Текст книги "Сегодня ты, а завтра…"

Долговязый, в свитере с высоким воротником и засаленной кожаной куртке (притом что на улице дикая жара, а кондиционеры в управлении в большинстве своем не работают и бедные полицейские потеют в одних рубашках), с таким же засаленным хвостиком на затылке, Том мило улыбался, развертывая на столе не менее засаленный рулон кальки с картой коммуникаций штата.

– Итак, что тебя интересует?

Кэт с трудом отыскала нужный район и ткнула пальцем в кружок, обозначавший военную базу.

– Эй, сестренка, – даже присвистнул Андеграунд, – не круто ли берешь?

– Томи, я не только пойду с тобой в метро, я еще покупаю пиво.

– Заметано. – Он развернул новую кальку, более мелкого масштаба. – И что мы ищем?

– Понимаешь, он проник на территорию через канализационный люк, мне нужно узнать, где он вошел…

– Он – это кто?

– Один парень, знакомый…

– Ладно, смотри. У них тут собственная, практически замкнутая система со своим коллектором, отстойником и прочей хреновиной, все это крутится внутри, и выходов на поверхность порядка пятидесяти, а за территорией всего четыре, видишь, расположены почти по прямой и… – Том нагнулся над картой, водя пальцем по одному ему понятным линиям и значкам с цифрами, – хотя… погоди, есть еще одно ответвление, слепой отросток, тупик – магистраль обрывается где-то в лесополосе.

– Том, а можно мне это позаимствовать?

– Нет. Но за домашний ужин после прогулки ночью в метро я тебе это отксерю.

Кэт, не раздумывая, согласилась. Андеграунд скопировал нужный кусок и маркером отчертил хитросплетения военной канализации.

– Слушай, а того парня поймали?

– Нет.

– А уходил он как, тоже под землей?

– Не знаю.

– Если его не посадят, познакомь, я покажу ему более короткий и сухой путь туда же. Да, и еще купи мне два сандвича с тунцом прямо сейчас, за то что я никому ничего не скажу.

Кэт обследовала четыре люка, помеченные на схеме, ни один из них не открывали как минимум год, все они находились в чистом поле и были основательно присыпаны землей, поросли зеленью, и найти их без карты было бы весьма затруднительно. Она отправилась к тупиковому отростку, на ходу размышляя, а не прекратить ли это гнилое дело. Может, лучше устроить засаду на подходах к собственному дому и, перехватив Турецкого, просто вывезти его из страны в чемодане в качестве багажа, а там пускай через официальные инстанции договариваются, прав он или виноват. Не будет же, в самом деле, у люка лежать конверт с прощальным приветом, списком всех злодеев и изложением причин, побудивших русского следователя отправиться на базу армии США.

Кэт брела по бурелому, всматриваясь под ноги и палкой расшвыривая прошлогодние полуистлевшие листья, и дыру в земле заметила только в последний момент. Нога ее уже зависла над пустотой, но какой-то до боли знакомый обрывок ткани заставил ее остановиться. Люк, крышку которого кто-то уволок – Турецкий когда-то рассказывал, что у них в России крышки люков используют как гнет при засолке капусты, возможно, и в Штатах уже начали, – зиял прямо перед ней, а за верхнюю ступеньку проржавевшей лестницы, ведшей куда-то вниз, зацепился приличных размеров кусок пиджака Турецкого. При ближайшем рассмотрении кусок оказался левой полой с сохранившимся карманом и даже сохранившимся в нем бумажником. Бумажник действительно был Турецкого, но он был пуст. Теперь возникал вопрос, какого черта его занесло в такую даль и почему, если он случайно провалился, он не вылез обратно по лестнице, а побрел вперед и наделал столько шума.

Кэт медленно двинулась вперед, и ей стали попадаться отчетливые следы, прояснявшие картину происшедшего. Турецкий бежал, кое-где падал на колени, оставляя в слежавшихся листьях отчетливые следы, а с пригорка он, очевидно, вообще съехал на заднице, ближе к опушке в траве Кэт заметила несколько гильз, значит, его преследовали, он удирал от погони. Если бы расследование проводилось официально, все это можно было бы рассказать в суде, и никто бы не смог этого опровергнуть, но поскольку она работает на свой страх и риск, то, даже сними она все на видео, никто ей не поверит, поскольку все эти улики можно было бы сфабриковать за десять минут. Кэт присела, рассматривая гильзы – пистолетные, тридцать восьмой калибр. Скорее всего, от «магнума». Она осторожно поддела карандашом одну из них и положила в конверт.

