Текст книги "Психология чтения школьников"

Эмоции, или отклик души читающего ребенка

Мир чувств, эмоций, настроений и переживаний часто, в отличие от разума – мира образов, понятий и представлений, – называют душой человека. В своем соединении эти миры образуют духовный мир человека.

Слово «эмоция» происходит от латинского emovere, что означает «волновать, возбуждать». Это обобщенные чувственные реакции, возникающие на разнообразные по характеру сигналы, исходящие извне, в том числе и из читаемой книги. Основу эмоциональной сферы личности составляют аффекты, собственно эмоции, чувства, настроения, переживания, эмпатии, страсти. Эмоции условно делят на положительные и отрицательные, на стенические (возбуждающие) и астенические (угнетающие), на добрые и злые, на глубокие и поверхностные. Все многообразие эмоциональных состояний, включающих в себя широкий спектр оттеночных чувств, пережитых человеком в жизни, составляет эмоциональный опыт личности, в который входит и опыт читательских впечатлений. Важная часть эмоциональной культуры – умение читать язык эмоций, улавливать их проявления, отличать одну эмоцию от другой.

Великий знаток души человеческой Ф. М. Достоевский полагал, что эмоции составляют самую существенную часть психики человека, более значимую, чем рассудок. Эмоциональное начало пронизывает все стороны человеческого «Я», его нельзя отделить ни от характера человека, ни от его поведения, ни от отношения к миру и, следовательно, к книге и чтению. Для подтверждения этого положения психологи обычно цитируют К. Ушинского: «Ничто – ни слова, ни мысли, ни даже поступки наши, не выражает так ясно и верно нас самих и наши отношения к миру, как наши чувствования, в них слышен характер не отдельной мысли, не отдельного решения, а всего строя души нашей». Это дает основание для вывода: «чувствования» – главный индикатор личности. Вот почему эмоциональный показатель должен быть положен и в основу отношения ребенка к читаемой им книге.

В современной отечественной библиопсихологии проблема эмоций – белое пятно научных исследований. Значительную теоретическую разработку эмоции получили в общей психологии. Из отечественных ученых в эту область внесли заметный вклад П. В. Симонов, П. К. Анохин, В. К. Вилюнас. Из зарубежных – американские ученые К. Е. Изард, К. Роджерс и др.

Большим событием, применительно к эмоциям детей, стал выход в 2012 году книги «Азбука чувств». Как и любая азбука, она содержит простейшие начала той области психологии, которая связана с культурой чувств, особой формой переживаний человеком своего отношения к явлениям жизни, к окружающим людям и к самому себе и к литературным персонажам книги.

Авторы книги – профессиональные психологи – рассматривают чувства в качестве регуляторов поведения и внутреннего мира человека, знакомят читателя с многообразием чувств, их определенной иерархией и взаимосвязью. Каждому проявлению чувств они дают название и характеризуют его. Характеристика того или иного чувства человека может рассматриваться как инструмент культуры восприятия художественной литературы, способствующий более глубокой психологической проницательности читателя по отношению к внутренней жизни персонажа, к его переживаниям и его самосознанию. От психологической грамотности, идущей от «Азбуки чувств», – к читательской чуткости, связанной с внутренним миром литературных героев, а от нее – к чуткости к окружающим людям и лично к себе – вот цепочка связи, которая может быть прослежена и самими читателями-детьми, и теми, кто руководит их чтением, – родителями, воспитателями, библиотекарями.

Распознавание читателем чувств литературных героев – составная часть психологии чтения. Внешне чувства персонажей могут быть выражены в едва заметных движениях глаз, рук, в мимике, в позе человека. Задача читателя – «прочесть» эти внешние проявления и распознать в них страдания, раскаяние, радость и горе. Так через чтение формируется культура чувств, так происходит воспитание личности ребенка, открытия им в себе и в окружающих людях духовно-нравственных ценностей. Культура чувств – степень «очеловеченности» чувств, показатель эмоциональной одухотворенности личности.

Создаваемые силой воображения образы вызывают у читателя эмоциональную реакцию, называемую сопереживанием.

