Текст книги "Сегодня ты, а завтра…"

А здесь огородик был ухоженный. Ровными рядами уходили почти к лесу кустики картошки, сбоку вились огурчики, дальше желтели кабачки. Ближе к дому расположились несколько грядок зелени и лука. Вот здесь, в тени больших груш, рядом с грядочками, и расположился Миша. Хозяйский Полкан глянул на него приоткрытым глазом и снова задремал. Мишу в деревне знала каждая собака, и каждая собака знала, что он человек нрава миролюбивого и доброго, а своими маленькими слабостями никого не обременяет. Поэтому что с того, что он возьмет с грядки пару огурчиков и выдернет длинный побег молодого лука? Что с того? Нешто мы жадные?

Итак, расположился Миша в тенечке, подстелил газетку и разложил свою нехитрую снедь. В центр поставил бутылку, рядом стакан, закусь разложил вокруг. Потом склонил голову и полюбовался натюрмортом. Свинтил пробку, налил до половины, дыхнул в сторону и опрокинул водку в себя. Занюхал кусочком хлеба, отправил его в рот, затем туда же отправил ломтик сала и кусок огурца. Эх, хорошо!

Пахло разнотравьем, вокруг летали разноцветные бабочки и голубые стрекозы, стрекотали кузнечики. Миша выпил еще и еще, потом, аккуратно закрыв бутылку, лег на прохладную землю, подложил под голову большие, как лопаты, мозолистые ладони и, почти совершенно счастливый, заснул.

Сон под градусом крепкий и долгий. Когда Миша продрал наконец глаза, уже почти совсем стемнело. Первым делом он, понятно, схватился за бутылку. Цела. Только вот перевернулась и откатилась в сторону. Тут Миша ясно сообразил, что он и проснулся оттого, что бутылка упала, звякнула о стакан и покатилась. Ну у Казачкова слух, ясно, на звуки, издаваемые всякой стеклотарой, натренирован. Вот и проснулся сразу. Несмотря на изрядную долю невыветрившихся алкогольных паров в голове, Миша сообразил, что сама по себе бутылка перевернуться не может. Должно быть оказано какое-то внешнее воздействие. «Полкан, что ли?» – задал сам себе вопрос Миша. Но Полкан сидит на цепи, прикрепленной к пересекающей двор и заканчивающейся у грядок проволоке. Достать до бутылки он бы не смог. Значит?

Тут Миша заметил, что между грушевыми деревьями, в не успевших еще до конца сгуститься сумерках, мелькнула какая-то тень. Кто-то явно пробирался к дому. Но собака почему-то молчала. Ни оглушительного, обычного в таких случаях лая, ни даже ворчанья. Мертвая тишина. Между тем уже привыкшие к темноте Мишины глаза ясно различали темный силуэт лежащего Полкана.

Этот факт озадачил Мишу. Ну быть такого не может, чтобы сторожевая собака, на то и выученная, чтобы облаивать всех незнакомцев, лежала себе на месте неподвижно. Может быть, это сам хозяин? Но и тогда Полкан должен был вскочить и, виляя хвостом, сопровождать его, пока хватит проволоки. Нет, здесь что-то не то.

Миша с трудом, хватаясь за шершавую кору груши, встал и подошел к собаке. Не забыв сунуть во внутренний карман пиджака ополовиненную бутылку.

– Полкан, – позвал он.

Нет ответа.

Миша протянул руку, с тем чтобы погладить собаку. И готовясь отдернуть ладонь, в случае чего. Но собака запросто позволила провести ладонью по жесткой шерсти. И никак не отреагировала.

И только тут Миша обратил внимание на то, что вокруг собаки расплывается большое кровавое пятно. Полкан был мертв.

Причем не просто мертв. Он был убит. Кто-то нанес ему смертельную рану, из которой и сочилась кровь.

Постепенно в голове Миши стали устанавливаться причинно-следственные связи между всеми событиями, которые произошли с момента его пробуждения. Тень между деревьями, убитый Полкан, перевернутая бутылка… Так, значит, кто-то проник в огород, перевернул бутылку да еще убил зачем-то собаку!

