Текст книги "Лингвистика информационно-психологической войны. Книга 1"

ИПВ осуществляется при помощи всех названных выше каналов и жанров, причем не только внероссийскими, но и внутрироссийскими акторами. Вот как об этом говорит Александр Кондрашов: «Против России не просто ведется психологическая война, она ведется на ее территории, и на противной стороне выступают некоторые российские СМИ» (Литературная газета. 2014. № 7).

Анализ газетных текстов позволяет констатировать также следующее: 1) элементы ИПВ содержатся во всех типах газетных жанров: информационных, аналитических, художественно-публицистических; 2) наиболее «приспособленными» для ведения ИПВ являются такие жанры, как памфлет, фельетон, сатирический комментарий, анекдот и некоторые другие малоформатные жанры (см. [Сковородников, Копнина 2016а]).

Таким образом, современные газеты являются не только каналом негативного воздействия на россиян, через который осуществляется манипуляция их сознанием, но и источником сведений, позволяющих критически осмысливать способы ведения ИПВ и тем самым противостоять ей.

Читая газеты, анализируя тексты этих и других видов СМИ, можно сделать обобщения в отношении основных языковых средств ведения ИПВ: специфических политических метафор и других тропов, эмоционально-оценочных эпитетов и предикатов, словесных ярлыков и усиливающих эти средства стилистических фигур. Такого рода обобщения представляют интерес для медиалингвистики. Так, Владислав Смирнов пишет: «Меняются времена, становятся другими, ещё более изощрёнными, методы и приёмы атак на самосознание россиян средствами языка. Парадигма холодной войны против России изменилась. На Трукля (персонаж рассказа С. Лема) охотятся изнутри! И воюют уже не “против” (большевиков, социализма, коммунизма…), а “за” (за ещё большую демократию, свободу, общечеловеческие ценности, права человека, “честные выборы” и т.д.)» (Литературная газета. 2014. № 14). То есть идет борьба против одних идеологем и внедрение других, выгодных инициаторам ИПВ.

Что касается частотности собственно языковых средств ИПВ, то, по нашим наблюдениям, на первом месте стоят лексико-фразеологические средства языка с негативной коннотацией, такие как:

эпитеты: коррумпированный и мафиозный режим, имперская политика, бессубъектная история России, сепаратистское движение (Донбасса), рыбодержавные идеи, непродуманные антисанкции, сертифицированный русофоб, захлебнувшиеся российско-американские переговоры, «отмороженные общечеловеки», «б/у премьер Кириенко», «орально-вазелиновый Клинтон», «мочегонная антисоветчина» и т.п.;

существительные, негативно характеризующие ту или иную мишень (личность, партию, идеологию, процесс и т.д.): зачистка, сепаратисты (вместо ополченцы), фигурант (уголовного расследования), предатели, клептократия, клоуны, людоедство, челядь, дельцы-пачкуны и т.п., – в том числе политические ярлыки (краснокоричневые, национал-патриоты, фашисты, коммуняки, совок, демшиза и т.п.);

перифразы: «обкомовский пропойца» (о Б.Н. Ельцине), «плешивый нуль с отметиной лукавой» (о М.С. Горбачеве); «Электрический Чайник» (О Чубайсе), «повелитель мух» (об Обаме).

Широко используются также синтаксические конструкции с отрицательно-оценочной предикативной группой: Рэнд Пол осудил аннексию Крыма…; Кремлевские силы <…> ностальгируют по СССР и хотели бы его реставрации; Большинство современную имперскую политику поддерживает; Авторы, которые предлагают альтернативную историю, замалчиваются; Эта доктрина опасна не только для Украины… и т.п.

