лучшая передача регионального ТВ – «Детский адвокат», Нижний Новгород;

За мужество – Елена Масюк и группа журналистов, НТВ;

За личный вклад в развитие российского телевидения – Игорь Кириллов;

Специальный приз – Евгений Евтушенко (за цикл «Поэт в России больше, чем поэт»).

Как и положено, комментариев после церемонии в прессе было предостаточно. Что же писали в те дни? К примеру, удивлялись, что в очередной раз прокатили провинциалов, отдав им единственную премию – за лучшую программу для детей.

Между тем 98-й год запомнился прежде всего тем, что страну здорово «дефолтнуло». Как пишут историки С. Валянский и Д. Калюжный: «В «черный понедельник» 17 августа страна узнала, что она разорена, стала банкротом и не имеет возможности исполнять свои долговые обязательства. Правительство заявило, что отныне курс рубля по отношению к доллару будет определяться Центральным банком по итогам каждого очередного дня… Все банки прекратили выдачу денег со срочных счетов своим частным клиентам, чем фактически признали свой крах.

Цены в магазинах менялись по нескольку раз за день. Чтобы успокоить рядовых граждан, державших вклады в частных банках, председатель Центробанка С. Дубинин 20 августа заявил, что правительство готово дать гарантии частных вкладов. В реальности же, пока клиент занимался переоформлением, курс рубля стремительно катился вниз, и к моменту получения своего вклада в Сбербанке у него в руках оказывалась в лучшем случае одна треть первоначального вклада. В этот раз правительство своими действиями, имевшими вполне прогнозируемый результат, ограбило тех немногих, кто успел подкопить средств во время безумных «рыночных реформ». Власть в какой-то степени потеряла поддержку и так малочисленной прослойки, нажившейся на разорении народа…»

Между тем дефолт ударил и по телевизионщикам. Достаточно сказать, что до «черного понедельника» государственное ТВ существовало во многом за счет рекламы, получая от нее до 6 млн долларов в месяц (вот почему зарплаты отдельных тележурналистов превышали министерский оклад в пять (!) раз). После августовского кризиса доходы от рекламы упали до 300 тысяч долларов со всеми вытекающими отсюда последствиями. Зарплата в «Останкине» заметно упала, началось сокращение штатов, свертывание новых телепроектов. В течение месяца-двух зрители имели возможность наслаждаться впечатляющей картиной – резким сокращением количества рекламы на своих экранах. Однако уже к концу года ситуация вновь вошла в привычное русло – кариесно-прокладочная муть опять принялась «окучивать» мозги россиян. Значит, не столь бедственным оказался для телевизионщиков кризис, если так быстро все вернулось на круги своя.

Однако в конце года с канала ОРТ вынуждена была уйти группа рекламных компаний «Premier SV», которая работала там уже четыре года. Почему ушла? По слухам, посредничество «Премьера» мешало Березовскому контролировать финансовые рекламные потоки канала. После этого на ОРТ была создана своя рекламная дирекция, что открыло широкие возможности для создания собственного рекламного бизнеса.

В сентябре на ОРТ в очередной раз поменялась власть: вместо Ксении Пономаревой в кресло гендиректора сел Игорь Шабдурасулов (он был сначала и. о., а 15 октября его избрали руководителем канала). Пономарева ушла со скандалом: официальной причиной ее ухода было то, что программа «Время» с Сергеем Доренко вышла в эфир без согласования с ней. Этот переполнило чашу терпения гордой и принципиальной женщины, которая, в отличие от некоторых мужчин, не захотела быть «шестеркой» Березовского. Как сообщат чуть позже российские СМИ, Пономарева разослала приглашения на прощальный фуршет, в которых была следующая фраза: «В ознаменование конца моей проституции под олигархами приглашаю вас посетить скромный ужин».

Отмечу, что до этого Шабдурасулов в течение пяти месяцев исполнял обязанности заместителя руководителя администрации Президента РФ. В то время ОРТ в очередной раз переживало не лучшие времена, более того – перед ним реально маячила перспектива банкротства. В конце года на пороге главной телекомпании страны даже появились судебные исполнители, которые для начала арестовали весь автомобильный парк ОРТ. Но угрозу смены собственника удалось предотвратить близостью к Ельцину: перед самым Новым годом президент подписал указ «О мерах государственной поддержки ОРТ», по которому Внешэкономбанк выделил телекомпании Березовского 100 миллионов рублей кредита под залог ее акций.

