Текст книги "Странник"

38

Когда «корвет» медленно съезжал с горы, приближаясь к прибрежному шоссе, изумрудное солнце, заходящее за горизонт, светило еще довольно ярко, чтобы можно было видеть пляж – как старый, так и новый, – который тянулся, пожалуй, километра на два, до спокойного моря. Хантер показал на море и улыбнулся. Ему захотелось обернуться к Хиксону и закричать во все горло: «А, что я говорил! Я оказался прав, что будет большой отлив! Ты только посмотри!»

– Смотри, мамочка! – произнесла Анна, невольно обрывая мысли Хантера. – На дороге растет виноград.

Хантер понимал, что этого не может быть, наверняка, это какая-то ветка, занесенная на дорогу вчерашним вихрем. Когда они проехали горы и начали движение по прибрежному шоссе, машину сразу же стало вести в сторону. Однако, Хантер сумел справиться с этим и слегка притормозил. Он сделал это почти инстинктивно, потому что, также, как и все остальные, онемев смотрел на то, что предстало перед его глазами. Куда ни кинь взгляд, повсюду расстилалось морское дно. Большой отлив обнажил землю, покрытую водорослями и кучами сдохшей рыбы. Вечер был безветренным и если бы не звук двух работающих автомашин, вокруг царила бы идеальная тишина.

– Я не помню этого разбитого домика, – в раздумье произнесла Рама Джоан, указывая на останки пляжного двухэтажного дома, заброшенному водой к самому шоссе.

– А я не помню этого старого судна, – усмехнулся Хантер, показывая на поле.

– Посмотрите! Чайки что-то клюют вон там, на холме! – закричала Анна. – О, их так много!

Хантера охватил ужас – окружающий пейзаж постепенно обещал превратиться в кошмар. Его разум отказывался подчиниться, словно не хотел принимать к сведению столь очевидного факта. Позади Хиксон нажимал на клаксон. Неужели этот глупец хочет его обогнать?

Раз, два, три, четыре… четыре? Четыре сигнала что-то означают, но что? – Хантер никак не мог вспомнить…

Марго тронула его за плечо и крикнула, чтобы он остановился.

Хантер пришел в себя и очень осторожно нажал на тормоз.

Сначала автомобиль почти совсем не замедлил ход, потом, закружился вокруг своей оси, несмотря на то, что Хантер продолжал удерживать руль, и остановился. Остановился, поскольку колеса нагребли перед собой кучи ила, который покрывал шоссе гладким слоем, толщиной в три или даже больше сантиметров.

У Хантера теперь перед глазами была дорога, по которой они только что проехали, просто потому, что автомобиль повернулся на сто восемьдесят градусов. В двадцати метрах перед собой он увидел фургончик, зеленый в свете последних лучей солнца. Вцепившиеся в руль руки тряслись, сердце билось, словно молот.

Наконец, Рама Джоан облекла в слова ужасающий в своей очевидности факт:

– Пожалуй, нам надо торопиться…

Хантер, казалось, ничего не слышал, он внезапно осознал, что через несколько часов начнется новый прилив, возможно даже больший, чем этот. А был он, по всей видимости, ужасным, если смог добраться до первой гряды холмов, высотой в несколько десятков метров.

Хиксон, Доддси, Войтович и Макхит вышли из фургончика и направились к нему. Они шли очень странно, на негнущихся ногах, расставив руки в стороны. Хиксон и Доддси остановились рядом с ним, остальные прошли немного дальше.

– Это… – начал Коротышка, глядя на море, но у него явно не хватало слов, чтобы выразить все, что он сейчас переживал.

Исчез последний краешек зеленого солнца, но небо оставалось зеленым – на западе светлое, словно прозрачная волна, на востоке темное, словно лес.

Хантер лихорадочно обдумывал дальнейший план действий. Войтович и Макхит вернулись. Брюки у Гарри были мокрыми, а на сапогах – большие куски грязи.