– Привет… – Кэт вздрогнула, и в шею сбоку ей уперлось дуло полуавтоматической винтовки. – Грибы собираешь, детка?

Кэт медленно выпрямилась, не переставая ощущать холодок металла на шее, кто-то подтолкнул ее в спину:

– Пойдем прогуляемся.

Они вышли на опушку. У небольшого вагончика стоял серый «БМВ», и бритоголовый, шкафообразный мужик, в пропотевшей насквозь майке, тащил из багажника две канистры. За поясом у него торчал пистолет, а в канистрах наверняка была не свежая вода для страдающих от засухи растений.

– Ленчик, ты же вроде поссать пошел, а уже с бабой? – удивился амбал.

– Хочешь, тебе подарю?

– Она же черная.

– А ты свет погаси.

Бритоголовый минуты полторы что-то натужно взвешивал в уме и наконец согласился:

– Возьму, только ты ее посторожи, пока я тут закончу.

– А чего ждать, давай прямо сейчас, а я посмотрю.

Амбал с готовностью бросил канистры и шагнул к Кэт:

– Давай, детка, иди к папочке, смотри, какой я большой и сильный, хочешь меня потрогать?

Краем глаза Кэт наблюдала за парнем с винтовкой. Возраст, комплекция, имя, шрам на переносице – где-то она уже видела эту рожу. Кэт напрягла память. Ну да, определенно это русский бандит Сытин, один из подручных Беляка. Причем он, судя по оперативным сводкам, часто летает в Москву…

А ее пистолет в наплечной кобуре, и нет ни единого шанса дотянуться до него раньше, чем Сытин успеет выстрелить. И он наверняка догадывается, кто она, искоса наблюдает, ухмыляется, сволочь.

Бритоголовый лизнул ее в щеку, от него разило потом и мексиканским рестораном, он протянул руку и зашарил по груди, забираясь под блузку, но остановился, наткнувшись на рукоятку револьвера. На мгновение все замерли, Сытин перевел взгляд на вначале недоумевающую, а потом постепенно расплывающуюся в усмешке рожу напарника, и в этот момент Кэт правым локтем выбила винтовку из его руки, а левой рукой выхватила пистолет из-за пояса у амбала. Сытин от неожиданности потерял равновесие и присел, но амбал оказался не таким уж увальнем, он успел вырвать пистолет Кэт.

Они стояли буквально в полуметре, уперев пистолеты друг другу в переносицу, что не давало Кэт маневра и не позволяло контролировать Сытина, и тот спокойно встал, поднял с земли винтовку, для убедительности передернул затвор и спокойно вернулся на свое место.

– Вау! А дамочка-то у нас из легавых. – Амбал осторожно, двумя пальцами отобрал у Кэт свой пистолет и засунул его за ремень, на этот раз сзади, от греха подальше.

– А зачем тебе такой большой и страшный револьвер, детка? – шепотом, приблизив губы к самому уху Кэт, спросил Сытин.

– Он ее возбуждает! – заржал бритоголовый, он медленно возил своими лапами по телу Кэт, пока Сытин одной рукой потрошил ее сумочку.

– А что такая красивая, такая шоколадная куколка делает одна в лесу? – продолжал издеваться Сытин. – Потеряла что-то? Братца названого Сашеньку? Что ж ты всех своих ментов с собой не притащила?

Кэт молчала, мучительно соображая, как избавиться от уродов, единственная надежда, что Турецкий вылезет через тот же люк и перестреляет их всех из того самого похищенного им армейского имущества.

– Знаешь, Ленчик, что-то перехотелось мне ее трахать даже в темноте, – заявил амбал. – Давай ей лучше ку-клукс-клан устроим.

– Братан, ты гений! – отозвался Сытин.

