Текст книги "Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол"

– Двадцать три – вот эти люди, – и Литовченко протянул своему начальнику листок со списком.

В течение нескольких минут Григоренко внимательно изучал документ, после чего поднял глаза на полковника:

– Я вижу, что здесь всего лишь два фигуранта с мусульманскими фамилиями.

– Совершенно верно, но они татары, – ответил Литовченко. – Это Наиль Абзалов, он работает в отделе кадров МВД, и Рашид Хайруллин со Старой площади, который трудится в организационно-партийном отделе, причем в секторе среднеазиатских республик.

– Насколько я знаю, в Узбекистане проживает достаточно много татар.

– Седьмые по численности в республике, их там примерно четыреста тысяч человек, – сообщил последние данные Литовченко.

– Значит, эти деятели вполне могут быть тем «кротом», которого мы ищем. Поэтому возьмите их в разработку немедленно. Кстати, вчерашняя шифровка из Ташкента от наших коллег, что-то к нашим поискам добавляет?

Речь шла о сообщении, в котором указывалось, что в результате наблюдения за Рашидовым и начальником его охраны речь в их разговоре шла о неком человеке из Москвы, которого фигуранты разговора называли Джура.

– Джура по-узбекски это «друг», – сообщил Литовченко. – Но это прозвище нам мало что дает – разве только то, о чем мы и так догадываемся: что это очень преданный Рашидову человек.

– Может, он его родственник? – высказал предположение Григоренко. – Например, дальний и поэтому носит другую фамилию, в том числе, может, и русскую.

– Вполне допускаю такой вариант, – согласился с начальником подполковник. – Однако в любом случае узнать это мы сможем только после того, как внимательно изучим биографии всех наших фигурантов.

– Сколько времени на это может уйти?

Литовченко на какое-то время задумался, после чего ответил:

– От трех до четырех дней.

– Даю вам два дня, – возвращая список подполковнику, произнес Григоренко, после чего задал очередной вопрос: – Что с Шухратом Ибраевым?

– Пока ничего – ведет себя вне всяких подозрений: после работы ни с кем не встречается, а вечером гуляет с беременной женой рядом с домом.

– А каналы доставки продуктов в ресторан?

– Тоже проверяем. Их поставляют из Узбекистана два раза в месяц и привозят на продуктовую базу в Медведково. Заведует этим товаровед ресторана Наум Ильич Кантор, а на базе с ним в контакте замдиректора Матвей Евгеньевич Шпагин. По узбекской линии с этим дуэтом работает Хасан Равшанович Убайдуллаев из тамошнего министерства торговли. Всех проверяем, но пока похвастаться нечем.

– А на московских рынках в ресторан что-то покупается?

– Нет, продукты доставляются только с базы. Но на Пятницком рынке вчера была супруга Шухрата Ибраева – Гульнара. Муж был на работе, поэтому она купила разную мелочевку – зелень и помидоры с огурцами.

– У кого купила?

– У узбека, – ответил Литовченко и, заглянув в свою папку, уточнил: – Пазлиддина Ирматовича Гаипова. Живет в Москве уже восемь лет, прописан с семьей в Коробейниковом переулке.

– Это где же такой? – поинтересовался Григоренко.

– Рядом с Остоженкой.

– А где у нас находится представительство Узбекистана?

– В Курсовом переулке, в доме номер семнадцать – на втором этаже у Рашидова есть рабочий кабинет, где он принимает посетителей. Постпредом там вот уже почти три года сорокадвухлетний Эркин Турсунов, секретарем – Надежда Ивановна Гусева. Там же часто бывает и Рахим Султанов – представитель узбекского Гостелерадио в Москве. Все взяты под наше наблюдение.

– Так это же напротив Остоженки, – сообщил Григоренко неожиданную новость. – Вы об этом думали? Проверьте эту версию и возьмите этого Пазлиддина под такую же плотную опеку. Не смею больше задерживать, – закончил беседу глава контрразведки.