– Там мы не сможем проехать, – заявил он весело. – Слой ила становится толще.

Войтович энергично кивнул.

– Гарри ходил значительно дальше, – сказал он. – И только посмотрите на него.

– Это все вода вынесла только за время трех приливов, – сказал Коротышка и недоверчиво покачал головой. – Невероятно!

– Похоже, что у нас нет выбора, – заявил Хантер. – Мы должны вернуться и ехать по той дороге, на которой была табличка «В Ванденберг». Ты был прав, – добавил он, взглянув на Хиксона.

Тот кивнул и стукнул носком ботинка по скатам «корвета».

– Пожалуй, мне удастся вас вытащить, – сказал он. – У меня есть буксировочный трос, да и слой грязи там поменьше. Колеса не должны буксовать. В случае чего, у меня есть цепи.

– Это хорошо, – заметил тут же Коротышка, – но не забывайте о банде малолетних преступников из Долины!

Хиксон пожал плечами.

– Мы должны рискнуть. У нас осталась только одна дорога. Будем надеяться, что сильный завал Росса их остановил и они убрались в Малибу. Я принесу трос.

– До Ванденберга всего шесть километров, – сказала Хантеру Марго. – Почему бы нам не отправиться пешком? Даже если всю дорогу мы будем брести по грязи, это заняло бы у нас максимум несколько часов.

– Не говори глупостей, – буркнул Хантер. – Через несколько часов шоссе будет под водой. Даже в том месте, где мы стоим, вода будет достигать высоты метров двадцать или больше.

– Об этом я как-то не подумала, – устало вздохнула девушка. – Жаль, что… – начала она, но не закончила.

– Тебя уже не забавляет самостоятельность и эта прекрасная новая действительность? – саркастически спросил Хантер, перебивая ее.

– Ты прав, Росс, – произнесла Марго. – Меня это уже совершенно не забавляет.

– Если мы пойдем пешком, – вмешался Коротышка, – то надо будет нести Хэнкса. Ему становится все хуже, Росс. Я дал ему столько барбитуратов, сколько посчитал безопасным. Он заснул, когда мы остановились, но как только мы отправимся в путь, он, наверняка, снова проснется, ему очень больно.

Дед, хромая, приблизился к ним.

– Прошу прощения, господа, – сказал он, обращаясь ко всем собравшимся.

Повернувшись к Хантеру, он сказал:

– Я уже больше не выдержу в этом фургончике, я не могу там даже расправить ноги.

У Хантера уже вертелся на языке резкий ответ, но Ида опередила его:

– Я могу поменяться с вами местами, но вам тогда придется заботиться о больном. Согласны?

Старик промычал что-то нечленораздельное.

Хиксон бросил им конец троса.

– Прикрепи его спереди, – сказал он Хантеру. – Сможешь?

– Это сделаю я, – сказал Войтович, хватая трос.

– Пожалуй, у вас кончается бензин, – заметил Коротышка.

– Да, мистер Додд, – ответила ему Анна, которая стояла рядом с Рамой. – Я смотрела на стрелку. Она была на нуле.

– Я сейчас принесу запасную канистру, – сказал Коротышка.

Хантер кивнул. Он почувствовал себя никчемным и беспомощным. Все самостоятельно принимали решения! Брехт, в подобных обстоятельствах, сказал бы что-то смешное и поставил все на свои места, но он не Брехт. Росс взглянул на Марго, высматривающую что-то в далеком море и почувствовал, как в нем закипает желание.

Сэлли и Джейк закутались в одеяла и, для большей безопасности, оперлись локтями о низкое ограждение крыши.

В неполном метре под ними плескались волны, сверкая в свете Странника, диск которого выглядел сейчас как игольное ушко. Джейк дал собственные названия разным видам планеты и «свернувшуюся змею» на диске называл «когтистой лапой», а «треснувшее яйцо»– «небесной лепешкой».

– А мы думали, что нам удастся написать об этом пьесу, – тихо вздохнула Сэлли.