Кэт втащили в вагончик и привязали к стулу, амбал выплеснул на стены и мебель обе канистры и, поигрывая трехсотдолларовым «Ронсоном», послал Кэт воздушный поцелуй:

– Бай-бай, детка.

– Да, извини, что мы без белых этих… балахонов и колпаков, но в целом очень похоже. – Сытин вышел из вагончика и, насвистывая, направился к машине.

Амбал с той стороны запер дверь и щелкнул зажигалкой. Огонь уверенно разгорался. Звать на помощь было бесполезно, перетирать веревки – некогда. Кэт изо всех сил принялась раскачивать стул, который скрипел и шатался, но не желал разламываться на части. Она с трудом встала на ноги и, подпрыгнув, всем своим не таким уж большим весом плюхнулась на сиденье – ножки разъехались, и она оказалась на полу, а руки все еще были примотаны к спинке. Кое-как поднялась. Юбка на ней вспыхнула, но Кэт не обращала внимания, разбежавшись, она плечом вышибла оконное стекло и вывалилась наружу.

Дом на противоположной стороне дороги выглядел странно, если призадуматься. Кому пришло в голову строить в глуши на самой обочине не бензоколонку и не забегаловку, а просто жилье? Оставалось надеяться, что в нем обитают добропорядочные американские обыватели, с телефоном, по крайней мере. Большего от них не требуется.

Позади дома располагался гараж, ворота не заперты: кабина пикапа торчала на полметра на улицу. Может, он вообще туда не помещается? Из чистого любопытства я подошел поближе. Места в гараже было предостаточно, водителю, видимо, не хватило сил для последнего рывка. Ключ зажигания в замке. Все ясно. Простые, открытые люди.

Дверь открыл угрюмый тип, с помятым, почти нашим лицом. Я тут же убрал приготовленную на всякий случай улыбку.

– Необходимо срочно позвонить. – Он отступил от прохода ровно настолько, чтобы я смог протиснуться, цепляясь за косяк. Пришлось отодвинуть его плечом.

– Где телефон? – повторил я начальственным тоном. – Необходимо сделать срочный звонок!

Он указал в дальний угол прихожей в сторону стола, заваленного пивными банками (на полу их тоже хватало). Телефона на столе не оказалось.

– Угощайся там. Сейчас принесу телефон. – Хозяин удалился, шаркая ногами и громко бормоча. – Просто хренею от этих военных!..

– Эй! – заорал он уже из другой комнаты. – Ты, случаем, не из Нью-Мехико? У них там такой английский пополам с испанским, прям как у тебя, хрен разберешь.

– Ни слова не знаю по-испански, – признался я.

Угоститься пивом так и не удалось: все банки на столе были порожними. Пока я тщетно шарил в поисках живительной влаги, вернулся мой гостеприимный хозяин. Вместо телефона он держал наперевес многозарядный карабин сорок пятого калибра.

– Ложись на пол, ублюдок! Медленно, руки держи на затылке.

– Ты что, совсем обалдел?!

Я и не подумал выполнять его приказ. Но странный тип, видимо, не собирался шутить. Не успел я выпалить свою фразу, как он спустил курок, целясь мне между ног. Пуля разорвала левую штанину и обожгла верхнюю часть бедра с внутренней стороны. Волей-неволей пришлось подчиниться – плюхнуться на грязный, заплеванный пол. Впрочем, сам я был не намного чище, поскольку, когда вываливался на полном ходу из багажника этого надутого майора, место высадки, естественно, выбирать не приходилось, и я умудрился закатиться в какую-то лужу. Слава богу, что вообще выбрался с этой чертовой базы, могли ведь и пристрелить.

– Что? Не ждал?! Рембо долбаный! Думал в лесу спрятаться?! – На его опухшем от пива лице сияла злорадная ухмылка.

Он был либо стопроцентным психом, либо подручным Беляка. Неизвестно, что хуже. Когда я подходил к его дому, местность будто бы показалась мне знакомой. Несколько минут назад я не придал этому значения, все равно вчера в темноте толком ничего не разглядел. А если фургончик моего закадычного друга и соотечественника в каких-нибудь двух-трех сотнях метров отсюда? А этот тип при нем смотритель? Везет мне в последнее время как утопленнику.

