Текст книги "Застава"

Глава двадцать вторая

Как только каменная глыба за Магдой задвинулась, Куза повернулся к Моласару. Бездонные черные зрачки буравили его из темноты леденящим кровь взглядом. Всю ночь профессор ждал этого момента, когда сможет задать Моласару свои бесчисленные вопросы, чтобы развеять, наконец, все досадные противоречия, на которые указал утром этот самонадеянный рыжеволосый незнакомец. Но неожиданно Моласар появился, неся на руках его собственную дочь.

– Зачем вы это сделали? – спросил Куза, поднимая на своего гостя глаза.

Моласар сверлил его пристальным холодным взглядом и молчал.

– Почему? – не унимался профессор. – Я думал, что для вас она всего лишь очередной лакомый кусочек!

– Не испытывай моего терпения, калека! – Лицо Моласара побелело от гнева. – Я не могу спокойно смотреть, как двое немцев пытаются надругаться над женщиной из моей страны! Точно так же, как и пять столетий назад не мог равнодушно наблюдать, как то же самое делают турки. Потому я и стал сподвижником Влада Тепеша! Но сегодня немцы зашли куда дальше турков – они пытались совершить акт насилия в моем собственном доме! – Неожиданно он успокоился и слегка усмехнулся. – И я получил немалое удовольствие, оборвав их никчемные жизни.

– Наверное, вы получали большое удовольствие и от общения с самим Владом?..

– Да. Его склонность к насаживанию на кол давала мне превосходную возможность удовлетворять свои потребности в пище, и в то же время оставаться в тени. Влад доверял мне. И в конце его жизни я был одним из немногих бояр, на кого он мог с уверенностью положиться.

– Я вас не понимаю.

– А я и не жду этого. Ты не способен понять меня, так как я нахожусь за рамками твоих привычных представлений о мире.

Куза попытался сосредоточиться. Мысли стали путаться в голове. Так много противоречий!.. Все выходит совсем иначе, чем он предполагал. Но больше всего тревожило профессора то, что безопасностью, а может, и жизнью своей дочери он обязан теперь представителю нечистой силы.

– В любом случае, я ваш должник.

Моласар не ответил.

Куза немного поколебался, но потом все же начал исподволь подводить Моласара к тому самому вопросу, который мучил его сильнее всех остальных.

– А есть еще такие же, подобные вам?

– Ты хочешь сказать, нечистая сила? Раньше было много. Как сейчас – не знаю. После пробуждения я почуял такое нежелание со стороны живущих признавать мое существование, что, полагаю, всех остальных люди успели уже уничтожить за последние пять веков.

– А те, остальные, – они тоже боялись крестов?

Моласар напрягся.

– У тебя ведь его нет с собой, да? Смотри мне, иначе...

– Нет-нет, он уже далеко... Но я удивлен вашим страхом перед ним. – Куза жестом обвел стены комнаты. – Вы со всех сторон окружили себя крестами из меди и никеля – их здесь тысячи! – и тем не менее вас ввел в ужас один-единственный маленький серебряный крестик, который я вчера показывал.

Моласар приблизился к одному из крестов и спокойно положил на него руку.

– Здесь есть маленькая хитрость. Видишь, как высоко расположена горизонтальная планка? Настолько высоко, что это уже больше не крест. Такая форма не вызывает во мне отвращения и никак на меня не действует. Я встроил тысячи таких крестов в стены этого замка, чтобы запутать своих преследователей, когда решил, что это будет мое убежище. Они не могли и предположить, что я способен существовать в постройке, Стены которой везде покрыты какими-либо крестами. Но как ты потом узнаешь – если, конечно, я смогу тебе доверять, – именно такая фигура имеет для меня особое значение...

Куза упорно пытался найти хоть какое-нибудь несоответствие в страхе Моласара перед крестом, но это никак ему не удавалось. И вновь профессором стали овладевать сомнения. Ему требовалось хорошенько подумать. И в то же время нельзя было отпускать Моласара – следовало попытаться как можно дольше удержать его здесь и заставить говорить еще!

