Текст книги "Сегодня ты, а завтра…"

– Кто-нибудь был в доме?

Пожарный покачал головой:

– Один сторож, но тот выскочить успел вовремя, епсть.

Пожарный отошел и продолжил руководить своей бригадой. То и дело раздавалось звучное «епсть».

Надо сказать, вокруг обгоревшего дома крутились кроме пожарных только телеоператоры из «Дорожного патруля». И больше никого. Такое впечатление, что владельцев фирмы совершенно не интересует ее судьба. Кстати, пора бы узнать, кому она принадлежит.

Нет, это все мне начитает надоедать! Неужели так и будет продолжаться, пока преступники не уничтожат все следы деятельности Филимонова? То, что и этот пожар связан с убийством генерала, я не сомневался. Один пожар, второй… В думском кабинете кто-то до меня успел устроить шмон.

Из моих рук явно пытались выдернуть все ниточки, которые могли привести к разгадке этого преступления. Но, если разобраться, сам факт этих пожаров говорил о многом. Например, о том, что в «Мос-Ком», кабинете и на даче действительно имелись какие-то важные материалы. Поэтому надо сделать все, чтобы опередить преступников, не дать им уничтожить все следы. А для этого надо увеличить интенсивность поисков.

Через пятнадцать минут я был в прокуратуре, а еще через десять у меня на столе лежал домашний телефон директора фирмы «Мос-Ком» Максима Петровича Чернова.

Мне ответил женский голос.

– Алло, могу я попросить к трубке Максима Петровича?

– Кто его спрашивает?

– Старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Турецкий.

В трубке замолчали. Я привык к такой реакции. Название моей должности всегда поначалу вызывает что-то близкое к шоку. Люди думают, что «особо важные дела» – это просто запредельные злодейства, и, надо сказать, в большинстве случаев близки к истине. Поэтому им надо дать несколько секунд, чтобы прийти в себя.

– Сейчас я его позову, – сказала женщина несколько изменившимся голосом по истечении означенного времени.

Всего через пару минут мне ответил сам Чернов.

– Максим Петрович, я хотел бы с вами встретиться.

– С какой целью? – неуверенно ответил бизнесмен.

– По поводу сегодняшнего пожара.

– Пожара… – эхом отозвался Чернов. – Вы имеете в виду пожар в моем офисе?

– Да.

Чернов надолго замолчал. Я слышал в трубке его тяжелое дыхание. Видимо, он обдумывал ответ.

– Я не могу, – наконец ответил он.

– Дело очень важное, Максим Петрович, – настаивал я, – мне нужно задать вам несколько формальных вопросов.

Конечно, только законченный кретин способен поверить в то, что следователь по особо важным делам будет задавать «формальные вопросы». Однако, и я это хорошо знал, люди часто цепляются за эту ненадежную соломинку.

Но мой номер не прошел.

– Я не могу, – повторил Чернов, – сейчас не могу. У меня дела, заботы. И потом, я очень сильно болен. И собственно, почему я должен давать показания? Пожар произошел совершенно случайно. Это загорелась электропроводка, там нет никакого криминала.

Чернов сильно волновался.

– Тем не менее нам надо встретиться, – произнес я твердо.

– Хорошо. Завтра я с вами встречусь.

– Сегодня, – категорично сказал я.

– Это невозможно. Я иду к врачу. До свидания, господин Турецкий.

И в трубке раздались длинные гудки. Я вздохнул и положил ее на рычаг. Можно, конечно, поехать прямо домой к Чернову. Но что ему помешает, скажем, просто-напросто не открыть мне дверь, а потом сказать, что его не было дома? В конце концов, я его не могу силой заставить давать показания. Придется подождать до завтра. Хотя… почему бы не поручить разговор с Черновым моей новой помощнице – Оле Кот? Девчонка она толковая, может, пользуясь своим женским обаянием, выведает у него что-нибудь. Хотя, я еще сам толком не знал, что именно может рассказать Чернов. Хорошо, пусть она на месте разберется. Я поручил Оле допросить Чернова.