– Ненавижу военных! – Человек с ружьем прервал поток моего сознания. – Ты в курсе? Ты, ублюдок?! – Он двинул прикладом по почкам, отчего в глазах у меня сделалось абсолютно темно.

– Как тебя зовут? – продолжал он, распаляясь, и вдруг запнулся. – Чего, чего?! – Он нагнулся и что-то прочел на отвороте кителя: – Мери Анджело? Так ты извращенец! Ненавижу извращенцев! – Он снова заехал прикладом по тому же месту. В глазах опять потемнело.

Когда я смог соображать, то пришел к одному утешительному выводу: этот придурок не связан с Беляком, просто человек тяжелой судьбы. Но объяснять ему, что женскую форму я надел не по убеждениям, а в силу острой жизненной необходимости и сам испытываю от этого определенные неудобства (особенно в отношении мокасин, которые мне, мягко говоря, маловаты), было бы пустой тратой времени.

– Послушайте, сэр, – сказал я примирительно, – произошло явное недоразумение. Я гражданин России, следователь по особо важным делам. В Соединенных Штатах нахожусь в служебной командировке. Во внутреннем кармане мои документы. Только не говорите, что ненавидите русских, следователей и командированных.

Разумеется, насчет документов я блефовал, мой бумажник исчез, и я даже толком не знал, отобрали ли его братки Беляка, или я сам потерял его уже после.

– Ты почти угадал, приятель. Ненавижу прокуроров! Ненавижу следователей! – Он вознамерился продолжить экзекуцию, но какая-то неожиданная мысль бросила тень на его вдохновенное лицо садиста. – И еще копов ненавижу, – добавил он угрюмо.

Хозяин проследовал к столу, продолжая держать меня на мушке. Выдвинул ящик и подхватил под мышку сразу несколько пивных банок, вот где, оказывается, он их держал.

– Ты скользкий ублюдок. Знаю прекрасно, что ты за сволочь, будь уверен! – Он на одном дыхании всосал банку. – Не успеют сунуть таких, как ты, в кутузку, как через пять минут вы на свободе. Такие, как ты, кладут на копов! Знаю я вас!

Он запустил скомканную банку в пирамиду таких же в углу и промазал. В сборную по городкам мой новый знакомый явно не годился.

– Ну и хрен с ними. Посмотрим, как ты на меня положишь!

– А пиво у тебя, наверное, дерьмовое, – постарался я сменить тему разговора.

– Держи! И смотри не обоссысь, когда я вышибу тебе мозги.

Я осторожно, демонстрируя полнейшую лояльность, убрал руки из-за головы, осторожно откупорил крышку и принялся прихлебывать, издавая журчащие звуки. Эффект возымел действие практически мгновенно – рефлексы великая вещь. Мой мучитель вдруг почувствовал, что пива в нем скопилось многовато, скрутился и начал пританцовывать одной ногой. Я весь напрягся, но в этот момент под окнами заскрипели тормоза.

– Вот же ж блин! Фараоны! – Он на цыпочках попятился ко входу. – Можешь не радоваться. Я передумал. Живым тебя не сдам!

Дьявол! Я стал поносить себя последними словами. Выходит, виной всему эта дурацкая военная форма. Они уже успели раструбить на всю округу о ночном инциденте на базе. Надо ж было так облажаться. Мог бы и догадаться, старый осел!

В дверь забухали. Если судить по звуку, у визитера вместо кулака была полупудовая кувалда. Хозяина передернуло, будто он сунул пальцы в розетку. Я подскочил и ринулся на него. Нас разделяло пять шагов. Карабин он держал стволом вверх, непонятно зачем. Может, вестерны любил смотреть. Он выпалил скорее в мою сторону, чем в меня, – угодил куда-то в потолок или в стену. В сборную по стендовой стрельбе он тоже не годился.

Я хотел налететь на него всем весом, но делать этого не пришлось. Стрелял он из неудобного положения, и отдача сорок пятого калибра в сочетании с ведром пива сыграла с ним злую шутку: он опрокинулся навзничь, треснувшись затылком об порог. Из-за двери выстрелили в замок. Раздумывать было особенно некогда, вступать в объяснения с американской полицией в сложившейся ситуации мне совсем не улыбалось. Слишком многое пришлось бы объяснять. И к чему бы это в итоге привело – одному Богу ведомо, запросто могли под конвоем депортировать на родину. А такой поворот событий меня не устраивал.

