Текст книги "Водоворот"

Никлас по голосу слышал, что старик на другом конце провода много курит, и представил себе узкое темное помещение, как в старых угольных шахтах.

– Именно это мы и пытаемся выяснить. Пока я, к сожалению, могу только сказать, что у нас на руках три куклы, и нам нужно узнать о них как можно больше.

– Что-то определенное? – Снова глубокий вдох.

– Для начала, сколько подобных кукол существует на свете.

– Если мы говорим именно об этих куклах, то мы привезли пару сотен, прежде, чем заметили, что интерес к ним иссяк. Их производят в Гонконге. Помню, мы хорошо на них зарабатывали.

Перед глазами Никласа предстал пляж, усеянный маленькими деревянными плотиками.

– На кукле есть номер. Он вам о чем-нибудь говорит?

– Хм, у меня здесь где-то были каталоги. Если я не ошибаюсь, они что-то символизируют. С серийными игрушками такое часто бывает. Маркетинговая борьба, понимаете ли.

Слова лились медленно, как будто он уже приступил к поиску.

Никлас продиктовал ему номера, попросил его повторить их, чтобы убедиться, что тот записал правильно, и заранее поблагодарил за помощь. Через пятнадцать минут продавец перезвонил.

– Вас прежде всего интересовала красотка в черном, да? Ее зовут Тавана, это едва ли традиционное японское имя. Уверен, его адаптировали для европейского рынка. Вообще, существовали еще «легкие» варианты некоторых гейш. В общем, неважно. Тавана – это одна из двух кукол в наборе, он был очень популярен и хорошо продавался. Она и ее друг Табо – отдельные куклы, но сделаны так, что могут обниматься. Идея набора – единение и вечная любовь.

Продавец сделал паузу, чтобы закурить новую сигарету.

– И еще есть Итамо в красном платье. Она означает чистую любовь, которую невозможно скрыть. А кукла в зеленом платье, Наоко, означает вечную дружбу.

– Вы сказали, что привезли сто различных кукол. Они все что-то символизируют?

– Да. Это присуще куклам. Как Таване, например. Она связана с Табо неразрывными нитями. Очень мило, правда?

Глава 13
Будё

Когда Рино приехал в участок, Томас демонстративно жевал стащенное с его стола кокосовое печенье. Возможно, он счел, что Рино заслуживает наказания, заставив его ждать пояснений целых полчаса.

– Все именно так, как мы и думали, дело в детях.

– Очень хорошо, – кокосовая стружка застряла в уголке губ, но Томас этого не заметил.

– «Б.Д…» – Рино небрежно бросил куртку на полку шкафа, откуда Томас вынул пару тщательно упорядоченных папок с бумагами. – Это не что иное, как «брошенные дети».

– Брошенные дети?

– Да, именно так. А Ренате Оверлид знает гораздо больше, чем старалась показать.

– Рассказывай!

– Она дала мне честное слово.

– Надежное доказательство, – ухмыльнулся Томас.

– Вначале казалось, она говорит правду, хотя она весьма настойчиво доказывала, что наш дружок Олауссен – тот еще засранец. Но она сказала гораздо больше, хотя мне потребовался сарказм моего подростка с бушующими гормонами, чтобы это понять.

Томас вопросительно поднял бровь.

– Даже не спрашивай. С Иоакимом бывает нелегко. В общем, она пожаловалась, что отец отвернулся от парня, что не появляется в его жизни. А потом у нее вырвалось, что никто не защищает права детей – брошенных детей!

– Брошенных детей… – Томас вытер губы.

– Взрослый на рисунке стоит спиной к ребенку. Мы говорим о детском рисунке, точнее, о том, что пытаются выдать за детский рисунок. То есть это весточка от детей. От брошенных детей.

– И ты думаешь, Ренате Оверлид сама замутила эту кашу?

Рино представил себе сухую женщину, которая с готовностью приняла его, но не смогла скрыть затаенную обиду.

– Думаю, да.

– Мне показалось, ты в этом уверен.

– Хотя я уже почти готов был ей поверить, я убежден в том, что ей понравится и идея принудительного купания, и температура воды при этом. Данное честное слово и проповедь о правах брошенных детей заставила меня усомниться. Она ведь подсказала мне, что значит подпись на рисунке. И не думаю, что это случайность.