– А кто они такие? Кто вас преследовал?

– Тебе говорит что-нибудь слово «глэкен»?

– Нет.

Моласар сделал шаг к старику.

– Совсем ничего?

– Я уверяю вас, что никогда раньше не слышал такого слова. – «Почему это для него так важно?» – задумался Куза.

– Тогда, возможно, их уже больше нет, – пробормотал Моласар скорее для себя, чем обращаясь к профессору.

– Пожалуйста, объясните мне, кто такой или что такое «глэкен»?

– Глэкены – это секта фанатиков, которые начали свою деятельность от имени церкви еще в средние века. Поначалу эти безумцы насильственно насаждали православие, но при этом подчинялись только папе римскому. Однако немного погодя они изобрели свою собственную религию. Им удавалось проникать повсюду, где была власть. Одну за другой они затягивали в свои сети целые королевские династии, желая привести весь мир к единой новой вере и заставить всех подчиняться только себе.

– Но этого не может быть! Я же специалист по европейской истории, особенно, по странам Восточной Европы; и никогда эта секта нигде не упоминалась!

Моласар придвинулся еще ближе к Кузе и оскалил зубы.

– Ты осмелился в моем же доме заподозрить меня во лжи? Несчастный! Да что тебе известно об истории! Что ты знал обо мне и о тех, кто подобен мне, пока я сам не предстал перед тобой? А много ли ты выяснил об истории этого замка? Ничего! Глэкены – это тайное братство. Ни одна королевская семья никогда даже не слышала о них! А если церковь в более поздние времена и знала об их существовании, то никогда открыто не признавала этого.

Куза отвернулся от Моласара – его смрадное дыхание с запахом крови вызывало у старика тошноту.

– А как же вы сами узнали об их существовании?

– Были времена, когда все, что затевалось вокруг, не могло остаться тайной для тех, кого вы теперь называете нежитью. И когда нам стали известны планы глэкенов, мы решили предпринять весьма активные ответные действия. – Моласар выпрямился, гордо расправив плечи. Видимо, ему было приятно вспоминать о прошедшем. – В течение нескольких веков мы успешно противостояли им. Нам было ясно, что конечная цель этой секты – покорить и уничтожить нас, поэтому мы всячески мешали им и срывали их планы. Мы лишали жизни всех, кто вольно или невольно попадал под их влияние.

Моласар возбужденно заходил по комнате.

– Поначалу глэкены тоже сомневались в том, что мы действительно существуем. Но как только они убедились в атом, так сразу же объявили нам беспощадную войну. Один за другим мои братья погибали, встречая самую настоящую смерть. И когда наш круг начал сужаться, я отстроил этот замок и решил схорониться в нем, чтобы пережить глэкенов с их безумными планами мирового господства. И похоже, что мне это удалось.

– Очень мудро, – согласился Куза. – Вы окружили себя фальшивыми крестами и впали как бы в зимнюю спячку. Но тем не менее я должен задать вам один вопрос, на который очень прошу мне ответить: почему все-таки вы боитесь креста?

– Я не склонен обсуждать это.

– Но вы должны рассказать мне! Ведь мессия... Был ли Иисус Христос...

– Нет! – Моласар покачнулся и тяжело прислонился к стене, сильно закашлявшись.

– Что с вами?

Глаза Моласара вспыхнули яростью.

– Если бы ты не был моим соотечественником, я бы уже вырвал тебе язык!

«Неужели одно упоминание имени Христа вызывает в нем ужас?» – изумился профессор. – Но я не мог даже предположить...

– Никогда не повторяй больше этого! Если тебе дорога моя помощь, которую я могу оказать, то никогда больше не произноси этого имени!

– Но это же просто слово.