Однако когда подполковник уже взялся за дверную ручку, Григоренко его остановил:

– Сделайте мне, пожалуйста, копии с обоих ваших списков – я на досуге их внимательно изучу.

19 июня 1983 года, воскресенье.

Киев, Центральный архив МВД Украинской ССР и Водопарк, проспект Ворошилова

– Меня зовут Анастасия Петровна Шувалова, а это моя дочка Олеся! – представила себя и свою пятилетнюю девочку симпатичная женщина, которая подошла к Алексею Игнатову в фойе Центрального архива.

Некоторое время назад Влас Оленюк привез своего московского приятеля в это учреждение, а сам укатил к своей жене в роддом, предварительно взяв с друга слово никуда без него не уходить, закончив работу. Пожимая теперь теплую руку женщине, которая вынуждена была в свой выходной примчаться в архив, прихватив с собой еще и ребенка, Игнатов почувствовал себя крайне неловко. И женщина, заметив его смятение по растерянному взгляду, внезапно произнесла:

– Вы зря переживаете, поскольку я хочу сказать вам спасибо за этот вызов. Только вы ни о чем меня не спрашивайте – все равно я вам ничего не скажу. Договорились?

Вместо ответа, Игнатов улыбнулся той улыбкой, которая, как он знал, всегда нравилась женщинам, с которыми когда-то сводила его судьба. После чего они втроем направились к лифту, чтобы подняться на третий этаж – в отдел, где работала Шувалова.

– А вообще вам повезло – я ведь с завтрашнего дня должна уйти в отпуск, – сообщила Шувалова, когда они втроем вошли в лифт. – Вместо меня должна выйти новенькая, которая работает у нас четыре месяца и еще не успела полностью войти в курс дела. Поэтому меня и вызвали.

– А вы, значит, уже матерый архивист? – поинтересовался Игнатов.

– Мама здесь работает уже восемь лет, – серьезным тоном ответила за Шувалову ее дочка.

В этот миг двери лифта отворились, и они очутились на нужном этаже. А спустя полчаса Игнатов уже сидел за конторским столом, обложенный толстыми папками, относящихся к харьковским событиям сентября 1941 года. Папок было около десятка и в какой-то из них должны были храниться записи, посвященные пожару в Историческом музее.

– Жаль, что вы не знаете точной даты тех событий, – посетовала Шувалова, кладя на стол последнюю папку. – Но если хотите, я могу вам помочь отыскать нужные страницы.

– А как же ваша дочка? – спросил Игнатов.

– Олеся у меня не по годам серьезная девочка и приучена к самостоятельности, – ответила женщина.

Впрочем, Игнатов и сам это успел заметить. Едва они пришли в архив, как девочка, у которой в руках был небольшая пластмассовая кукла, уселась на диван и стала играть, не обращая внимания на взрослых.

– Вы только скажите мне, что мне надо искать, если это, конечно, не секрет, – вновь обратилась Шувалова к сыщику.

И глядя в бездонные глаза зеленого цвета, Игнатов почувствовал непреодолимое желание открыться перед этой женщиной. Ведь в противном случае она бы попросту оставила его одного, удалившись к своему ребенку. А так у Игнатова был шанс задержать ее рядом с собой подольше. И он рассказал ей подробности того дела, которое привело его на Украину. А в подтверждении своих слов сыщик извлек из сумки фотографии окимоно с изображение рыбака верхом на черепахе-принцессе.

– Какая увлекательная история, – не скрывая своей заинтересованности, произнесла Шувалова, перебирая снимки. – Завидую вам.

– Почему? – удивился Игнатов.

– Вы узнаете ее конец, в отличие от меня, – ответила женщина и положила фотографии на стол. – Ну, что, начнем работать?

И они вдвоем приступили к осмотру папок. Работали они сосредоточенно, осторожно листая пожелтевшие от времени страницы, пытаясь найти среди них нужные. При этом Игнатов изредка бросал осторожные взгляды на свою помощницу, любуясь ее точеным профилем на фоне закатного солнца, лучи которого проникали в архив через окно. Так прошло около часа, а необходимого результата все не было.