Но ведь это же черт знает что такое! Почему всякие живодеры шляются по деревне и губят сторожевых собак? Это никуда не годится!

Миша Казачков огляделся и, выбрав, как ему показалось, правильное направление, отправился на поиски живодера.

Искать долго не пришлось. У самой стены дома Миша заметил тень. Вернее, силуэт человека.

Решив действовать осторожно, Миша подкрался поближе. Раздвинул ветки, получше рассмотрел того, кто стоял у стены. И обомлел.

Это была женщина – в черных джинсах и черной же куртке. Женщина кралась вдоль стены по направлению к освещенному окну.

Остановившись, она осторожно заглянула в окно. Миша стоял совсем недалеко, поэтому ему тоже было очень хорошо видно, что делается в доме. Кстати, там не происходило ничего особенного. Дядя Федя, хозяин дома, которого хорошо знал Миша, сидел за столом и что-то мастерил. В деревне он слыл местным Кулибиным, мастером на все руки.

Интересно, подумал Миша, что это за краля такая? И чего она тут делает? И уж не она ли замочила Полкана?

Миша уже было собрался окликнуть странную женщину, но замер на месте. И вот почему.

Вдруг она оглянулась, запустила руку за пазуху и достала оттуда… Что бы вы думали? Большой пистолет с длиннющим дулом!

«Е– мое!» – произнес про себя Миша, еле сдержавшись, чтобы не воскликнуть вслух.

Между тем она щелкнула предохранителем и, ухватив рукоятку покрепче, снова посмотрела в окно. Дядя Федя, ни о чем не подозревая, продолжал что-то мастерить.

Неужели она собирается его кокнуть?! Зачем?! За что?! Мысли пролетали в Мишиной голове стремительно, как взъерошенные ветром сухие листья. Он пытался ухватить их, остановить, но ничего не получалось. К тому же проклятый хмель все никак не выветривался…

И именно по этой причине случилось так, что Миша Казачков не устоял на месте, оступился, не удержал равновесие и, хрустя ветками, упал. Причем не назад, а вперед, как раз по направлению к женщине с пистолетом в руке.

Пожалуй, если бы Миша упал назад, он бы успел еще что-то увидеть в своей бестолковой, непутевой и в общем-то очень короткой жизни. Увидел бы он, например, небо над родным Дядькиным, темнеющее высокое небо с россыпью звезд и с Большой Медведицей вполнеба. Но он упал вперед, и последнее, что успел зафиксировать его глаз, – старый, пыльный окурок на земле, сухая соломинка и гнутый ржавый гвоздь…

Яркая вспышка где-то в затылке – и все. Выстрел последовал немедленно. Тихий, глухой звук. И нет больше деревенского пьяницы Миши Казачкова.

…В соответствии со своими убеждениями, выстрелив, она не стала делать контрольного выстрела. Настоящему профессионалу контроль не нужен. Он точно знает, что будет с тем человеком, в которого он целится, после выстрела. Он знает, что попадет и что конечная цель – смерть – будет достигнута.

И вот сейчас, целясь в окно, в голову немолодого, седого человека, сидящего за столом и орудовавшего маленьким напильником, она абсолютно точно зала, что произойдет в ближайшую минуту.

Почти неслышный выстрел. Звякнуло стекло. Человек за столом уронил голову на руку, держащую напильник. Уронил аккуратно и даже как-то послушно, будто минуту назад как раз собирался это сделать. Тоненькая струйка крови заструилась из виска. С глухим стуком упал напильник на дощатую половицу. Все.

Впрочем, она уже шла прочь от дома, возле которого оставила три трупа – два человеческих и один собачий. Она миновала огород, прошла узкую полоску ничейной земли и удалилась в лес. Там через две минуты ходьбы она вышла на небольшую опушку. Среди деревьев стояла машина. Заядлый автомобилист сразу же определил бы контуры «джипа-чероки». Она села в машину, завела мотор и скрылась между деревьями по еле заметной дорожке…

– Нет, зря все-таки Миша с нами не поехал, – говорил избитый и покалеченный в схватке с бомжами Степа Кузнецов, когда вскоре после того, как были обнаружены трупы, потрясенная деревня Дядькино собралась на поминки, – послушал бы друзей – глядишь, и жив бы остался. – Уже изрядно поддавшие Серый и Гена согласно кивали…

Балабан оказался человеком сговорчивым. Он назначил встречу Кочану без всяких проблем. Видимо, действительно лагерная дружба – это навсегда. Причем Балабан сказал, чтобы он приехал прямо к нему. Это была большая удача. Это значило, что мы будем точно знать, где он находится. А значит, и с его арестом не будет никаких проблем.