– НИКОГДА! – Моласар с трудом заставлял себя сохранять видимое спокойствие. – Я тебя предупредил. Никогда больше – иначе твой труп будет брошен рядом с немецкими!

Куза почувствовал, что голова у него пошла кругом. Надо было срочно что-то предпринимать.

– А что вы скажете об этих словах: «Иитгадал вейиткадеш шемеи раба беальма дивера чиреутен, вейамлих»?..

– Это еще что за тарабарщина? – нахмурился Моласар. – Какое-нибудь заклинание? Или молитва? Может, ты хочешь избавиться от меня? – Он начал угрожающе приближаться к профессору. – Уж не встал ли ты на сторону немцев?

– Нет! – еле вымолвил Куза, и голос его осекся. В голове застучала кровь. Он с силой сжал ручки кресла поледеневшими пальцами. Ему казалось, что комната переворачивается и пол перед ним встает дыбом. Жуткий страх охватил старика. Это порождение тьмы содрогалось при виде креста и теряло самообладание при одном упоминании имени Иисуса, а древние иудейские молитвы на иврите оказались для него лишь пустым набором звуков! Это было непостижимо. Но, к его ужасу, именно так.

Теперь Моласар заговорил более спокойно, не обращая внимания на вихрь чувств, обуревающих его собеседника. Куза напряженно пытался не пропустить ничего из сказанного. Все, что говорил сейчас хозяин замка могло быть исключительно важным и для Магды, и для него самого.

– Мои силы уже понемногу восстанавливаются. Я чувствую, как новая энергия вливается в меня. Очень скоро – я думаю, самое большее, через пару дней – я смогу разделаться со всеми инородцами в этом замке.

Куза старательно пытался вникнуть в смысл его слов: силы... пару дней... разделаться... Но как он ни напрягался, другие слова ясно звучали в голове профессора: «Иитгадал вейиткадеш шемеи...» Бесполезность этой древней молитвы по усопшим не давала ему покоя.

А потом раздались громкие шаги: сапоги застучали у входа в башню, затем кто-то побежал вверх по лестнице, а со двора послышались голоса – испуганные и сердитые. Лампочка в комнате мигнула и немного притухла, и это значило, что во всем замке сразу зажегся свет.

Моласар довольно усмехнулся, обнажая желтоватые острые зубы.

– Похоже, они обнаружили двух своих соратников.

– И очень скоро придут сюда и обвинят меня в этом, – заметил Куза. Беспокойство за свою жизнь наконец вывело его из оцепенения.

– Ты ведь не глупец, калека, – сказал Моласар и, подойдя к стене, привычным жестом толкнул нужный камень. Тот легко отошел в сторону, отворяя дорогу. – Вот и воспользуйся своим умом.

Куза молча наблюдал, как Моласар растворился в темноте открывшегося прохода, жалея про себя, что сам не может точно так же покинуть комнату до прихода немцев. Как только каменная глыба вновь заняла свое место, он подкатил кресло к столу и, раскрыв пресловутый «Аль Азиф», притворно углубился в чтение. Руки его дрожали. Он весь превратился в ожидание.

Однако долго ждать ему не пришлось. Через несколько секунд в комнату ворвался разъяренный Кэмпфер.

– Ну что, жид! – заорал он, направив указательный палец в лицо профессору. Размашистой походкой он быстро приближался к столу, что в сочетании с обвиняющим жестом должно было, по мнению эсэсовца, одновременно означать его полную власть над этим человеком и смертельную угрозу. – Ты обманул нас! Я так и знал!

Куза сидел неподвижно, обратив к майору полный недоумения взгляд. Пока оправдываться было рано. Да и что он мог сказать в свое оправдание!.. К тому же сопротивляться уже просто не было сил. Он чувствовал себя больным и слабым – и душевно, и физически. От немыслимого напряжения нестерпимо болело все тело – каждый мускул, каждый сустав и каждая кость. После встречи с Моласаром разум тоже отказывался подчиняться. Он ничего не мог сообразить. Во рту давно уже пересохло, но он не осмеливался прикоснуться к воде, потому что при одном виде Кэмпфера у него сразу же заныл мочевой пузырь.