В таком же привилегированном положении находился и другой госканал – РТР. А вот НТВ, что называется, вышло из доверия Кремля и хлебнуло его нелюбви по полной программе. Вот что рассказывал тогда один из руководителей канала Игорь Малашенко: «Государство организовало тот чудовищный августовский кризис, и я считал справедливым, что оно и должно помочь телекомпаниям смягчить этот удар. Но финансовая поддержка со стороны государства в виде гарантированных государством кредитов была оказана телекомпаниям ОРТ и РТР. НТВ такой поддержки не получило, хотя 17 февраля 1999 года Ельциным был подписан документ в отношении НТВ. Смысл его резолюции был в том, что он считает целесообразным оказание финансовой поддержки телекомпании НТВ. Это поручение никогда не было выполнено, имел место прямой саботаж. Хочу заметить, что на тот момент не было еще новой чеченской войны, много еще чего не было, и никто не говорил, что НТВ находится в оппозиции. Но в тот момент люди, которые руководили нашим государством, пришли к выводу, что существовать должны только те СМИ, которые выполняют их команды…»

Аккурат в те же февральские дни громкий скандал потряс ВГТРК: популярного ведущего программы «Вести» Михаила Пономарева сначала отстранили от эфира, а потом и вовсе уволили с работы. Почему? По словам одного из руководителей компании Л. Кошлякова, сделано это было по двум причинам. Во-первых, в «Вестях» проходит плановая реорганизация, во-вторых – из-за несогласия Пономарева работать по новой схеме. Мол, Пономарев настолько зазнался, что стал претендовать на более значительную роль, чем та, которую он заслуживает. Сам пострадавший охарактеризовал происшедшее следующим образом: «Меня отстранили с формулировкой «за плохой характер»! За то, что постоянно вступал в дискуссии, а они никому внутри коллектива не нужны – хватает, мол, внешних проблем! Лесин, наш первый зампред, так и сказал: «Вести» должны стать полуармейским подразделением, где самое главное – вовремя и без обсуждения выполнять приказы!» Главный идеологический инструмент страны – программа «Вести» – превратилась в разобранный коллектив!..»

А вот как прокомментировала на страницах «АиФ» эту ситуацию лидер первичного профсоюза ВГТРК И. Зуева: «Случай с Михаилом – верхушка айсберга. Полтора года мы пытаемся вызвать руководство компании на переговоры – и тщетно. Уволили 1700 человек (!), уволили незаконно, мотивируя «разрастанием штата компании». Как же может количество сотрудников в главной гостелерадиокомпании соответствовать уровню Македонии, а не огромной страны?! Знаете, за что сняли Пономарева? Швыдкой запретил к показу сюжет про министра труда, и Миша возмутился… А еще говорят, что нет цензуры! С Пономаревым получилось так же, как и с Сорокиной. Только она опустила голову, а он пытается бороться…»

Пономарев действительно пытался опротестовать решение руководства ВГТРК. Даже к Президенту России апеллировал – написал ему письмо. Однако оно до главы государства, видимо, не дошло, а если бы и дошло, результат для Пономарева наверняка был бы неутешительный. Навряд ли Ельцин встал бы на его сторону. Кстати, один из членов его администрации так и сказал в одном из интервью: «Мы уверены, что конфликт с Пономаревым вызван трениями на творческой кухне, а не политической цензурой. Письмо, естественно, будет рассмотрено, но никакого политического конфликта не существует…»

В течение нескольких месяцев после увольнения о Пономареве не было ни слуху ни духу. А в октябре он внезапно «всплыл» на канале ТВ-6 в прежнем качестве – обозревателя информационной программы.