Ну здесь я, конечно, ошибся. Всегда так – надеешься на одно, а получаешь совсем другое…

Встреча с Балабаном была назначена через два часа, в половине одиннадцатого. Я быстро съездил в Генеральную прокуратуру за санкцией, а Грязнов готовил все для операции. И через час мы двинулись в сторону Очакова. Хотите верьте, хотите нет, но именно там, где располагаются загородные дома наших высших лиц, и находилась дача торговца оружием по кличке Балабан. Вас ни на какие мысли не наводит подобное соседство? Лично меня наводит.

Кочан долго отказывался ехать с нами. Но без него мы бы никак не обошлись. Поэтому, силком затолкав его в машину, мы двинулись за город.

Грязнов действовал прямо-таки как полководец. Он спланировал настоящую армейскую операцию. С нами ехало пятьдесят вооруженных омоновцев в двух автобусах, машина оперативной связи, два бронированных «воронка», чтобы было куда сажать арестованных, «рафик» с оперативниками, ну и наша машина.

– Слушай, как это получилось, что Балабан живет в самом Очакове, Слава?

– Я все разузнал. Это маленький поселок рядом с участками, где находятся правительственные дачи. Там живут два банкира, пара высокопоставленных чиновников, и несколько участков числятся незаселенными. Но, я думаю, это только на бумаге. Впрочем, мы это сейчас проверим.

Если бы у меня на руках не было бы санкции на арест и обыск, подписанной генеральым прокурором, нас бы даже близко не подпустили к поселку Лучистый (именно так он назывался). Милицейские посты стояли буквально через каждые двадцать метров. Ничего не скажешь, покой государственных чиновников у нас охраняют бдительно. Правда, этого не скажешь обо всех остальных.

Не доезжая до поселка, мы выгрузили омоновцев, которые рассредоточились по территории и двинулись в указанном направлении, постепенно сужая круг. Вслед за ними вышли и мы, таща за собой продолжавшего упираться Кочана.

Наконец по рации Грязнову сообщили, что по периметру забора завершено формирование оцепления. Это значило, что с этой минуты никто не сможет ни войти, ни выйти с территории коттеджа без нашего ведома. Ну, разумеется, исключая воздушный и подземный пути.

Забор у Балабана был что надо. Высокий, бетонный, с густыми витками колючей проволоки-стежки поверху. Судя по тому, что кое-где поблескивали белые фарфоровые изоляторы, она к тому же находилась под напряжением. По углам на металлических кронштейнах крепились телекамеры внешнего наблюдения. Ребята Грязнова знали свое дело, и наверняка ни одна из них уже не работала.

Мы вышли к главному входу втроем – я, Грязнов и Кочан. За минуту до того, как мы появились в поле зрения телекамеры, двое омоновцев надели на ее объектив черный пластмассовый колпачок. Поэтому я был уверен: охранники Балабана лишь зафиксировали, что камеры внезапно вышли из строя.

Рядом с воротами находился серый пластмассовый ящичек связи с охраной. Кочан, жалобно поглядывая на нас, нажал на кнопку.

– Назовите ваше имя, – донеслось из динамика.

– Эт-то Кочан, э-э… у меня назначена встреча.

– Одну минуту.

Звуки в динамике стихли. Через минуту снова донесся голос, но же другой:

– Здорово, Кочан!

Кочан побледнел, покраснел, покрылся пятнами и вытаращил глаза.

– Это Балабан! – прошептал он.

– Говори! – приказал я.

Балабан продолжал:

– Ты, я вижу, с собой гостей привел? Да еще с целым полком омоновцев! Чего же раньше не предупредил? Я бы подготовился.