ИЗ АКТА СУДЕБНО-КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ

(БАЛЛИСТИЧЕСКОЙ) ЭКСПЕРТИЗЫ,

проведенной экспертно-криминалистическим

управлением ГУВД

Гор. Москва

В экспертно-криминалистическое управление ГУВД на исследование поступил образец огнестрельного оружия неизвестного типа. Вид определен как короткоствольное ружье с винтовой нарезкой и оптическим прицелом. Оружие не серийного типа, изготовлено вручную на специальном оборудовании. При изготовлении, вероятно, использованы высокоточные станки и материалы, требующие особой обработки. Ружье выполнено на высоком профессиональном и техническом уровне, в его деталях применено несколько оригинальных технических решений, например, использован особый механизм отражения гильзы, снижающий отдачу и тем самым повышающий точность стрельбы.

Перед экспертизой был поставлен вопрос: были ли гильзы, обнаруженные на месте происшествия, и пули, извлеченные из тела потерпевшего при судебно-медицинском исследовании трупа, выпущены из оружия, представленного на экспертизу?

В результате идентификационного исследования данного огнестрельного оружия, боеприпасов, следов выстрелов в ствольном канале, а также ожогов на одежде убитого, экспертиза пришла к заключению:

пули, которыми был поражен потерпевший, а также и гильзы от пуль, обнаруженных на месте происшествия, были выпущены из оружия, представленного на экспертизу.

Об этом свидетельствуют характерные следы нарезки на пулях (количество нарезов, ширина полей нарезов, их крутизна и шаг нарезов), а также следы, возникшие на гильзах в результате досылания патронов в патронник, выстрела и выбрасывания гильзы. В результате экспертного исследования были изучены не только наличие и локализация следов, но и их микрорельеф, что и позволило идентифицировать их с представленным оружием (см. фотоматериалы).

Следует отметить, что в качестве оптического прицела использован серийный прицел от снайперских винтовок, выпускающихся в России.

Заведующий лабораторией О. К. Цой

Начальник ЭКУ ГУВД, кандидат юридических наук

В.В.Иванов.

Этот интересный документ принес не кто-нибудь, а сам Отто Кимович Цой, один из лучших экспертов-криминалистов.

Больше всего меня удивило, что он сам приехал в Генпрокуратуру, вместо того чтобы отправить заключение с курьером. Это могло значить только то, что он сам хотел сообщить мне нечто важное.

Отто Кимович служил в экспертно-криминалистической лаборатории с незапамятных времен. Родился он в Самарканде, в корейской семье. В год, когда он появился на свет, все газеты пестрели заголовками о беспримерном подвиге Отто Шмидта. Вот родители и решили назвать его в честь полярника. Отсюда это необычное сочетание. Отто Кимович, решив оправдать свое славное имя, решил пробиться, что называется в люди. Уехал в далекую и холодную Москву и сам, без всякой помощи, поступил не куда-нибудь, а в МГУ. Замечу, что в те времена представителю нацменьшинства поступить в московский институт было куда легче, чем сейчас.

Окончив юридический факультет, Отто Кимович уже готовился паковать вещи и отбывать на родину, в теплые края, когда на факультет пришла разнарядка: двоих самых способных студентов отправить на Высшие спецкурсы МВД – учиться на эксперта-криминалиста. Выбор пал на Цоя. Времена были суровые, послевоенные, и ослушаться приказа сверху никому даже в голову не приходило. Отто вздохнул, вспомнил родной Узбекистан и пошел учиться на курсы. А потом, спустя два года, был отправлен на Петровку, где благополучно и работает до сих пор. Цой был просто ходячей энциклопедией по всем вопросам, которые касались криминалистики и смежных областей. Он мог на ощупь определить вид оружия, на слух достоинство брошенной на пол монеты, по запаху – сорт табака и на глаз – вес бриллианта до десятой доли карата. Это просто незаменимый специалист. Несмотря на это, его только недавно назначили заведующим лабораторией, хотя Отто Кимович давно «проскочил» пенсионный возраст. Говорят, ему даже устроили торжественные проводы в свое время, но через неделю пришлось звать обратно – работа лаборатории почти остановилась.

Итак, Отто Кимович самолично явился в мой кабинет. А это означало что-то важное.

– Привет, Саша, – протянул он свою ладонь.

