Текст книги "Сегодня ты, а завтра…"

– Тяжело было?

– А ты попробуй…

Его, правда, особо вопросами не донимали. Потому что между мальчишкой и участковым завязалась странная дружба. Уже через два месяца после ранения Митрошин неожиданно появился в школе. Надо же тому случится (почти как в кино!), что именно в этот самый момент Славика били «ледовые амбалы». Причина, нужно заметить, была вполне уважительной – отказался вместе со всеми прогулять урок физкультуры. А вышло это потому, что накануне Славик разбил зеркало в актовом зале, и теперь два ЧП на одной неделе было для него многовато – отчим запорол бы мальчишку до крови. Мать Славика всего месяц назад в четвертый раз вышла замуж и за нового супруга держалась обеими руками. У мальчишки уже был опыт общения с «отцами», и поэтому ничего хорошего он от очередного отчима не ждал. Но на этот раз отчим попался уж совсем дурной – старший прапорщик по фамилии Убейконь. Насчет коней Славик ничего не мог сказать, но вот что касается воспитания пасынка, тут старший прапорщик сразу же показал всю свою армейскую выучку. Пока мать проводила медовый месяц, Славика пороли семь раз, причем так профессионально, что в этом деле предыдущие «родители» и в подметки не годились рукастому вояке.

Значит, причина у Славика была вполне уважительная, чтобы не прогуливать вместе со всеми этот злополучный урок физкультуры. Он попытался было все по-честному объяснить «ледовым амбалам», но юные хоккеисты его не поняли. Или не хотели понимать, что, впрочем, одно и то же. Оттого и случилась драка, вернее – избиение…

Ему еще повезло, что навалились на него гурьбой и враз получилась куча мала. Гораздо хуже, когда тебя поставят к стенке и бьют поодиночке. Ударят и смеются, ударят и смеются… Так не только больнее, но и противно. Сейчас ситуация была капельку лучше – Славик барахтался на полу, скрючившись и прикрывая болевые точки, как его учил Валяев, а сверху с веселым хохотом громоздились «ледовые амбалы».

И вдруг избиваемый неожиданно почувствовал, что стало легче дышать. Да и крики почему-то стихли. Вернее, они стали другими – из радостного ржания превратились в самый настоящий щенячий скулеж. Потом появился кусочек неба. Чья-то мощная рука одного за другим выбрасывала из кучи малы мальчишек. Грозные «ледовые амбалы» разлетались в разные стороны, как пустые бутылки…

Славик протер заплаканные глаза и увидел, что это был Митрошин. Участковый помог ему подняться, встряхнул хорошенько и, обращаясь ко всем сразу, негромко изрек:

– Если еще кто-нибудь… – Он не докончил, обвел притихших мальчишек тусклым взглядом.

Этого было достаточно – Славика больше никогда не трогали. Ни в школе, ни во дворе. Но это еще не все. Вечером Митрошин пришел к ним домой, кивнув Славкиной матери, без лишних слов схватил старшего прапорщика за грудки, роняя табурет, выдернул из-за стола, где тот ужинал макаронами «по-флотски», приподнял сантиметров на тридцать над полом. Подержал немного. Несколько бесконечных для прапорщика секунд поглядел стылым взглядом прямо в глаза. Потом бережно опустил, прибавив смачно:

– Пацана не трогай. Заморю…

И хотя Убейконь вовсе не был трусом и хиляком (тоже килограммов девяносто пять имел), он не стал испытывать судьбу. Кивнул согласно несколько раз. И даже попытался на глазах грозного участкового угодливо приласкать пасынка. Но Славик увернулся…

Прошло несколько лет. Мальчишка словно обрел отца, друга и старшего брата в одном лице. И хотя Митрошин больше молчал, чем говорил, это было самым настоящим воспитанием. К удивлению окружающих, Славик занялся спортом (участковый записал его в секцию боевого самбо, несмотря на то что туда мальчишек никогда не брали), и у него стало неплохо получаться. По крайней мере, не прошло и двух лет, как он – в одиночку! – справился с двумя «ледовыми амбалами». А это уже что-то значило. Славик стал заметно выше, раздался в плечах, у него пробился черный пушок над верхней губой. Он стал разговаривать ломким баском. Но самое главное – его наконец перестали дразнить Мамочкой!