Оно, как и работа воображения, обеспечивает влияние искусства слова на сознание в детском возрасте. Поэзия подсказала: «Память сердца сильнее памяти рассудка». Характерно в этом отношении уже название первого российского журнала для детей Николая Новикова «Детское чтение для сердца и разума» (1775), где на первое место поставлено сердце. Не случайно в предисловии к своей повести «Детство» среди качеств желаемого читателя Лев Толстой главным назвал чувствительность, то есть «способность пожалеть от души и даже пролить несколько слез о вымышленном лице, которого вы полюбили, и от сердца порадоваться за него, и не стыдились бы этого». Задеть за сердце читателя всегда было главной задачей литературы как искусства слова. И эта задача эхом отзывалась в душах читателей. На будущего писателя Виктора Розова, например, когда он был подростком, произведения Достоевского действовали так ошеломляюще, что он не мог усидеть на месте и прыгал, чтобы успокоиться.

В отличие от реальной жизни, где эмоции летучи и за ними трудно уследить, художественная литература дает зафиксированный в тексте и материализованный в слове сложный и динамичный рисунок чувств, над которыми можно думать, анализировать, сопоставлять и которыми можно «заражаться». Эмоциональное обогащение здесь тесно связано с развитием читательского мастерства, а эмоциональная культура – с культурой чтения. Так, для понимания чувств литературного героя большое значение имеет словесный психологический портрет персонажа. У писателей, художников он красноречиво говорит о богатстве или бедности его внутреннего мира. Невербализованный язык чувств – это язык самой жизни, нашего повседневного общения, предполагающего умение читать человека как книгу.

В эмоциональной реакции читателя на литературный текст особо выделяется явление, называемое катарсис (от греч. catharsis – очищение). Это кульминация эмоционального состояния читателя, субъективно переживаемая как душевный подъем, готовность к высоким и добрым поступкам. Катарсис относят к облагораживающему воздействию искусства в целом. «Искусство, – писал когда-то Чингиз Айтматов, – должно ввергать человека в глубокие раздумья и потрясения, вызывать в нем мощные чувства сострадания, протеста против зла, должно давать ему повод сокрушаться, печалиться и жаждать восстановить, отстоять то лучшее, что оказалось попранным, погубленным».

Петербургский социальный психолог В. Е. Семенов выделил три основных аспекта катарсиса – эмоциональный, эстетический и этический. В эмоциональном плане катарсис ведет к состоянию облегчения (включая смех и слезы), освобождения от мрачных мыслей к возвышенным чувствам. В эстетическом аспекте он пробуждает чувство гармонии, порядка, красоты. В этическом – вызывает гуманные альтруистические чувства. Вместе взятые функции катарсиса формируют, в конечном счете, мироощущение человека, ориентированного на добро, на уважение к человеческому достоинству, на готовность бескорыстно действовать в пользу другого, не считаясь со своими личными интересами. Этот «конечный счет» обуславливается чтением великих писателей, чьи произведения проникнуты духом гуманности. Задача педагога-библиотекаря состоит в том, чтобы обусловить проявления эффекта катарсиса, закрепить его, поддержать и усилить.

Тесно связанной с эмоциональностью, обеспечивающей эффект чтения, является доверчивость ребенка к книге. Толстой вспоминал: «Все самые неестественные лица и события были для меня так же живы, как действительность, я не только не смел заподозрить автора во лжи, но сам автор не существовал для меня, а сами собой являлись передо мной, из печатной книги, живые действительные люди и события. Ежели я нигде не встречал лиц, похожих на те, про которых я читал, то я ни секунды не сомневался в том, что они будут». Иллюзия достоверности всего происходящего в книге создавала ощущение личной причастности читателя к сюжетным коллизиям книги. Ребенок стремился воздействовать на события не только в мыслях, он продолжал книгу в своих играх, рисунках, в поведении, даже во внешнем облике. Доверчивость к тексту читаемой книги во многом определялась отношением к персонажам как к живым людям. Все это обуславливало долговечность жизни в духовной биографии читателя.

