Текст книги "Бандиты эпохи СССР. Хроники советского криминального мира"

«Хлопковое» и другие дела

Аресты в Узбекистане

26 января 1984 года, в дни, когда УБХСС Москвы проводило аресты на Южнопортовой, 22, московское КГБ задержало двух граждан Узбекистана. Эта операция откроет начало прогремевшему затем на всю страну «хлопковому» делу, которое было продолжением, уже известного нам, «узбекского дела». Последнее, как мы помним, было затеяно для того, чтобы скомпрометировать и убрать руководителя Узбекистана Ш. Рашидова и его сподвижников – самаркандцев. Как известно, 31 октября 1983 года Рашидов скончался. Однако его сподвижники продолжали сопротивление, поэтому и было затеяно новое дело – «хлопковое», поскольку руководили этой отраслью в основном самаркандцы. Они же отвечали и за правоохранительную систему, поэтому чистки в узбекистанском МВД в 1984 году усилились.

Итак, в конце января 1984 года сотрудниками УКГБ по Москве и области были арестованы директор Учтепинского хлопкоочистительного завода объединения «Джизакзаготхлопкопром» Узбекской ССР Муминов и товаровед Дустликского хлопкозавода того же объединения Халматов (напомню, что Джизак – это родина Ш. Рашидова, что разработчиками «хлопкового дела», конечно же, учитывалось). Арестованные якобы пытались вручить взятку в размере 40 тысяч рублей (огромные деньги по тем временам) одному из руководителей Серпуховского хлопчатобумажного комбината за оформление фиктивных документов о якобы производственной поставке комбинату этими узбекскими заводами 150 тонн хлопка. На самом деле вместо хлопка в Серпухов были пригнаны 4 вагона отходов, так называемого линта, эти отходы надо было записать как волокно.

Подобная система приписок была создана еще при Хрущёве на волне объявленной им капитализации советской экономики. Её первой жертвой стал 1-й секретарь Рязанского обкома КПСС Алексей Ларионов, который занимался массовыми приписками мяса, чтобы перевыполнить план. В декабре 1959 года Ларионов был награждён званием Героя Социалистического Труда. А спустя несколько месяцев его афера вскрылась. После чего 22 сентября 1960 года Ларионов застрелился.

Что касается приписок в хлопковом хозяйстве, то здесь на ум приходит следующая история, которая случилась сразу после ларионовской в соседней с Узбекистаном республике – Таджикистане. Там в 1961 году Хрущёву понадобилось заменить 2-го секретаря ЦК – вместо Петра Обносова, который трудился на этом посту уже 9 лет, он решил поставить Ивана Коваля. Однако 1-й секретарь ЦК КП Таджикистана Турсун Ульджабаев, как и его товарищи по Бюро, выступили против этого назначения. Они заявили, что хотят видеть на этом посту местного – человека, который знает специфику жизни в их республике, как это было в случае с Обносовым. Когда Хрущёв услышал этот ответ, его обуял гнев: дескать, как это так – периферия не подчиняется Центру? Не бывать этому! А чтобы строптивцам было неповадно перечить ему, Хрущёв затеял провокацию. Он отрядил в Таджикистан высокую комиссию во главе с тем же Ковалём и дал ей указание: найти недостатки в республике, которые позволили бы снять Ульджабаева с его поста. В итоге недостатки были быстро найдены. В какой сфере? В хлопководстве. Там существовали приписки и завышение качества хлопка-сырца, но не в значительных количествах. Тогда высокая комиссия взяла и завысила их – объявила, что за три последних года были приписаны 300 тысяч тонн хлопка-сырца. Огромная цифра для Таджикистана! Хотя все специалисты знают, что за сезон хлопкоочистительные заводы в процессе переработки теряют до 20 % хлопка-волокна, буквально превращая его в пыль. Но этот момент, как и ряд других субъективных и объективных факторов, не был учтен – причём специально. В итоге сняли с работы не только Ульджабаева, но и ещё несколько высоких руководителей Таджикистана.

Точно такая же история произойдёт спустя 23 года и в Узбекистане. И опять по велению из Москвы, и опять для того, чтобы наказать строптивцев, которые посмели сопротивляться диктату Центра.