Перед самым окончанием школы Митрошин пригласил Славика к себе. Участковый жил один в однокомнатной угловой квартирке обычной панельной пятиэтажки. Подросток никогда здесь не был, и ему конечно же было любопытно узнать, как живет Митрошин. Ничего особенного он не увидел (да и что мог увидеть!), единственное, что его поразило, так это огромное количество книг. Они возвышались стопками в коридоре, они заполнили все полки бесчисленных стеллажей, они были даже на кухне…

– Ого! – не удержался от возгласа Славик. – Сколько книг у вас!

– Двенадцать тысяч, – равнодушно констатировал Митрошин.

– Так много?!

– Разве это много… Знаешь, сколько у Пушкина было?

– Нет, не знаю. Неужели больше?

– Намного больше. Ладно, хорош базарить, ты лучше давай садись. – Митрошин широким, гостеприимным жестом пригласил к столу. – Нет, стул оставь, у него ножка плохо держится. Бери-ка ты лучше табурет…

Славик послушно сел. На столе было несколько тарелок с нарезанной колбасой, салатом из свежих помидоров и хлебом. Отдельно возвышалась небольшая кучка крепких соленых огурчиков. Митрошин достал из старого, видимо, еще родительского буфета два граненых стаканчика, а из холодильника – бутылку «Лимонной» водки. Заметив удивленный взгляд мальчишки, он слегка усмехнулся:

– Надо же отметить твое совершеннолетие.

– Я же еще паспорт не получил. Сказали, только через месяц дадут.

– Что паспорт? Так, бумажка… – Митрошин умело плеснул водку в стаканы. – У нас говорят: главное, чтоб человек был хороший… Ладно, – вдруг оборвал он сам себя, – хорош болтать, давай лучше за тебя выпьем. Чтобы ты человеком стал. Настоящим. Понял? – Последний вопрос прозвучал едва ли не угрожающе.

– Понял, – пожал плечами Славик.

– Выдохни резко и глотай. Сразу все.

– Ага…

Выпили. Водка приятно обожгла рот. Подросток не закашлялся, как это случается со многими, и это вызвало довольную ухмылку на лице участкового.

– Сразу видно – гены…

– Что? – не понял Славик.

– Это я так. Ты закусывай, закусывай…

Закусив немного, выпили еще по одной. По телу разлилось приятное ощущение умиротворенности. Разговаривали мало. На дежурный вопрос Митрошина, что Славик думает делать дальше, был получен такой же дежурный ответ: поживем, мол, увидим. Подростку было приятно сидеть в компании такого человека, как участковый Митрошин, а пить с ним водку – приятней вдвойне. Но все же где-то краешком сознания он понимал, что не просто так пригласил его к себе Митрошин. Так оно и вышло. Когда на дне бутылки осталось совсем немного, участковый трезвым голосом произнес небольшую тираду, суть которой сводилась к тому, что пора бы Славке определяться.

– А это как?

– Вот ты сейчас кто? Никто. Болтаешься, как говно в проруби. Школа не в счет. Я даже восемь классов не закончил, а во как свой район держу! – Митрошин сжал ручищу в весьма внушительный кулак. – Вот они все где у меня…

– Кто?

– Люди.

– А зачем? – не понял порядком захмелевший Славик.

– Чтобы ни от кого не зависеть. Подрастешь – поймешь.

– Я и так все понимаю…

– Вот я о чем и толкую. Я же вижу, что ты наш, – Митрошин специально подчеркнул последнее слово. – И нашей породы. А нужно, чтобы мы все вместе держались. Вместе мы против всей этой сволочи и дерьмократической, и капиталистической выстоим. Понимаешь?

– Как-то смутно.