– Да, – прошептал Джейк. – Это был бы фантастический спектакль. Но тогда мы сидели в квартире…

Сэлли посмотрела на черную воду над Манхэттеном, на немногочисленные, небоскребы, кое-где торчащие из воды.

– Посмотри, в некоторых окнах еще горит свет, – сказала она.

– Наверное, на чердаке у них собственные генераторы, – предположил Джейк. – А, может быть, аккумуляторы.

– Как ты думаешь, что там за здание? Сингер Билдинг или Ирвинг Треста?

– Какая разница?

– Я хочу все точно запомнить… и, если это уже конец, то, по крайней мере, знать это сейчас.

– Оставь! Посмотри, у меня есть бутылка «Наполеона». Хочешь глоток?

– Ты очень милый, – сказала она, легко прикасаясь к его холодной руке. У нее самой руки были не намного теплее. Через мгновение она тихо начала напевать, словно боялась, что может своим пением испугать поднимающуюся все выше воду:

Я девушка в Ноевом Ковчеге.

Ты – мой король, потерпевший крушение.

Наша любовь меньше зернышка мака,

Тоньше, чем волосок норки…

Но ты остался со мной и дал мне коньяку.

Наша любовь больше всех на свете.

Ричард Хиллэри и Вера Карлсдайль лежали на свежем сене, не прикасаясь друг к другу – сено они взяли из небольшого стога, который стоял на более высоком месте Мальвери Хиллс.

«Вчера была солома, – думал Ричард, не в силах заснуть, – а сегодня уже сено. Солома сухая и колкая, как сама смерть. Сено – кисло-сладкое, как жизнь.»

С запада на них посматривал Странник, диск которого снова представлял собой раздутую «X». Эта планета стала им также хорошо знакома, как циферблат часов. Примерно час назад Вера сказала:

– Смотри, двадцать пять минут после «D».

Ричард недоуменно посмотрел на нее и девушка, рассмеявшись, объяснила, что она имела ввиду.

Вечер был теплым. С юго-востока дул легкий ветерок – странный, необычный, возбуждающий…

Казалось бы, что вид огромного водяного вала из Северна, заливающего долину и ров, похожий на грохот при срыве восьмой печати в Апокалипсисе, может совершенно притупить у человека чувства. Но, как Ричард только что убедился, чувства действуют по совершенно иному принципу. Даже наиболее невероятные явления обостряют их и побуждают к деятельности.

А, может быть, это все из-за того, что они устали и измучились. Может быть, они не могут заснуть именно поэтому?!

В пути Вера рассказала Ричарду о себе. Во время второго прилива ее спасли с крыши лондонского офиса, в котором она работала машинисткой и, когда Ричард маршировал по болотистой равнине, когда его, время от времени, подвозили попутные машины, она плыла в небольшой моторной лодке в сторону долины Северн по залитой водой местности. Однако, возле Дирхаста водяной вал разбил лодку и, как она подозревала, спастись удалось только ей.

Несколько позже Ричард попросил ее, чтобы она рассказала ему более подробно, но она отказалась, объясняя это тем, что очень устала. В течение некоторого времени она крутила настройку радиоприемника, из которого раздавался только треск помех.

– Выбрось его! – наконец не выдержал Ричард.

Она выключила радио. И теперь, лежа на сене, повторяла:

– Не могу заснуть… я уже больше никогда не смогу заснуть… У меня в голове все кружится и кружится…

Ричард повернулся, осторожно обнял ее, но неожиданно заколебался.

– Ну, чего ты ждешь? – спросила она, смотря на него со странной горькой улыбкой. – А, может быть, у тебя есть снотворное?

Ричард немного подумал, после чего ответил торжественным тоном:

– Даже если бы и было, я все равно не отказался бы от тебя.

Вера фыркнула от смеха.

– Ты такой серьезный, – сказала она.

Он прижал ее к себе и поцеловал.

– Вера… – шепнул Ричард и снова поцеловал девушку в губы. – Я буду называть тебя Вероникой… нет, лучше Веронал.