– Здравствуйте, Отто Кимович. – Я указал ему на стул. Цой сел и сразу достал бледно-красную пачку «Примы». Кроме нее, он не признавал никаких сигарет, курил только их и, что самое главное, никогда и ничем не болел. Вот и верь после этого врачам!

Цой чиркнул спичкой, прикурил, и вокруг распространилось большое и густое облако вонючего дыма. Он глубоко затянулся и выпустил такое его количество, что свободно хватило бы распугать всех комаров в окрестностях озера Байкал.

– Жарко, – сказал Отто Кимович, пуская дым из ноздрей.

Я кивнул, вопросительно глядя на него.

– Прочитал? – Цой кивнул на принесенный им акт.

– Да, Отто Кимович, это очень интересно. Но, полагаю, вы пришли не только для того, чтобы проконтролировать, прочитаю ли я его.

Цой одобрительно закивал:

– Всю ночь работал. Вячеслав Иванович лично позвонил и попросил. Дело-то важное.

– Важнее не бывает, – отозвался я.

– И оружие особенное. Редко такое встречается.

– Хоть редко, но все-таки встречается, я правильно вас понимаю? – улыбнулся я.

– Хе-хе, – Отто Кимович сделал такую затяжку, что сигарета разом уменьшилась на треть, – я всегда говорил, что ты, Саша, умеешь делать логические выводы.

– Ну все-таки я следователь и это моя работа, – скромно заметил я.

– Э-э, – махнул рукой Отто Кимович, – если бы это все следователи умели, то у нас нераскрытых преступлений не осталось бы.

Я ничего не ответил. Я ждал, пока Цой сам расскажет, зачем он пришел ко мне в кабинет.

Он сунул окурок в пепельницу, придавил большим пальцем и достал еще одну сигарету.

– Интересное ружьишко вы отыскали, – повторил он, прикуривая, – даже очень интересное.

– Чем же оно вас так заинтересовало, Отто Кимович?

Цой хитро прищурился и покачал головой:

– Сделано на высшем уровне – вот чем. Этот мастер должен быть высшей квалификации. Такие раз в сто лет рождаются. Как Калашников, Кольт или, скажем, Манлихер. Чудный мастер. Я, когда эту винтовку разобрал, сразу понял, что не простой человек сделал. Это же как произведение искусства – каждая деталька выверена, с любовью обработана, и винтовка как часы работает. Я сделал несколько выстрелов – просто приятно в руках ее держать. И стрелять приятно.

Цой мечтательно закатил глаза к потолку.

– Ну я думаю, что те же чувства испытывал и убийца генерала Филимонова, – заметил я.

Цой кивнул:

– Может быть и так. Но я о другом говорю. Это только настоящий мастер может добиться – чтобы приятно в руках оружие держать было.

– Вы, Отто Кимович, так этого мастера расхваливаете, как будто с ним лично знакомы. Откройте секрет: может быть, он на какой-нибудь детальке свой автограф оставил или именное клеймо? – пошутил я.

Отто Кимович посерьезнел, нагнулся ко мне и произнес:

– Не могу сказать, что знаю, но кое-какие догадки у меня есть.

Наконец– то он начал говорить!

– Какие именно догадки?

Цой пососал свою сигарету, кашлянул и сказал:

– Ты помнишь, Саша, убийство бизнесмена Шварцмана полтора года назад?

– Конечно, помню. Шварцман был владельцем небольшого казино. Это дело Паша Остапов расследовал. В деталях я его не знаю, но в общем… Там, кажется, даже исполнителя нашли. Правда, только через несколько месяцев.

– Вот-вот. Исполнителя нашли. И что самое главное – оружие. Причем не на месте преступления, как это обычно бывает в заказных убийствах, а совершенно в другом месте, сейчас не припомню где.

– Да, помню. Кажется, где-то в лесу, причем только весной, когда оно уже успело немного заржаветь. Убийца бросил его, когда напоролся на гаишника.

– Да, – одобрительно закивал Цой, – отличная у тебя память. И гаишника тоже убил. Так вот, экспертизу этого ружья тоже проводил я. Конечно, стрелять из него было нельзя, пришлось его хорошенько почистить и только потом испытывать на стенде.

– И что?

– А то, что многое в этой винтовке, – Цой кивнул на принесенный им акт, – напоминает ту, с убийства Шварцмана.