– Ничего, поймешь. Я чую. А чутье меня еще не подводило. Тебе после школы армия грозит – не боись, отмажем. Устроим на наше место, и все будет путем. Со временем сам разберешься, что к чему. Но помни, я тебя, Сергеев, сразу предупреждаю. У нас круче, чем на зоне, понял? Это у них «вход – рубль, а выход – два». У нас «выхода» нет…

Ничего не понял Славик – кто такие «наши», что за «выход» и откуда. Но спрашивать постеснялся. Дядя Митрошин, он ведь, в сущности, неплохой. Ну большой, ну страшный, ну людей не очень любит… Это ладно, это бывает. Но ведь ему, Славику, он помог! И еще как помог. И отцом был, и старшим братом. Нет, на Митрошина можно положиться, это подросток знал точно. А с «нашим» и прочими туманом, который тут напустил участковый, он разберется.

Митрошин не соврал, он действительно «отмазал» Славика от армии и помог устроиться сторожем на спортивную базу. Со временем подросток понял, что тот имел в виду, когда говорил о «наших». Как оказалась, это была самая настоящая организация со своей сложившейся структурой, со своей иерархией, кодексом чести, боевым уставом и прочими вещами, необходимыми для того, чтобы обыкновенную толпу, сборище единомышленников, называть, например, «реально действующей партией». Но все это было уже потом, спустя год, когда его посвятили в тайны «партии Велеса»…

А пока Славик честно исполнял обязанности сторожа и жил на спортивной базе. Между прочим, к большому удовольствию отчима, который после той памятной встречи с Митрошиным стал всерьез опасаться своего пасынка. Мать, правда, была недовольна, что сын живет отдельно. Но Славик сказал, что так лучше. Причем сказал это в манере Митрошина – короткими, рублеными фразами, не терпящим возражения тоном.

– Ой ли? – попыталась улыбнуться мать.

– Да…

Сказал, как отрезал. Насупился. И мать поняла: все, вырос сын. Теперь она уже смотрела на него другими глазами. Славик действительно вырос, он стал другим. Теперь это был рослый, возмужавший юноша с правильными чертами лица. Волевой взгляд, развернутые плечи, спортивная фигура только подчеркивала его мужественность. На девчонок он пока особенно не засматривался.

– Выбери одну. Но только настоящую, – как-то посоветовал Митрошин, и с тех пор Славик искал ту единственную, «настоящую», как выразился немногословный участковый.

Итак, юноша теперь сторожил базу. Честно говоря, тут особо сторожить было нечего – все, что можно было своровать из спортивного инвентаря, уже давно украли. Остались только четыре штанги и целая гора матов из кожзаменителя. Конечно, были еще залы со всевозможными снарядами вроде «коней» и гимнастических бревен. Но на это пока никто особо не покушался. Славик жил в небольшой подсобке рядом со спортивной базой. Каждый день он добросовестно заглядывал в запылившиеся залы, затем вновь запирал их на ключ. Вот и вся работа. Все остальное время твое – делай что хочешь… По совету Митрошина юноша усердно занимался на турниках. «Раскачивал рельеф», как говорили у них в школе.

Однажды обычные кувыркания Славика на турнике прервал приезд Митрошина. Он был не один, с ним в микроавтобусе приехали десятка два крепких парней возрастом чуть постарше Славика. Все они были чем-то неуловимо похожи друг на друга – спортивные, коротко стриженные, молчаливые.

– Мы постреляем немного, потренируемся, – коротко сказал Митрошин. – В тире.

– Конечно. А из чего?

– Сейчас увидишь…

Парни вытащили из микроавтобуса небольшие металлические саквояжи, достали из них оружие. Это были пистолеты двух систем – ПМ и ТТ. По приказу Митрошина развесили «грудные» мишени. Славик с удивлением заметил, что некоторые из мишеней подписаны. Он мог поклясться, что увидел фамилию известного телеведущего. Митрошин хмуро усмехнулся. Затем началась стрельба. Стреляли парни плохо. Участковый ходил за их спинами и подсказывал, как нужно правильно стрелять. К концу «тренировки» пули стали ложиться кучнее, многие мишени превратились в сплошное сито. Особенно досталось той, где Славик заметил знакомую фамилию. Отстрелявшись, парни выслушали короткие наставления Митрошина и, собрав оружие, направились к микроавтобусу. Мишени были сожжены на костре.