Что представляли из себя хлопковые приписки, на которые шли ради выполнения планов, спускаемых из Москвы? На перерабатывающие предприятия России, Узбекистана, Украины, Казахстана под видом хлопка шестого сорта шли поставки его отходов, пресловутого линта. Шли небезвозмездно. Вагон такой «безтоварки» стоил 10 тысяч рублей. Это была отлаженная система, когда хищения совершались не изъятием из натурального количества, как кусок от пирога, а государству продавалось несуществующее количество хлопка-сырца, а затем «пустота» как бы материализовывалась для сокрытия. И ЦК, и Совмин СССР не могли не видеть этих приписок. Ведь они в общей сложности составили не менее 5 миллионов тонн, за этот «воздух» из госбюджета выделилось 3 миллиарда рублей. Из них украдено было 1,5 миллиарда. Но никто ничего почему-то не замечал. Спрашивается, почему? В качестве ответа можно привести историю с Александром Солженицыным. Помните, он написал в «Архипелаге ГУЛАГ», что при Сталине было репрессировано 66 миллионов человек? Сегодня мы знаем, что эти цифры завышены в разы. Для чего это делалось? Для того, чтобы демонизировать советскую систему. Та же история произошла и с Узбекистаном – с хлопковыми приписками. Якобы там чуть ли не каждый год приписывали по 1 миллиону тонн хлопка-сырца. Но как это вообще было возможно в условиях советской плановой экономики? Ведь план по хлопку (как и по всему другому) верстался на год вперёд. К примеру, план 1982 года верстался в 1981-м. Если Узбекистан обещал собрать в 1982 году 6 миллионов тонн хлопка, из которого 1 миллион был бы липовый (приписанным), то этот миллион Госплан тоже должен был учитывать. И верстать на него тот же текстиль для лёгкой промышленности (брюки, рубашки, майки и т. д.), порох для оборонки и т. д. Но в 1982 году вдруг выяснялось, что 1 миллион тонн хлопка липовый. Это означало, что во всех республиках тысячи людей останутся без нескольких сотен тысяч брюк, рубашек, маек и т. д. Это, значит, не дадут плана десятки предприятий текстильной промышленности и Министерства торговли (а планы-то свёрстаны и на них тоже). И оборонка не досчитается сотен килограммов пороха. Как это всё можно было спрятать? За взятки? Кому? Чиновникам Госплана, Минлегпрома, Минобороны? Получается, десятки (если не сотни) чиновников в разных ведомствах необходимо было подкупить? Большего абсурда невозможно себе представить! Вернее, можно, если представлять советскую экономику, как одну сплошную коррупцию. Что обычно и делают историки-антисоветчики или люди несведущие. Между тем приписки были, но не миллионы тонн, как вещали разоблачители, намеренно завышая число коррупционеров во много раз и демонизируя советскую систему.

Знало ли руководство Узбекистана об этих приписках? Ответ однозначный: безусловно. Но как всё происходило? Во время уборочной страды (сентябрь-ноябрь) в Узбекистане в 12 областях и автономии Каракалпакия было несколько тысяч заготовительных контор по сбору хлопка. В десятках из них были приписки, о которых тому же Ш. Рашидову не докладывали – скрывали. Но он об этом, естественно, знал. Но начать проверку сразу было невозможно – надо было отчитаться перед Москвой. Когда отчёт был дан (в ноябре), Рашидов, уже постфактум, назначал проверку. И если она выявляла виновных, то их привлекали к ответственности – кого-то исключали из партии, кого-то сажали в тюрьму. Однако история повторялась, поскольку так была устроена система. И не Рашидов её создавал – это началось до него, при Хрущёве. Единственное, что он мог – не участвовать в этих махинациях. И к рукам Рашидова ничего не прилипало. А то, что о нём потом писали в перестроечной прессе – это был заказ. Кто обычно громче всех кричит «Держи вора!»? Сам вор и кричит. Вот эти самые воры и стали возводить напраслину на честных людей, чтобы отвести подозрение от себя. И у них это получилось. Вспомним, кого оболгали в перестройку? Шарафа Рашидова, Виктора Гришина, Григория Романова. Вспомните, как последнему те же «дезинформщики», что распускали потом слухи и про Рашидова, приписали мифическую свадьбу его дочери в Таврическом дворце, где пьяные гости якобы били раритетную посуду царских времён. На самом деле свадьба была (ещё в 1974 году!), но на даче Романова и выглядела весьма скромно – без пьяных гостей и скандалов (на ней было всего 14 человек). Но мерзкий слух был запущен и дискридитировал Романова. Между тем он умер скромным пенсионером. Как и Гришин, которого перестройщики объявили «мафиози всея Москвы», а он нашёл свою смерть в собесе, куда он пришёл получать пенсию. Та же история случилась и с Рашидовым – его оболгали таким же циничным образом. По этому поводу хорошо написал Леонид Сумароков – зять Михаила Суслова:

«Андроповым в КГБ было создано (1967) так называемое 5-е Управление по борьбе с идеологическими диверсиями. В годы продвижения Андропова к власти оно само стало главным производителем идеологических диверсий. Во всяком случае, ни до, ни после существования этого Управления в стране не было такого обилия всевозможных слухов, порочащих высшее руководство, за исключением Андропова, как в пору борьбы 5-го Управления с идеологическими диверсантами. При, казалось бы, стихийном характере этих слухов, в целом они выстраивались в гармоничную композицию. Дело представлялось так, будто наверху все погрязли в воровстве и коррупции; Брежнев впал в старческий маразм и всеми силами цепляется за власть, препятствуя сотрудникам КГБ в их борьбе против взяточников и коррупционеров. Члены семьи генсека, как гласили слухи со ссылкой на источники в ГБ, воруют и берут взятки сотнями тысяч долларов, а в рублях – миллионами. И посреди этого бедлама ходит весь в белом Юрий Владимирович, которому Брежнев не позволяет восстановить справедливость и обуздать высокопоставленных мафиози. Но все это были слухи, на них ведь в суд не подашь…».

Но вернёмся к событиям 1984 года и «хлопковому делу».

В течение января-марта были арестованы директор объединения «Дзижакзаготхлопкопром» Шадиев, заведующий приемным пунктом Учтепинского хлопкозавода Султанов и ряд других деятелей. У них изъяли денег и ценностей на сумму 2 миллиона 314 тысяч рублей. От этих деятелей ниточка потянулась дальше, достигнув уровня самых высоких структур. Следствие шагнуло в союзный Минлегпром, затем вышло на приписки хлопка в Азербайджане (там арестовали министра Салманова), в Туркмении (арестован еще один министр), в Казахстане.

В Узбекистане в июле 1984 года был арестован сначала министр хлопкоочистительной промышленности В. Усманов, а затем и вся коллегия данного министерства. Полоса репрессий в этой южной республике, начавшаяся более года назад, ни на день не ослабевала, охватывая все больше и больше высокопоставленных людей. Начавшись с начальника ОБХСС областного масштаба, аресты достигли уровня министров и членов ЦК республики. 11 августа был задержан бывший секретарь Бухарского обкома партии Абдувахид Каримов. 13 августа заведено уголовное дело на директора Папского РАПО Ахмаджона Адылова. Предчувствуя свою печальную судьбу, 15 августа застрелился министр внутренних дел Узбекистана К. Эргашев.

Столь широкомасштабное наступление на «беловоротничковых» вдохнуло свежие силы в организованную преступность Узбекистана. А республиканские органы внутренних дел были настолько деморализованы из-за «чисток», что противостоять распоясавшимся бандитам практически стало некому. Волна бандитизма, направленного прежде всего против миллионеров-«цеховиков», буквально захлестнула республику. В 1984 году следственные органы Узбекистана зафиксировали 308 разбойных нападений, 1406 грабежей и 5101 квартирую кражу. В подавляющем большинстве случаев нападению подвергались как раз представители «беловоротничковой» преступности. Наиболее известными бандформированиями того времени были:

банда Анзорова – Касынова, которая в 1981–1984 годах совершила 64 преступления, из них 25 краж государственного и личного имущества, 14 разбойных нападений и другие преступления. Материальный ущерб, причиненный этой бандой государству и гражданам, составил 285 500 рублей;

банда Юна в количестве 23 человек совершила 42 уголовных преступления. Эта банда контролировала сбыт и производство наркотиков в шести районах республики, и в ее рядах состояло на службе четыре милиционера. Они требовались для того, что припугнуть и «официально» конфисковать у сбытчиков спрятанную партию наркотиков;

банда Болошина в количестве 22 человек совершила за 4 года 48 тяжких преступлений, в том числе одно убийство.