В текстах ИПВ ярко представлены различные фигуративные средства. Назовем наиболее частотные:

антифразис: Не сомневайтесь, молодое поколение обязательно научат «беречь Россию» по заветам великого Ельцина (Литературная газета. 2015. № 48); Наши дети стали заложниками бандитов, но мы все заложники славной политики начала 90-х, чужих и собственных ошибок (Литературная газета. 2004. № 46–47); А тут еще и дружественная нам Грузия в самую жару требует опять пересмотра мандата российских миротворцев! (Литературная газета. 2003. № 30);

сравнение: И вся эта закулисная муть называется новой европейской стратегией в отношении Беларуси и рассчитана на то, чтобы обогреть Лукашенко, оторвав его от Путина, со скоростью курьерского поезда теряющего средства как на содержание собственной страны, так и на поддержку вассалов (Новая газета. 2015. № 28); Западная цивилизация лезет в Россию, как ядовитый, зараженный смертельным вирусом таракан (Завтра. 2006. № 33); Ясно одно: произошедшее в стране – шариковщина наоборот. Ведь, в сущности, тоже отобрали и поделили. Но в отличие от событий семидесятипятилетней давности, когда многие отобрали у немногих, теперь немногие отобрали у многих и тоже поделили. Точнее, до сих пор делят со стрельбой, взрывами, а ухваченное норовят утащить за бугор и там зарыть, как кость (Литературная газета. 2005. № 28); Если итальянцы, французы или греки по любому поводу выходят миллионами на уличные манифестации, освобождаясь от своего негатива, то в русских каждое ущемление откладывается тонкой прослойкой ненависти – как в корейке прожилка мяса чередуется с прожилкой сала (Аргументы и факты. 2010. № 13);

амплификация: Бабицкий – гранатометчик «информационной войны», работавший рука об руку с чеченскими снайперами, получавший деньги из рук американцев, служака подрывной радиостанции, наносивший по русским войскам удары, соизмеримые со взрывом вакуумных бомб (Завтра. 2000. № 7); Империя – это не замшелые фасады Петербурга, не бутафорские залы Кремля, вырезанные из фанеры Павлом Бородиным, не горностаевая мантия из морских свинок с черными хвостиками умертвленных котят. Империя – это живые шевелящиеся пространства, хребты от тропиков до полюса, гигантские реки, прорывшие русла сквозь материк. Это роящиеся, сдвинутые с мест народы, эшелоны, грохочущие от океана до океана, рубежи обороны, охватывающие континент, радиолокационные поля, накрывшие половину планеты. Это огромная, анонимная воля, соединяющая земли и царства для громадной, задуманной Творцом работы, которую он поручает имперским народам, их вождям и воителям (Завтра. 2003. № 41);

оксюморон: Неужели к списку демократически уничтоженных государств – Югославия, Афганистан – сегодня прибавится и Ливия? (Завтра. 2011. № 12); Вокруг России милые враги и заклятые друзья (Комсомольская правда. 6–13.09.2007); Нам же в новой политико-оперативной обстановке надо не дергаться, поспешая медленно, усваивать четвертую стратагему, крепить броню, убыстрить танки, создавать оружие нового поколения и работать в режиме активного противодействия (Литературная газета. 2004. № 48); И он <…> вдруг изрекает: «С психотерапевтической точки зрения войну нельзя останавливать. Нам нужна эта победа. Иначе комплекс неполноценности будет развиваться. Это – целебная война!». Представляешь? Жареный лед! Доброе убийство. Сухая вода (Новая газета. 03–06.02.2000);

метафора, выражающая оценку: Но теперь, имея опыт, приобретенный ценой потерь, и в дни перемирия под покровом многократно простреленных минометами и «Градами» Минских соглашений , он пытался соединить людей с оружием в единое управляемое целое (Новая газета. 2015. № 32); Усков решил стряхнуть с России все великодержавное, горделивое, а оставить – стыд и желание уподобляться Европе (Литературная газета. 05.03.2014); Пастораль, разыгранная думцами перед президентом, подводит итоги четверти века развития новейшего российского парламентаризма (Новая газета. 2016. № 77); Нас при помощи технологии под названием «перестройка» швырнули обратно в каменный век! (Завтра. 2015. № 17);