Славик решил поинтересоваться у Митрошина, кто эти парни.

– Курсанты? – спросил он, имея в виду городскую школу милиции.

– Нет… – Участковый помолчал, затем добавил со значением: – Это наши.

Потом «наши» приезжали еще несколько раз. Это были уже другие ребята. Они тоже стреляли, проводили занятия по рукопашному бою, разбирали и собирали оружие. Постепенно Славик к ним привык, как привыкают к соседям. Когда были показательные схватки, он даже научил парней нескольким приемам из боевого самбо. Митрошин лишь одобрительно кивнул. В тот же вечер он задержался и рассказал Славику, что уже давно состоит в так называемой «партии Велеса»…

– А кто такой Велес? Депутат? – наивно поинтересовался Славик.

– Дурак! Это древнерусский бог. Как, например, Перун…

– Так вы язычники?

– Нет. Скорее нас можно назвать «очищенными» от скверны христианами, – важно пояснил Митрошин.

– А как это?

– Христианство без жидов. Истинное христианство, ведущее свое начало от свободных ариев. Слышал про племена ариев, которые прошли от одного океана до другого? Слово «арийцы», кстати, произошло именно от ариев…

Это было настолько интересно и необычно, что юноша, выслушав короткий рассказ участкового, вдруг понял: вот ради чего стоит жить, вот она, настоящая цель. Не мифический коммунизм, про который уже все забыли, не этот идиотский капитализм, который принес столько бед и страданий России… Нет, все это чепуха! Мы созданы для другого, высшего пути. И путь этот один – «очищенное от жидовской скверны христианство»…

Со временем Митрошин привез Славику толстенные книги и самиздатовские брошюры. В них более подробно рассказывалось про древних ариев и их современных последователей «партии Велеса». Юноша залпом проглотил эту литературу. Семена, посеянные немногословным участковым, как говорится, легли на благодатную почву – Славик всерьез увлекся новой «верой».

И вот его взяли на первое серьезное дело. Как раз это и было похищение оперативника МУРа Ольги Кот.

Начало было просто великолепным! Узкая юбка плотно облегала стройную фигуру девушки, изящные туфли на тонком каблуке нежно стягивали пальцы ног, модные колготки издавали едва заметный шуршащий звук… Ольга Кот уверенно шла по длинному коридору управления и старалась не выдать переполнявших ее чувств. Гип-гип ура, господа! Она была счастлива и находилась в предвкушении блестящей победы. Доказательством этой самой победы служил прямоугольный предмет в руках, который девушка бережно прижимала к груди, а именно – кожаная папка. Бесконечный коридор закончился неожиданно, и перед Ольгой словно из-под земли выросла тяжелая массивная дверь кабинета с металлической ручкой в виде оскаленной львиной пасти. Девушка решительно взялась за ручку, широко раскрыла дверь и увидела удивленные лица мужчин. Не обращая внимания на всеобщее удивление, она четким шагом приблизилась к Грязнову и протянула ему папку.

– Что это?

– А вы посмотрите!

– Ну разве можно отказать женщине…

Именно в этот момент она совершила неловкость, и залог ее победы – темно-коричневая папка неожиданно выскользнула из рук, и – о ужас! – стремительно начала приближаться к дверям. Стараясь загладить неловкость и все еще не теряя вида победительницы, Ольга сделала два шага за папкой, махнула рукой. Мимо! «Беглянка» тем временем прибавила скорость и через пару мгновений уже была вне досягаемости. Ничего себе! Немедленно в погоню!.. Девушка пулей вылетела в коридор, паникуя, поискала глазами заветную папку и неожиданно увидела ее где-то очень-очень далеко – на другом конце длинного коридора управления. Ах так! Ну держись… Спотыкаясь о мягкую ковровую дорожку, Ольга побежала за папкой, она не слышала за спиной нарастающий хохот – не хотела слышать! – все бежала и бежала, теряя силы и надежду, но самое страшное, отчаянно понимая, что никогда ее не достигнет. А вдруг настигнет? Нет, чудес не бывает. Стоп, стоп! Почему не бывает?! Почему?!..