– Может, устроим небольшой перекур? – первой нарушила тишину Шувалова.

– А вы что, курите? – удивился Игнатов.

– Я о вас беспокоюсь, – улыбнулась женщина.

– Спасибо, но год назад я окончательно завязал с этой вредной привычкой, – сообщил Игнатов. – Если хотите, можете отдохнуть.

Но женщина вместо ответа вновь склонила голову над архивной папкой. Игнатов волей-неволей тоже вынужден был последовать этому примеру. Так прошло еще полчаса.

– Кажется, я нашла, то, что нам нужно, – внезапно сообщила Шувалова и передала свою папку сыщику.

Игнатов стал читать и понял – это именно то, что они искали. Архивистка нашла донесение начальника линейного отделения милиции на имя заместителя начальника Харьковского УНКВД капитана госбезопасности Павла Павловича Тихонова. В документе сообщалось, что 15 сентября 1941 года, во время налета фашистской авиации, в западное крыло Исторического музея угодило две бомбы. В результате взрывов часть здания была разрушена. От возникшего пожара загорелось и соседнее крыло, в котором находились особо ценные экспонаты, в том числе и коллекция японских изделий, представлявшая большую историческую ценность. И далее, чуть ниже этого донесения, шло дополнение, в котором указывалось, что на месте пожара был обнаружен труп гражданина Яремчука Кузьмы Исаевича, 1886 года рождения, служившего при музее сторожем. В качестве причины смерти этого человека указывались почему-то не последствия пожара, а повреждение затылочной части черепа в следствии удара тупым тяжелым предметом.

– Может быть, на него какая-то горящая балка упала? – высказала предположение Шувалова, когда Игнатов закончил читать.

– Трудно сказать определенно, а уточняющих фактов ни в самом донесении, ни после него нет, – ответил Игнатов, пролистав папку на несколько страниц вперед.

В это время в дальнем конце хранилища зазвонил телефон. Отвечать на звонок отправилась Шувалова, а Игнатов вновь вернулся к милицейскому донесению. В это время он услышал, как его спутница на повышенных тонах разговаривает с кем-то по телефону. И, судя по интонации, говорила Шувалова с близким человеком – возможно, мужем.

– Вы накажете нашего папу? – раздался внезапно рядом с Игнатовым тонкий девичий голосок.

Обернувшись, сыщик увидел дочку Шуваловой – Олесю.

– Почему я должен его наказать? – удивился сыщик.

– Потому что он обижает мою маму, – ответила девочка, прижимая к груди куклу.

В этот самый момент к столу вернулась Шувалова и, не говоря ни слова, взяла дочку за руку и отвела ее обратно на диван. Затем женщина вернулась к Игнатову и произнесла:

– Не обращайте на нее внимания. Итак, на чем мы с вами остановились? Ах да, на том, что в донесении нет никаких подробностей смерти сторожа. А вы сами, что думаете на этот счет, вы же сыщик?

– Конан Дойла начитались? – улыбнулся Игнатов. – Я думаю, что хорошо бы послушать самого автора этого донесения или, на худой конец, его адресата. Но, думаю, что их уже нет на этом свете.

– Но сделать запрос все равно не помешает, чем черт не шутит, – предложила Шувалова. – Как там звали этих милиционеров?

Игнатов достал из сумки записную книжку и аккуратно выписал из архивной папки имена, фамилии и звания людей, причастных к упомянутому донесению. После чего спрятал книжку и произнес:

– Давайте собираться в обратный путь – поздно уже.

И хотя он прекрасно помнил свой уговор с Оленюком, однако и не проводить женщину он тоже не мог, особенно после случая с ее дочерью и разговором по телефону на повышенных тонах. Да и женщина не стала возражать против того, чтобы их проводили. Каким-то внутренним чутьем Игнатов догадался, что он ей тоже понравился.

Выйдя на улицу, они отправились на автобусную остановку, которая находилась неподалеку. Однако, едва они подошли к ней, рядом с ними тормознуло такси, водитель которого в открытое окно сообщил:

– Долго ждать придется, молодые люди – по воскресеньям этот автобус ходит два раза в час.