Нет, профессор просто не был создан для таких перегрузок. Он учитель, ученый, человек умственного труда. Он не знал и знать не хотел, как вести себя с этим нахальным щеголем, который имел сейчас над ним полную власть. Куза с радостью нанес бы ему ответный удар, но не смел на это даже надеяться. А может, и не стоит бороться за свою жизнь, раз она все чаще сводит его с такими людьми?

Сколько он еще способен вынести?.. Но у него была Магда. А для нее должна оставаться хотя бы маленькая надежда.

Два дня... Моласар говорил, что полностью его силы восстановятся через пару дней. Сорок восемь часов. «Но смогу ли я столько продержаться?» – с горечью подумал Куза.

Да, он заставит себя выстоять до субботы! Субботний вечер. Шабес... Хотя что для него теперь шабес? Все эти слова с недавних пор стали терять свой привычный смысл.

– Ты меня слышишь, еврей?! – взвился майор. Голос его почти срывался.

– Да он и понятия не имеет, о чем вы ему толкуете, – раздался вдруг второй голос.

В комнату вошел капитан. Куза сразу узнал его по вежливому тону – наверное, в армии это был большой недостаток. Издержки хорошего воспитания. А у настоящего немецкого офицера всякое приличие теперь должно отсутствовать...

– Ничего, скоро узнает! – В два размашистых шага майор оказался рядом со стариком и так склонился над ним, что идеальное лицо «истинного арийца» оказалось всего в нескольких дюймах от носа старого еврея.

– Что-то случилось? – с притворным удивлением спросил профессор, в то же время пытаясь изобразить на лице страх и отчаяние. – Что я такого сделал?

– Ты не сделал НИЧЕГО, еврей! Две ночи ты сидел тут со своими паршивыми книгами и морочил нам голову, пользуясь временным затишьем. А сегодня...

– Я же никогда... – начал было Куза, но майор не дал ему закончить и со всей силой обрушил на шаткий стол свой тяжелый кулак.

– Молчать! В подвале только что убили двух моих солдат, и горло у них разорвано, как и у всех предыдущих!

Перед Кузой ясно, как в кино, предстали два трупа. После того как он увидел остальных убитых, эти новые жертвы ему нетрудно было представить себе в мельчайших подробностях. Он осознал, что ему даже немного приятно мысленно рассматривать их рваные раны. Ведь именно эти двое пытались изнасиловать его дочь – и они полностью заслужили такое наказание. И даже хуже. Хорошо, что Моласар не просто убил их, а еще и выпил всю кровь.

Но сейчас в опасности находился сам профессор. Это легко было понять по разъяренному лицу майора. Надо срочно что-то придумать, иначе он не доживет до субботнего вечера.

– Теперь мне ясно: в том, что мы две ночи спали спокойно, никакой твоей заслуги нет. Я не вижу ни малейшей связи между твоим приездом сюда и двумя сутками без смертей – просто для тебя это оказалось счастливым совпадением! Но ты обманул нас и заставил поверить, что именно ты так стараешься для нашей безопасности. Что еще раз доказывает справедливость истины, которую нам тысячу раз повторяли в Германии: никогда не доверяй еврею!

– Но я и не говорил вам, что это моя заслуга! Я даже не...

– Ты нарочно пытаешься задержать меня здесь?! – взревел Кэмпфер, сузив глаза. – Мне кажется, ты делаешь все, чтобы помешать моей работе в Плоешти!

Куза не мог понять слов майора. Слишком быстро гот переходил от одной темы к другой. Этот человек безумен... И, судя по всему, безумен не меньше, чем сам Абдул Аль Хазред, когда писал свою знаменитую книгу «Аль Азиф». Как раз сейчас она и лежала перед ним на столе...

И тут в голову профессору пришла блестящая мысль.