Девушка очнулась в холодном поту.

Ольга утомленно открыла глаза, и первое слово, которое она произнесла вслух, было «четвертый». Четвертый раз за эту ночь ей снился этот сон. Один и тот же. Как говорится, тютелька в тютельку… И каждый раз он оставался неизменным, начиная с узкой юбки элегантного костюма, комфортность которой девушка ощущала всем телом, и заканчивая последним отчаянным криком.

Папка, оставленная в чужом подъезде, не давала покоя, и в ее беспокойных снах приобретала черты живого существа. Каждый раз разного – ускользающего, смеющегося, лживого, огромного, крохотного… Ольга чувствовала, что с каждым разом в ее сне неодушевленный предмет набирает все больше и больше характерных черт. И почему-то именно это становилось невыносимым. Казалось, что из-за этой чудовищной метаморфозы мир теряет ясность и логику, а этого никак нельзя было допустить. Словно нос легендарного майора Ковалева, который взял да и покинул своего хозяина в один прекрасный момент, злополучная папка твердо решила свести с ума ее обладательницу. Обладательницу? Господи, о чем она! Какая, к черту, обладательница! Все. Проморгала. Прошляпила. Попалась, как первоклашка, на такую уловку, что и сказать стыдно… Нет, лучше об этом не думать. Лучше собраться с оставшимися силами и постараться успокоиться.

Поэтому Ольга отчаянно встряхнула головой, сделала круговые движения шеей и сжала онемевшие в прохладной комнате пальцы ног. И принялась считать до ста, следуя старинному рецепту… Интересно, а почему человек, если ему, конечно, вдруг становится плохо, начинает успокаиваться таким вот странным способом, неожиданно подумала она. Это же надо додуматься – «считать до ста»! Нет, пришло же кому-то первому в голову. И этот первый потом, наверное, научил остальных…

Она замерла, отвлекаясь от пустых мыслей. Девушке вдруг показалось, что в комнате есть кто-то еще. Господи, этого только не хватало!

– Кто здесь? – спросила она. В самом конце этой короткой фразы голос дал неожиданного петуха, предав самым подлым образом, и получилось так наивно и глупо, что, не выдержав, девушка хихикнула – рассмеялась над собой.

Глупости, в комнате конечно же никого не было…

Вокруг – полнейшая темнота, и в первый момент ей даже показалось, что на земле настало царство тьмы и ужаса. Но спустя несколько томительных мгновений ожидания мимолетный страх прошел, испарился (туда ему и дорога!), и по каким-то неуловимым признакам и едва слышным звукам, а может быть, по нежной полоске света, на секунду мелькнувшей поперек бетонной плиты пола, Ольга почувствовала, что скоро рассветет. Эта мысль заставила ее окончательно проснуться. Она хотела подняться, но какая-то неведомая сила вдруг схватила ее сзади и швырнула назад…

Неужели в комнате все-таки кто-то есть?

Дедуктивный метод прославленного Шерлока Холмса ей не потребовался. Всего нескольких секунд хватило, чтобы реально оценить ситуацию. К сожалению, не самую лучшую для следователя МУРа. Руки были туго стянуты за спиной кожаным поясом – от локтя до кисти. Ноги, к счастью, свободны. Но от этого же не легче, черт возьми! Ольга осторожно развернулась на кровати, явственно ощутив спиной плоскую и твердую поверхность. Ей стоило не слишком больших усилий, чтобы встать. Комната, в которой она находилась, была без окон. Скорее всего, ее приволокли сюда после обморока в надежде, что девушка скоро придет в себя. И они наверняка продолжат этот дикий допрос! При воспоминании о допросе в области желудка появился неприятный холодок. Усилием воли Ольга подавила в себе панику. Спокойно, мать! Еще не все потеряно. Ты жива, руки-ноги целы да и почки не отбиты. Все могло быть гораздо хуже! Хорошо еще, что ее не пытали…