Последнюю мысль додумывать пришлось на ходу, точнее, на лету – я вышиб окно в задней части дома и вприпрыжку помчался к пикапу. Будет, конечно, неудобно, если не удастся уйти от местных коллег и они-таки меня сцапают.

…Погоня образовалась достаточно быстро. Двух минут не прошло. Как назло свернуть было некуда, а на трассе оторваться от преследователей на грузовичке, к тому же прилично раздолбанном, – совершенно нереально. Не дожидаясь, пока на первом же перекрестке мне перегородят дорогу, я свернул прямо в чистое поле – будь что будет, мне теперь плевать. Если мой драндулет не заглохнет, полицейские лишатся преимущества в скорости.

Драндулет не заглох, с грехом пополам я перевалил через довольно крутой холм. От дороги меня отделяло метров сто пятьдесят, увязались полицейские следом или рванули в обход, заметить я не успел. А зря. От этого зависело, что делать дальше. Положась на удачу, я снова свернул направо и поехал обратно в сторону злополучного дома, из которого только что сбежал. Теперь от дороги меня отделял гребень холма. Километра через полтора он закончится, а там можно пересечь шоссе и заехать в лес. Даже не верится, что удалось так легко отделаться.

Полицейские вынырнули перед самым носом, стоило мне только уверовать в удачу. Чтобы избежать столкновения, я резко заложил влево и едва не опрокинулся. Мы прыгали по ухабам, удаляясь от шоссе, сохраняя дистанцию метров пятнадцать. Местность спереди просматривалась примерно на километр. Что там дальше: пологий склон или обрыв, можно было только гадать. Или выяснить опытным путем.

К моему счастью, склон таки оказался пологим, но везенье на этом закончилось. Я въехал в ущелье между двумя крутыми, протяженными холмами, густо поросшими кустарником. Проехать по откосу можно разве что на танке. И упиралось ущелье в болото, в общем, – полная задница! Когда до меня дошло все это, сворачивать, конечно, было уже поздно.

В ярости я нажал на клаксон и решил, что ненавижу всех, в особенности сидевших на хвосте фараонов, придурка с карабином, а в первую голову – Беляка.

Посреди долины торчала какая-то деревянная развалюха, наверное, памятник деревянного зодчества времен колонизации. По странной прихоти сознания в памяти всплыла историческая фраза: «Затем, на развалинах часовни…» Не отдавая до конца отчета в своих действиях, я начал выворачивать к строению. Вблизи оно оказалось заброшенным коровником или конюшней. Ветхость его я издалека, пожалуй, несколько преувеличил. К воротам мы подошли ноздря в ноздрю: разрыв не более чем полкорпуса. Не успели мы въехать внутрь, как я ощутимо зацепил массивную опору, поддерживавшую свод. Что-то ударило в крышу кабины, по лобовому стеклу пошли трещины. Я практически утратил видимость, но тормозить не стал. Еще через секунду пикап протаранил заднюю стенку сарая. Я здорово стукнулся грудью об руль. Двигатель заглох. Проехав по инерции еще несколько десятков метров, грузовичок остановился. Я вывалился из кабины, превозмогая страшную боль в груди. Полицейской машины видно не было. Очевидно, им досталось еще больше, чем мне. Не дожидаясь, пока они очухаются, я вытащил из-под сиденья промасленную робу и побежал к болоту. На бегу я ощупал грудь. Болит, но ребра, похоже, целы.

Кое– как перебравшись через болото, я заставил себя остановиться и оглядеться. Полицейские так и не показались. Хорошо, если они вообще живы и не слишком покалечены. Что ж, господин Турецкий, заявил я себе, подведем промежуточные итоги, подобьем, так сказать, бабки. Ситуация в целом та же, что и час назад, не считая угнанной и разбитой машины, изувеченных полицейских, разбитой полицейской машины и десятка синяков по всему телу. В активе – анонимность вышеуказанных злодеяний. Следовательно, можно считать, что ничего и не было. Кроме синяков, конечно, – это объективная реальность, от нее никуда не денешься.