– Что именно? – насторожился я.

Цой пожал плечами:

– Не знаю.

– Вот те раз! – воскликнул я. – А как же это зафиксировать?

– В том-то и дело, Саша. Зафиксировать это сходство никак нельзя. Поэтому я и не внес в акт свои соображения. Я пришел сюда сам. Понимаешь, вроде совершенно разное оружие, разный калибр, разные механизмы. Но что-то есть в них общее, не знаю что, но есть. Я готов поклясться, что делал эти винтовки один и тот же мастер. Понимаешь?

– Нет, Отто Кимович. Что же в них общего?

– Ну ты можешь поверить, что эксперт сразу отличит, например, скрипку Страдивари от, например, Гварнери?

– Да.

– Вот так и я могу идентифицировать оружие, сделанное одним мастером. Уж поверь моему опыту.

– Значит, вы уверены в том, что оба ружья сделаны одним мастером?

– Именно. Иначе я бы к тебе не пришел.

Я задумался.

– Так, значит…

Отто Кимович затушил сигарету и поднялся:

– А вот выяснять, что это значит, – уже не моя забота. Делать выводы должен следователь. Счастливо, тебе!

И он ушел. Я же, не теряя времени, созвонился с Пашей Остаповым. Выяснилось, что убийца Шварцмана Олег Киселев, по кличке Сеня, все еще находится в Бутырках – около года ждет суда. Кстати, он так и не назвал заказчика убийства. И по поводу оружия ничего определенного не сказал. Так что светило ему на полную катушку.

Все равно это была большая удача. Я не мешкая созвонился с начальником СИЗО и отправился в Бутырскую тюрьму.

Я ждал в кабинете для допросов следственного корпуса всего около четверти часа. Лязгнула тяжелая дверь, и контролер ввел Сеню – худощавого мужчину с впалыми щеками и недельной щетиной на лице.

– Здравствуй, Сеня, – сказал я, пододвигая к нему пачку сигарет – лучший подарок для сидельца Бутырок.

– Привет, начальник. – Сеня взял сигарету и, аккуратно размяв ее пальцами, закурил. – Я вроде с вами не знаком?

– За чем же дело стало? Давай познакомимся.

Сеня хмыкнул:

– Вообще-то чем меньше мусоров знакомых, тем спокойнее жизнь.

– Ну это кому как. Я думаю, Шварцман, которого ты застрелил, не отказался бы от пары-тройки знакомых с Петровки. Как считаешь?

Сеня фыркнул и ничего не ответил.

– Ну хорошо, будем знакомиться, – продолжал я, – следователь Турецкий. Александр Борисович.

– Вроде у меня другой следователь был, – хмуро заметил Сеня.

Я кивнул:

– Да. Но он уже твое дело давно закончил.

– Это я знаю! – с горечью воскликнул Сеня. – Уже скоро год будет, как я здесь парюсь. Когда же суд наконец?

– Ну ты же знаешь – в стране кризис. Канцпринадлежностей даже не хватает, не то что судей. Все суда ждут.

– Уже заметил. В камере друг у друга на головах спим. Блохи, тараканы, крысы. Вон уже завшивел весь. Буду в Европейский суд жаловаться!

– Сомневаюсь, что ты кого-то этим испугаешь. Хотя, Сеня, это не ко мне. А вообще скажу я тебе: чтобы сюда не попадать, нужно отказаться от вредной привычки постреливать в людей. Как считаешь? Тогда бы и Европейский суд не понадобился.

Сеня с независимым видом закинул ногу на ногу и уставился в зарешеченное окно.

– Ну ладно, шутки в сторону. Я пришел тебе парочку вопросов задать.

– Я на все вопросы уже ответил. Давно, – процедил сквозь зубы Сеня, не глядя в мою сторону.

– Не на все. О некоторых вещах ты умолчал.

Сеня усмехнулся и ничего не ответил.

– А если бы ты, к примеру, в свое время раскололся, кое-каких событий бы не произошло.

– О чем это вы? – с деланным равнодушием поинтересовался Сеня. А тем не менее я видел, что от любопытства он уже начал ерзать на стуле. Жизнь в тюрьме скучная, тусклая, и любая мелочь становится событием. А тут неожиданный вызов на допрос!