Значит, кроме обычных камер есть еще и скрытые! Дальше в конспирации смысла не было, я отодвинул Кочана в сторону и сказал в микрофон:

– Гражданин Балабанов, у нас есть санкция генерального прокурора на ваш арест и обыск в вашем доме. Прошу вас немедленно впустить нас в дом.

Из динамика раздалось громкое фырканье:

– Как ваша фамилия?

– Я Турецкий, старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры России. Здесь же находится начальник Московского уголовного розыска Грязнов.

– Знаете, гражданин Турецкий, я вас не ждал. А незваный гость, сами понимаете… Поэтому заходите-ка лучше завтра. Часика в два.

Ну ничего себе! Такой наглости я еще не встречал. Грязнов отодвинул меня в сторону и жестко сказал:

– Даю вам минуту на то, чтобы впустить нас. Если через минуту ворота не будут открыты, это будет расценено как злостное сопротивление властям. И будут приняты меры к штурму! Время пошло.

В динамике раздавалось тяжелое дыхание. Видимо, Балабан решал, что делать. Наверняка у него есть свои люди в высших эшелонах власти – только у людей, связанных с ними, может быть такая наглая уверенность в собственной безнаказанности. Однако хватит ли этой уверенности для того, чтобы вступить с нами в бой?! А ведь случится именно это, если он нас не впустит.

– Осталось тридцать секунд, – произнес Грязнов, глядя на часы.

– Ну зачем же так грубо, господин Грязнов. Если вы так настаиваете, то конечно… – наконец ответил Балабан.

Щелкнул замок, и ворота распахнулись. Два здоровенных бугая с отрытой неприязнью поглядели на нас и отошли в сторону. Мы втроем с Кочаном вошли на территорию дачи, вслед за нами въехал «рафик» с оперативниками и несколькими омоновцами. Думаю, что если бы мы не взяли с собой ОМОН, то вряд ли Балабан впустил бы нас.

Забор, окружающий дом, был так высок, что мы видели лишь часть крыши. Теперь он предстал перед нами во всей красе. Надо сказать, Балабан жил не просто в большом доме. Строение напоминало средневековый замок, высотку на Краснопресненской и здание бывшего СЭВа одновременно. Здесь были шпили над черепичными крышами, крепостные зубцы на башенках, статуи по углам и алюминиево-стеклянные куполообразные конструкции, венчающие жилище Балабана. В общем, дачей этот дом назвать не поворачивался язык. Усадьбы Шереметева и Голицына бледнели перед ним. Думаю, что даже Рокфеллер позавидовал бы Балабану.

У высокого крыльца, по бокам украшенного бронзовыми львами, нас встретил хмурый «бык» с помповым ружьем наперевес. Он открыл тяжелую дубовую дверь и впустил нас в дом.

Пожалуй, вестибюль Большого театра отдыхал бы в сравнении с прихожей Балабана. Мрамор, бронза, канделябры, огромная хрустальная люстра на потолке… И широченная лестница, ведущая на второй этаж.

Хмурый охранник встал, явно приглашая нас подождать. Мы остановились. Через несколько секунд на мраморной лестнице появился человек. Приветливо улыбаясь, он спускался к нам, и чем больше он приближался, тем яснее становилось – я его уже видел. И не где-то, а по телевизору. И не в передаче «Человек и закон», а в программе «Время». В самом начале, когда передают наиболее важные новости, связанные с правительством, политикой и так далее.

Короче говоря, перед нами стоял Георгий Наумович Барышников, известный бизнесмен, банкир и по совместительству заместитель секретаря Совета Безопасности!

Поверить было трудно. Но тем не менее факт остается фактом.

– Здравствуйте, господа, – приветствовал нас Барышников. – Рад тебя видеть, Кочан!

Он пожал нам руки, а с Кочаном даже расцеловался. Надо сказать, мы с Грязновым пребывали в некотором замешательстве. Мы ждали многого. Но такого!..

– Не стесняйтесь, господа, – улыбнулся Барышников-Балабан, явно наслаждаясь произведенным эффектом, – проходите в гостиную. А ваши люди могут подождать здесь.