Хотелось материться. Вместо того чтобы тихо-мирно расследовать обстоятельства убийства генерала Филимонова, я мотаюсь по Америке, калечу полицейских, угоняю машины, рыскаю по военным базам… Не удивлюсь, если на меня уже охотится ФБР.

Чтобы вернуться в лоно цивилизации, мне предстояло протопать километров сорок. Выйти на шоссе голосовать – слишком опасно, эту заманчивую идею пришлось отмести с ходу. У полиции вряд ли есть сколько-нибудь внятное описание моей внешности, но в этом рванье меня заметут просто так, безо всяких примет и ориентировок. И по бензоколонкам в поисках телефона тоже шастать не стоит. Денег, кстати, у меня при себе ноль баксов. Итак, пешочком, господин Турецкий.

Опыт пеших путешествий по американским дебрям у меня был весьма ограничен. Чингачгук из меня вышел никакой. Через пару часов я натер ногу, проголодался, как волк, что с учетом вчерашних похождений, в общем, неудивительно. Съедобные коренья и сочные плоды мне на пути как-то не попадались. Хуже всего то, что я постоянно блукал. Местность была достаточно болотистая, поэтому непрерывно приходилось петлять, чтобы не провалиться по уши. Ориентироваться по солнцу не представлялось возможным: около полудня небо заволокло низкими плотными облаками. Поди разбери, за которым из них это дурацкое солнце. Шум дороги тоже не здорово помогал – шоссе здесь, понятное дело, не одно. Так что брел я преимущественно наугад. Около трех часов наткнулся на дикую яблоню – хоть какая-то радость в жизни. Отвратительных, терпких яблок я проглотил не меньше килограмма – даже в раннем детстве со мной подобного не случалось. Сидя под яблоней, я мечтал о диких соленых огурцах, вертолете с теплым душем или, на худой конец, сотовом телефоне.

С наступлением темноты, которое совпало с приступом чудовищной усталости, я отбросил напрочь всякую осторожность и выбрался на обочину трассы. Подбирать в сумерках грязного оборванца никто не желал, но, по крайней мере, идти стало легче. Уже совершенно в сомнамбулическом состоянии около часа ночи я наконец достиг пригорода Нью-Йорка, хотя какого именно – непонятно. Я даже не был уверен на все сто, что это именно Нью-Йорк. Расспрашивать ночных прохожих, в каком городе мы находимся, было бы тактически неверно. Поэтому я зашел в какой-то старый склад и моментально отключился среди пыльных, воняющих чем-то ужасно неприятным огромных тюков…

Проснулся я перед рассветом от сильной боли то ли в спине, то ли в ногах, то ли в груди, то ли в затекшей шее. Места, которое не болело бы, при самом тщательном осмотре обнаружить не удалось. До умопомрачения хотелось коньяку. Впрочем, и от самого дрянного самогона я бы не отказался, только бы налили.

Я выбрался из своего убежища. Для возвращения к нормальной жизни оставалось немного: найти мелочь на телефонный звонок Кэт. Улица была пуста. Своей архитектурой район более напоминал Гарлем, нежели Медисон-авеню. Я несколько раз потянулся, чтобы хоть немного разогнать кровь, и зашагал в том направлении, где, по моим предположениям, находился центр. Пройдя несколько кварталов, я повстречал первых прохожих: таксиста, драившего свою тачку перед началом рабочего дня, и трех пуэрториканцев, развалившихся на лавке и сонно покуривающих. В машине был включен магнитофон, шофер орудовал мочалкой под аккомпанемент Шуфутинского.

– Привет, – я постарался изобразить самую приветливую улыбку, но в зеркало предпочел не заглядывать: острых ощущений с меня предостаточно.

Таксист не удивился, услыхав русскую речь, и, не оборачиваясь в мою сторону, процедил:

– Здорово, коль не шутишь.

– До телефона подбросишь? – задал я идиотский вопрос, но ничего лучшего на ум не пришло.

Он оторвался от своего занятия, смерил меня взглядом, затем обернулся и поглядел на дом у себя за спиной:

– Телефон на четвертом этаже, у хозяйки. Такого здорового жлоба мне не добросить – я тебе не Кинг-Конг.