– Короче говоря, так. Недавно произошло убийство. Оружие, из которого оно было совершено, идентично тому, которым воспользовался ты в свое время. Его делал тот же мастер. Понял? А вот как раз о том, где взял свою винтовку, ты и промолчал.

Сеня иронично усмехнулся:

– Неправда, начальник. Я сказал.

– Что ты сказал?

– Как было, так и сказал. Я ее нашел, эту винтовку.

– Ну, Сеня, ты хоть мне лапшу на уши не вешай. Я каждый день по улицам хожу, и что-то до сих пор валяющегося на земле оружия не видел. А ты со своей туфтой можешь сильно ошибиться.

– Дело уже в суде, начальник, – самодовольно парировал Сеня, – и там мои показания черным по белому вписаны. Так что сколько мне светит по статье, столько и будет. И пугать меня не надо.

Я покачал головой:

– Ошибаешься. Во-первых, сколько ты в Бутырках еще пробудешь, никому не известно. А люди, между прочим, тут до-о-лго сидят. Ты сам это прекрасно знаешь. Сидят и о лагере мечтают. Там свежий воздух, кормежка получше. Опять-таки занять себя есть чем. А?

В глазах Сени отразилась мысль. Действительно, выбраться из Бутырок любым способом – мечта каждого попавшего туда.

– И к тому же, – продолжал давить я, – добровольная помощь следствию. Мы оформим соответствующий документ и доведем его до сведения суда. И судьи, уж поверь мне, обратят на него внимание.

– Ты меня, начальник, на эту туфту не лови, – неуверенно проговорил Сеня, – сказано же: нашел.

– …А если сюда прибавить помощь следствию по другому делу, моему, то это вообще будет расцениваться как то, что ты, Сеня, встал на путь исправления и осознал, так сказать, свои ошибки. А самое главное, я устрою так, что суд по твоему делу начнется через месяц. И всего-то делов – рассказать, где взял ствол.

– Ага, а мне в лагере за этот рассказ…

– Ну ты же умный человек, Сеня. Ты понимаешь, что тебе светит десятка строгого режима. А на строгой зоне не слишком-то перышками помахаешь. Там охрана будь здоров. И потом, мы оформим так, что никто и не подумает, что ты мастера сдал. Это я тебе тоже обещаю.

Сеня сомневался – это было видно по его лицу. Конечно, золотые горы, которые я ему наобещал, – вещь соблазнительная. Но разве можно доверять слову мента? Так думал уголовник Сеня.

– Не знаю я никакого мастера, – наконец сказал он.

– Ладно. Мастера ты не знаешь. Но где взял ствол?

Сеня подумал, размял еще одну сигарету и наконец хлопнул себя по колену:

– А, ладно! Скажу. Но только смотри, начальник, фамилию я твою знаю. И если своего обещания не выполнишь…

Он выразительно провел ногтем по грязной шее.

– Ты меня не пугай, Сеня. Пуганый уже. И не такими, как ты. Так что давай выкладывай. А свое слово следователь Турецкий держит.

Сеня вздохнул и наконец раскололся:

– Купил я этот ствол у барыги.

– Кто такой?

– Я его всего один раз и видел. Встречались на Юго-Западе, он на машине подъехал. А найти его можно так: звонишь ему на пейджер и оставляешь свой телефон. Потом, когда он позвонит, говоришь пароль и вы договариваетесь о встрече. Заказываешь то, что нужно, и через некоторое время, в зависимости от сложности заказа, он снова звонит и подсылает человека с товаром. Ну, естественно, деньги вперед. Очень осторожный мужик. Но, надо сказать, может достать все. Хоть БТР…

– Как бырыгу зовут?

– Не помню, Александр Борисович, честное слово. Но говорили, что он работает на крупного дельца.

– А как дельца звали?

– Точно не скажу. Не то Балаган, не то Балабан – Шутник (вор. жаргон).

– Может, Балабас? – Хлеб (вор. жаргон)

– Может, и Балабас. Или Балагас – Сахар (вор. жаргон). Или Балапас – Сало (вор. жаргон). Клянусь, не помню.