Она снова засмеялась и Ричард подумал, что она смеется над ним, а не над его остротой. Но тут почувствовал, что она робко ответила на его поцелуй. Он прижал ее сильнее и тут же почувствовал, как пальцы Веры впились в его спину.

– Ну… чего ты ждешь? – шепнула она ему на ухо. – Я прекрасное снотворное.

Сначала Барбара была недовольна, что единственная каюта на «Альбатросе» такая низкая и узкая. Однако, постепенно она начала оценивать ее достоинства, поскольку каждый раз, когда лодка начинала раскачиваться или сильно наклоняться, можно было всегда за что-нибудь ухватиться. Она чувствовала себя значительно уверенней под этой, слегка выгнутой, низкой крышей, особенно тогда, когда ее заливала очередная бушующая, гневная волна.

В каюте царил египетский мрак и только, время от времени, когда, например, Барбара включала фонарик, или когда через четыре маленьких иллюминатора попадал свет молнии, внутри становилось немного светлее.

Старый К-III лежал привязанный одеялами к небольшой койке. Рядом с ним сидела Эстер, держа на руках найденного ребенка. Хелен, которую тошнило, лежала, постанывая, на соседней койке. Барбара села в ногах старого миллионера, напротив Эстер. Периодически она засовывала руку в отверстие в полу проверяя, не протекает ли обшивка «Альбатроса». Пока все было в порядке.

Вода залила бы яхту, если бы первая волна не освободила ее от сплетения черных ветвей манговых деревьев. Потом высокое дерево чуть не перевернуло парусник. Однако, путешествие было не так уж неприятно до тех пор, пока не разбушевались огромные волны, которые вынудили всех, кроме Бенджи, отправиться в каюту под палубой. После длительного молчания, когда был слышен только плач ребенка, скрип досок, плеск волн и вой ветра, Барбара спросила:

– Как себя чувствует мистер К, Эстер?

– Он уже отмучился, мисс Барбара, – прошептала негритянка. – Тихо, маленький, не плач, я ведь давала тебе недавно молочка из банки.

Некоторое время Барбара молча обдумывала услышанное, после чего снова обратилась к Эстер:

– Давай завернем его во что-нибудь и положим там, у стены, как раз хватит места. Тогда ты смогла бы лечь на койку.

– Нет, мисс Барбара, – покачала головой Эстер. – Я не хочу, чтобы у старика К снова лопнула бедренная кость или чтобы с ним произошло что-то еще. Сейчас он в хорошем состоянии, разве что только мертв. И, если он будет лежать на койке, то можно будет спокойно думать, что с ним все в порядке. Мы сможем доказать, что заботились о нем так хорошо, как могли.

– О, боже! Труп в каюте! – закричала Хелен, вскакивая с койки. – Я сейчас же ухожу отсюда!

– Ложись, идиотка! – приказала Эстер. – Задержите ее, мисс Барбара!

Однако, этого не потребовалось, поскольку ее опять одолела тошнота.

Вскоре волны ослабли. Вода перестала заливать крышу каюты.

– Я отнесу Бенджи кофе, – сказала Барбара.

– Не ходите туда, мисс, – тут же отозвалась Эстер.

– Нет, я пойду!

Когда Барбара осторожно открыла маленький люк в задней части каюты и высунула голову, то первое, что она увидела, был Бенджи, который, широко расставив ноги, стоял у руля. Тучи немного рассеялись и на небе светил Странник, рисунок на котором напоминал голову быка.

Барбара выползла из каюты. С носа яхты дул ветер, но не очень сильный; девушка закрыла за собой люк и подползла к негру. Бенджи выпил кофе из маленького термоса, который она протянула ему и поблагодарил ее кивком.

Барбара посмотрела за борт и увидела огромные волны.

– Я думала, что вода успокоилась! – закричала она, пытаясь перекричать вой ветра.

Бенджи указал головой на нос парусника.