Тем временем той же весной политическая оппозиция вновь попыталась накинуть узду на распоясавшееся телевидение. В частности, Госдума приняла, а Совет Федерации утвердил закон «О Высшем совете по нравственности на телевидении и радиовещании». Однако Президент России Б. Ельцин тут же наложил на этот закон вето. Чтобы это вето не бросало тень на президента, либеральная интеллигенция разыграла спектакль: подняла шум в СМИ о якобы очередной попытке «левых» покуситься на свободу слова и вернуть цензуру. На самом деле никакого покушения не было в помине, поскольку покушавшиеся были не стратегическими противниками либералов, а всего лишь тактическими. И это со всей наглядностью было явлено стране в одном из выпусков передачи «Суд идет» на НТВ (съемка прошла 27 марта 1999-го, эфир – в апреле), которая была посвящена именно этой проблеме: там разбирался иск Фонда защиты гласности (руководитель – писатель Алексей Симонов) против комитета Думы по культуре, который готовил закон (руководитель – кинорежиссер Станислав Говорухин). Свидетелем у последнего выступал известный философ Сергей Кара-Мурза. Ему слово: «Главным оратором был сам Говорухин – и ответчик, и адвокат, и свидетель в одном лице. Оратор он блестящий – беспардонный и умело сбивающий с толку оппонента. Любо-дорого смотреть. Он так умело упрощает проблему, а потом вообще ее искажает, что оставляет противника, который пытается что-то сказать по сути, просто в дураках. А противниками у него были, помимо А. Симонова (он, впрочем, молчал) и безобидной Мизулиной, краснобаи Александр Гордон, Виктор Шендерович и Александр Минкин.

Но если смотреть на такие редкие споры не как на интеллектуальный бокс, а как на конфликт идей, то выходит, что Шендерович был выше Говорухина. Он и, косноязычно, Симонов заявили прямо и ясно, что отвергают главный устой русской культуры – существование совести, скрепляющей людей в народ. Их кредо таково: нравственность – личное дело каждого, поэтому никакого права давать нравственную оценку делам индивида народ, общество и государство не имеют. Такая оценка есть тоталитаризм и цензура.

На это фундаментальное заявление Говорухин ответил доводом второстепенным: «Нравственность – это правда». Сегодня, мол, телевидение в руках олигархов, они не допускают к экрану тех, кто имеет иную точку зрения. В результате возникают зоны умолчания (как в случае приватизации, банковских пирамид, болезни Ельцина и т. д.). Правда искажается, и это безнравственно. Все это правильно, но это проблема низшего уровня. Довод Говорухина не отвергает кредо Шендеровича, он лишь просит плюрализма – чтобы, кроме Чубайса, можно было услышать Абалкина, и, кроме Козырева, – Бессмертных.

По сути же проблемы Говорухин и Шендерович сходятся, причем обе их точки зрения именно тоталитарны – доведены до абсолюта, до абсурда. Совещаясь перед записью, я предлагал Говорухину задать Шендеровичу вопрос: считает ли он, что индивид имеет право сбросить на публике штаны и показать всем голый зад? Если нет, значит, это не личное дело, общество имеет право защитить себя от такого зрелища, вводя понятие «оскорбление нравственности» – цензуру. Но в этом примере видно, что нравственность не сводится к правде (наоборот, штаны как раз скрывают правду, создают «зону умолчания»). Поэтому мой вопрос не был принят, он противоречил тезису Говорухина.

Набор примеров и весь контекст этого тезиса таков, что «правда» сводится в нем к достоверной информации о действительности («у Ельцина был инфаркт», «в Самашках ОМОН не казнил детей») и к альтернативному прогнозу ближайшего будущего («приватизация нанесет вред», «ГКО рухнут»). Это – правда разума. Относительно такой правды не может быть нравственного конфликта, а есть лишь проблема неполного знания или недобросовестности в его сообщении. Нравственность, эквивалентная такой правде, есть лишь одно из воплощений знания научного типа. Она с философией Шендеровича вполне совместима.

Здесь ли корень той драмы, что переживает Россия? Совсем нет. Главное – разлом в нравственности не ума, а сердца. Как пишет Н. А. Бердяев, «у Достоевского есть потрясающие слова о том, что если бы на одной стороне была истина, а на другой Христос, то лучше отказаться от истины и пойти за Христом, т. е. пожертвовать мертвой истиной пассивного интеллекта во имя живой истины целостного духа». Таким образом, тезис «нравственность – это правда» не противостоит демократам. Им противостоит «истина целостного духа». Иными словами, «нравственность – это правда и добро». Здесь – разлом, и здесь мы с Шендеровичем несоединимы, потому что понятие добра не есть достояние индивида, это плод культуры, создаваемой и хранимой народом.