– Спасибо, мы подождем, – ответила Шувалова.

Однако дочка взяла женщину за руку и громко произнесла:

– Мама, я хочу на машинке покататься.

Что и решило исход дела. Игнатов шагнул к такси и открыл заднюю дверцу, приглашая маму с дочкой занять места в салоне.

– У вас что, много денег, вы же командированный? – спросила женщина, не двигаясь с места.

– Об этом не беспокойтесь, – коротко ответил Игнатов, сопроводив свои слова улыбкой.

Той самой, которая так нравилась женщинам.

– Куда едем? – поинтересовался таксист, когда пассажиры заняли места в его автомобиле.

– Водопарк, проспект Ворошилова, дом двенадцать, – опередив свою маму, первой отозвалась на этот вопрос Олеся, всем своим видом показывая, что она очень хочет быть похожей на взрослую.

– Слушаю и повинуюсь, – ответил водитель и, подмигнув девочке в зеркальце, висевшее у него над головой, тронул автомобиль с места.

Когда спустя пятнадцать минут такси остановилось возле нужного дома, Игнатов достал из внутреннего кармана пиджака портмоне и отсчитал сумму, которую выбил счетчик. На что Шувалова заметила:

– Вам же удобней на этом же такси вернуться обратно.

Это было разумное предложение, но Игнатов не хотел так быстро расставаться с женщиной, которая ему понравилась.

– Ничего, это же не единственное такси в Киеве, – ответил сыщик.

– Командир, если не долго, то я могу подождать, – откликнулся на эти слова таксист.

Это предложение вполне устраивало Игнатова и он, договорившись с водителем, выбрался из салона на тротуар, где его уже дожидались его спутницы.

– Спасибо вам, Алексей, за сегодняшнюю встречу – было очень интересно, – протягивая сыщику ладонь для прощального рукопожатия, произнесла Шувалова.

– И вам спасибо за помощь, Настя, – ответил сыщик, пожимая руку даме.

В это время Олеся стала теребить маму за край юбки. А когда женщина взглянула на девочку, та вдруг сообщила:

– Мама, там папа с какими-то дядями.

Взглянув туда, куда показывала девочка, Игнатов увидел компанию из трех мужчин, которые сидели на лавочке возле подъезда, где жила Шувалова.

– Давайте я все-таки провожу вас, – принял внезапное решение Игнатов.

Однако женщина, сделав шаг вперед, буквально вцепилась в руку сыщика и выдохнула:

– Прошу вас не надо – он на все способен.

Вместо ответа Игнатов взял свою спутницу под руку, а девочке протянул свободную ладонь, за которую та тут же взялась. И они втроем направились к подъезду.

Когда они поравнялись с лавочкой, с нее поднялся мужчина в светлой рубашке с закатанными рукавами, недобрый взгляд которого с прищуром и спичка в уголке рта не сулили ничего хорошего. Профессиональным взглядом человека, который почти четверть века служил в уголовном розыске, Игнатов сразу оценил ситуацию, как критическую. Из этого следовало, что драки не избежать, и, исходя из этого, надо было определить боевую мощь противника. Самым опасным, судя по его внешнему виду, был поднявшийся с лавки – видимо, супруг Шуваловой. Под легкой рубашкой угадывалось натренированное тело, которое явно было хорошо знакомо со спортом. Двое его приятелей на спортсменов явно не тянули, поэтому их Игнатов удостоил лишь мимолетным взглядом, сосредоточив все свое внимание на их вожаке.

– Я смотрю ты, Настька, времени зря не теряешь – хахаля себе нашла, – жуя спичку, обратился мужчина к Шуваловой.

Из этих слов Игнатов понял, что подошедший к ним, скорее всего, из бывших – то есть, в данную минуту уже не является официальным супругом женщины, которую вызвался проводить сыщик. Это несколько меняло ситуацию – руки Игнатова оказывались развязанными.

– Олег, прошу тебя, уходи, – голосом, полным мольбы, обратилась женщина к своему бывшему.