Она сделала несколько резких движений, пытаясь проверить, насколько крепко связаны руки, но ей не удалось даже пошевелить локтями. Она спустилась щекой к холодному бетону пола, прикоснулась к ножке кровати – та оказалась деревянной. Жаль! А может быть, все-таки попробовать? Рисковать или не стоит? Ведь если вдруг кто-то услышит, что она пытается освободиться, то ей тогда уж точно несдобровать. Ольга вздрогнула, вспомнив все те ужасные инструменты, которые готовил для пытки палач… Палач? Ну конечно, палач! Самый настоящий изувер и садист. И взгляд у него был садистский. Брр! Как хорошо, что она потеряла сознание… Но не стоит отвлекаться. Сейчас самое главное – решиться или… О Господи! Да какое тут может быть «или»! И нечего рассуждать. Будем считать, что самое страшное уже позади – она оказалась в руках этих явно фашиствующих молодчиков. А теперь вперед! Надо постараться выбраться из ловушки…

Решившись, Ольга уверенно повернулась спиной к кровати, присела на корточки и нащупала ножку. Где же она? Ага! Есть! Главное – сохранять равновесие и не производить лишнего шума. Она стала мерно двигаться вверх-вниз, стараясь таким странным, но (увы!) единственным для нее сейчас способом перетереть ремни на руках. Она сделала более десятка приседаний, прежде чем наступили первые симптомы усталости. Сначала загудели ноги – эх, мать, надо было зарядкой по утрам заниматься, сколько раз себе говорила! Затем – застучали крохотные молоточки в висках и в районе затылка. Это еще что? Давление? Плевать! Рано еще тебе записываться в гипертоники. А ну-ка без паники! – прикрикнула на себя Ольга.

Раз– два! Раз-два! Раз-два!..

И все же эта отчаянная попытка освободиться гораздо больше производила шума, нежели давала ощутимые результаты. Прошла минута-другая… Черт, не получается! Постепенно ее стала захлестывать волна отчаяния. Неужели ей так и не удастся выбраться?!

Окончательно выбившись из сил, Ольга переползла к стене, поджала ноги и облокотилась спиной о прохладную поверхность. Через несколько секунд она почувствовала, как ее спина становится влажной. Как бы не простудиться! Стоп!.. Озаренная догадкой, девушка опять встала на колени и провела щекой по стене, не почувствовав никакой влаги, она на секунду замерла и пошевелила лопатками. Сомнений быть не могло – ткань действительно намокла, следовательно, на определенном участке стены проступала влага. Девушка принялась судорожно выискивать заветный участок, торопливо передвигаясь вдоль стены. Да где же оно, это проклятое место?!. Внезапно девушка от неожиданности чуть не вскрикнула. Колено натолкнулось на что-то твердое, металлическое. Есть! Ольга осторожно обследовала находку. Металлический предмет по форме был похож на гармошку, тыльная сторона ладони отчетливо ощутила ребристую поверхность. Передвигаясь на коленях, девушка продвинулась дальше. Предмет оказался длиной около метра, некоторые его участки были влажными. Ольга недоуменно начала прикидывать в уме, на что это она наткнулась, и разгадка пришла сама собой. Ну конечно!..

– Батарея! – воскликнула Ольга и тихо засмеялась.

Память тотчас услужливо вытолкнула из своих необъятных глубин нужную картинку…

– Одно название, а не батареи, – ворчливо произнес голос матери, – ни черта не греют. Пообломать бы руки тому изобретателю, кто придумал эту конструкцию, честное слово!

– Может быть, потом разойдутся, – подала голос бабушка и тоже протянула руку к едва теплым батареям.

– В это плохо верится, – раздался сомневающийся голос Ольги.