Он провел нас в одну из боковых дверей, и мы оказались в большом зале, увешанном картинами и старинными гобеленами. Барышников указал нам на кресла, а сам сел на диван. Кочан вжался в кресло, видимо желая, чтобы его никто не заметил.

– Я вас слушаю, – сказал он, закидывая нога на ногу.

Да, сказать что-либо в такой ситуации было трудно. И я взял инициативу в свои руки. Надо сказать, весь наш план полетел ко всем чертям. И нужно было на ходу выправлять положение.

– Георгий Наумович, – начал я, – мы располагаем некоторыми сведениями, касающимися вас. И пришли сюда, чтобы проверить их.

– Вообще-то я ждал только Кочана, – Барышников кивнул в сторону Крупнова, – но раз уж вы пришли… Может, чего-нибудь выпьете?

Грязнов покачал головой, а я продолжал:

– У нас есть сведения, что некоторые из ваших помощников занимаются незаконными операциями с оружием.

На лице Барышникова отразилась крайняя степень изумления.

– Что вы говорите! Это безобразие. Немедленно передайте мне материалы, и я приму меры.

– Не беспокойтесь. Мы уже приняли меры.

Барышников сокрушенно покачал головой:

– Но фамилии-то вы сообщите?

– В этом нет никакой необходимости. Точнее, это составляет пока тайну следствия. Однако мы располагаем сведениями, что о действиях ваших помощников было вам известно.

– Это невозможно, – покачал головой Барышников, – вы понимаете, я занимаю такой пост. И если бы только намек на противозаконную деятельность кого-то из них стал мне известен, то этот человек моментально был бы уволен. Кстати, откуда такие сведения?

– Они сообщены гражданином Крупновым.

– Кочаном? – рассмеялся Барышников и повернул голову в сторону Крупнова: – Кочан, ты что? Что за сказки ты про меня рассказываешь?

Крупнов промямлил что-то невразумительное. Он явно потерял дар речи.

– Дело в том, что Кочан мой старый друг.

– Когда вы с ним подружились, у вас была другая фамилия, – заметил я.

Барышников кивнул:

– Да. Вы понимаете, афишировать свою судимость я не собираюсь. Тем более что по современным законам я ничего предосудительного не совершал. За куплю-продажу валюты сейчас не судят. А кроме того, судимость погашена, у меня есть документы. Но все-таки, знаете, неприятности мне ни к чему. И поэтому я сменил фамилию.

– Каким образом? – поинтересовался я.

– Очень просто, – пожал плечами Барышников, – взял фамилию жены. Это ведь законом не запрещено, – добавил он с мягкой улыбкой.

Действительно, очень просто. Взял фамилию жены и баллотируйся хоть в президенты.

– Все понятно. Но вам, гражданин Барышников, придется дать нам некоторые разъяснения.

– Какие именно?

– Нас интересует некий Леня, с которым вы в свое время познакомили гражданина Крупнова, – я кивнул в сторону Кочана.

Барышников наморщил лоб:

– Леня, Леня… Кто такой?

Однако глаза его забегали. Он несколько раз перевел их с Крупнова на меня, потом на Грязнова и снова на меня. Если он откажется вспомнить, кто такой Леня, будет гораздо сложнее. Придется идти до конца – пытаться припереть его к стене, добиваться разрешения допрашивать его в прокуратуре и тому подобное. А пока суд да дело, пройдут дни, а может быть, и недели, Барышников пустит в ход все свои связи, десятой доли которых хватит для того, чтобы санкция генерального прокурора превратилась в ненужную бумажку.

У нас на руках был только один козырь. Барышников знал, что если дело выплывет наружу, то независимо от того, удастся ему отмазаться или нет, это неминуемо оставит пятно на его карьере. А даже в нашей дикой политике это что-то да значит. Вспомним Ковалева, непотопляемых Барсукова и Коржакова и многих других. Поэтому я надеялся, что Барышников всеми силами постарается избежать всякого намека на скандал подобного рода.

Вдруг он встал и сделал рукой приглашающий жест:

– Могу я с вами поговорить наедине?

Он обращался ко мне. Я кивнул, встал и последовал за ним.