метонимия: С самого прихода Путина к власти и утверждения в Кремле сил, которые ностальгируют по СССР и хотели бы его реставрации, началось тихое навязывание Сталина в качестве символа всемогущества власти (Новая газета. 2015. № 35); Эта культура воздействия помимо ядерного шантажа и угроз создается усилиями культурологов, антропологов, социальных психологов, мастеров информационных и организационных блефов, специалистов, способных разрушать глубинные коды национального самосознания. В этом смысле Голливуд оказался страшнее бомбардировщиков Б-1, Б-2 (Завтра. 2011. № 48); Мой дед-фронтовик Фома Ильич Кравчук в гробу бы перевернулся, если б узнал, что его внук (то есть я) будет платить, например Польше и Чехии, земли которых он обильно окропил своей кровью в 1994–1945 годах. Это мой дед, фигурально выражаясь, погасил печи в Майданеке и Освенциме, где поляков и соплеменников Познера сжигали десятками тысяч (Литературная газета. 2015. № 41);

аллюзия: Геннадий Андреевич Зюганов… <…> Что мы знаем о нем? Что знали мы о нем лет 5–7 назад? Какие его труды читали? На каких видели баррикадах?…

Не знали и не знаем. Не читали и не видели. С моста его не сбрасывали, голову на рельсы он не клал, оркестром не дирижировал. Одним словом, темная лошадка» (Очевидец. 1996. № 61) – намек на биографию Б.Н. Ельцина; Он [Путин] – свой. Напористый мужчина средних лет, не высокий – не низкий, не простак, но и не гений. С холодным блеском в глазах и крепким рукопожатием. С ним, может быть, и не сделаешь грандиозных реформ, но зато можно не бояться непонятных «рокировочек» и «загогулин» (Аргументы и факты. 2001. № 6) – приведение свойственных Б.Н. Ельцину слов для контрастной характеристики Путина; Небывалая беда, постигшая Родину, ощущаемая каждым как неодолимое несчастье, выглядела на НТВ непрерывным торжествующим праздником победителей. Пировали на помосте, под которым хрустели живые кости скованных пленников (Завтра. 2001. № 16) – намек на исторический факт – поражение русского войска в битве с монголами на реке Калке;

антитеза: Это в США время от времени поднимаются дискуссии, можно ли применять так называемые «интенсивные допросы». То есть пытать можно или нет. У нас в стране таких дискуссий нет (Новая газета. 2015. № 35) – противоположение США и России построено таким образом и фигурирует в таком контексте, что у читателя создается впечатление, будто в России пытки – обычное дело и никто с ними не борется, в отличие от США; Прорвутся ли на лужайку пастухов и пастушек люди, которые еще сохраняют собственное достоинство и имеют мнения, отличные от тех, что в данный момент высказывает начальство (Новая газета. 18.07.2016) – противопоставление двух категорий людей, усиленное метафорой; Сталин добился власти сам. Его российскому коллеге власть вручили. А для полноценности, для самоутверждения каждому политику требуется опыт реальной борьбы, требуется соперник. У Сталина был Троцкий. У Путина – никого. Ходорковского как спарринг-партнера недостаточно (Независимая газета. http:// www.ng.ru/ideas/2016-10-10/9_stalin.html); И везде двойные стандарты. Если западенцы захватывают административные здания – это «народная воля», если юго-восток делает то же – «терроризм Западенцы бегают по городу в касках и с дубинками – «мирные митингующие», жители юго-востока – «сепаратисты». Если жители Львова заявляют, что не будут подчиняться центральной власти, – это «восстание», если жители Донецка – это «бунт». На Майдане вывешивают флаг ЕЭС – «патриотизм», в Харькове поднимают флаг РФ – «предательство» (Культура. 2014. № 14);

гипербола: Но есть в жизни вещи, от которых миллиардеры отказываться не собираются. Это все, что связано с их личным, «статусным» потреблением – дворцы, яхты, персональные самолеты, батальоны охраны, реки коньяка и моря шампанского (Аргументы и факты. 2009. № 23); …В эту ночь состоялся разгон НТВ. <…> Впервые за полтора десятка лет не просто потеснили, а беспощадно разорили страшное гнездовье, замаскированное под телеканал. На деле же – могущественный центр, с несметными деньгами, легионом агентов, заокеанскими штабами, мировыми армиями и разведками, океанскими флотами и космическими группировками (Завтра. 2001. № 16); Интересная возникла ситуация в нашей стране, где все, казалось бы, отрегулировано и управляемо, где без воли Кремля петухи по утрам не кричат и коровы не доятся… (Литературная газета. 2007. № 11);