– Папка, не надо, – подала свой голос и Олеся.

Однако все эти просьбы возымели на мужчину обратное действие – обозлили его еще сильнее. Как верно определил Игнатов, бывший супруг был из породы ревнивцев, а такие люди к голосу разума обычно не прислушиваются. Да и как было услышать этот голос, когда у тебя за спиной есть подмога в виде двух твоих приятелей. В такой ситуации никакая «корочка» в виде служебного удостоверения сотрудника милиции Игнатову помочь была не в силах, а могла лишь усугубить ситуацию, так как стала бы той самой красной тряпкой, которой дразнят быка. Понимая, что ситуация может выйти из-под контроля в любую минуту и свидетелем этого конфликта может стать девочка, для которого этот ревнивец, каким бы он не был, является отцом, Игнатов сделал шаг вперед по направлению к «бывшему».

– Позволь дамам удалиться, а мы с тобой поговорим отдельно, – обратился сыщик к Олегу.

– Я никуда не пойду! – решительно заявила Шувалова.

– Иди, Настька, домой, и девочку прихвати, – не поворачивая головы к женщине, произнес Олег.

В его голосе было столько неприкрытой угрозы, что женщина испугалась – не за себя, за ребенка. И, взяв дочку за руку, быстрым шагом повела ее к подъезду. И как только за ними закрылась дверь, Олег первым нанес удар сжатым кулаком в лицо своему противнику. Но Игнатов ждал этого удара, твердо решив про себя, что первым драку начинать не будет. И когда кулак «бывшего» взмыл вверх, сыщик встретил его «блоком» – выставленной вперед левой рукой со сжатым кулаком. Отведя удар противника, Игнатов нанес свой удар. Но не кулаком, а ногой – по бедру чуть выше левого колена. От этого удара Олег слегка присел, чего и добивался Игнатов. В следующую секунду его сжатый кулак ударом снизу вверх врезался в подбородок «бывшего». В вечерней тишине громко клацнули зубы Олега, после чего он взмахнул руками и рухнул спиной на землю. По тому, как он это сделал, Игнатов понял, что его противник «словил» нокаут и в течение ближайшей минуты ему не опасен. Этого времени сыщику вполне должно было хватить для того, чтобы разобраться с приятелями «бывшего». Те же, увидев, что стало с их вожаком, резко вскочили со скамейки и бросились на Игнатова. Причем у одного из них в руке блеснуло выкидное лезвие ножа. Это обстоятельство определило дальнейшие действия сыщика. Подпрыгнув вверх, он выбросил вперед правую ногу и нанес одному из нападавших – тому, что был без оружия – удар в грудь. Удар оказался настолько сильным, что мужчина отлетел на несколько метров назад и, натолкнувшись на лавку, перелетел через нее, упав плашмя на землю. И пока он приходил в себя, сыщик успел разобраться и с третьим противником. Сделав шаг назад и, позволив нападавшему выбросить вперед руку с ножом, Игнатов сумел перехватить запястье противника и резким движением вывернул его наружу. От сильной боли мужчина взвыл и выронил холодное оружие на землю. После чего получил сильный удар под дых, а когда согнулся от него пополам, еще и удар ребром ладони по шее.

Подняв с земли нож и положив его себе в карман, Игнатов внезапно услышал сзади чьи-то шаги. Обернувшись, он увидел подбегающего таксиста, в руках у которого была монтировка.

– Командир, тебе помочь? – спросил водитель, грозно сверкая очами.

– Спасибо, я уже сам управился, – ответил Игнатов, кивая себе за спину, где лежали его поверженные противники.

В это время пришел в себя бывший супруг Шуваловой, который сидел на земле и трогал рукой свою пострадавшую от удара челюсть. Подойдя к нему, Игнатов склонился над поверженным соперником и произнес:

– Еще раз увижу кого-нибудь из вас с этой женщиной, пеняйте на себя. А сейчас проваливайте, пока я добрый.