Мы вышли в боковую дверь и оказались на узенькой лестнице. Барышников проворно поднялся на один этаж, отпер дверь своим ключом. Мы миновали короткий коридор и вошли в одну из дверей.

Здесь стоял журнальный столик, три кресла вокруг, телефон, бар. Барышников пригласил меня сесть, налил себе виски в массивный стакан, кинул несколько кубиков льда и уселся напротив.

– Господин Турецкий, должен вас предупредить, что мы находимся в специальной комнате для переговоров. Если у вас есть какие-то подслушивающие устройства или даже диктофон, установленное здесь оборудование не позволит произвести запись. Поэтому то, что будет произнесено нами, никогда не выйдет за эти стены. Только при соблюдении этого условия я могу ответить на ваши вопросы. Мое положение, статус не позволяют сделать это иначе. Вы меня поняли?

Я кивнул. Кажется, сработало!

– Итак, вас интересует Леня, с которым я в свое время познакомил Кочана?

– Да.

– Могу я узнать, с какой целью он вам понадобился?

– С целью выяснения некоторых обстоятельств, – уклончиво ответил я.

– Каких именно, вы, конечно, не скажете?

Я отрицательно покачал головой.

– Это все?

– Нет, не все. У нас есть данные о том, что он занимается торговлей оружием, мы об этом уже вам сказали.

– Откуда данные?

– Получены в результате оперативных мероприятий.

– Я имею право интересоваться, я все-таки заместитель секретаря Совета Безопасности.

Я улыбнулся:

– Хорошо. Тогда пошлите запрос по официальным каналам – и, обещаю, вы получите ответ в оговоренный законом срок. Разумеется, о вашем запросе я буду информировать свое руководство.

Балабан– Барышников застучал пальцами о стол. Я только тут заметил, что на среднем пальце у него шрам как будто от ожога. Я прекрасно знал, откуда бывают такие шрамы. На зоне любят делать наколки в виде перстней. А потом, когда эти наколки сводят, остаются шрамы.

– Ну хорошо, – наконец сказал Барышников, – давайте сделаем так. Я приведу сюда Леню. Кстати, его фамилия Сытин. В моем присутствии вы зададите ему все вопросы. Он на них ответит, и ответит честно, я вам ручаюсь. На следующий день, то есть завтра, я увольняю его с работы, и тогда вы возбуждаете уголовное дело. Согласны на такой вариант?

Передо мной сидел бандит. Настоящий бандит, занимающий тем не менее высокий государственный пост. И он, этот бандит, предлагал мне сделку. Он фактически сдавал своего человека в обмен на свою безопасность. Что было делать? Сражаться с Барышниковым мне не под силу. Его победа предрешена. Но ради дела, которое я расследую, надо соглашаться.

– Хорошо, – сказал я, хотя произнести это было не так-то легко.

– Вот и ладненько, – потер ладонями Барышников, – максимум через полчаса он будет здесь.

Он снял трубку и сказал всего три слова:

– Леня. Ко мне. Срочно.

Подчиненный Барышникова приехал даже скорее. Он был в комнате для переговоров уже через пятнадцать минут. Да, дисциплинка у Балабана что надо!

Леня Сытин оказался даже с виду настоящим бандитом. Крупного телосложения, высокого роста, широкое лицо, коротко стриженные волосы, кожаная куртка. Фоторобот такого составить было бы очень легко. Достаточно купить любой детектив с уличного лотка – там на обложках любят рисовать киллеров, которые точь-в-точь похожи на Леню Сытина. Он вошел в кабинет и вытянулся буквально по стойке «смирно».

– Привет, Леня, – Балабан указал ему на кресло, – знакомься, это старший следователь по особо важным делам Александр Турецкий. Я правильно назвал вашу должность? – повернулся он ко мне.

Я кивнул.

– Он приехал, чтобы задать тебе несколько вопросов, – продолжал Барышников. – Я прошу тебя отвечать на них исключительно честно. Если ты что-то скроешь от него, твоя ложь может бросить тень и на меня. Ты ведь этого не хочешь?