Столь сильное влияние книги в детстве объясняется еще и тем, что книга пробуждает самосознание читающего подростка. В героях кто-то узнает свое оскорбленное самолюбие, кто-то – свои искания, кто-то – свои проступки, одиночество души, обиды и многое другое. А там, где пробуждается самосознание, зарождается самовоспитание, поиски нравственных ценностей. Читатель получает жизненный урок. Иван Бунин дивился: «И как уже различала, угадывала моя дута, что хорошо, что дурно, что лучше, что хуже, что нужно и что не нужно ей!». И не только различала и угадывала, но и закрепляла за собой всё доброе и отторгала всё злое, или как говорил Аксаков, «рождала презрение ко всему низкому и подлому и уважение к честному и высокому».

Эффект идентификации

Способность устанавливать связь между персонажами и самим читателем рождает явление, называемое идентификацией. Именно с идентификации – с понимания самого себя через понимание литературного персонажа, – основанной на аналогиях и ассоциациях, на рождении образа «Я» в настоящем и будущем, начинается самовоспитание читателя. От персонажа к читателю литература переносит опыт, строй мысли, поведение человека в тех или иных жизненных ситуациях. Не случайно в отзывах детей можно нередко увидеть такую фразу: «Мне казалось, что я читаю о самом себе». Хорошо об идентификации сказал писатель Даниил Гранин в книге «Человек не отсюда» (2014. С. 35) Он назвал этот элемент восприятия одним из самых «сладких» чувств при чтении: «Боже мой, это же и про меня, и я это чувствовал, и я так думал, об этом плакал… Это соприкосновение избавляет от одиночества. Оно заполняет мир близкими людьми». Для библиотекаря понимание этой специфики восприятия даёт основание для постановки вопросов читателю в процессе общения с ним: «Кто из литературных героев оказался наиболее близок вам?», «Совпадают ли чувства и мысли героя с вашими чувствами?»

В идентификации есть две стороны – внешняя и внутренняя. Внешняя – это сходство обстоятельств, поведения, поступков. Внутренняя отражает духовный мир человека, его мысли и чувства, его характер, мотивы поведения. Чем младше ребенок, тем важнее для него внешняя сторона. Лишь по мере возрастания человек начинает идентифицировать себя с героем, ориентируясь на его внутренний мир. Ярче всего это происходит в отрочестве, когда создается гипотеза о самом себе. Психологи отмечают, что именно в отрочестве чаще всего возникает явление, называемое кризисом идентичности, т. е. утратой человеком представлений о своем месте в непрестанно изменяющемся мире, о самоценности собственной личности. Кризис идентичности затрагивает систему ценностей. Есть опасность возникновения у человека в этом возрасте негативной идентичности, тяготения к антигерою с проявлениями агрессии, насилия, часто порождаемыми массовой культурой.

Психологической основой идентификации является способность к мысленному перевоплощению: умению поставить себя на место персонажа, жить его жизнью. Представляя себя на месте персонажа, читатель извлекает из собственного сознания новый мир неведомых доселе мыслей и чувств. На важность этого момента обратил внимание известный литературный критик и философ Ю. Карякин: «Пока ученик относится к литературе как свидетельству того, что происходит с другими, а не с ним самим, пока в чужом не узнает свое, пока не обожжется этим открытием – до той поры нет и самовыделки, нет и потребности в ней». Добавим, нет и желания читать. Перевоплощение у ребенка часто проявляется в игре по следам прочитанного, в стремлении подражать герою и внешне, и внутренне.

Самосознание, идентификация в сочетании со способностью мысленного перевоплощения, эмоциональной включенности в духовный мир персонажа рождают явление, называемое библиотерапией. Оно снимает душевную и физическую боль читателя, помогает в преодолении жизненных невзгод. Бальзамом на душу было влияние на юного Вересаева произведений Тургенева. При нем он забывал все плохое: «Во время неудач, невзгод я прибегаю к нему, и при чтении его душа очищается, тоска пропадает». Меценат Мария Тенишева, говоря о своем детском чтении, особо выделила книгу Фомы Кемпийского «О подражании Христу»: «Она внесла в мою душу примирение, утешила меня, поддержала. Всегда в тяжелые минуты, когда грусть сжимала мое сердце, я находила в ней отраду, опору. Я уже не чувствовала себя одинокой».