Три женщины, кутаясь в шерстяные кофты, недоуменно изучали отопительную систему новой квартиры…

Эта картина настолько четко встала у Ольги перед глазами, что на секунду ей показалось, что это было совсем недавно. А ведь прошло уже двадцать лет, как седьмого ноября дед торжественно внес в квартиру три коробки и громогласно произнес:

– Все, девчонки, конец вашим мучениям. Принимайте в подарок обогреватели!

Она помнила, что только эти три круглых предмета, нещадно пожирающих электроэнергию, и спасли их в первую зиму в новой квартире от холода. А низенькие батареи, лишь отдаленно напоминающие музыкальный инструмент, так и не выделили долгожданное тепло…

Теперь дело пойдет на лад! Ей потребовалось чуть меньше минуты, чтобы обнаружить острый угол в знакомой с детства металлической конструкции, чуть больше пятнадцати минут, чтобы намочить кожаный ремень, стягивающий руки, и чуть больше получаса, чтобы перепилить путы в двух местах.

Ура! Она наконец-то свободна. Да здравствует воля и это сладкое слово «свобода»! Освободившись, Ольга с наслаждением помассировала руки и только потом утомленно перевела дыхание. В висках отчаянно стучало, тело все ныло от пережитого напряжения, ноги и руки дрожали, словно она пробежала десятикилометровый кросс, но Ольга понимала, что пройден только первый этап к освобождению.

Возможно, если б девушке не связали руки, ей в голову не пришла бы мысль о побеге, но, сковав ее движения, противники как бы сами спровоцировали дальнейшие действия. Освободив руки, Ольга поняла, что обратного пути нет, теперь она обязана выйти отсюда. Сейчас или никогда!

Дверь была плотно заперта, но на всякий случай девушка, навалившись всем телом, попыталась ее протолкнуть, та и не двинулась. Бесполезно! Ольга присела на корточки. За дверью стояла полнейшая тишина. Интересно, что там ее ожидает? По всей видимости, ничего хорошего. Ну и наплевать! Раз она сумела освободиться от пут, то уж выйти отсюда сумеет. Нужно только рискнуть.

Девушка перевела дыхание и тихонько поскребла ногтем о дверь.

Прислушалась – никакой реакции. Да что же, они спят, что ли? Должен быть у нее охранник. Обязательно должен быть. И скорее всего – один. Охранять связанную девушку в запертом на замок помещении вдвоем – по меньшей мере глупо. А эти мужчины, они ведь такие самоуверенные, что наверняка оставили с ней только одного охранника…

Она повторила маневр еще раз, потом, приложив усилия, издала более громкий звук. Наконец за дверью послышалось движение и звон ключей. Есть! Снаружи отомкнули замок, и в комнату смело шагнул охранник. Один. Совсем еще молодой парень – лет двадцати, не больше. Он замер, удивленно уставившись на пустую кровать, где, по его предположениям, должна была находиться пленница. В этот момент сильный удар ногой в пах сложил его пополам. Не давая противнику опомниться, Ольга ударила еще раз. И следом, сложив руки в «замок», – по шее. Парень молча рухнул на бетонный пол. Девушка не стала его добивать (хотя очень хотелось!), перешагнула через неподвижное тело и устремилась к выходу из темницы…

Выехав за пределы кольцевой автодороги, миновав московский шум и заторы, проехав мимо поселков-сателлитов, борющихся за то, чтобы войти в пределы столицы, одним словом, минут через пятнадцать езды на умеренной скорости по одному из шоссе можно оказаться в самой настоящей деревне. Именно такой, какой обычно и представляют себе российскую деревню – с почерневшими от времени, покосившимися заборами, огромными, похожими на озера и никогда не высыхающими лужами на дорогах, тощими, ободранными курами, которые выискивают в траве съедобные семена, домами, покрытыми облупленной краской, и бредущим по улице алкашом в пыльном пиджаке. И попавшему в деревню не верится, что всего в каких-то десяти – пятнадцати километрах отсюда бурлит своей насыщенной жизнью столица. Тишина здесь нарушается отнюдь не гулом автомобильных моторов, а шелестом листьев, стрекотанием кузнечиков и позывными «Маяка», которые, по старой памяти, несутся из каждой радиоточки. Ну, пожалуй, еще пройдет пьяная компания к большаку, чтобы на автобусах, с несколькими пересадками, добраться до Москвы и там уж повеселиться на полную катушку – с отвратительной водкой из привокзального киоска, дракой с местными бомжами, разбитыми бровями и носами и пробуждением в грязной подворотне – без денег, часов, обуви и мало-мальски ценных предметов одежды. Хорошо если хоть живы останутся…