– Ну хорошо. А кто навел?

Сеня тяжело вздохнул:

– Того уже на белом свете нет. Друган мой один, Веня Калик. Его застрелили на зоне. Царствие небесное…

– Смотри, Сеня, проверю…

Я записал номер пейджера и пароль, оставил Сене пачку сигарет и пообещал, что выполню все, что обещал. Надо сказать, беспокоиться мне было особенно не о чем – от Паши Остапова я узнал, что суд над Олегом Киселевым по кличке Сеня состоится ровно через месяц…

Инструктором по вождению Валентин Ивашов, тихий, интеллигентного вида, низенький мужчина с едва намечающейся лысиной и огромными, похожими на совковые лопаты ручищами, работал уже двенадцать лет, и до сих пор волнение ученика передавалась ему стопроцентно. Он очень не любил это чувство, когда где-то в глубине поселялась вдруг неуверенность и руки при этом предательски потели.

– Перестань цепляться за руль, – раздраженно сказал Валентин.

Ольга постаралась ослабить хватку и украдкой посмотрела на инструктора. Он почувствовал неловкость за вырвавшееся раздражение и уже более миролюбиво произнес:

– Оля, в самом деле, как будто в первый раз. У тебя уже шестое занятие, а ты… Тихо, тихо. – Валентин направил руль подопечной и нажал на педаль тормоза.

Машина мягко остановилась.

– Ну и что случилось? – вопросительно посмотрел инструктор. – Будем и дальше так нервничать?

– Валя, ты думаешь, я из-за этого нервничаю? – Ольга дотронулась до руля.

– Тогда в чем дело?

– У меня вечером ответственный разговор. Очень ответственный. И я немного волнуюсь.

– Значит, так, усвой одно правило. Когда садишься за руль, постарайся забыть все свои неприятности и страхи. Думай только о машине. Это твой друг, и ты должна думать только о нем. Поняла?

– Да, – кивнула Ольга, – поняла.

– Отлично. А теперь вперед!

Ольга включила зажигание, нажала на педаль сцепления и аккуратно установила первую скорость. Валентин удовлетворенно улыбнулся.

Разговор у Ольги действительно предстоял трудный. Это было понятно изначально. Еще в тот момент, когда Грязнов, по-деловому сухо проинструктировав девушку, тяжко вздохнул.

– Ольга, Максим Петрович – случай сложный. Турецкий после разговора с ним матюгался на чем свет стоит. Так что ты не обольщайся и особых надежд не питай. – Грязнов посмотрел на вытянувшееся лицо своей подчиненной и мягко добавил: – Постарайся просто разболтать его. Может, он при виде молодой женщины и разговорится.

– А в чем сложность? – удивленно спросила Ольга.

– Менталитет у него какой-то прогнивший. Скользкий тип. Ни на один вопрос прямо не отвечает.

– Ну, – облегченно вздохнула девушка, – это не такая большая проблема в нашем деле.

– Дай-то Бог. – Грязнов подошел к телефонному аппарату. – Можешь позвонить и договориться с ним о встрече.

– Как вы считаете, его лучше вызвать сюда или выбрать менее официальную обстановку?

– Это на твое усмотрение, – развел руками Вячеслав Иванович, – но имей в виду, здесь надо тонко сработать. Дипломатично, понимаешь…

И он сделал неопределенный жест обеими руками, как бы изображая эту самую тонкость, которую нужно будет проявить Ольге.

Она набрала номер телефона и вздрогнула от неожиданности – трубку подняли мгновенно. Было такое ощущение, что кто-то сидел и специально ожидал этого звонка.

– Алло, – деловито произнесла Ольга, – могу я услышать Чернова Максима Петровича?

– Да, это я, – произнес лишенный энергичности мужской голос. Флегматичный голос какой-то.

– Вас беспокоит старший оперуполномоченный МУРа Кот Ольга Владимировна. Возникла необходимость задать вам несколько вопросов.

В трубку тяжело задышали, и после длинной паузы мужчина почти жалобно произнес:

– На самом деле сейчас очень неподходящее время. Я плохо себя чувствую…

– Не волнуйтесь, наша беседа не будет слишком длинной. Буквально пару вопросов, – вкрадчивым голосом произнесла Ольга. – Мы можем встретиться где вам удобно. В качестве исключения я могу предоставить право выбора вам.