С терапевтическим эффектом тесно связано и часто обуславливает его углубление читателя во внутренний мир персонажей. Эту черту особо отметил H. A. Рубакин. Он считал понимание человеческой души, ее переживаний, настроений, стремлений, идеалов главным делом чтения. Конкретизацией этой мысли может служить опыт Короленко, когда он читал «Домби и сын» Диккенса. Внутренний мир девочки Флоренсы и ее угрюмого отца, сложность их взаимоотношений так увлекли юного читателя и так врезались ему в память, что он написал позже целую статью о своем детском восприятии этого романа, пробудившего в нем интерес к психологии человека, к тонкостям его внутреннего мира.

Память – кладовая читательского опыта

Соединение читательского восприятия с опытом самого читателя обусловлено развитием памяти. Память превращается в своего рода кладовую, где копятся жизненные и читательские впечатления. При актуальном чтении они способны оживляться и включаться в восприятие читаемой книги. Возникают аналогии и ассоциации с ранее пережитым, отчего чтение превращается в личностно значимую деятельность. Память по характеру целей делят на произвольную и непроизвольную. Первичной считается непроизвольная, не требующая усилий для запоминания. Произвольная память – «Я запоминаю» – требует определенных усилий для запоминания. Чаще всего ею пользуются применительно к учебному тексту, требующему пересказа или дословного запоминания. Библиотекарям, в отличие от учителей, реже приходится вести разговор, опираясь на произвольную память ученика. Они чаще имеют дело с непроизвольной памятью читателей, с тем, что им запомнилось из опыта чтения.

Современные словари толкуют память как процесс организации и сохранения прошлого опыта, делающего возможным его повторное использование в деятельности или возвращение в сферу сознания. Память связывает прошлое человека с его настоящим и будущим. «Благодаря памяти, – говорил Д. С. Лихачев, – прошедшее входит в настоящее, а будущее как бы предугадывается настоящим, соединенным с прошедшим. Память – преодоление времени, смерти. В этом величайшее нравственное значение памяти». При отсутствии памяти все другие способности человека оказываются бесполезными. Человек, лишенный памяти, как указывал И. М. Сеченов, вечно находился бы в положении новорожденного, был бы существом, не способным ничему научиться, ничем обладать, и его действия определялись бы только инстинктами.

Память теснейшим образом связана с чтением, со всеми его процессами. Когда мы устанавливаем аналогии, мы пользуемся памятью. Возникающие в сознании читателя ассоциации – это тоже достояние памяти. То же можно сказать об идентификации и о читательском восприятии в целом.

Говоря о памяти, русский философ H. A. Бердяев подчеркивал ее активный творческий характер, связанный с осмыслением и преображением действительности. Это качество памяти свойственно и чтению, ибо в его акте совершается постоянная связь читаемого материала с прошлым читательским опытом.

Специалисты в области психологии чтения СМ. Бородин и В. А. Бородина в книге «Учим читать» пишут: «Читая, мы одновременно из нашего хранилища знаний – мозга – извлекаем то, что знаем о читаемом предмете. Происходит встреча того, о чем мы читаем, с тем, что нами уже усвоено по этому поводу. В результате такой встречи образуются новые связи – оперативные или рабочие… Таким образом мы не только закрепляем свои знания, но и пополняем их новыми».

В структуру памяти, в том числе читательской, включаются процессы запоминания, сохранения, узнавания и воспроизведения индивидуального опыта. Запоминание – обобщенное название процессов и приемов, обеспечивающих удержание читательского опыта в памяти. Это главный процесс памяти. От него зависит точность, последовательность, полнота воспроизведений материала. Воспоминание – извлечение из кладовой читательского опыта образов прошлого, мысленно локализуемых во времени и пространстве. Узнаванием называют обнаружение в материале чтения уже известного, знакомого. Произвольная форма воспоминания, требующая волевых усилий, называется припоминанием.