Сказав это, Игнатов направился в подъезд, где, как он догадывался, дожидались исхода поединка его спутницы. Он не ошибся – мама и дочка стояли возле почтовых ящиков, при этом девочка уткнулась маме лицом в юбку и тихонько всхлипывала. Но услышав звук открывшейся двери, девочка повернула голову на шум и, увидев, кто пришел, рванула от мамы к Игнатову, огласив подъезд радостным возгласом:

– Дядя Леша!

Сыщик подхватил девочку на руки и вместе с ней подошел к ее маме.

– У вас пиджак по шву порвался, – произнесла женщина.

– Значит, есть повод зайти к вам в гости, – улыбнулся Игнатов. – Примите?

– Могли бы и не спрашивать, – улыбкой на улыбку ответила женщина.

В это время в подъезд заглянул водитель такси.

– Командир, тебя ждать или как? – спросил он у Игнатова.

Вместо ответа сыщик поставил девочку на пол, а сам подошел к водителю и, достав портмоне, отсчитал ему необходимую сумму за проезд.

– Я тебя не обидел? – спросил сыщик у таксиста.

– Меня-то нет, а вот тех, кто сейчас во дворе в себя приходят, очень сильно. Так что будь осторожен.

И махнув на прощание рукой, таксист удалился, так же быстро, как и появился.

20 июня 1983 года, понедельник.

Ташкент, улица Германа Лопатина, Резиденция 1-го секретаря ЦК КП Узбекской ССР Шарафа Рашидова

Как и просил его Александр Головин, вернувшись из Москвы Шараф Рашидов собрал в своей резиденции руководителей всех 12 областей Узбекистана под предлогом обсуждения итогов недавнего Пленума ЦК КПСС. На самом деле Рашидов хотел обрисовать перед собравшимися ту тревожную ситуацию, которая складывалась в республике в связи с работой здесь мелкумовской команды и московского «десанта». На тот момент их деятельность затронула уже не только Бухару, но и переместилась в столицу – в Ташкент. Так, с конца апреля в Бухаре были арестованы начальник УВД Бухарского облисполкома Дустов, начальник областного управления материально-технического снабжения Д. Шарипов, сотрудники ОБХСС Б. Гафаров и Н. Джумаев, председатель райпо М. Базаров. А буквально на днях в Ташкенте была проведена операция против орудовавших на ташкентских бензоколонках расхитителей и связанных с ними работников милиции. И вместе с «бухарским делом» возникло ещё и «ташкентское», нити которого напрямую вели в МВД Узбекской ССР к министру К. Эргашеву и его заместителям. Были арестованы два высокопоставленных сотрудника МВД – С. Закиряев и А. Мадаминов. Однако, как успел узнать Рашидов из надежных источников, несмотря на все попытки «расколоть» их на признания против Эргашева (что он получал от них взятки), арестованные хранили молчание. Во всяком случае, пока. Как могли развиваться события дальше никто предсказать не мог, но, учитывая желание Москвы во что бы то ни стало «разобраться» с Рашидовым, впереди республику ожидали тяжелые времена. Однако свою речь перед собравшимися лидер республики, восседая во главе длинного стола, начал не с этого, а со своей последней поездки в союзную столицу, при этом речь свою он произносил по-узбекски:

– Только что я вернулся из Москвы, где имел встречу с новым заведующим Отделом организационно-партийной работы товарищем Лигачевым. Не буду передавать все содержание нашего разговора и скажу лишь главное: в Москве вынашивают идею отправить меня на заслуженный отдых. Но я принял иное решение: вопрос об отставке не поднимать, во всяком случае до конца уборки хлопка и празднования юбилея Ташкента. Однако Москва собирается прислать к нам инспекционную комиссию, которая будет разбираться с многочисленными жалобами, поступившими в столицу отсюда. Оказывается, ЦК КПСС завален подобного рода жалобами.

– Неужели нельзя эти жалобы разобрать на месте? – удивился глава Кашкадарьинского обкома.