Мужчина откашлялся и тяжело вздохнул:

– Хорошо. Мы можем встретиться с вами в шесть часов в кафе «Солярис» на улице Генерала Белоусова. Вас это устроит?

– Да. Спасибо. Я буду.

– До встречи.

Ольга подмигнула Грязнову и положила трубку.

– Все в порядке. Сегодня в шесть в «Солярке»… Э-э, в «Солярисе».

Максим Петрович положил трубку и замер. Нет, нет, теперь он был абсолютно уверен: желудок сегодня пошаливает. Уже с утра, проснувшись, он понял, что заболевает. Еще не открыв глаза, он осторожно прислушался к организму, сначала вроде все было в порядке, потом откуда-то все-таки появились головокружение и легкая тошнота. Максим Петрович жалобно позвал жену:

– Катя, Катенька…

– Что? – Екатерина Чернова, рано располневшая брюнетка, появилась в дверях и скептически посмотрела на мужа. – Опять что-то болит?

– Кажется, желудок, Катенька… – простонал Максим Петрович.

– Ох, Максим, вечно у тебя все не слава Богу! В кого ж ты больной такой? – В словах жены сквозила едва скрытая ирония. – Мать вроде у тебя была здоровая, отец как лось, бревно в одиночку может поднять, дед, слава тебе Господи, тоже был не из слабаков. А ты! Ты же просто развалина какая-то!..

– Не любишь ты меня, Катя. И папу моего не любишь, и маму мою не любишь. Вообще я давно заметил, что ты ненавидишь всех моих родственников. – Максим Петрович обижено выпятил нижнюю губу и скрестил руки на груди.

– Ладно, не ной, Петрович. Где болит?

– Вот здесь. – Максим Петрович с готовностью задрал рубашку.

Жена осторожно помяла то место, которое ей указал муж, и Чернов неожиданно захихикал.

– Ты что?

– Щекотно.

– А ну тебя! – раздраженно произнесла жена. – Одевайся…

– Как ты думаешь, может быть, стоит показаться врачу? Мне кажется, это явные признаки первичного гастроэнтероколита.

– Чего-чего?!

– Ну что ты на меня так смотришь? Уж и подумать вслух нельзя.

– Я тебе сказала бы вслух. Да неудобно…

– Так я и знал, – опять обиделся Максим Петрович, – ты мне стакан воды не подашь, когда я умирать буду.

Екатерина не была черствым человеком, просто она слишком хорошо знала своего мужа и его маниакальную, трепетную любовь к собственному организму. Первое время после замужества она всерьез воспринимала все его жалобы и действительно по первому зову Максима Петровича бежала к аптечке в поисках необходимого лекарства. Но очень быстро Екатерина поняла, что на самом деле ее муж болен все время и везде. Если было жарко, он страдал от перегрева, если холодно – от переохлаждения. Удивительным образом он был в курсе симптомов всех болезней и постоянно находил у себя что-то новое. Врачам при всем этом Максим не доверял, называл их шарлатанами и черствыми людьми. У Кати были подозрения, что это мнение о медицине у Максима сложилось только по одной причине: никогда ни одно обследование не давало результатов, доказывающих, что Чернов болен.

– Абсолютно здоров, – оптимистично сообщали врачи, и в глазах Максима появлялось выражение недоверия.

Поэтому теперь – после последних слов «больного» – Екатерина Чернова неторопливо подошла к аптечке, достала несколько таблеток, налила стакан воды и поднесла мужу. По опыту она знала, что вопросов задавать не нужно. Максим мог рассказывать про свои болезненные ощущения долго и подробно, а она уже опаздывала на прием в косметический кабинет.

– Позавтракай без меня, – сочувственно улыбнулась жена, – я, к сожалению, должна уже бежать. Целую!

– Катя! Подожди!..

– Потом, потом…

– Но я так не могу…

В ответ лишь хлопнула входная дверь.