Борьба с «беловоротничковой» преступностью продолжалась в том году и в Москве. КГБ наконец-то добрался до недосягаемого бывшего начальника столичного Главного управления торговли Николая Трегубова.

За четыре прошедших года в Москве в системе Главторга было уже привлечено к уголовной ответственности 15 066 человек, из которых 2121 – руководители различных рангов (это 7,5 % штатной численности работников Главторга). И вот теперь КГБ добрался и до начальника Главторга. Арестованные задолго до него его подчиненные давно уже сдали своего начальника с потрохами, но чья-то властная рука всякий раз останавливала занесенный над головой Трегубова топор и тем самым спасала его от тюрьмы. В январе 1984 года эта рука отправила Н. Трегубова на пенсию, а через два месяца после этого она же посадила его в кресло управляющего Союзторгпосредконторы Минторга СССР. Однако это было все, что могла сделать для «папы» (так звали Н. Трегубова его подчиненные) та незримая «рука». В июле 1984 года сила ее, по-видимому, иссякла. 14 июля 1984 года во время перевозки из тюрьмы Лефортово в Бутырку в машине был приведен в исполнение расстрельный приговор над бывшим директором «Елиссевского» магазина Юрией Соколовым. 24 июля того же года арестовали Николая Трегубова. И в отличие от Ю. Соколова он никого не «сдавал» и получил за это не «вышку», а 15 лет строгого режима.

Через месяц, в августе 1984 года, на Петровке, 38, совместно с опытнейшими сотрудниками ГУБХСС МВД СССР создается специальная группа, которая в строжайшей тайне начинает разработку последующих арестов в среде московских торговых мафиози. Первым номером значился директор универмага «Сокольники» Владимир Кантор, имевший весьма высоких покровителей в самых верхах Московского горкома партии и Моссовета.

Самоубийство Н. Щелокова и судьба семьи Гоглидзе

Выстрел в голову. Убийство в Малаховке. Вооруженный налет в Москве

Не менее безжалостно, чем с Ю. Соколовым, режим обошелся в тот год и с Николаем Щёлоковым. Прошло уже девять месяцев со дня смерти Ю. Андропова (личного его врага), но длинные руки КГБ (и партаппарата) так и не оставили в покое бывшего министра МВД. Искать защиты у К. Черненко было бесполезно, тот к тому времени фактически превратился в инвалида. По словам Е. Чазова: «Состояние Черненко осенью 84-го стало настолько тяжелым, что он мог выезжать на несколько дней на работу только после внутривенных введений комплекса лекарств». Поэтому заниматься судьбой опального министра Черненко было уже недосуг.

И все же, даже несмотря на вину Н. Щёлокова, изуверство, с каким гонители 74-летнего человека обошлись с ним, с трудом поддается объяснению. 6 ноября, накануне праздника Великого Октября, Н. Щёлокова лишили звания генерала армии. 10 ноября – в День милиции! – указ об этом публикуется во всех центральных газетах. 12 ноября на его квартиру пришли следователи из Главной военной прокуратуры. В течение трех дней они проводили там обыск. И это перед тем, как 26 ноября Н. Щёлокову должно было исполниться 74 года!

7 декабря того же года коммунист Н. Щёлоков с 53-летним стажем лишается своего партийного билета. 12 декабря следует еще один удар – Н. Щёлокова лишают звания Героя Социалистического Труда (получил он его в 1980 году) и отбирают все награды, кроме тех, что он заработал на фронте, причем без предварительно вынесенного приговора. Все это преследовало только одну цель – подвести Щёлокова к мысли о самоубийстве. Щёлоков никогда не был трусом, и те, кто преследовал его, прекрасно знали, что гордость этого человека, его чувство собственного достоинства не позволят ему устроить над собой судебный спектакль, как это сделали Соколов и Трегубов.