– И что ты будешь делать? Поговоришь с бывшей женой Нильса Оттему?

– Возможно.

– Возможно? Совершенно очевидно, что они обе в этом замешаны. Вряд ли Ренате Оверлид решила мстить всем, кто плохо справляется с ролью отца.

– Значит, ее уже предупредили.

– И? – Томас выдвинул ящик стола и стал что-то в нем искать.

– Я хочу за ними понаблюдать.

– Тогда у тебя есть ночь на то, чтобы отыскать убедительные аргументы.

Бюджет уже и так был перерасходован, а ленсман никогда не принимал необдуманных решений.

– Вообще-то я не собирался ждать так долго.

Томас замер.

– Ну нет, Рино. Сегодня пятница. И шоу по телевизору.

– Что ты ищешь в ящике?

– Да нет тут ничего.

– И ты туда же! Убей сахар, пока он не убил тебя!

– Чего-о?..

– Просто революционная теория. Да бог с ней, все равно не работает. Пойдем, я тебя чем-нибудь угощу.

– Неожиданное предложение.

– Считай это предоплатой за вечернюю работу.

– Слушай, твои шутки уже переходят все границы.

– Пойми, Томас, рисунки – это сообщение от восьмилетнего сына Кима Олауссена, шестилетнего сына От-тему, а первый рисунок был такой же весточкой от четырехлетней девочки. Согласен?

– Пока да.

– И я надеюсь, ты согласен, что дети живут себе преспокойно и знать не знают ни о каких рисунках.

– Если бы они не были почти одинаковыми, можно было бы предположить, что их нарисовал ребенок.

– Именно. И это, безусловно, добавило бы ситуации перца.

Рино потянулся на стуле, при этом открылся недавно появившийся волосатый живот. Инспектору в голову сразу пришли неприятные воспоминания, и он постарался побыстрее одернуть рубашку.

– И кто вероятнее всего будет мстить за несчастных детишек?

– Слушай, а программу «Новости заново» повторяют?

– Наверняка.

Рино довольно улыбнулся. Что ему особенно нравилось в Томасе, так это то, что его легко было уговорить. Правда, не всегда это было к лучшему. Со своей девушкой он расставался уже пять или шесть раз, и каждый раз она со слезами на глазах прощалась с ним навсегда, объясняя, что нашла того самого единственного, и это совсем не Томас.

– Они должны что-нибудь знать, – сказал Томас.

– Они знают. Но я сомневаюсь, что они побегут нам рассказывать. И все-таки я хочу понаблюдать за фиолетово-розовым жильем Ренаты Оверлид. А значит, тебе повезло! Ведь бывшая жена Оттему живет в центре, да?

– Может, я просто к ней зайду. Где-нибудь в девятом часу.

– Как только моя женщина-скелет напишет признательные показания, я договорюсь, чтобы тебя пригласили гостем в «Новости заново».

Примерно через час Рино остановил свой автомобиль возле спортивного зала, откуда он мог свободно наблюдать за домом Ренаты Оверлид. Спустя полчаса он уже знал, что она дома. «Цветы поливает», – подумал он, наблюдая, как ее голова то появляется, то исчезает между зелеными точками в окне. Почему-то эта сцена вызвала в нем двойственные чувства. С одной стороны, хорошо, что ему не приходится терять время, наблюдая за пустым домом, а с другой – казалось странным, что тот, в чей затылок дышит полиция, может заниматься таким банальным делом.

Примерно в семь часов, когда начались новости, из дома кто-то вышел – Рино решил, что это и есть Томми. Мальчик остановился, огляделся, прислонившись к перилам, потом завернул за угол, сел на велосипед и медленно поехал в сторону стройки. В половине восьмого он вернулся, за это время Рино успел вообразить все возможные места, куда он мог поехать. Инспектор пришел к выводу, что Ренате Оверлид почувствовала опасность и что-то обязательно предпримет.

В половине девятого позвонил Томас.

– Моя куда-то собралась, – сообщил он.

– Следуй за ней.

– Я себя неловко чувствую. Как какой-то соглядатай.