– Послушайте, господин майор! Я все-таки узнал кое-что из книг!

При этих словах капитан Ворманн сделал шаг вперед.

– Узнали? И что же вы узнали?

– Ничего он не узнал! – зарычал Кэмпфер. – Это еще одна его жидовская уловка! Просто он хочет в очередной раз оттянуть свою казнь.

«Как вы проницательны, майор!» – подумал Куза.

– О Господи, дайте же ему сказать! – заговорил Ворманн и повернулся к профессору. – Так что вы нашли в этих книгах? Покажите мне.

Куза указал на «Аль Азиф», написанную древней арабской вязью. Книга была создана в восьмом веке и не имела никакого отношения не только к замку, но и вообще к Румынии. Но профессор надеялся, что немцы никогда не узнают об этом.

Ворманн склонился над рукописью и тут же недовольно нахмурился:

– Я не понимаю эти каракули.

– Он все врет! – не унимался Кэмпфер.

– Но у автора этой книги нет причин вас обманывать, – спокойным голосом произнес Куза. Он выждал несколько секунд, молясь про себя, чтобы немцы не заметили разницы между турецкими и древнеарабскими буквами, а потом с увлечением окунулся в только что выдуманную легенду: – Эта книга была написана одним турком, который вместе с Мухаммедом Вторым вторгся в Румынию в пятнадцатом веке. В числе прочего здесь говорится о небольшом замке... И по описанию крестов я делаю вывод, что имеется в виду именно наша крепость. Так вот, в древности ею владели знатные бояре из Валахии. И здесь сказано, что призрак первого усопшего хозяина замка позволяет ночевать в его доме только местным жителям, и их он не трогает. Но если сюда приходят иноземцы, он начинает убивать их по одному каждую ночь, пока те сами не уберутся из его дома по доброй воле. Теперь вы понимаете? То, что сейчас происходит здесь, случилось и с турецкими солдатами почти пятьсот лет тому назад!

Куза замолчал и внимательно посмотрел на немцев. Про себя профессор даже изумился, как ловко и складно получилась у него эта сказка, которую он придумывал почти на ходу, используя свои скудные познания о Моласаре. Конечно, в его рассказе были и некоторые несоответствия, но он надеялся, что офицеры не поймут этого.

– Какая чушь! – усмехнулся Кэмпфер.

– Не скажите! – вмешался Ворманн. – Сами подумайте: в те времена турки постоянно наведывались в эти места. А теперь пересчитайте трупы: если учесть два сегодняшних, то, начиная с двадцать второго апреля, когда я прибыл сюда, как раз и получается в среднем по одной смерти за ночь.

– Все равно... – Кэмпфер не закончил фразу, его уверенность стала таять, и он с сомнением посмотрел на Кузу: – Значит, мы здесь не первые?

– Нет. Во всяком случае, если верить этой рукописи.

Уловка удалась! Чудовищная ложь, которую профессор только что сочинил, срабатывала в его пользу! Немцы хватались за любую соломинку и готовы были поверить во все, что он скажет. Ему захотелось рассмеяться.

– Ну и как же им удалось разрешить эту проблему? – спросил Ворманн.

– Они просто покинули замок.

Наступила долгая пауза.

Наконец Ворманн повернулся к майору:

– Я же говорил вам, что следует...

– Мы не можем уйти отсюда! – оборвал его Кэмпфер. Он был на грани истерики, – Во всяком случае, до воскресенья. – Он повернулся к старику: – И если до того времени ты не найдешь выхода, то я прослежу, чтобы и ты, и твоя дочь сопроводили меня до Плоешти!

– А зачем?

– Это ты узнаешь на месте. – Кэмпфер задумался и добавил: – Нет, лучше рассказать тебе все прямо сейчас. Может быть, это придаст тебе новые силы в твоих поисках. Ты ведь наверняка слышал об Аусшвице и Бухенвальде?