игра с именами собственными: Иосиф Виссарионович Грозный (Новая газета. 2015. № 35; заголовок); Эта статья – поминки по либеральной идеологии. И Минкину после этой публикации впору сменить свою фамилию на Поминкина… (Завтра. 2011. № 40); Все инфицированные демократы собраны в отдельный бокс, в стеклянный террариум с маркировкой СПС [Союз правых сил], что, по-видимому, значит – СПИД, ПАРАНОЙЯ, СИФИЛИС (Завтра. 2000. № 52);

 
<…> В стране, где правит Ольга Голодец ,
Избыточен мятущийся затворник,
А нужен скотник, плотник, дворник, шорник,
И швец, и жнец, и на дуде игрец.
<…>
В стране царит духовный голодец ,
Вчерашние кошмары стали нормой.
Мне видится она железной формой,
А в ней дрожит духовный холодец.
Решится лишь разнузданный гордец
Заканчивать свою балладу матом –
Но как я рад, что в языке богатом
Так много рифм на слово « Голодец »!
 

(Новая газета. 2016. № 77);

трансформация прецедентного текста/фразеологизма: Чуден «Днепр-1» при тихой погоде (Новая газета. 2015. № 32; заголовок) – ср.: Чуден Днепр при тихой погоде….; Красного кобеля не отмоешь добела (Очевидец. 1996. № 61) – ср.: черного кобеля не отмоешь добела; А коли Бога нет, то и всё позволено, – так, в духе Ницше, рассуждали, помнится, иные герои Достоевского. Если Бога нет, то нет и объективной истины. Радость безмерная для современного интеллектуального бесчинства, особенно постмодернистского (Литературная газета. 2013. № 29) – трансформированные слова одного из персонажей романа Достоевского: «Только как же, спрашиваю, после того человек-то? Без бога-то и без будущей жизни? Ведь это, стало быть, теперь всё позволено, всё можно делать?»; Затем совершенно неожиданно один из поклонников порнозвезды показал Ивану и ей свой голый зад и тотчас убежал за кулисы. Шалунишка. Якобы эксгибиционист. Так изящно с ягодицами на Первом канале еще не шутили. <…> Как кто-то из них пошутил: страна должна знать своих геморроев. Хорошо начинают, ребята! (Литературная газета. 2013. № 23) – ср.: страна должна знать своих героев;

прием постановки в ряд перечисляемых слов-понятий, обозначающих отрицательные явления, слова, называющего дискредитируемую мишень: Разговор с психологами о ненависти, агрессии, российском менталитете , параличе сознания, потере социальной чувствительности и неуверенности в себе (Новая газета. 2014. № 10); …Может создаться ненужное впечатление, что «русский мiр» – это не только биндюжники с пулеметами, перекошенный Дугин, тупость Думы и постановочные слюни Кургиняна (А. Невзоров. Отставка господа бога. Зачем России православие?);

риторический вопрос: Вы думаете, случайно зачастил на Урал американский посол? Думаете, политтехнологи не знают, что представляет собой либеральная тусовка городов-миллионников? Именно она стала движущей силой «демократизации и гласности» в СССР – Харьков, Днепропетровск, Свердловск, Новосибирск… Именно техническая интеллигенция, начитавшаяся Стругацких, тонко организованные гуманитарии, впечатленные доктринами академика Сахарова, стали опорой Горбачеву и Ельцину (Литературная газета. 3–9.12.2015); Я иногда слушаю по радио историческую программу «Цена Победы». Ее пафос все тот же полит-корректный объективизм, разоблачение патриотической мифологии и просвещенный скепсис по отношению к упомянутым традиционным ценностям. Есть ли в России большая ценность, нежели упрямая вера в то, что во время Великой Отечественной войны наше дело было правое и только благодаря этому Победа оказалась за нами? (Литературная газета. 2014. № 10); То есть с Россией связаны только криминальные или катастрофические новости, а что-то радостное – там. В голову поневоле лезут «болотные» вопросы: как можно жить в стране, где ничего хорошего не происходит?