Днем 13 декабря 1984 года бывший министр МВД надел на себя парадный мундир генерала армии с медалью «Серп и Молот» (это был муляж), 11 советскими орденами, 10 медалями, 16 иностранными наградами и знаком депутата Верховного Совета СССР, зарядил двустволку 12-го калибра «Гастин-Раннет» и выстрелил себе в голову. В 14.15 сын Н. Щёлокова Игорь позвонил в Главную военную прокуратуру и сообщил о самоубийстве отца.

Когда следователи ГВП прибыли на место происшествия, мертвый Н. Щёлоков лежал лицом вниз в холле. Его сын Игорь представил следователям два письма покойного: одно было адресовано детям, другое предназначалось К. Черненко. В последнем письме Щёлоков прощался с членами Политбюро, заверял их, что не нарушал законности, не изменял линии партии, ничего у государства не брал и молил только об одном – чтобы его ни в чем не виноватых детей не преследовали и не терзали напрасно. Заканчивал свое письмо Щёлоков словами: «Прошу Вас, не допускайте разгула обывательской клеветы обо мне, этим невольно будут поносить авторитет руководителей всех рангов, а это в свое время испытали все до прихода незабвенного Леонида Ильича. Спасибо за все доброе. Прошу меня извинить. С уважением и любовью – Н. Щёлоков». Под письмом стояла дата – 10 декабря 1984 года, то есть за три дня до самоубийства.

Между тем следственные органы Главной военной прокуратуры, расследовавшие преступные действия Н. Щёлокова в бытность его министром внутренних дел, в своем постановлении констатировали: «Всего преступными действиями Щёлокова государству причинен ущерб на сумму свыше 500 тысяч рублей. В возмещение ущерба им и членами его семьи возвращено, а также изъято органами следствия имущества на сумму 296 тысяч рублей, внесено наличными деньгами – 126 тысяч рублей.

Таким образом, Щёлоков Н. А. систематически из корыстных побуждений злоупотреблял своим ответственным служебным положением, причинив государству существенный вред, чем совершил преступление, предусмотренное ст. 260 п. «а» УК РСФСР.

13 декабря 1984 г. Щёлоков Н. А. покончил жизнь самоубийством, поэтому уголовное дело в отношении его не может быть возбуждено».

Через несколько дней состоялись «тихие» похороны Н. Щёлокова, на которые никто из его бывших сослуживцев и коллег не пришли – все испугались попасть в объективы КГБ и быть вызванными «на ковёр». Невольным свидетелем этих похорон стал кремлевский врач Е. Чазов, так описавший их в своих воспоминаниях: «Меня, человека, далекого от Щёлокова, поразили его похороны, начавшиеся в Кунцевской больнице, случайным свидетелем которых я оказался. Что-то мрачное и тоскливое было в этот сумеречный декабрьский день в собравшейся небольшой группе родственников и близких в виде старушек, пытавшихся выполнить какие-то религиозные обряды в обстановке какой-то молчаливой сосредоточенности. Страшный конец блестящей жизни преуспевающего человека. Не дай Бог, как говорят в России, такого конца».

Пройдет несколько лет, и в период так называемой «горбачевской гласности» Н. Щёлоков благодаря стараниям отечественной прессы повторит путь Л. Берии, став, как и он, чуть ли не «врагом нации № 1».

Робкие попытки разрушить в народном сознании образ «врага народа», который приклеили к Н. Щёлокову в период перестройки, предпримут его друзья уже после смещения М. Горбачева. К примеру, Г. Вишневская в октябре 1993 года скажет о своем соседе по дому на Кутузовском проспекте следующее: «Щёлоков был нашим другом, его жена Светлана Владимировна – моей подругой. Все, что я сегодня о нем читаю, – вранье. Я этому не верю. Я была у них в доме, ничего особенного там не видела, никаких полотен кисти Айвазовского. Я не верю тому, что о нем говорят. У Щёлокова с Андроповым были ужасные отношения. И когда нас выставляли из страны, Светлана сказала тогда мне: «Это все голубые (т. е. КГБ – фуражки с голубыми околышами) наделали». Щёлоков был другом Брежнева, а с Андроповым они друг друга ненавидели… Зная Светлану Владимировну, я не могу представить, чтобы она застрелилась. Думаю, мы еще узнаем правду обо всей этой истории».