– Я нашел матрас! – крикнул он. – Я прикрепил его тросом к носу и бросил в воду! Теперь лодка постоянно повернута носом к ветру и волне.

Барбара вспомнила профессиональное название такого устройства – дрейф-якорь.

– Как ты считаешь, Бенджи, где мы? – спросила она.

Вой ветра перекрыл смех негра.

– Не знаю, мисс Барбара, может быть в Атлантике, а, может быть, в Мексиканском заливе. Не имею ни малейшего понятия! Но, во всяком случае, мы еще на поверхности!

Сэлли и Джейк сползали с крыши. Они все еще дрожали от холода. Вода отступала так быстро, что это было видно невооруженным глазом.

Сэлли заглянула в комнату, освещенную светом Странника, с которого глядела оскаленная пасть.

– Что за балаган! – повернулась она к Джейку. – Вся мебель перевернута! Фортепиано лежит на боку! Черный ковер заляпан грязью, а портьеры обвисли, как в мертвецкой! Давай что-нибудь быстро разломаем и разведем огонь. Мне ужасно холодно.

39

Символ инь-янь в девятый раз появился на диске Странника. Уже два дня и две ночи Странник мучил Землю, вызывая пожары, наводнения, подземные толчки, а теперь бури. Бангог Банг отбросил лопату, схватил грязный мешок и прыгнул в оранжевую надувную лодку, которая качалась на вспененной волне. Коббер-Хум придержал его за плечо. Четыре новоиспеченных капитана лайнера «Принц Чарльз», испуганные бурей, которая, воя, словно десять тысяч невидимых пикировщиков, неслась с востока, и высокими волнами, которые, словно черные соединения гренадеров, наступали, гонимые этим вихрем, направили большой трансатлантический лайнер в одно из многочисленных устьев Амазонки. Несмотря на дрейф-якорь, волны снова начали заливать «Альбатрос», но Барбара Кац не хотела спускаться в каюту. Время от времени холодные порывы ветра покрывали рябью воду в небольших лужах на террасе, поэтому Сэлли Хэррис и Джейк Лешер спрятались в мокрой гостиной Хассельтайна. В свете фонаря, висящего на верхушке яхты «Стойкая» Вольф Лонер увидел, два тела, плавающих на поверхности воды среди досок и балок.

«Корвет»и фургончик Хиксона с включенными фарами ехали по шоссе через горы Санта-Моника, время от времени проезжая мимо знаков, указывающих дорогу к Ванденбергу. Уже два раза теснящиеся на сидениях пассажиры были вынуждены выходить из машин, чтобы убрать с дороги камни. Осыпи были слишком незначительными, и на них не стоило тратить остатки заряда в пистолете Марго. Водители все время были настороже – в любое время, в резком свете фар, мог показаться новый завал. На задних колесах фургончика ритмично позвякивали цепи.

С гор дул теплый восточный ветер, поэтому все, кроме старика-водителя, сидели в открытом фургончике.

Единственным звуком, кроме ворчания моторов и стука колес, было тихое мерное шипение вдали. Странник взошел через два часа после захода Солнца и теперь сопровождал их в пути, поднимаясь на безоблачном сером небе над восточным горным хребтом. Его теплый золотистый свет создавал обманчивое впечатление, что эта планета является источником дружеского ветра. Странник уже не был таким круглым, как раньше, он напоминал несколько размытый круг, как Луна через два дня после полнолуния. Узкий черный рожок заслонил край фиолетовой плоскости на диске с символом инь-янь, когда Странник, копируя движение уничтоженной им Луны, вращался на восток вокруг Земли, а точнее говоря, вокруг точки между двумя планетами. Трофейное кольцо из лунных остатков, которое опоясывало экватор планеты, сверкало и мерцало, словно развивающаяся шаль, прошитая алмазами.