– Сегодня ты именно он и есть. Звони, – Рино положил трубку прежде, чем коллега успел что-то возразить.

В половине десятого Томас все еще не звонил, и Рино решил немного пройтись, чтобы размять застывшие конечности. Вернувшись в машину, он понял, что не может больше ждать, и набрал номер сам.

– А по телеку сейчас «Время Скавлана»[10]10
  Скавлан, Фредрик – норвежский журналист, ведущий норвежско-шведского ток-шоу.


[Закрыть], – убийственным тоном проговорил Томас.

– Представь, что к нему в гости придут те же, что и в прошлый раз. И в позапрошлый. Ну, что там?

– Да ничего. Стоит возле дома.

– Куда она ездила?

– В магазин.

– Ок.

– Может, закончим?

Рино взглянул на часы. На этих выходных Иоаким оставался у него, и ему не хотелось оставлять его надолго одного.

– Закончим в десять тридцать.

– Не думаю, что она еще куда-нибудь поедет, но ладно уж.

Последний час тянулся, как фургон на узкой дороге. В четверть одиннадцатого он отправил Томасу СМС, чтобы тот закруглялся. Ответ не поступил, и он решил, что коллега и так его опередил.

* * *

Иоаким был с приятелем, и, судя по стопке DVD-дисков, они решили посвятить выходные просмотру фильмов. Рино заметил, что сын раздражен, ругается на бездарную игру актеров и выбор фильма, как будто Рене в одиночку решал, что они будут смотреть. Инспектор попытался разрядить ситуацию шутками, но не получил никакой реакции. Он почувствовал, что отношения у мальчиков напряженные. Он немного посидел с ними, не потому, что ему нравились второсортные фильмы ужасов, а чтобы разрядить обстановку. Наступила полночь, а атмосфера не улучшилась, поэтому он решил отправиться спать.

Проснувшись, Рино увидел, что в комнате был бардак, как после многолюдной вечеринки. На диване и на полу валялись пустые и полупустые бутылки и бокалы, чипсы и коробки с дисками. Он убрал основной мусор, решив, что Иоаким пропылесосит позже. Потом набрал номер Томаса.

– Да! – Голос коллеги тонул в шуме других голосов.

– Это я. Ты где?

– Пошел за покупками в «Стеклянный дом».

Рино услышал на заднем плане голос девушки Томаса и вспомнил, что поход за покупками в субботу утром был традиционным и отменялся только в случае дежурства.

– Когда приступим?

Томас помолчал.

– То есть ты хочешь сказать, что мы сегодня продолжим?

– Ну, если мы будем считать по одному кокосовому печенью за смену, то ты пока мне еще должен.

Томас вздохнул.

– Тогда начнем в шесть вечера.

– Вообще-то я планировал начать прямо сейчас. Вы еще долго?

– Подожди.

Голоса на заднем плане затихли.

– Вот, теперь я хотя бы сам себя слышу. Я приду не раньше двух. Дети хотят в кафе. Я обещал.

Рино почувствовал укол совести, внезапно ему в голову пришла одна мысль.

– Хорошо. Пусть будет в шесть. Я звякну в полседьмого.

Он достал пылесос и пропылесосил сам. Потом поднялся на второй этаж, чтобы разбудить сына. В комнате было душно, и Рино распахнул окно. Мальчик крепко спал.

– Доброе утро! Уже половина двенадцатого!

Иоаким повернулся и натянул одеяло на голову.

– Давай вставай, лежебока!

Никакой реакции.

– Отец призывает сына!

– Че, пожар?

– Хочу прогуляться по городу, зайти в какое-нибудь кафе или что-нибудь такое…

Иоаким сел на кровати, встретил день заспанным лицом.

– Че случилось?

– Наука называет это «качественным времяпрепровождением», а я – семейными субботними развлечениями.

– Бог ты мой! – Иоаким упал на подушки.

– Давай, выезжаем через двадцать минут. Куплю тебе новый диск, если ты со мной поедешь. Но при одном обязательном условии…

– Знаю, при тебе не включать.

Развлечения не складывались, все кафе были забиты под завязку, и, когда они, обойдя центральную улицу вдоль и поперек несколько раз, наконец-то нашли свободный столик, Иоаким явно устал от «качественного времяпрепровождения» и хотел только одного – домой к приятелям.