– Земляк, мне всего-то нужно – позвонить. Может, поможешь мне как-нибудь? С меня пиво. Впоследствии.

Он тяжело вздохнул, как будто я просил его о каком-нибудь неслыханном одолжении, и застыл в нерешительности. В разговор вмешался один из пуэрториканцев:

– Эй, Мак! Чего этот придурок от тебя хочет? Я что-то его не припомню.

– Валил бы ты отсюда, – сказал таксист вполголоса, – эти недоноски чокнутые. Автомат в одном квартале отсюда, за углом слева.

Валить мне пока было рано: предстоял еще один раунд переговоров – про двадцать центов на звонок. Но провести его в деловой, конструктивной атмосфере нам не дали.

– Ты кто такой, приятель? – поинтересовался другой пуэрториканец и запустил в меня окурком.

Все трое парней были лет двадцати, все столь же наглые, сколь и щуплые. В другой обстановке им, возможно, сошла бы с рук их выходка, но не сейчас. Я и без того был зол. Под ногами у меня валялся увесистый дрын – кусок сломанной спинки скамейки. Я подхватил его и без долгих предисловий со всей силы огрел молодого нахала по уху. Он кубарем полетел на землю. Из рассеченной щеки брызнула кровь.

Второй дрожащей рукой вытащил нож. Я с разворота заехал ему по носу. Он плюхнулся как мешок рядом со своим приятелем.

Третий сделал акробатический пируэт – кувыркнулся назад через скамейку и припустил что есть духу.

Я хотел уже вернуться к прерванному разговору с русским таксистом, но уловил какое-то движение сзади. Отпрянув в последнюю секунду, я счастливо избежал удара монтировкой по шее.

– Ты! Козел! – Таксист был вне себя от ярости. – Хочешь, чтобы они меня почикали?!

Он сделал резкий выпад и выбил у меня из рук дубину. Увидев, какой оборот приняли события, сбежавший подонок вернулся и с опаской стал обходить меня сзади. Не решаясь приблизиться, он подобрал обломок кирпича и поигрывал им, готовясь, видимо, запустить его мне в затылок. Я оказался между двух огней, бежать тоже нельзя – кирпич все равно быстрее.

Чтобы не затягивать драматическую развязку, я бросился на парня и в последний момент пригнулся. Он швырнул свой снаряд в меня, но угодил в подбородок ринувшегося за мной следом таксиста. Водитель выронил монтировку, схватился обеими руками за лицо и стал медленно оседать. Пуэрториканец повторил свой недавний финт и галопом скрылся за углом.

Я подхватил раненого шофера. Он попытался вырваться, затем полез в карман и вытащил кошелек:

– Вот вся вчерашняя выручка. Убирайся!

– Спрячь. – Я с усилием засунул деньги обратно. Но он завопил как бешеный:

– Возьми! Возьми все! – Таксист выгреб из другого кармана мелочь и зажал в моем кулаке.

На шум из окна выглянула женщина и тоже закричала истошным голосом:

– Грабят! Грабят! Макса убили!

Таксист обмяк. Не желая принимать дальнейшее участие в этой идиотской истории, я поспешил ретироваться.

Спрашивается, что со мной вообще произошло порядочного за последние тридцать шесть часов? Один сплошной, беспрерывный идиотизм. Идиотическое наваждение какое-то.

На всякий случай я не воспользовался ближайшим телефоном-автоматом, вместо этого прошагал в резвом темпе еще несколько кварталов – от греха подальше. Подсчитал свои трофеи: два доллара сорок центов. Можно хоть в Москву звонить.

Кэт дома не оказалось, выглядело это весьма странно – в такую-то рань! Но телефон упорно молчал, а номер сотового, записанный на какой-то бумажке, остался в пропавшем бумажнике.

Улица потихоньку наводнялась людьми. Первые прохожие всегда и везде отличаются от своих более поздних собратьев. Их не так много, они не так сильно торопятся и имеют возможность глазеть по сторонам. Я же являл для них своеобразную достопримечательность. Нужно было срочно что-то предпринять, поработать над своим внешним обликом, иначе свидания с полицией мне не избежать.