От ужаса у Кузы перехватило дыхание.

– Да, это лагеря смерти.

– Ну, мы предпочитаем называть их центрами переселения. А вот в Румынии их до сих пор еще нет. И моя миссия как раз в том и состоит, чтобы ликвидировать это досадное упущение. Туда отправятся такие же, как ты, плюс цыгане и масоны. Вот что я собираюсь построить в Плоешти! Но если ты окажешься мне полезен, то я, пожалуй, отложу на какое-то время твой визит в этот лагерь, и, может быть, у тебя даже появится шанс умереть своей смертью. Но если ты попробуешь задержать меня здесь, то и ты, и твоя дочь станете нашими первыми гостями.

Куза обмяк в своем кресле. Он чувствовал, как шевелятся его губы и язык, но не мог произнести ни слова. То, что он только что услышал, потрясло его до глубины души. Это невероятно! Хотя злорадный блеск в глазах Кэмпфера подтверждал, что все это – чистая правда. Одно-единственное слово слетело с губ старика:

– Зверь!

Майор расплылся в самодовольной улыбке.

– Как ни странно, это оскорбление из уст еврея звучит для меня как комплимент. Из него можно сделать вывод, что я стою на верном пути. – Он направился к выходу, но возле самой двери обернулся. – Так что читай повнимательнее свои книги. И потрудись хорошенько. Ты должен найти ответ. От этого зависит не только твое благополучие, но и жизнь твоей дочери. И он вышел из комнаты, высоко подняв голову. Куза умоляюще посмотрел на Ворманна:

– Капитан?..

– Я ничем не могу вам помочь, господин профессор, – ответил тот полным сожаления голосом. – Могу только посоветовать: постарайтесь найти что-нибудь в этих книгах. Ведь вы уже обнаружили одно упоминание о заставе. Значит, есть шанс, что найдете и другое. И еще: посоветуйте своей дочери подыскать себе более надежное убежите, чем гостиница... Может быть, где-то в горах...

Куза не осмелился признаться капитану, что все, рассказанное им, было чистейшей воды вымыслом, если не сказать хуже. Не было в рукописях никакого упоминания о замке, и не оставалось никакой надежды, что его возможно найти. Что же касается Магды, то он слишком хорошо ее знал...

– К сожалению, моя дочь упряма. Она останется в гостинице.

– Я так и думал. Но кроме того, что я уже сказал, мне больше нечего добавить. Я теперь совершенно бессилен и уже не контролирую обстановку в крепости. – Тут лицо Ворманна исказилось. – Да наверное, и раньше не контролировал... Всего вам хорошего.

– Подождите! – Куза неуклюже сунул руку в карман и протянул капитану крестик. – Заберите его. Он оказался бесполезным.

Ворманн взял крестик и крепко сжал его в кулаке, заглянув профессору в глаза. Потом вздохнул и вышел из комнаты.

Куза остался один. Его охватила тяжелейшая депрессия. Положение казалось безвыходным. Если Моласар перестанет убивать немцев, то Кэмпфер сразу же отправится в Плоешти, чтобы начать там массовое уничтожение румынских евреев. Если же Моласар будет продолжать свою месть, Кэмпфер просто разрушит замок и заберет их с Магдой в свой страшный лагерь. Он представил себе, что будет, когда она попадет в руки нацистов, и еще раз вспомнил пословицу о том, что судьба порой бывает хуже смерти.

Он просто обязан найти выход! Ведь от этого зависит гораздо больше, чем его собственная жизнь и даже жизнь его дочери. На карту поставлены тысячи жизней, если не миллионы... Должен же быть какой-то способ остановить этого зверя!.. Нельзя допустить, чтобы он выполнил свою страшную миссию... По всему видно, что он собрался быть в Плоешти не позднее понедельника. А если он задержится?.. Возможно ли, что и строительство лагеря тогда тоже отложат? Если да, то для всех обреченных это будет означать хотя бы отсрочку.