Несколько иначе, чем у Н. Щёлокова, сложилась судьба Юрия Чурбанова. В ноябрьские дни 1984 года, когда Н. Щёлокова лишили звания генерала армии и провели обыск у него в доме, приказ об увольнении Ю. Чурбанова из МВД был уже практически подготовлен. Но тут в дело вмешалась его теща, жена Леонида Ильича Виктория Петровна. Напросившись на прием к В. Федорчуку, она просила его не ставить крест на карьере зятя. Эта мольба старой женщины возымела действие, и Ю. Чурбанов был оставлен в стенах МВД и получил должность заместителя начальника внутренних войск МВД СССР.

Добровольно уйдя из жизни, Н. Щёлоков, в сущности, лишил многих своих бывших «товарищей» удовольствия поприсутствовать на судебном процессе над ним. С 1953 года, с момента суда над Л. Берией, на скамье подсудимых больше ни разу не сидели высшие чины союзного Министерства внутренних дел. Н. Щёлоков мог возобновить эту традицию, однако предпочел публичному позору выстрел в голову.

В декабре 1953 года в Москве был приведен в исполнение смертный приговор над Л. Берией и группой высших чинов союзного МВД. В числе казненных был и заместитель Берии генерал-полковник Сергей Арсеньевич Гоглидзе.

Через 50 с лишним лет – 29 октября 1984 года – не менее страшная участь постигла жену и дочь расстрелянного генерала. В тот день трупы двух этих престарелых уже женщин были найдены в их доме в подмосковном поселке Малаховка. Оперативная группа, которую возглавлял заместитель начальника управления уголовного розыска ГУВД Мособлисполкома А. Бутырских, прибыла на место происшествия после того, как там уже поработали эксперты. Последние установили, что смерть обеих женщин наступила в результате сильных ударов по голове тупым тяжелым предметом. С первого взгляда стало видно, что преступники что-то искали в квартире, хотя большое количество ценной утвари буквально бросалось в глаза. Дом, что называется, ломился от уставленных хрусталем горок, фарфоровых сервизов, ваз и прочего антиквариата. На стене висела гравюра, которая могла бы вполне обеспечить грабителям безбедную жизнь на долгие годы. Однако ни один из этих предметов не был тронут. Преступникам нужно было что-то другое, видимо, не менее ценное, чем эта роскошь. После тщательного осмотра квартиры сыщики установили: бандиты проникли в дом через форточку. Это указывало на то, что их комплекция и возраст были далеки от пенсионного.

Была опознана и личность погибших, после чего отпала необходимость объяснять, откуда у двух скромных бабушек столько антиквариата.

Летом 1953 года, когда С. Гоглидзе арестовали, его ближайшие родственники сразу поняли, какой приговор ему может быть вынесен. Спасти главу семейства возможности уже не было, а вот имущество, нажитое им за 30 лет службы в НКВД (в 1937 году С. Гоглидзе занимал пост наркома внутренних дел Грузии), можно. И супруга арестованного, Евлалия Федоровна, приложила все силы и умение, чтобы не отдать свое добро в руки конфискантов. В течение нескольких лет после расстрела мужа она писала слезные письма на имя Генерального прокурора СССР Р. Руденко, секретаря ЦК Г. Маленкова, первого секретаря ЦК Н. Хрущева и в конце концов добилась своего. К примеру, свой вклад на 160 тысяч рублей она объяснила тем, что эта сумма отчасти состоит из денежных средств домашней прислуги, чья заработная плата в течение 16 лет вносилась на сберкнижку нанимательницы.

И все же, оградив свое баснословно дорогое имущество от посягательств государственных чиновников, мать и дочь Гоглидзе так и не смогли спасти его от посягательств обычных уголовников. В результате это стоило им жизни.