Не вдаваясь в этот вопрос, Говорухин выразил, на мой взгляд, фундаментальную слабость нашей оппозиции в целом. Она как бы не видит, что в России, в самом ее народе, а значит, и в культуре, произошел именно раскол. Раскол не сводится к жадности, подлости, некомпетентности или глупости одной какой-то части (хотя все это имеет место и усложняет обстановку). Он проходит по самому ядру ценностей и разделяет людей по их отношению к проблемам бытия, главным проблемам. Люди занимают разные позиции не потому, что неполна «правда» и они лишены информации, а вследствие своего нравственного выбора. Иными словами, в России возникли две разные системы нравственных ценностей, каждая из которых обретает свое знамя и свой язык. Раскол этот созревал давно, и советский период был исторически недолгим восстановлением единства (вернее, инакомыслящие были в условиях сталинизма слабы и загнаны в подполье).

Что происходит, когда политики оппозиции не признают наличия раскола общества в сфере нравственности? Они способствуют усилиям власти отвлечь внимание гражданина от того нравственного выбора, перед которым он стоит почти каждый раз, когда принимается какое-то политическое или экономическое решение. Это и есть главная задача манипуляции сознанием. Манипулятор должен прежде всего добиться, чтобы человек воспринимал каждое изменение как проблему решения, а не выбора. Он не должен задумываться о том, хорошо ли приватизировать землю, он должен лишь думать о том, как ее приватизировать. Вот в этом вопросе можно допустить борьбу мнений, взаимные обвинения Чубайса и Лужкова, даже демонстрации независимых профсоюзов.

Когда политики оппозиции не признают конфликта ценностей, они, сами не всегда осознавая, принимают ценности тех, кто обладает властью и собственностью. Значит, на деле они становятся соучастниками власти в управлении, хотя им разрешают и даже обязывают бороться с властью по второстепенным вопросам: об отставке негодного чиновника, о борьбе с преступностью или о своевременной выплате зарплаты. Поскольку на деле часть общества, которую, как предполагается, представляет оппозиция, исповедует непримиримо иные ценности, никакого шанса на массовую поддержку такая оппозиция не имеет – к ней относятся довольно равнодушно. Потому что на деле она эту часть общества в политике не представляет. Ибо в главном политика определяется ценностями.

Конечно, левая оппозиция заявляет, что она привержена идее социальной справедливости. Но сами по себе это пустые слова, то же самое говорит и Гайдар, и Брынцалов. Никто себя не назовет несправедливым и безнравственным. Важна расшифровка. Она и следует: левые теперь за рыночную экономику и против уравниловки. Отсюда и выводится профиль нравственности. В чем справедливость рынка? В двух вещах: полная свобода сделки (хочу – покупаю, хочу – нет) и ее честность (без обвеса и обсчета). Значит, в рыночной экономике несправедливо и безнравственно платить зарплату шахтерам за то, что они производят уголь, который дешевле купить в Австралии. Им платят лишь потому, что нарушена свобода сделки (дорогой уголь Кузбасса покупают под давлением политики). Им платят, вырывая кусок у других граждан. В рыночной экономике безнравственно давать жителям дотации на оплату воды и отопления. Пусть выплачивают покупаемые ими блага полностью. Почему у Брынцалова, который живет в своем доме, отнимают в виде налогов деньги, чтобы оплатить тепло для жителей пятиэтажек в какой-нибудь Вологде? Несправедливо наказывать фирму, которая прекратила подачу тепла во Владивостоке, потому что за это тепло ей не платили. Где же здесь свобода сделки и где честная оплата за взятый товар? Не желаешь платить – не надо, ставь печку, разжигай костер. Ты свободен! Немцов со своей жилищно-коммунальной реформой был здесь абсолютно честен. Более того, он проводил в жизнь те ценности, которые признаны НПСР. Свобода сделки и эквивалентный обмен – не безнравственность, а именно стройная и непротиворечивая система нравственных ценностей.

Я лично отвергаю эту нравственность, я отвергаю ценности рыночной экономики, я требую уравниловки! Я считаю, что право жителей Вологды на жизнь и тепло ценнее, чем свобода сделки. Заявив это, я могу с ясной головой звать людей, которые со мной согласны, оказать давление на Немцова и добиться компромисса с ним. А если окажется, что нас много, то и подавить его. Но если я ценности Немцова разделяю, то моя борьба с ним – спектакль. Я борюсь за то, чтобы к кормушке нас с ним пускали по очереди…»

Кстати, о кормушке, в частности, о телевизионной. 27 мая 1999 года состоялась пятая по счету церемония вручения ежегодных телевизионных премий «ТЭФИ». Торжество проходило в Государственном центральном концертном зале «Россия». Причем список участвовавших в гонке номинантов был гораздо обширнее, чем раньше: 324 передачи-претендента, 170 телекомпаний, 24 региона страны. Однако в итоге провинциалов все равно ущемили – до финиша добрались всего лишь три программы, сделанные за пределами столицы. Это позволило специалистам сделать вывод, что даже на пятом году существования «ТЭФИ» эта премия так и не сумела стать всероссийской.