Максим Петрович остался один. После ухода жены боль почему-то мгновенно прошла и захотелось чего-то вкусненького. Почему бы и нет, если к тебе вот такое отношение? В памяти всплыл оставшийся после вчерашнего ужина жареный цыпленок, и Чернов невольно сглотнул слюну. Его воображение разыгралось не на шутку. Он уже предвкушал, как сейчас быстро умоется, войдет на кухню, распахнет холодильник и…

Именно в этот момент раздался телефонный звонок.

– Вот черт! – выругался Максим Петрович и поднял трубку. После первой же фразы старшего оперуполномоченного МУРа Ольги Кот неприятные ощущения в организме возобновились, и Чернов уныло произнес: – Я плохо себя чувствую…

Разумеется, Максим Петрович понимал, что неприятности еще только начинались, теперь пойдут один за другим допросы-расспросы, вызовы к следователям и прочие казенные хлопоты. Как ни странно, пожар в офисе он большим несчастьем не считал. На самом деле, ни один стул, ни одна ручка в этой конторе не были приобретены на его деньги. Генеральный директор Чернов существовал как… скажем, некая фикция. Зиц-председатель Фунт наших дней. Правда, в отличие от того легендарного Фунта Максим Петрович не желал заниматься «отсидками» за других. Сидеть?! Нет, господа, пусть этим занимаются другие… Заказчиками использовался его счет и имя. Платили за эту непыльную деятельность довольно прилично. По крайней мере, так ему казалось раньше. Теперь же, в свете последних событий, сумма показалась Чернову не такой уж и крупной. Ожидавшиеся проблемы стоили намного дороже. А вдруг действительно посадят? Тьфу-тьфу, типун тебе на язык! Даже думать об этом нельзя…

Неприятный во всех отношениях, зато короткий разговор со следовательницей закончился, и он опустил трубку.

В мыслях Максима Петровича опять мелькнул забытый образ томившегося в холодильнике вчерашнего цыпленка, и генеральный директор вновь машинально сглотнул слюну. Нет, нужно обязательно подкрепиться! Бодрой рысью Максим Петрович устремился на кухню. Мыть руки? Вздор! Не стоит тратить время на пустяки. Так, где же наш американский бройлер?…

Через несколько минут, расправившись с «подарком Буша», он удовлетворенно выкушал чашку слабого чая с лимоном и с наслаждением потянулся. Жить хорошо, а хорошо жить – еще лучше!

– Да… Эх, не было бы еще этих проблем – и жизнь была бы прекрасной. Эх, вернуть бы все назад. Лет эдак десять-двенадцать назад…

Начинал Чернов с двух тысяч рублей, которые торжественно вручила ему мать в день их с Катюшей свадьбы.

– Максим, – произнесла мать, как обычно, строгим тоном, – эти деньги я копила для тебя. Надеюсь, ты не расфукаешь их в первый же месяц.

Максим стоял в растерянности и был крайне удивлен таким подарком. В детстве родители особенно его не баловали, непривычен был он к деньгам и роскоши. Если б не Катя, то, вероятно, эта сумма так и осталась бы лежать на книжке и дожила бы до того времени, когда благополучно сгорела бы в пламени инфляции. Молодая жена Катя отличалась особой деловой хваткой и предприимчивостью. И откуда у нее возникла мысль заняться бизнесом, непонятно. Только новоявленная госпожа Чернова узнала о подарке, как тут же решительно заявила:

– Макс, это наш шанс. Ты помнишь Люсю из параллельного?

– Люсю? Из «Б», что ли?

Максим и Катя учились в одной школе, но в разное время – он на четыре года старше ее.

– Ну да!

– Нет, не помню.

– Ты должен ее помнить!

– Да не помню я! Вы же малышней считались.

– О Господи!.. Ну это не важно. Так вот, она давно подбивала меня заняться бизнесом. Нужен только первоначальный капитал…

Максим, удивленный тем, с какой легкостью жена использует специфическую терминологию, не решился тут же ответить отказом и, вздохнув, согласился.

– Съездим пару раз в Польшу, привезем джинсы. Люська говорит: идут нарасхват. Так что риска никакого. Для начала нужно будет сделать загранпаспорта, – деловито излагала план действий Катя.

– А как их сделать?

– Я узнавала – ничего сложного. Были бы деньги…

– Но ведь тебя могут поймать!

– Почему меня? Взятку в ОВИРе будешь давать ты.