Напряжение нарастало, и Рино пришлось быстренько допивать свой кофе, а потом бежать в один из магазинов с дисками. Иоаким мгновенно выбрал нужный, как будто проехал за ним несколько километров на велосипеде. К тому времени, как они добрались домой, он умудрился сломать коробку с диском, радость новизны исчезла. Диск остался лежать в машине, а сам мальчик сразу же сел на велосипед, который, хотя и был куплен в этом году, выглядел так, словно его взяли в лавке старьевщика.

Рино в одиночестве ел кашу, размышляя над смыслом рисунков.

Брошенные дети.

Он представил себе Ренату Оверлид, которая искренне доказывала, что Томми нужен внимательный и участвующий в его жизни отец. Он подумал о том, как она пыталась компенсировать мальчику недостаток мужского внимания, может быть, она ему даже врала, а потом ложь бумерангом вернулась к ней. Она понимала, что отец ребенка, который ничего не сделал для сына, вышел в этой ситуации победителем. Конечно, это только фантазия, но отнюдь не беспочвенная. Подсознание подсказывало, что он на верном пути.

В пять часов Рино был возле ее дома, на том же самом месте, что и раньше. К Томми, по всей видимости, пришел приятель, и они играли, а в семь приятель сел на велосипед и уехал. В этот момент Рино усомнился в своей теории и позвонил Иоакиму, чтобы успокоить постоянно грызущую совесть. Но Иоаким совершенно не скучал по отцу: на заднем плане грохотал новый диск, а в гостях снова был Рене. Полдевятого пришла СМС от Томаса – бывшая жена Оттему принимала пожилую пару и, по-видимому, никуда не собиралась уезжать сегодня вечером. Рино представил себе девушку Томаса, которая в нетерпении щелкает пультом телевизора, звук которого заглушает возня ребятишек, и все они ждут домой папу и пиццу. Он написал в ответ: «Иди домой», в том числе потому, что сам с удовольствием бы это сделал. Но он остался, решив, что подождет еще час. Через сорок минут его ожидание было вознаграждено. Дверь открылась, и Ренате Оверлид вышла на улицу. Она быстро огляделась, зашла за угол дома и села за руль старенькой «Лады». «Вот они, последствия неуплаты алиментов», – подумал Рино, заводя двигатель. Проехав примерно километр, она свернула на дорожку, которая вела к зданию, где когда-то размещался перспективный торговый центр. Сейчас оно напоминало дом с привидениями. Работали только автосалон и цветочный ларек, остальные магазины стояли пустыми. Она остановила машину и направилась к кирпичному зданию возле моря, во всю стену которого красовался рекламный щит давно уже разорившегося продуктового магазина. Рино остался ждать в машине, держась на приличном расстоянии. Примерно через пятнадцать минут она вернулась, он снова поехал за ней. К его глубокому разочарованию она отправилась домой, и инспектор решил последовать ее примеру. Заезжая в гараж, Рино вспомнил, что сказал Томас. Он набрал номер и достаточно долго ждал, прежде чем на том конце провода ответили. Инспектор решил, что его коллега притворялся глухим, опасаясь, что его заставят всю ночь сидеть в тесной машине.

– Ты вчера сказал, что бывшая жена Оттему ездила в магазин.

– Ну да.

– В какой магазин?

– Тебе название нужно?

– Да, и где он? В городе? В Мёркведе? В Хунстаде?

– У залива. Но, честно говоря, я не запомнил название. У нас есть магазины FM?

– Ты случайно не видел, магазин работал?

– Ты это к чему?

– Ответь, Томас.

– Я в магазин не заходил, если ты об этом. Но вывеску было сложно не заметить, она всю стену занимала.

– Большое кирпичное здание у моря, огромный красно-белый щит?

– Да, что-то такое.

– Тогда пора кричать «Бинго». Ренате Оверлид только что была в этом же здании. Что-то мне подсказывает, что оно пустует. Пожалуй, я туда загляну.

– Один?

– Я только взгляну. Хорошего вечера.

Через четверть часа он опять был возле здания. Все правильно, щит рекламировал магазин «FM», расположенный в ста метрах отсюда. Рино завернул за угол и узнал, что находилось в этом здании раньше.