Леня посмотрел на Барышникова, они обменялись красноречивыми взглядами. Хозяин как бы давал своему подчиненному карт-бланш.

– Да, – наконец произнес Леня, – я все расскажу.

Голос у Сытина оказался совершенно невыразительным.

– Вам известен Олег Киселев, Сеня? – вступил я в разговор.

Леня напряг лоб и помолчал несколько секунд.

– Нет, – ответил он.

– Напрягите память. Его к вам направил некий Веня Калик.

Леня посмотрел на своего хозяина. Тот кивнул. Вслед за ним кивнул и Леня.

– Да, я вспомнил. Это было почти два года назад.

– Хорошо. А вы помните, что именно приобрел у вас Сеня?

Леня снова помедлил, снова глянул на Балабана, тот снова кивнул.

– Честно говоря, я не помню. Но я могу проверить по своим записям.

Они еще и записи ведут! Мать честная!

– В этом нет необходимости. Я вам напомню. Сеня приобрел у вас вот эту винтовку.

Я вынул из кармана фотографию и показал ее Лене.

Тот утвердительно кивнул:

– Да, это так.

– Винтовка не серийная. Она сделана мастером. Это так?

– Да.

– Мне нужны все сведения об этом мастере. Имя, фамилия, место жительства, как выйти с ним на контакт.

Леня посмотрел на шефа. На лице у него был большой вопрос. Барышников на этот раз не ограничился кивком и сказал:

– Говори, говори, Леня.

– Хорошо. Зовут мастера Федор Ненашев. Живет он за городом, в деревне Дядькино. Вот его телефон. – Он черкнул на листке бумаги несколько цифр.

– Спасибо. А теперь еще один вопрос. Когда и сколько оружия, сделанного Ненашевым, было вами продано?

Ответ меня удивил:

– Это было всего один раз. Больше ни разу я не продавал оружия Ненашева.

– Почему?

– Гораздо большим спросом пользуется серийное оружие. Оно, кстати, и дешевле.

Сомневаться в его честности не было оснований. Барышников сидел рядом, и Леня знал, что любая ложь может стоить ему жизни. Впрочем, я был уверен, что он и так будет списан в расход как ненужный хлам. Однако ошибся…

В деревне Дядькино мы были около часа ночи. Но, несмотря на позднее время, окна большинства домов светились. Деревня справляла поминки по убитому Федору Ненашеву…

Быстрым шагом Ольга шла вдоль длинного забора, обвитого густой листвой дикого винограда. Девушка уже не боялась погони, ей казалось, что она удалилась на достаточно безопасное расстояние от места заточения. За три часа, прошедшие с минуты побега, ее могли бы трижды поймать, но этого не случилось. И Ольга успокоилась. Если бы она знала, что ждет ее впереди!..

Пыльная узкая тропинка между садовыми участками вывела девушку к колодцу – обычное бетонное кольцо, врытое в землю, и родник, заполнивший это кольцо наполовину. Задыхаясь от быстрого шага, Ольга замерла на секунду. Прислушалась. Тихо журчала вода, вытекая из ржавой трубы. Вокруг не было ни души. В рабочий день садоводов было не так много, лишь только на трех-четырех участках девушка заметила склоненные над землей фигуры, в остальных домах было пусто. Немного передохнув, беглянка постаралась пересечь территорию садового товарищества «Наш современник» как можно быстрее, потому что это место достаточно хорошо просматривалось сквозь невысокие деревья и низкие домики.

Выйдя за покрытые ржавчиной металлические ворота, в которых каждый второй прут отсутствовал, Ольга оказалась перед редким лесом, сквозь деревья угадывалась река. Куда же теперь? Прямо или свернуть налево? Черт, и спросить не у кого… Ладно, попробуем рискнуть.

Она пошла прямо…

Девушка быстро спустилась к воде. Прогретая солнцем за день вода по температуре напоминала парное молоко. Ольга быстро разделась и залезла в воду, ей хотелось и освежиться, и смыть с себя все события прошедших дней, но, выйдя из реки через несколько минут, девушка поняла, что не так просто будет избавиться от этой памяти: допрос, люди в масках, угрозы. Ее даже передернуло при воспоминаниях о коренастом и его двух помощниках. Слава Богу, все это осталось позади!