А что если Кэмпфер вообще никогда не уедет отсюда? Не исключено ведь, что и его может настичь неумолимый рок... Но что способен сделать для этого старый больной профессор? Как остановить майора?

Внезапно Куза заплакал, осознав свою беспомощность. Он всего лишь калека-еврей, заточенный среди немецких агрессоров. Ему нужен постоянный уход. А еще больше ему был нужен сейчас совет. И чем быстрее, тем лучше. Но до завтрашней ночи еще так далеко!.. Он в отчаянии согнул непослушные пальцы и устало склонил голову над столом.

«Господи, – молился про себя профессор. – Помоги мне, твоему смиренному рабу! Помоги найти выход, чтобы спасти других таких же несчастных. Помоги мне и помоги им. Укажи путь, как сохранить эти жизни...»

Постепенно молитва перешла в забытье. Профессор был в отчаянии. Что толку от его молитв? Сколько уже тысяч невинных жертв точно так же просили Бога о помощи, возлагая на него свою последнюю надежду!.. И где сейчас все они? Погибли! А где окажется он сам, если так же беспомощно будет ожидать ответа на свой крик скорбящего сердца? Тоже погибнет. А что тогда случится с Магдой?..

Старик сидел, уронив голову на руки, и отчаяние все сильнее захлестывало его.

Но ведь есть еще где-то в подвале и Моласар...

* * *

Закрыв дверь в комнату Кузы, Ворманн не пошел сразу к себе, а какое-то время стоял молча на месте, погруженный в тревожные раздумья. Когда профессор рассказывал им о прочитанном в этой непонятной книге, Ворманн испытывал весьма противоречивые чувства. С одной стороны, казалось, что он не обманывает их; и все же что-то неуловимое в речи старика заставило капитана насторожиться. Странно. В чем же заключается его уловка?

Ворманн неторопливо вышел во двор и тут же поймал на себе озабоченные взгляды солдат. Да, не стоило им так обольщаться – слишком уж подозрительными казались ему эти две ночи без происшествий. Так что сам он не очень-то рассчитывал на такую же спокойную третью ночь.

Итак, снова все оказалось по-прежнему. Кроме разве что количества трупов, которое непрерывно росло. Теперь их уже десять. По одной смерти за ночь – а в общей сложности уже прошло ровно десять ночей. Потрясающая статистика!.. Если, конечно, этот таинственный «боярин из Валахии» успокоится теперь до завтра. А как было бы хорошо! Тогда, если убийств пока больше не будет, может быть, удастся уговорить Кэмпфера ехать спокойно по своим делам?.. И тогда уж Ворманн сразу выведет всех людей из этого проклятого замка. Но, похоже, дела сейчас оборачиваются так, что до выходных им отсюда не выбраться. А впереди еще несколько ночей – пятница, суббота и воскресенье. Значит, теоретически, их ждет еще по крайней мере три смерти. Если не больше.

Ворманн повернул направо и пошел ко входу в подвал. Сейчас в этом импровизированном склепе у них должно было прибавиться два новых тела. Капитан решил проверить их и убедиться, что они действительно лежат там в надлежащем порядке. Даже эсэсовцам нельзя отказывать в праве бережного обращения с их останками после смерти.

В верхнем подвале Ворманн бегло оглядел комнату, где обнаружили жертвы. У них не просто были разорваны горла – головы несчастных держались буквально на ниточках. По какой-то неизвестной причине убийца решил еще и сломать им шеи, что явилось новой деталью в его «художествах». Сейчас в комнате было пусто, только у входа валялись обломки дубовой двери. Что же здесь произошло?.. Оружие убитых нашли рядом с ними – из него никто не стрелял. Может быть, они пытались запереться здесь, чтобы спрятаться от своего преследователя? Но почему никто не слышал их криков? Или они вообще не кричали?