«Плотники Карлсена» – похоже, табличка была сделана вручную, и, если она могла свидетельствовать о качестве продукции фабрики, неудивительно, что та разорилась. Окна и стеклянную дверь закрывали толстые доски. Рино заглянул за угол и увидел, что остальные стены были сплошными. Дверь, как и ожидалось, была заперта. Он ощупал доски, – те оказались такими толстыми, что могли выдержать не один шторм. Не требовалось особых умений, чтобы отодрать доску с помощью лома, но провернуть такое и не оставить следов было практически невозможно. Эту идею Рино пока оставил. Он решил обойти вокруг здания и обнаружил на стене нечто, по его мнению, бывшее когда-то вентиляционным выходом. Отверстие находилось примерно в метре над землей, Рино сел на колени и оглядел его. Вход был прикрыт косо висящей доской. Видимо, подобное искушение было слишком сильным для ватаг мальчишек. Рино ощупал доску и немного надавил. Доска легко поддалась. Он вернулся к машине и достал из перчаточного ящика фонарь, потом опять отодвинул доску и включил свет. Это был не вентиляционный выход, а, скорее, вытяжка для стружки и щепок. В стенах все еще виднелись остатки закрученных в спирали шлангов. Видимо, их отрезали в тот день, когда братья Карлсены решили закрыть фабрику. Инспектор засунул руки внутрь хода, подтянулся и залез. Проход был примерно 40–50 см в ширину, ему пришлось продвигаться вперед, согнувшись. Скоро он оказался внутри. Инспектор зажег фонарь и осмотрелся. У одной стены стояли пять темно-зеленых монстров – три промышленных пилы и два рубанка. Под каналом лежали груды стройматериалов, и Рино осторожно спустился на почти не обработанные бревна. В нос ударил запах гнили и бетона. Он снова осветил помещение фонарем, аккуратно слез с бревен и ощупал дверь, которая, как он предположил, когда-то в семидесятые исправно служила у кого-то дома. Открытая дверь вела в помещение, которое, скорее всего, использовалось как офис. Сейчас его постарались сделать уютнее, постелив на пол ковер, украсив стены картинами и поставив два угловых дивана так, чтобы они окружали дряхлое кресло. Еще одна дверь вела, по всей видимости, в коридор, а напротив, у стены, стоял старый комод.

Рино подумал о том, что попал в убежище двух обиженных матерей, и, судя по обстановке, их могло быть даже больше. Инспектор представил себе, как они собираются здесь и делятся своими переживаниями и ненавистью к мужчинам, которые едва помнят о том, что подарили жизнь ребенку. И как они пытаются выплеснуть свою ненависть и придумывают способы мести, чем страшнее, тем лучше. Он присел возле комода, но тот был заперт. Решив, что ключ находился где-то здесь, в комнате, инспектор решил поискать его. Через пять минут поисков он начал сомневаться. Может, его прятали в мастерской. Инспектор решил сначала проверить коридор, но дверь была заперта. В этот момент он услышал голоса снаружи. Рино замер, надеясь, что все стихнет, но голоса становились только сильнее. Скоро послышался звук открываемого ключом замка. Они были здесь. Мстители пришли.

Глава 14
Будё

Никласу Хултину приснился зверь, хищный монстр, который скрывается от людей, выискивая по ночам своих жертв. Бесформенной тенью он преследовал Никласа сквозь сон, лишь распахнутые глаза светились в темноте. Полицейский знал, за кем охотится зверь, но не мог вмешаться. И только когда тот прыгнул изо всех сил и гибкой пантерой пронесся по воздуху, Никлас рывком сел на постели и проснулся. Перед глазами все еще стояла последняя сцена из сна. Когти.