Были и другие претензии к церемонии награждения. Вот что писал, к примеру, в газете «Труд» известный телекритик Анри Вартанов: «Жадность некоторых наших телезвезд, и без того не обделенных славой и прочим, бывает поистине беспредельной. Иные готовы годами ожидать своей очереди на ярмарке тщеславия: передача давно уже, как говорится, «с бородой», а ее снова и снова выдвигают на соискание премии. Нередко это весьма достойные произведения вроде «Совершенно секретно» или «Я сама». В первые свои сезоны – при успехе у зрителей и критики – они вызывали настороженное отношение консервативных телеакадемиков. Теперь вот остается попытаться получить награду «за выслугу лет».

Есть в числе соискателей «ТЭФИ» и те, кто однажды уже был награжден. К примеру, А. Масляков уже получил своего «Орфея». Теперь вот хочет заиметь его и для КВНа в целом. А Л. Якубович за «Поле чудес» обрел «Орфея» образца 1995 года. Сегодня он снова претендует на статуэтку. Хотя, признаться, нынешнее «Поле чудес» ничуть не лучше прежнего. Скорее наоборот, если судить, по крайней мере, по письмам зрителей в редакцию…

Много и других несуразиц в нашей системе присуждения «ТЭФИ». Почему-то среди профессий, которые удостоены отдельных номинаций, нет таких важных (если подходить к делу всерьез), как сценарист. Пренебрежительное отношение к драматургии программ сказывается: недаром большинство из них столь поверхностны, а подчас просто глуповаты.

Перекос по профессиям существует и в составе самой телеакадемии. Там тоже в числе «бессмертных» нет ни сценаристов, ни актеров, ни дикторов, ни операторов, ни монтажеров. Из всего множества телевизионных специальностей представлены фактически только три: ведущие, режиссеры и управленцы. К ним относятся продюсеры и руководители каналов: последние пополнения состава академиков рекрутируются почти исключительно из телечиновников…»

В ряде СМИ отмечено: на этот раз церемония, несомненно, удалась и была не столь занудной, как год назад. Как писала в «Комсомольской правде» Л. Хавкина: «Канал РТР, на сей раз проводивший церемонию, учел ошибки предшественников и кое-какие каноны вручения «ТЭФИ» нарушил.

А именно. Отказался от заунывного конферанса: двое ведущих – двое награждающих (женщины – в бальном, мужчины – в черном). Пренебрегли на сей раз и громоздкими декорациями, которые хоть и претендовали на гордые названия «хай-тэк» и «пост-хай-тэк», но выглядели, особенно по телевизору, уныло.

И, наконец, сама церемония была перенесена с выходного на будний день, что позволило собрать в «России» почти всех номинантов и просто известных телевизионщиков.

Главные люди эфира подъезжали ко входу в концертный зал на автомобилях. Некоторые были явно взяты напрокат. (Например, Тимур Кизяков никак не мог справиться с дверью лимузина.) Толпа встречала либо по лицу (главные аплодисменты сорвали Евгений Киселев, Светлана Сорокина, Леонид Якубович, «ОСП-студия», команда «Времечка»), либо по одежке. В этом смысле потрясла собравшихся ведущая Надежда Губина, явившаяся на церемонию в красном платье с интригующим отсутствием материи на некоторых частях тела…»

Как всегда, не обошлось без скандала. Накануне церемонии известный телеведущий Сергей Доренко, номинировавшийся на лучшего ведущего информационной программы, направил письмо в Академию российского телевидения, в котором отказался от сей великой чести, ему оказанной. Затем буквально в день церемонии руководитель ВГТРК Михаил Швыдкой заявил о своем намерении прекратить в будущем отношения с телеакадемией, поскольку академики с явным пренебрежением относятся к провинциальному ТВ (в столичных и региональных телекомпаниях, находящихся в подчинении у Швыдкого, работают 100 тысяч человек).

Кстати, скандал не миновал и саму АРТ – накануне решающего дня академики внезапно сняли с конкурса главную, пожалуй, номинацию «Телевизионный проект года». Это событие заставило специалистов говорить о том, что в стане академиков наметился раскол. Тот же А. Вартанов взял на себя смелость утверждать, что мы все станем свидетелями последнего вручения «ТЭФИ» в том виде, в каком оно существовало последние пять лет.