Дорога плавно поднималась вверх к широкому перевалу, песчаные склоны заканчивались плоским каменным хребтом. Когда они добрались до вершины перевала, Хантер съехал на правую обочину, просигналил четыре раза, выключил фары и заглушил мотор. Фургончик въехал на левую обочину, остановился параллельно с ними и Хиксон тоже выключил фары.

Большинство пассажиров, по крайней мере, раз в жизни видели с вершины горы или с самолета туманный низкий слой туч, через которые которые пробиваются одинокие вершины и удивлялись, что он такой плоский и обширный – настоящий океан туч. Теперь на какое-то мгновение, их охватило обманчивое впечатление, что они снова видят такой ландшафт только при свете Странника.

Этот иллюзорный, ночной океан туч начинался в пятидесяти метрах от них. В каких-то двадцати метрах ниже он тянулся вдоль гор, до самого западного горизонта. Посреди был только один остров, низкий и плоский, но такой большой, что выходил даже за северные края темных склонов, а дальше исчезал из поля зрения. На этом острове кое-где горели красные и белые огоньки, а свет Странника освещал два скопления низких серых зданий. Через мгновение они услышали тихое гудение и увидели снижающиеся с юга красные и зеленые огни – это маленький самолетик садился на острове. Полукилометровый пролив отделял этот остров от суши.

Неожиданно наваждение исчезло и каждый из присутствующих осознал, что это вовсе не океан туч простирается перед ними, а океан соленой воды. Что они видят не туман, а воду, волны которой ритмично ударяются о подножья гор и заливают шоссе в пятидесяти метрах от них. Что остров – это Ванденберг-Два, а вода в проливе отрезала прибрежное шоссе в том месте, где оно сворачивало вглубь суши – в сторону штаб-квартиры Лунного Проекта, местопребывания Мортона Опперли, майора Буфорда Хамфрейса и работы Пола Хэгбольта и Дональда Мерриама, хотя этих двоих сейчас там не было. Хантер, сидя за рулем «корвета», почувствовал, как ему на плечо легла чья-то рука и через мгновение ногти впиваются в кожу. Он прикрыл эту руку своей ладонью, повернул голову и посмотрел на Марго, на ее прямые светлые волосы, большой рот, запавшие щеки и темные глаза.

Не убирая руки, он крикнул Хиксону, сидевшему в фургончике:

– Разобьем здесь лагерь! А когда сойдет вода, двинем в Ванденберг!

Дон Мерриам посмотрел вверх, через отверстие шахты лифта виднелся кусочек неба, на котором клубились красно-черные тучи. У него создалось впечатление, что цвет этих туч специально подобран так, чтобы гармонировать по цвету с мехом его проводника, который стоял рядом.

Видимая часть неба увеличивалась, сначала медленно, потом все быстрее, пока неожиданно лифт не остановился на поверхности. Ничего не изменилось. Поток лунной материи продолжала сыпаться с неба, возвышаясь над окружающим ландшафтом, словно гигантская серая башня, превышающая Эверест. Дальше – большие абстрактные светящиеся глыбы поднимались, словно армия изваяний. Висящие в воздухе серебряные поручни окружали шахту.

Потом Дон обратил внимание, что теперь только одна летающая тарелка – с желто-фиолетовым знаком инь-янь – висит рядом с Бабой Ягой. Сейчас космический корабль Дона сверкал так, словно был только что заново отполирован. Вместо лесенки под люком висела широкая металлическая труба, раздвигаемая, словно телескоп.

За Бабой Ягой стоял советский космический корабль, который тоже был, казалось, свежеотполированным и к которому тоже была присоединена телескопическая труба. Она вела к люку на носу корабля. Кошачье существо легко прикоснулось к плечу Дона и сказало со странным чужим акцентом:

– Мы забираем тебя к другу с Земли. Мы произвели осмотр твоего корабля и снабдили его топливом, но сначала ты должен поехать со мной, на моей машине. Ты пересядешь в космосе. Ничего не бойся.

Пол неожиданно проснулся, вырванный из сна Тигрицей, которая рычала:

– Вставай, обезьяна! Одевайся! У нас гость!