Все утро они по второму кругу опрашивали свидетелей – тетку пострадавшей и ее коллег по работе, в этот раз уделяя особое внимание прошлому Эллен Стеен, и в первую очередь, мужчинам из ее прошлого. Похоже, личная жизнь женщину не слишком интересовала. Она вышла замуж в двадцать семь, через десять лет развелась, потом у нее был всего один роман, который закончился примерно год назад. О ее бывшем муже все отзывались очень хорошо, похоже, развод произошел по обоюдному согласию без особых конфликтов и ссор. Мужчина жил в Сундвалле, что позволило следователям исключить его из списка подозреваемых, хотя само по себе проживание в Швеции не может считаться алиби. Последние отношения, по всей видимости, изжили себя, и никаких признаков отвергнутой любви или ненависти не наблюдалось. Так что пока мотив преступления был неясен. К тому же о нападении на Эллен Стеен предупредили, отправив небольших фарфоровых кукол с символическим значением предназначения и вечной любви.

Никлас решил пообедать дома и отправил жене эсэмэску, надеясь, что Карианне что-нибудь приготовит. Тактика сработала на все 100 % – когда он открыл дверь в кухню, там пахло омлетом. Карианне улыбнулась ему, как обычно, но он сразу же почувствовал, что она его ждала.

– Почти готово! – крикнула она и повернулась к плите.

Он обнял ее, попытался развернуть к себе, но она противилась.

– Эй, яйца сами приготовятся.

– Не шути, Никлас!

– А я и не шучу, хочу всерьез повеселиться!

– Отпусти меня, – ее голос звучал очень уверенно, и он разжал руки.

– Что случилось?

Она пожала плечами:

– От меня пахнет.

– Что? – Он демонстративно прижался носом к ее плечу и вдохнул: – Мм… Ошеломляющий аромат. Как всегда.

– У меня изо рта, – она сняла сковородку с огня, поставила ее на стол и села.

– Ну и что? – Он осторожно опустился на стул.

– Мочой, – сказала она и разрезала омлет таким сильным ударом ножа, что им можно было легко убить быка.

– Что?

– От моего дыхания пахнет мочой. Я знаю, потому что симптомы те же. У меня во рту привкус мочи, а значит, и пахнет тоже мочой.

– Я ничего не чувствую, – попытался возразить муж.

Карианне задумчиво жевала омлет, потом взглянула ему в глаза.

– Поверь мне. Мне не хочется это доказывать.

– И что это значит? – спросил он, уже начиная догадываться.

– Это значит, что почки не могут фильтровать кровь. А это, в свою очередь, означает, что в ближайшее время меня ждет ад. Тошнота, рвота. Порой я не могу пописать даже в яичную скорлупку, а иногда из меня выливается почти полведра. Но хуже всего, конечно, ходить и знать, что от тебя пахнет мочой.

От атмосферы уютного домашнего обеда не осталось и следа. Неприятное гнетущее ощущение спустилось от груди к животу, Никласу стало тяжело дышать.

– Особенно если вдруг появится предложение о работе, – добавила она.

Значит, вот почему она его так ждала!

– Да ты что? Работа? Рассказывай!

– Ирония судьбы. Звонили из банка. Девушка, на которую напали, как раз готовила ежемесячный отчет. Они спросили, не могла бы я им помочь.

– Просто супер! – перебил он, хотя радость была омрачена.

– Да… – протянула она. – Двадцать девятого мне нужно к врачу. Что будет потом, я не знаю. Но все-таки это уже что-то.

– Когда приступаешь?

– Я обещала зайти завтра и посмотреть документы.

Вдруг она наклонилась к нему и выдохнула прямо в лицо.

– Мочой пахнет?

Пахло мокрым металлом.

– Нет. Омлетом.

– Точно?

– И металлом. Но отсюда я ничего не чувствую. Так что если ты не будешь здороваться с коллегами, выдыхая им прямо в лицо, то…

Она улыбнулась той самой улыбкой, которую он так любил, – полудерзкой-полусмущенной.

– Ешь! Тебе еще преступника ловить.

Дело нравилось Никласу все меньше и меньше. Очевидного мотива нападения на Эллен Стеен найти не удавалось. Но ведь преступник выкрасил женщине волосы и одел ее так, чтобы она напоминала одну из кукол, найденных несколькими днями раньше. Казалось, что вся эта история из мира театра, только постановка преувеличена так, чтобы даже зрители на заднем ряду уяснили содержание пьесы. Цельная картина у Никласа никак не складывалась.