Вот как описывала саму церемонию награждения корреспондент газеты «Сегодня» Е. Ланкина: «Лучшим ведущим был назван ведущий «Ночного полета» с «ТВ-Центра» Андрей Максимов. Хороший ведущий Максимов, но только программу его, в которой два интеллигентных человека мирно беседуют в красных креслах на вольные темы, информационной можно считать лишь с огромной натяжкой. Невольно напрашивается мысль о том, что многомудрые академики, в четвертый раз отдавшие «ТЭФИ» «за лучшую информационную программу» «Сегодня» с НТВ, а также присудившие звание лучшего репортера Евгению Ревенко (тоже НТВ), определили в лучшие информационные ведущие представителя другого канала просто для того, чтобы соблюсти некоторый благопристойный баланс.

Не случайно в самом конце церемонии президент Академии российского телевидения Владимир Познер выступил с опровержением подобных предположений и домыслов. Мол, «ТЭФИ» не из тех премий, которые раздают по принципу «всем сестрам по серьгам». И вообще, лучшие должны получать ее столько раз, сколько окажутся достойными такой победы. Но если явное преимущество НТВ в сфере информации никто не будет оспаривать, то второй «Орфей» лучшего ведущего развлекательной программы Леонида Якубовича у многих вызывает вопросы. «Имейте совесть, «ОСП» отдайте!» – кричали из зала ведущему Николаю Сванидзе, объявившему Якубовича… (Кстати, оэспэшники все-таки дождутся своего часа и возьмут «ТЭФИ» спустя несколько лет с пятой попытки. – Ф. Р.)

Дотянули же до своего триумфа «Я сама» и «Совершенно секретно» – лучшее ток-шоу и публицистическая аналитическая программа соответственно. И те и другие счастливцы ходили в номинантах по три года, пока дождались «обещанного». И снова те же мысли о «балансе»: «Я сама» заработала единственную «ТЭФИ» для ТВ-6, «Совершенно секретно» – одну «ТЭФИ» для РТР, всегда жаловавшейся на «засилье» академиков с НТВ и ОРТ, поддерживающих исключительно «своих»…

Двойная победа сериала «Улицы разбитых фонарей» определила главную интригу «ТЭФИ-99», а также вызвала шутливые «перепалки» у микрофона Константина Эрнста и Сергея Скворцова – двух «отцов» милицейского боевика. Первый канал упорно считает своим этот вполне удачный телепроект, который выдвигался по четырем номинациям и все-таки победил в двух важнейших. Правда, ОРТ лишь сумело вовремя показать то, что было сделано ТНТ. Как заметил председатель совета директоров ТНТ Сергей Скворцов, сериал попал на Первый канал совершенно случайно, показывался не полностью, и зрители там его, наверное, больше не увидят…»

Больше всего статуэток на этот раз собрало ОРТ – семь, пять призов – у НТВ, четыре – у РТР, по два – у канала «Культура», у представителей региональных телекомпаний и у сети ТНТ. Полный список победителей «ТЭФИ-99» выглядит следующим образом:

Лучший телевизионный проект года и телесериал – «Улицы разбитых фонарей», ОРТ и «ТНТ-Телесеть»;

Лучший ведущий развлекательной программы – Леонид Якубович, ОРТ;

Лучшая информационная программа – «Сегодня», НТВ;

Лучшая публицистическая передача – «Совершенно секретно», РТР;

Лучшая программа об искусстве – «Театр+ТV», РТР;

Лучший ведущий информационной программы – Андрей Максимов, «ТВ-Центр»;

Лучшая программа о спорте – «Экстремальная башня», Телевизионное агентство Урала, Екатеринбург;

Лучшее ток-шоу – «Я сама», ТВ-6;

Лучшая музыкальная программа – «Пять вечеров с Владимиром Спиваковым», REN-TV;

Лучшая развлекательная программа – «Городок», РТР;

Лучшая режиссерская работа – Кирилл Серебренников, РТР;

Лучшая операторская работа – Андрей Талалай, «Клуб путешественников», ОРТ;

Лучшая продюсерская работа – Николай Билык, «Смак», «Абажур» и др., ОРТ совместно с «Культурой»;

Лучшая программа для детей – «Зов джунглей», ОРТ;

Лучшая просветительская программа – «Наполеон» Эдварда Радзинского, ОРТ;

Лучший телевизионный документальный фильм – «Дом мастера», НТВ совместно с каналом «Культура»;

Лучший репортер – Евгений Ревенко, НТВ;

Лучший теледизайн, компьютерная графика и дизайн канала – НТВ (сезон 1998 года);

За личный вклад в развитие Российского телевидения – Владимир Гусинский;

Специальные премии – Юрий Фокин и Георгий Жженов.