– То же самое я спросил у товарища Лигачева, но внятного ответа на свой вопрос не получил, – сообщил Рашидов. – Видимо, нам не доверяют. Что вполне закономерно, учитывая те события, которые происходят сейчас у нас в Бухаре и Ташкенте. Надеюсь, все присутствующие осведомлены, о чем именно идет речь.

Ответом Рашидову было дружное молчание, которое ясно указывало на осведомленность собравшихся о последних событиях.

– Собственно, мы должны только радоваться тому, что наш КГБ и товарищи из Москвы наводят порядок, – после короткой паузы возобновил свою речь Рашидов. – Людям, которые позорят честь коммуниста и погрязли в коррупции, не место в наших рядах. И если многие из вас помнят, то я неоднократно на таких же, как сегодняшнее совещаниях, говорил о том, что мздоимцев рано или поздно выведут на чистую воду. Что в Москве на каждого из нас собирается досье, куда скрупулезно заносятся все наши поступки – как благочестивые, так и наоборот. И эти досье ждут своего часа, когда их откроют и предъявят каждому из нас соответствующий счет. Например, относительно себя я спокоен. Мне можно предъявить претензии за то, что я ошибался в выборе некоторых людей на руководящие посты, или что я совершал определенные ошибки в экономике или культурной политике. В конце концов, все мы люди, а людям свойственно ошибаться. Но то, что я нечист на руку, этого никто сказать не может. Все знают, что даже деньги, которые я получаю в виде гонораров за свои литературные произведения, я все до копейки отдаю в бюджет республики. Каждый из вас знает, как скромно живу лично я и члены моей семьи. Однако может ли каждый из вас сказать то же самое о себе?

– Вы нам не доверяете, Шараф Рашидович? – подал голос глава Самаркандского обкома.

– Как я могу вам не доверять, если я лично утверждал вас на ваших должностях? – Рашидов поднялся со своего места и стал ходить взад-вперед возле своего места во главе стола. – Но с момента этих назначений прошло достаточно времени. У кого-то это три года, у кого-то пять, а у кого-то и все десять. За это время могло измениться многое, в том числе и каждый из вас. Оставаясь профессиональными руководителями, кто-то из вас мог дать слабину – принимать незаконные подношения, мухлевать с приписками. Если это сейчас вскроется, вы должны понимать, что тем самым вы подставляете не только себя или меня, но и всю республику.

– Так уж и всю? – искренне удивился глава Сурхандарьинского обкома.

Прежде чем ответить, Рашидов сделал несколько шагов к тому, кто задал этот вопрос и, глядя ему в глаза, произнес:

– Именно всю, поскольку у Узбекистана есть не только доброжелатели, но и недруги.

– Где, в Москве? – раздался еще один недоуменный вопрос с другого конца стола – от главы Наманганской области.

– А вы разве этого не знали? – вопросом на вопрос ответил Рашидов. – Они были при покойном Леониде Ильиче, а после его смерти их стало еще больше. Я разве открываю в этом вопросе Америку?

Произнеся это, Рашидов обвел взглядом собравшихся, а сам мысленно перенесся на два года назад – к весьма драматическим событиям, которые оставили неизгладимый след в его душе.

19 февраля 1981 года, четверг.

Москва, Кремль, 3-й этаж, Ореховая комната

Всю дорогу, пока Рашидов летел в Москву, где 21 февраля должен был открыться 26-й съезд КПСС, он мучительно размышлял над своим последним разговором с командующим Туркестанским военным округом генерал-полковником Юрием Максимовым. Их беседа состоялась в зале ташкентского аэропорта буквально за час до вылета Рашидова в Москву. Генерал сообщил своему собеседнику ужасную новость. Оказывается, неделю назад в Афганистане советские военнослужащие совершили зверское преступление: убили одиннадцать мирных афганцев, среди которых было три женщины, двое стариков и шестеро детей в возрасте от шести до десяти лет. А поводом к этому преступлению послужило желание солдат поесть… шашлыков. Одиннадцать военнослужащих разведбатальона пришли в один из кишлаков под Джелалабадом за овцами. Но в ходе конфискации позарились еще и на молодых женщин, после чего решили убить как их, так и всех свидетелей, кто видел это насилие. Однако военная прокуратура достаточно быстро и квалифицированно расследовала это жуткое преступление и доложило о нем в Москву. А там мнения разделились. Одни предлагали закрыть на него глаза, списав это убийство на душманов, переодетых в советскую военную форму, а другие проявили принципиальность и требовали наказать виновных по всей строгости закона.