Перепуганный Пол отпрыгнул от окна, у которого спал и некоторое время беспомощно плавал в невесомости, силясь понять, что произошло. Внутреннее солнце снова светило, окна снова были розовыми и, вместе с цветами, создавали теплично-будуарное настроение.

Тигрица поспешно вытаскивала какие-то вещи через дверцы в камере отходов и бросала их в сторону Пола.

– Одевайся, обезьяна!

Одна из вещей зацепилась за ее когти, кошка с бешенством оторвала ее и швырнула в его сторону. Пол совершенно инстинктивно и без малейшего труда перехватил вещи, потому что кошка бросала исключительно метко. Это была его одежда, свежевыстиранная, пахнущая как-то особенно приятно и, вдобавок, выглаженная, хотя у брюк и не было стрелок.

Неловко держа все это в руках, он сказал охрипшим заспанным голосом:

– Но, Тигрица…

– Я помогу тебе, ты, глупая обезьяна!

Она быстро подплыла к нему, схватила рубашку и начала запихивать его ноги в ее рукава.

– Тигрица, что случилось? – спросил он, даже не пытаясь ей помочь. – После того, что произошло сегодня ночью…

– Не смей напоминать мне об этой ночи! Не смей!!! – рявкнула она. Тигрица схватила следующую часть одежды, как оказалось – плащ и снова начала запихивать его ногу в рукав.

– Ты ведешь себя так, словно злишься и стыдишься того, что произошло, – сказал он, не обращая внимания на ее лихорадочные усилия.

Тигрица застыла. Они висели в воздухе, но кошка неожиданно схватила Пола за плечи и с яростью посмотрела ему в глаза своими фиолетовыми зрачками.

– А чего же мне стыдиться? – крикнула она, а потом холодно спросила:

– А ты онанировал когда-нибудь, примитивное животное?

Пол уставился на нее онемевший, чувствуя, как у него напрягаются мышцы.

– Не будь младенцем! – рявкнула она опять с раздражением. – На вашей планете это в порядке вещей! Тем или иным образом вы доводите быков или жеребцов до семяизвержения, чтобы добыть семя для искусственного оплодотворения.

– Так значит, то, что произошло между нами, не имело ничего общего с любовью? – тихо спросил он.

Тигрица зашипела как настоящая земная кошка и резко сказала:

– Моего настоящего любовного объятия не пережили бы твои жалкие обезьяньи гениталии! Я сделала глупость, мне было скучно и я пожалела тебя. И это все.

Неожиданно Пол отчетливо понял, что у этих существ, как и у людей, могут быть неврозы, минуты слабости. Они могут делать то, что им не нравится. Скучать, растрачивать попусту время и чувства. Он понял, насколько он должен был чувствовать себя одиноки и несчастным, чтобы заниматься любовью с кошкой, воображая, что это девушка, чтобы думать о Мяу, как о партнерше, которая возбуждает в нем желание…

Но тут Тигрица ударила его лапой и рыкнула:

– Спустись с облаков, обезьяна! Одевайся!

Пол только начал понимать Тигрицу, когда неожиданно ее резкие слова все испортили. Однако, он не подал виду и продолжал тихо и спокойно спрашивать:

– Значит, сегодняшняя ночь ничего для тебя не значит? Ты попросту хотела быть «милой» для беззащитной зверушки?

– Я сделала это, главным образом, от скуки и жалости, – решительно ответила она.

– Только? – настаивал он.

Тигрица опустила свои большие глаза.

– Не знаю, Пол. Просто не знаю, – произнесла она приглушенным голосом и снова схватила плащ.

– Одевайся, – прошипела она через мгновение и с раздражением прыгнула к пульту управления. – Поспеши! Наш гость сейчас будет здесь!

Пол не послушался. Несмотря на огорчение, он почувствовал злорадное желание отплатить ей ее же монетой. Он медленно вынул ногу из рукава плаща.