К моменту проведения «ТЭФИ-98» российское ТВ уже стояло на пороге сериального бума. Во многом его подстегнул прошлогодний дефолт, который вынудил телевизионщиков отказаться от прежнего объема закупок зарубежного «мыла». Ведь как было раньше? В первой половине 90-х заграничные сериалы обходились значительно дешевле отечественных, поскольку последние требовали больших вложений на съемки. Например, за те деньги, что требовались на съемки одной серии среднего российского сериала, можно было купить около 10 серий импортного «мыла». Естественно, и рекламы туда можно было собрать в 10 раз больше. Так, одна минута рекламы, размещенной в сериале «Санта-Барбара» (премьера в России – в начале 92-го), приносила РТР более 7 тысяч долларов. В то время как канал платил компании «20 век Фокс» за право показа 14 тысяч долларов за серию.

Отметим, что отдельные российские сериалы начали пробивать себе дорогу еще в первой половине 90-х – вроде «Горячева и других», «Петербургских тайн». Первым успешным «мылом» второй половины того десятилетия стала 10-серийная мелодрама Дмитрия Астрахана «Зал ожидания», показанная в 98-м. Затраты на нее составили 500 тысяч долларов, а ее премьерный показ на ОРТ собрал более 2 миллионов долларов рекламных денег (повторный показ спустя год принесет каналу еще около 600 тысяч «зеленых»).

Сделать решительный разворот в сторону конвейерного производства собственных сериалов телевизионщиков подстегнул августовский дефолт 98-го. С этого момента платить по 10–15 тысяч долларов за серию импортного «мыла» каналам стало не под силу. Вот тогда и было решено наладить конвейер по выпуску отечественного «мыла». Причем кое-кто на первом этапе решил использовать и проверенные временем советские сериалы. Так, Первый канал переделал старые советские телефильмы «Тени исчезают в полдень» и «Вечный зов» в формат сериалов по 52 минуты и показал их в прайм-тайм (раньше их крутили исключительно днем). И рейтинг у этих фильмов оказался высоким, что, естественно, вызвало нарекания со стороны антисоветчиков всех мастей (оба фильма являлись не просто откровенной пропагандой советской власти, но также были экранизациями самого ненавидимого либералами автора – Анатолия Иванова, который долгие годы возглавлял самый продержавный журнал в СССР «Молодая гвардия»).

Тот же Первый канал в январе – апреле 1999 года выпустил в прайм-тайм и победителя последнего «ТЭФИ» – сериал «Улицы разбитых фонарей», который собрал у экранов почти 50 % телеаудитории канала. Параллельно с этим «первая кнопка» запустила в производство сразу несколько сериалов, которым предстояло стать хитами и занять место в прайм-тайме. Это были: «Следствие ведут знатоки. 10 лет спустя», «Спецназ», «Убойная сила». А также фильм «Азазель» по Б. Акунину.

Конкурент Первого канала – РТР – ответил своим «мылом»: «Воровкой», «Маросейкой,12», «Каменской» и будущим безусловным хитом – «Бригадой». Но выход этих лент еще впереди, поэтому вернемся к событиям 99-го.

Никто из рядовых россиян не заблуждался на тот счет, что в преддверии парламентских и президентских выборов 2000 года на российском ТВ развернется очередная информационная война между каналами, ставящими на разные политические силы. Однако мало кто мог предполагать, какие разнузданные формы и масштабы она примет. Люди наивно надеялись, что у большинства телевизионщиков хватит разума не превращать свои каналы в канализационные трубы, по которым сливается дерьмо. Ведь еще в августе руководители каналов выработали и приняли «хартию телевещателей», в которой обещали придерживаться норм приличия по отношению друг к другу. Но прошло каких-то две-три недели (!) с момента принятия этой хартии, как отдельные подписанты с легкой совестью ее нарушили. Впрочем, иного и быть не могло, поскольку слишком большие деньги и власть были тогда на кону.