Одевшись, Ольга пошла вдоль крутого берега. Пыльная ткань брючного костюма прилипала к влажному телу. Девушка несла в руках туфли и с блаженством вдыхала лесной воздух. Неожиданно где-то совсем рядом раздались гудки поездов. По всей видимости, станция находилась недалеко, скорее всего, по ту сторону реки. Ольга шла, ожидая обнаружить мост, но моста все не было. Наконец через пару километров она увидела небольшой деревянный причал, по направлению к которому по натянутому через водную гладь толстому стальному тросу медленно двигался паром.

На причале стояла старушка в полинявшей от времени кофте. Она ждала паром. Ольга автоматически сглотнула слюну, когда случайно бросила взгляд на пятилитровое пластмассовое ведро, до краев наполненное спелой смородиной. Вот бы попробовать!

– Я вижу, у вас хороший урожай, – улыбнулась девушка, встретившись со строгим взглядом старушки.

– Да, ничего, – уклончиво ответила та и покосилась на босоногую девушку в мокром костюме.

Ольга почувствовала на себе заинтересованный взгляд. Ей стало неловко за свой легкомысленный вид. Поэтому она быстренько надела туфли, придерживаясь одной рукой о деревянные перила причала. Старушка, близоруко сощурившись, посмотрела на реку. Казалось, ей и дела нет до этой странной девицы. Со стороны садового товарищества к причалу подошла еще одна женщина. У нее в руках тоже было ведро, накрытое белой тряпицей.

– Ой, чего-то он медленно идет, – устало произнесла женщина и тяжело села на грубо сколоченную скамейку.

– Уже на середине реки. А вы не знаете, здесь железнодорожная станция далеко? – поинтересовалась Ольга.

– Нет. Как с парома сойдешь, иди направо, метров двести пройдешь, там и станция, – пояснила старушка. – Быстро найдешь. У вас, молодых, ноги здоровые. Это нам, старикам, лишний шаг тяжело сделать.

– Это точно! – с жаром подхватила женщина и принялась рассказывать про свои болячки. Старушка кивнула, поддерживая разговор. Вскоре они обе уже трещали как сороки, делились богатым «больничным» опытом. Ольга послушала-послушала да и отошла подальше. А ну их, этих старых кочерыжек. Тоже мне нашли тему. Вот если бы они узнали про ее приключения!..

Паром причалил только через пятнадцать минут, за это время на причале собралось еще человек десять пассажиров, тоже, по всей видимости, садоводов. С парома спрыгнул худенький мальчишка лет двенадцати и собрал у садоводов деньги. Ольге пришлось сделать вид, что она не собирается плыть. Все ее документы и вещи остались у бандитов, и она решила особо не афишировать отсутствие денег.

Тем временем мальчишка пропустил пассажиров на борт, снял тяжелую канатную петлю и махнул рукой человеку в рубке. Дав предупредительный гудок, паром плавно отчалил от пристани. Ольга улучила момент, когда мальчишка отвернулся, и прыгнула на борт. Оглянувшись и убедившись, что ее маневр остался не замеченным со стороны, она ловко пролезла под низкое канатное ограждение и затаилась возле рубки. Никто не обратил на нее внимания. Садоводы, утомленные рабочим днем, расселись по лавкам и, негромко переговариваясь, смотрели по сторонам.

Солнце уже катилось к закату. Его расплывчатый шар отражался в темной воде. Ольга стояла и наблюдала за большими кругами, которые отходили от винта парома.

«Главное, – думала она, – позвонить Грязнову и сообщить о своем побеге. Нет, первым делом, видимо, рассказать, где находится папка. Они небось уже меня обыскались…»

– А ты чего билет не купила?

Голос мальчишки-контролера раздался откуда-то сверху.

– Что?

– Я тебя запомнил, ты на причале была вместе со всеми.

– Ты меня извини, но я не могу заплатить, – почему-то испуганным шепотом произнесла девушка.

– У тебя что, денег нет? – презрительно спросил мальчишка.

– Нет, – пожала плечами девушка.

– Ты чего, от хахаля сбежала?