Следователи начали обход территории, и Никлас решил сбежать. Он поехал на пляж, где нашли кукол. Песчаная отмель заходила в маленькую бухту, а трава и деревья подступали к самому подножию горы, именно поэтому древние люди и построили здесь поселение в те времена, когда для жизни требовались лишь доступ к морю и плодородной почве. Все дома на побережье, очевидно, были построены в прошлом столетии, и Никлас с удивлением отметил, что в большинстве из них до сих пор живут люди. Он ехал по небольшой дорожке из гравия вдоль линии пляжа, пока не уперся в маленькую тропинку. Никлас остановил машину и осмотрел дорожку, которая вилась вдоль линии моря. Ветер усилился, волны стали тяжелее и больше, они с грохотом разбивались о валуны – осень вступала в свои права. Внимательно глядя под ноги, чтобы не оступиться, Никлас стал спускаться к морю.

На небольшом выступе он остановился и присел. Волны яростно набегали на берег; если бы он высадил в море деревянный плотик сейчас, тот очутился бы на берегу метрах в десяти отсюда. А вот если бы ветер переменился, волны вполне могли отнести свою ношу в одну из бухточек или заливов. Возможно, именно здесь сидел преступник, ожидая, пока ветер переменит направление, а потом высадил плотик в море. Вполне вероятно. Лодка привлекла бы внимание, ее легче было бы выследить.

Никлас обернулся, чтобы лучше рассмотреть ближайшие дома. В некоторых из них горел свет. То есть все еще оставалась возможность, что преступника кто-нибудь видел. Никлас достал мобильник и набрал номер Линда.

– Никлас? Ты где?

– Не знаю, как называется это место. На пляже, где нашли куклу в черном платье.

– Клейван. Это место называется Клейван. Что ты там делаешь?

– Думаю, именно отсюда он отправлял в плавание своих кукол.

– Ну?

– Значит, его могли заметить.

Линд молчал.

– Сейчас половина третьего. Думаю, мы сможем застать всех дома через два-три часа. Будет лучше, если к ним придет кто-то более-менее знакомый. А я отправлюсь к тетке и попрошу у нее еще раз ключи от дома Эллен.

– Думаешь, мы что-то пропустили?

– Да. Он же не просто так нарядил ее в Тавану.

– Хорошо. Я поговорю с Нурвалдом. Он всех там знает. Кстати, сегодня вечером прибудет подкрепление из Главного управления. Брокс хочет побыстрее разделаться с этим делом.

– Об Эллен Стеен есть новости?

– Боюсь, все так же.

* * *

Через полчаса Никлас подъехал к дому тетки Эллен Стеен. Она была очень удивлена, увидев на пороге полицейского.

– Боюсь, мне нужно еще раз зайти в дом вашей племянницы.

– Разве вы не достаточно похозяйничали там в первый раз?

– Нет, – он твердо протянул руку.

Глубоко вдохнув, она открепила от связки за дверью ключ и сняла пальто с крючка.

– Будет лучше, если я пойду туда один.

Она замерла.

– Это еще почему, позвольте поинтересоваться?

– Расследование всегда на 70 % зависит от интуиции. А чтобы подсознание работало на полную мощность, мне нужно побыть там одному, – Никлас придумал это на ходу, но, похоже, был достаточно убедителен.

Она нехотя повесила пальто обратно:

– Мне это не нравится.

– Мне тоже. Но что же поделаешь.

Через пять минут он уже стоял в гостиной у Эллен Стеен. Порядок в комнате настолько бросался в глаза, что он начал искать хоть что-нибудь, что выбивалось бы из него. Он опять обошел комнату за комнатой, медленно, открывая все ящики и шкафы, искал, не пропуская ничего. Он закончил там же, где и начал, в гостиной, с ощущением, что искал не там, что ответ был в том, чего он не видел. Вдруг ему в голову пришла простая мысль, настолько очевидная, что он удивился, что не додумался до нее раньше. На стенах не было семейных фотографий, ни одной, даже фотографии тетки не было. Хотя у Эллен Стеен не было детей, она поддерживала хорошие отношения со своей семьей. Он еще раз обошел все комнаты, в этот раз в поисках фотоальбома, но, очевидно, снимками на память Эллен не увлекалась. И он вернулся к тетке с пустыми руками.

– Теперь там, наверное, полный беспорядок, – выражение ее лица было очень хмурым.