Стараясь обходить стороной более приличные кварталы, я двинулся в поисках какой-нибудь распродажи, останавливаясь у каждого автомата, чтобы позвонить Кэт. Но ее все не было. Примерно после часа бесплодных поисков я набрел на заведение под названием «A. Zs. Bronstein. Second hand». Ниже красовалась еще одна вывеска, сообщавшая о распродаже и неслыханных скидках – до семидесяти процентов. Если это хоть в какой-то степени соответствовало истине, то я, пожалуй, смог бы здесь разгуляться на свои два бакса.

– Вы и есть тот самый Бронштейн? – поинтересовался я у продавца.

– Слава Богу, нет. Того самого убили раньше, чем я родился, если вы понимаете, о чем я говорю. Я другой Бронштейн.

– И у вас можно прилично одеться за два доллара?

– Не для приема у английской королевы, конечно, но в соседнем районе вас сочтут фраером или солидным господином, смотря какой стиль вы предпочтете. Пройдемте сюда.

Он схватил меня за рукав и потащил по лабиринтам своего заведения.

– Вот замечательный строгий костюм, почти как новый, я взял его у соседа за сотню, когда беднягу разбил паралич. Вы же понимаете – я не мог отказать больному и не мог наживаться на чужом горе. Но вам я отдам его всего за пятьдесят баксов. С первого взгляда видно, что вы интеллигентный человек. Вы слыхали, кто такой Бронштейн?

– Непременно загляну к вам в ближайшие дни. – Я аккуратно высвободил рукав. – Но, к сожалению, обстоятельства сложились так, что у меня при себе только два доллара. Я не могу даже вернуться домой.

– Я вас прекрасно понимаю, будьте уверены! – Бронштейн снова вцепился в мой рукав. – Если вам не нравится строгий костюм – так и скажите. У меня великолепный выбор! Нигде вы не найдете такого выбора, как у меня. Смотрите: легкий костюм спортивного типа. Настоящий, клубный. Его почти не носили. Вы только пощупайте, какой материал.

Не в силах прервать словесный поток, я вытащил из кармана мелочь и молча подбросил монеты на ладони.

– Уберите ваши деньги! – возмутился продавец. – Я прошу вас: пощупайте этот материал! Это же тончайшая фланель. Как кожа младенца! Вы когда-нибудь видели такую? Каких-то восемьдесят долларов, но вам я отдам за семьдесят пять. Вы приличный человек, я приличный человек, я делаю вам скидку. Приличный человек – вообще редкость в наше время. Примерьте – и вы просто не сможете его снять.

Он принялся подталкивать меня к зеркалу, но я пресек его попытки на корню и снова сунул ему под нос пятерню с мелочью.

– Только. Два. Доллара, – произнес я как можно убедительней, и на всякий случай повторил еще раз: – Только два. Увы.

– Неужели так безнадежно? – выдавил он совершенно подавленным голосом и с чувством глубокого разочарования повесил клубный костюм на место. – Пройдемте сюда. – Мы проследовали в помещение, служившее, судя по всему, складом неликвидов. – Торжественный костюм, белая манишка. Отдаю комплект за два бакса плюс то, что на вас. Брюки, правда, немного коротковаты. Позвольте, я помогу вам застегнуть манишку.

– Спасибо, не стоит волноваться, я сам справлюсь.

– Это вряд ли. В вашем возрасте акробатические трюки уже противопоказаны.

– Обычно я выгляжу несколько лучше, – начал я, и тут до меня наконец дошло: манишка застегивалась на спине. И еще белые тапочки на бумажной подошве, прилагавшиеся к костюму совершенно бесплатно, – они мне определенно что-то напоминали.

Поскольку телефон Кэт по-прежнему упрямо молчал, я решил проехать на метро без билета, поскольку стоил он астрономическую для меня сумму – полтора доллара. Однако как я ни старался пройти мимо огромного белозубого негра, стоящего у турникетов и зорко следящего за пассажирами, ничего не вышло. Ну ничего, доберусь своим ходом до гостиницы, приведу себя в порядок, а потом уж займусь делами, буду, по крайней мере, чувствовать себя как белый человек.