Одна из домработниц, служившая в их доме, имела 32-летнего любовника, некоего Апухтина. Ему она и поведала однажды о том, в каком богатом доме ей приходится работать. Он, в свою очередь, рассказал об услышанном квартирному вору Крекшину. Тот к тому времени значился во всесоюзном розыске и мечтал провернуть какое-нибудь крупное дельце, после которого можно было бы раз и навсегда «лечь на дно». Рассказ Апухтина о двух старушках, обладавших несметными сокровищами, настолько «завел» Крекшина, что он готов был пойти даже на «мокрое дело».

29 октября 1984 года Крекшин и Апухтин проникли в дом к двум ничего не подозревавшим старушкам и хладнокровно расправились с ними. Всю черновую работу взял на себя Крекшин, который убил женщин с помощью обыкновенного кирпича, прихваченного на улице. Убив хозяек, преступники не стали брать стоявший вокруг них антиквариат, а прихватили лишь один чемоданчик, доверху набитый изделиями из золота, серебра и платины.

Преступление было совершено настолько бесхитростно, что уже в первые сутки московские сыщики вышли сначала на Апухтина, а затем и на его дружка – Крекшина. Правда, первого по месту прописки не оказалось, и пришлось попотеть, прежде чем вычислить место проживания его любовницы. Как только адрес был установлен, тут же за квартирой организовали круглосуточное наблюдение. Через некоторое время грабители сами пришли в предназначенную для них ловушку. Их взяли чисто, без излишнего шума и суеты. К тому времени со дня преступления прошло чуть более двух суток.

Однако самым громким преступлением 1984 года можно считать вооруженный налет на инкассаторов в Москве 7 декабря. Подобного в столице давно уже не было. События развивались следующим образом.

Вечером 7 декабря 1984 года к магазину «Обувь», что на Зарайской улице, подъехала «волга» с двумя инкассаторами. Старший из них вышел из машины и направился за выручкой в магазин. Второй с водителем остался в машине. Вскоре старший инкассатор с сумкой, в которой лежало 250 тысяч рублей, вышел из магазина и поспешил к машине. Дойдя до нее, он уже собирался открыть дверцу, как сзади раздались выстрелы. Тяжело раненный инкассатор выпустил сумку из рук и рухнул на землю. Одновременно с ним ранения получили второй инкассатор и водитель.

Преступники (их было двое) схватили сумку с деньгами и, сев в инкассаторскую «волгу», исчезли с места преступления.

Это дерзкое нападение подняло на ноги всю столичную милицию. В МУРе тут же была создана опербригада в составе: Н. Куценко, И. Бирюкова, В. Зайцева, Ю. Локтионова. Расследование лично возглавлял замначальника управления уголовного розыска Москвы А. Карпов. В ГУУР СССР это дело курировал генерал Г. Алексеев. Вышли же на преступников, можно сказать, случайно.

Однажды в милицию обратился москвич, у которого угнали автомобиль. Он рассказал, что несколько дней назад продал его мужчине, который расплачивался с ним деньгами в банковской упаковке. Однако покупатель внес только задаток, а с остальными деньгами просил подождать. Продавец согласился и поставил машину на стоянку. И вот теперь ее угнали.

Сыщиков в этом деле заинтересовали два момента: деньги в банковской упаковке и то, что машину увели сразу после внесения задатка. Не иначе сам покупатель это и сделал. Машину тут же объявили в усиленный розыск. И вскоре она нашлась вместе с угонщиком. Как и предполагали сыщики, это был сам покупатель – некто Поспелов. Через некоторое время он сознался и в налете на инкассаторов 7 декабря. Его напарника Соболева арестовали через несколько дней в Таллине.

И все же столь быстрое раскрытие данного преступления было отнюдь не показателем эффективности работы уголовного розыска страны в целом. Дело в том, что в 1984 году в союзном МВД продолжалась перетряска кадров и оперативные службы продолжали нести ощутимые потери. Всего за два года (1983–1984) из органов МВД было уволено 60 тысяч человек. Между тем на свободе оставались такие монстры, как Г. Михасевич и А. Чикатило. В марте 1984 года к ним присоединился и 28-летний иркутский маньяк Василий Кулик.