Тяжело вздохнув, капитан вышел в коридор, и, подойдя к пролому в стене, услышал снизу приглушенные голоса. Уже на лестнице он столкнулся с солдатами, которые только что перенесли туда трупы, и направил их назад.

– Хочу проверить, как вы исполнили мое задание.

В нижнем подвале фонари и керосиновая лампа, которую держал один из солдат, выхватили из мрака десять фигур, накрытых белыми простынями.

– Мы тут немного их поправили, – пояснил рядовой в серой форме. – На них почему-то простыни смялись.

Ворманн внимательно оглядел помещение. Все, казалось, в идеальном порядке. Теперь предстояло решить вопрос об отправке убитых на родину. Очень скоро станет тепло и их придется убирать отсюда. Но куда и как?

И тут он радостно щелкнул пальцами. Ну, конечно же – вместе с Кэмпфером! Майор собрался уезжать в воскресенье, независимо от того, как развернутся дальше события. Значит, он и переправит трупы в Плоешти. А оттуда их доставят самолетом в Германию. Великолепно. Это вполне устраивало капитана.

Но тут он заметил, что левая нога у третьего с края убитого немного высунута из-под простыни. Он подошел к нему и нагнулся, чтобы поправить ткань, и вдруг заметил, что сапог на мертвеце грязный. Казалось, будто его притащили сюда за руки, а ноги в это время волоклись по земле. Оба сапога были сплошь заляпаны грязью.

Ворманн почувствовал прилив ярости и подождал, пока злость немного утихнет. Какая теперь разница! Это ведь уже труп... стоит ли поднимать шум из-за каких-то грязных сапог? На прошлой неделе это, может быть, и имело смысл сделать. Но сейчас это была просто еще одна неприятная мелочь. Пустяк. И тем не менее эти грязные сапоги почему-то засели в его мозгу. Он и сам не мог сказать, почему. Но капитану все же стало как-то не по себе.

– Ну, пойдемте, ребята, – сказал, наконец, Ворманн, отворачиваясь от трупов. Изо рта у него шел пар. Солдаты с радостью поспешили за своим командиром. В подвале действительно было очень холодно.

Дойдя до лестницы, капитан обернулся и еще раз посмотрел на мертвых. В тусклом свете уже едва различались их белесые очертания. И вновь он вспомнил про сапоги... Грязные сапоги со слипшимися комьями глины. Потом покачал головой и уверенно зашагал по крутым ступенькам.

* * *

Кэмпфер стоял у окна своей комнаты и рассеянно смотрел во двор. Он видел, как Ворманн зашел в подвал, потом вернулся оттуда. Но майор не изменил своей позы. Ему очень хотелось вновь почувствовать себя в безопасности, хотя бы на предстоящий остаток ночи. И это чувство уверенности уже почти вернулось к нему. Но, разумеется, не от того, что в караул сейчас был по тревоге выставлен весь личный состав гарнизона. Просто хозяин замка уже убил только что двух солдат и на сегодня, стало быть, свою кровавую программу закончил.

И тут майора сковал неописуемый страх, виной которому была внезапная жуткая догадка. Ведь до сих пор жертвами неизвестного убийцы становились лишь рядовые. Офицеров он почему-то не трогал. А почему?.. Конечно, может быть, просто потому, что рядовых было в замке гораздо больше – примерно двадцать солдат на одного офицера. И тем не менее Кэмпферу показалось, что убийца специально приберегает их с Ворманном для какого-то особенно изощренного наказания.

Майор не мог объяснить, почему в голову ему пришла такая нелепая мысль, но был уверен, что в этом он не ошибся. Если бы он мог хоть с кем-нибудь поделиться своими мучительными раздумьями, то, может быть, снял бы с себя хотя бы часть этого тяжкого бремени. И тогда, возможно, сон сжалился бы над ним.

Но такого человека здесь не было.

И поэтому ему придется стоять так до самого рассвета, не смыкая от страха глаз, и ждать, когда лучи солнца разгонят, наконец, эти зловещие тени.