По продолжительности закрепления и сохранения материала различают две подсистемы памяти: кратковременную и долговременную. Кратковременная память обеспечивает оперативное удержание и преобразование данных, поступающих от органов чувств. В ней информация получает минимум обработки и интерпретации. Долговременная память характеризуется продолжительным удержанием знаний, образов, впечатлений. В ней накапливается хорошо обработанная и интегрированная в общую копилку знаний информация. По характеру психологической активности в долговременной памяти выделяют память образную, эмоциональную, словесно-логическую и смысловую. Из разных видов памяти детям наиболее присущи образная и эмоциональная формы. Возникшие при чтении у ребенка образы запечатлеваются надолго. Характерный пример образной памяти дает воспоминание Маршака: «Мне было шесть-семь лет, когда я впервые прочитал или услышал басню Крылова „Волк и кот“. До сих пор отчетливо помню – будто сам, своими глазами видел этого забежавшего в деревню волка. Помню и высокий дощатый забор, на котором сидит кот. Низко наклонив серую с черными полосами голову, мудрый и спокойный, он деловито разговаривает с усталым, затравленным волком, за которым гонятся охотники». Вместе с тем, как показывают воспоминания людей о своем детском чтении, иногда в памяти остаются и словесные формулировки. Тот же Маршак в повести «В начале жизни» рассказал, что на всю жизнь запомнил тихие слова Акакия Акакиевича из «Шинели» Гоголя «Зачем вы меня обижаете?», прочитанные в десятилетнем возрасте.

Примером того, как память о читательских впечатлениях детства может хранить одновременно и образ, и словесную формулировку, может служить рассказ известного летчика В. Кокки-наки. В одном из романов Джека Лондона он обратил внимание на «узловатые, со вздутыми жилами» руки шкипера, о котором писатель сказал: «Это был великолепный экземпляр мужчины». «Эти слова, – пишет летчик, – застряли в моей душе. Я обдумывал их: что значит стать „настоящим мужчиной“. Я смотрел на свои руки, поскорее бы они стали большими и узловатыми. Сейчас смешно вспоминать, но тогда это было как цель. И знаете, много лет спустя я увидел картину Репина „Плач Иеремии“. Руины, кровь, Иеремия прикрывается руками. И опять руки мужчины тщательно выписаны. Я вспомнил Джека Лондона». Приведенное воспоминание летчика примечательно не только тем, что его память сохранила деталь романа Джека Лондона и фразу из текста, но и тем, что показало влияние ассоциации на память человека – установление связи нового с тем, что уже известно. Увиденная летчиком картина И. Репина, на которой руки мужчины были тщательно выписаны, породила соответствующие воспоминания из романа Джека Лондона.

Опыт показывает, что читательские впечатления становятся принадлежностью долговременной памяти в том случае, если читатель был глубоко погружен в воспринимаемый текст, если произошла так называемая интериоризация, то есть включение читаемого в структуру сознания личности. Человек запоминает наиболее прочно те факты, события и явления, которые имеют для него большое значение, если при восприятии их был проявлен интерес. Плохая память нынешних школьников, на которую ссылаются учителя, во многом обусловлена негативным отношением детей к чтению.

Если говорить об эмоциональной памяти, то давно известно, что она сильнее памяти рассудка. Человек может забыть сюжет книги, ее героев, фабулу, мысли, которые возникли в процессе чтения, но эмоциональное отношение к прочитанному закрепляется в сознании надолго. Вот кусочек воспоминания писателя А. И. Эртеля о рассказе Достоевского «Сон Мармеладова»: «У меня, может быть, исчезнет из памяти самый рассказ, подробности, нюансы, но страдальческое лицо Мармеладова, сердце его, истекающее кровью, вид его несчастный я уже не могу забыть». От эмоционального погружения в текст литературного произведения во многом зависит место книги в памяти читателя. Эмоциональная память приобретает роль хранилища нравственного опыта, способного предотвращать деструктивное поведение человека.