– Я слышал, что в Москве собираются провести заседание Политбюро по этому факту, – сообщил Максимов. – Меня туда не позвали по понятным причинам. Ведь поначалу я поверил в то, что за этим преступлением стоят душманы, но после телефонной беседы с главным военным советником в Афганистане генералом армии Александром Михайловичем Майоровым склоняюсь к тому, что это сделали наши. Поэтому хочу предупредить вас, Шараф Рашидович – будьте осторожны, когда на Политбюро поднимут этот вопрос. Андропов и Устинов хотят замять это преступление.

И теперь, направляясь в Москву, Рашидов анализировал полученную информацию и пытался понять, в какую сторону могут развернуться события, если эта тема действительно всплывет на заседании высшего партийного ареопага. «Интересно, какую позицию занимает Леонид Ильич?» – задавал себе вопрос Рашидов и никак не мог найти на него ответа. А ведь от позиции Брежнева многое зависело при разрешении этого поистине экстраординарного дела. Однако ответ на этот вопрос Рашидов узнал уже очень скоро.

Прямо из аэропорта его повезли в Кремль, где его уже дожидался Брежнев. Оказалось, что заседание Политбюро назначено на два часа дня и до этого времени оставалось еще полчаса. Поэтому генсек решил ввести Рашидова в курс дела, на что тот сообщил ему, что он уже все знает.

– Откуда? – удивленно вскинул брови Брежнев.

– От Максимова, – ответил Рашидов.

– Вот и хорошо – не надо тратить время на объяснения, – с удовлетворением отметил генсек, после чего продолжил: – Военные с Андроповым хотят замять это дело, но я против этого. Поэтому хочу спросить тебя, Шараф, прямо: ты с кем?

– С вами, Леонид Ильич, – ответил Рашидов практически без промедления. – И вообще давно надо поговорить о той ситуации, которая складывается в Афганистане.

– Ты это о чем? – вновь удивился Брежнев, но тут же сам себя и одернул: – Впрочем, ладно, не говори – не выплескивай все раньше времени. На заседании все и скажешь.

На заседании присутствовал весь состав Политбюро вместе с кандидатами. О ситуации доложил министр обороны Дмитрий Устинов. Свой рассказ он закончил следующими словами:

– Военный советник Майоров убежден, что это преступление совершили наши военнослужащие, а представитель КГБ Воскобойников склоняется к тому, что это дело рук душманов, переодетых в советскую форму.

– А ты сам, что думаешь на этот счет, Дмитрий? – спросил у министра обороны Брежнев.

– Я склоняюсь ко второй версии, – ответил министр.

– Дмитрий Федорович забыл сообщить, что эту же версию о душманах разделяют и другие товарищи, – подал голос Юрий Андропов. – Например, наш посол Табеев, командующий сороковой армией Ткач, начальник Генштаба Огарков и целый ряд других высокопоставленных деятелей. Да и командующий Туркестанским военным округом товарищ Максимов тоже стоит на этой же позиции. И наши афганские товарищи также склонны считать, что это сделали душманы.

– Можно я внесу поправку, – вступил в разговор Рашидов. – Перед вылетом сюда я беседовал с товарищем Максимовым. Он сообщил мне, что изменил свою позицию после телефонного разговора с Майоровым и теперь склонен считать, что это преступление совершили мерзавцы, которые недостойны носить высокое звание советских воинов. К тому же Майоров сообщил Максимову одну важную деталь, которая здесь не упоминалась. Преступление удалось столь оперативно раскрыть благодаря показаниям живого свидетеля – выжившего после этой бойни мальчика. Именно он опознал того сержанта, который командовал в том кишлаке и был зачинщиком расправы.