– Я ничего не трогал, – Никлас протянул ей ключ. – Я не нашел ни одного фотоальбома. А ведь это вроде бы обычная вещь во всех домах.

– То есть вы все-таки копались в ее вещах.

– Не копался, – он попытался улыбнуться, но был слишком взволнован, чтобы улыбка показалась искренней.

Тетка демонстративно скрестила руки перед грудью.

– Ее фотоальбом у меня.

Очевидно, она забрала альбом, чтобы не допустить полицейских в личную жизнь племянницы.

– Можно мне взглянуть?

– Зачем?

– Ознакомление с кругом общения жертвы входит в стандартную процедуру расследования.

– Там только семья и друзья.

– Возможно, они помогут нам раскрыть преступление.

– Ну хорошо.

Она направилась в дом.

Никлас последовал за ней на кухню, переполненную разными украшениями. Тетка достала фотоальбом из нижнего ящика старинного шкафа.

– Эллен никогда особо не интересовалась фотоархивом, – сказала она, как бы извиняясь за то, что альбом был только один.

Под пристальным взглядом тетки Никлас начал листать альбом. На фотографиях, помимо тетки и ее покойного мужа, были запечатлены мужчины в ее жизни. Еще были фотографии из летней поездки в отпуск с подругой, но после того, как тетка на удивление точно назвала место и дату поездки, стало очевидно, что множество лет не было увековечено вовсе. В заднем кармане альбома лежали снимки плохого качества – пожелтевшие или побледневшие. Тетка с грустью указала на фотографию родителей Эллен, и Никлас быстро проглядел не относящиеся к делу снимки. Последней лежала групповая фотография школьных времен. Тетка мельком взглянула на ее, потом резко вырвала альбом у Никласа и захлопнула его. Никлас готов был признать, что не сдвинулся в расследовании ни на шаг, но вдруг ему в голову пришла одна мысль.

– Эта групповая фотография, – сказал он.

– И что с ней?

– Эллен на ней в седьмом классе, не так ли?

– Именно так я и сказала.

– Кто-нибудь из ее одноклассников еще живет здесь?

– Не думаю. Не всех, как Эллен, заботят их корни.

– Можно еще раз взглянуть на снимок?

– Господи, Эллен в коме, а вы пристаете ко мне с этой ерундой, – женщина поморщилась и опустилась на стул. Грузное тело сотрясали тихие рыдания.

– Мне кажется, что мотив преступления лежит в глубоком прошлом. Я подумал, что если кто-то из них все еще живет здесь…

Тетка помотала головой, словно стряхивая сомнения, и вгляделась в фотографию. На ней было шесть детей, включая девочку, похожую на Эллен Стеен.

– Только Лилли Марие. Очень сомнительная дама, на мой взгляд. Она живет одна возле Лейте. Я слышала, она занимается гаданием.

– Гаданием?

– Да, по телефону, – ответила тетка и высморкалась.

* * *

Ему пришлось потрудиться, прежде чем он отыскал типичный северонорвежский домик, одиноко стоящий на склоне горы. Звонка не было, но Никлас решил, что хозяйка уже заметила его машину и наверняка ждет, когда он постучит в дверь. Никто не ответил. Он толкнул дверь. Скрипнув, она открылась, послышались звуки медитативной музыки. Никлас прошел по коридору, заметил дверь справа и снова постучал. Музыка сразу же стихла. Он представлял себе гадалку огромной ведьмой с всклокоченными волосами, одетой в странные цветастые одежды. Но женщина, которая открыла дверь, была невысокой и стройной, а одежда – вполне обычной.

– Да?

– Вы – Лилли Марие?

– А что? – Она склонила голову.

– Я Никлас Хултин, – он решил, что форма сама по себе все объяснит.

– Заходи, Никлас.

Дом Лилли Марие был окрашен в веселые цвета – дизайнер интерьеров был бы шокирован. Никлас прошел за ней в небольшую узкую гостиную, потолок в которой был зеленым, а стены – оранжевыми. Женщина предложила ему сесть в кожаное кресло, а сама разместилась на двухместном диване напротив. В углу стояло большое кресло с подлокотниками, на одном из них висела гарнитура, а на маленьком круглом столике стоял телефон.