Миша Казачков не любил эти прогулки в город. Ну какой, спрашивается, смысл тащиться туда, где менты на каждом шагу, шум, гам, полно народу всякого, приткнуться негде? То ли дело здесь, в родном Дядькино, – все рядом, до хаты два шага, опять же огурчиками солененькими можно у соседки разжиться, сесть культурно на природе, выпить, закусить… Ну для чего, скажите, переться в эту Москву?

К сожалению, друганы Миши Казачкова этих его взглядов не разделяли. И каждые выходные отправлялись в первопрестольную. Вот и сегодня утром его звали с собой.

– Поехали, – говорил Степа Кузнецов, – развеемся, отдохнем. А то так и сгнием в своей деревне. А там столица. Культура!

Когда он произносил слово «культура», лицо его становилось одухотворенным. Как будто он в Москву ездил Третьяковскую галерею посетить или, скажем, Большой театр.

Двое других из их компании, Гена и Серый, стояли, привалившись плечами друг к другу, и молчали. В принципе им было все равно, поедет с ними Миша или нет. Им вообще было на все наплевать. Они уже успели с утра раздавить банку.

Когда Миша отказался ехать, Степа обвинил его в предательстве самого святого, что есть у человека, – мужской дружбы, обругал его всякими нехорошими словами и напоследок высказал предположение, что тот вообще нерусский, раз так поступает. И с оскорбленным видом пошагал в сторону шоссе. Серый и Гена, все так же опираясь друг на друга, поплелись за ним…

Миша не обиделся, Миша знал, что завтра, ближе к вечеру, они вернутся домой, грязные, избитые и угрюмые. И втайне завидующие ему. И лучший друг Степа Кузнецов будет, посасывая беломорину, рассказывать об их приключениях, беззастенчиво фантазируя и отчаянно матерясь. А Серый и Гена, нетвердо держащиеся на своих табуретках, будут кивать время от времени небритыми подбородками… Миша все это прекрасно знал и поэтому не поехал в Москву.

Куда лучше провести выходные здесь, в родной деревне. Миша пошел домой, достал из-за старой репродукции картины «Незнакомка» заветную поллитру, положил в целлофановый пакет краюшку хлеба, маринованный помидор, несколько ломтиков нарезанного сала, половинку луковицы и завернутую в обрывок газеты щепоть соли. Сунул сверток в карман и направился к двери. Потом остановился, прихватил банку с напитком «Юпи», в который Миша, в полном соответствии с инструкцией, «просто добавил воды», и не забыл стакан. Чтоб уж совсем культурно отдохнуть.

Когда Миша вышел из своей хаты, день был в самом разгаре. Солнце шпарило вовсю, немногие обитатели деревни Дядькино будто вымерли – наступило время послеобеденного отдыха. Миша Казачков сегодня не обедал, как, впрочем, и вчера, а вот позавчера баба Наталья налила ему плошку душистого, наваристого борща и даже с большим куском мяса на мозговой кости. А обычно Миша перебивался чем попало. Вот и сегодня скромная закусь должна была заменить ему обед.

Но не беда, с поллитрой завсегда веселее. Миша прошел по главной улице деревни, носящей по старинке имя вождя мирового пролетариата, миновал последний дом, свернул с улицы и, обойдя задами заборы, проник на огород.

Конечно, у Миши был свой огород. Но, понятно, грядки его давно вытоптали приятели, отыскивая съедобный корешок, яблони и груши загнулись и одичали, и только бурьян с чертополохом разросся пышным цветом. Ну что за удовольствие сидеть среди бурьяна? Что он, дворняга какая?