– Насколько я понимаю, – медленно начал он, – все началось с того, что я отнесся к тебе, как к домашней кошке… я начал почесывать тебя за ухом, гладил твой мех и тебе это доставляло удовольствие…

Розовый пол неожиданно подпрыгнул. И Пол стукнулся о него спиной.

– Я включила такую гравитацию, к которой ты привык у себя на Земле! Поэтому быстро одевайся! – крикнула она.

– Если бы ты знал, что значит пребывать в обществе того, у кого отвратительное лысое тело, несравненно более низкая разумность, при этом еще нужно постоянно мучить горло, издавая кретинские звуки…

Пол начал одеваться: медленно, не спеша он нашел плавки и брюки и положил их на пол. Одновременно он думал, как бы ему допечь Тигрицу – он хотел отомстить ей, все равно как. И скоро такой способ нашелся.

– Тигрица, ты бахвалишься тем, что никогда не ошибаешься, – сказал он медленно. Он не мог привыкнуть к тяжести своего тела, хотя ему было очень удобно сидеть так на розово-фиолетовом полу, натягивая плавки и брюки. – Я ничего не могу сказать, твой разум работает значительно быстрее моего. И у тебя, наверняка, эйдетическая память – ты помнишь все, что происходило вокруг тебя. Однако, когда вчера я вспоминал о четырех звездных фотографиях, которые я видел собственными глазами (только теперь я понимаю, что они представляли планету, безуспешно пытающуюся выйти из подпространства), то ты заверила меня, что были только два поля деформации, одно рядом с Плутоном, другое – у Венеры. Но ты ошибаешься, были четыре поля, что должно означать еще две неудачные попытки выхода из подпространства.

Пол неожиданно почувствовал, что Тигрица пытается проникнуть в его мозг, чтобы проверить, не врет ли он. Несмотря на это, он продолжал:

– Поля, о которых ты не знала, были четко видны на второй и на четвертой фотографиях. Они находились около Юпитера и Луны.

Ответ Тигрицы поразил его.

– Ты прав, – коротко сказала она, – я должна немедленно соединиться со Странником. Это может быть… именно то, чего мы опасаемся.

Она резко повернулась к пульту управления. В условиях нормальной гравитации она стояла сейчас на задних лапах.

– Ты должен сейчас поздороваться с нашим гостем, – сказала она, поворачивая голову лишь на мгновение.

Напротив Пола, посреди розового отверстия, открылся люк, в котором появился мужчина в мундире офицера Американских Космических Сил. Чувствуя действие искусственного гравитационного поля, мужчина подтянулся на руках и выбрался наверх. Пол, который едва успел одеть рубашку, поспешно встал и, прежде чем люк закрылся, увидел внутреннюю часть металлической трубы, сделанной словно из гофрированной жести.

Пришелец посмотрел на Тигрицу, после чего обвел взглядом каюту.

– Дон!

– Пол!

– Я думал, что ты погиб на Луне…

– А я думал… что ты… сам не знаю! Но как…

Воцарилось неловкое молчание, каждый из них ждал, что заговорит другой. Пол понимал, что Дон заинтриговано присматривается к нему. Он быстро подтянул брюки и застегнул рубашку.

Дон посмотрел на Тигрицу. Он длительное время присматривался к ней. Потом посмотрел на цветы и оценил убранство каюты. И только после этого снова посмотрел на Пола. Пожав плечами и неловко улыбаясь, он протянул руки вперед, словно хотел сказать: ну и что, если солнечная система распадается, что мы находимся в необычном гравитационном поле, на необычном корабле, посреди космической пустоты, что я нахожусь сейчас посреди какого-то будуарного фарса…

Пол почувствовал, что краснеет. Он был страшно зол на себя.

Тигрица на мгновение отвернулась от пульта управления и сказала:

– Я приветствую тебя, Дональд Мерриам. Извини обезьяну, она стыдится собственной наготы. Ты, впрочем, наверное, тоже стыдишься ее. Право, вам определенно не хватает меха!