(Литературная газета. 2013. № 31); Но возникает вопрос: а можно ли было быть патриотом, к примеру, Германии, когда там правил Гитлер, или в СССР эпохи Сталина (да и других советских правителей), или в полпотовской Кампучии? И можно ли быть патриотом путинской России с ее бесконечной ложью, агрессивностью, коррупцией, подавлением демократии, свободы слова? (Независимая газета. http://www.ng.ru/ideas/2016-09-09/5_200years.html).

Рассмотрим языковые особенности двух текстов, посвященных назначению О.Ю. Васильевой новым министром образования и науки РФ и противостоящих по выражаемой оценке.

I

Бесспорно, неожиданное назначение Ольги Юрьевны Васильевой министром образования России стало настоящим праздником для Московской патриархии. <…>

«Она совершенно блестящий историк, – рассыпается в комплиментах первый замглавы другого синодального отдела РПЦ МП – по взаимодействию с обществом и СМИ Александр Щипков, – специалист по истории православной церкви XX века. При этом у нее блестящие тексты по католичеству. Она великолепно знает протестантизм. Кроме того, она великолепный музыкант… имеет блестящее гуманитарное образование». Признают «своим человеком» Васильеву и более высокие патриархийные чины: сам патриарх Кирилл (Гундяев) не поскупился в поздравлении с назначением: «Господь щедро наделил вас талантами… Вы проявили себя как первоклассный специалист, человек, обладающий ценным жизненным и профессиональным опытом, способный эффективно решать непростые задачи». А спичрайтер патриарха Владимир Легойда к этому потоку славословий добавил «существенный вклад», который Ольга Юрьевна внесла в развитие отечественного религиоведения.

В биографии нового министра есть «темные» пятна. Например, она настойчиво скрывает место своего рождения: его невозможно найти ни в официальных биографиях, ни в ответах на вопросы журналистов. Васильева просит считать себя москвичкой: здесь она получила образование и делала свою научно-административную карьеру. Другое такое пятно – учеба в Дипакадемии при министерстве иностранных дел. В одних версиях биографии эта учеба упоминается, а в других – отсутствует. Почему Ольга Юрьевна так и не вступила на дипломатическое поприще, окончила ли она академию вообще – остается загадкой.

<…> Говорят, была кандидатом в члены или даже членом КПСС. Во всяком случае, научные оппоненты Васильевой утверждают, что ее диссертация утверждала именно традиционно советский, «партийный» подход к вопросу о роли религиозных организаций в советском обществе. Уже в 1999 г. появляется докторская диссертация О.Ю. Васильевой на схожую (несколько более широкую) тему – об РПЦ в СССР в военный и послевоенный период. В своих научных публикациях и докладах Ольга Юрьевна не раз признавалась, что считает первые послевоенные годы «золотым веком» русской церкви (позже появился термин «сталинский ренессанс»). <…>

Значительное развитие апология Сталина получила у Ольги Юрьевны после недавнего перехода из Российской академии госслужбы и народного хозяйства (где многие годы она возглавляла кафедру государственно-конфессиональных отношений) в администрацию президента РФ, на должность замначальника управления по общественным проектам. Буквально в начале августа она наставляла прокремлевскую молодежь на каком-то «патриотическом» форуме в Крыму.

Идеалом политического деятеля, по ее словам, для русской культуры является «прежде всего царь, который заботится о благе отечества». Если раньше Ольга Юрьевна датировала переход Сталина «на патриотические позиции» периодом Второй мировой войны (и естественно, связывала это с учреждением Московской патриархии 4 сентября 1943 г.), то теперь она <…> объявила днем «патриотического обращения» вождя 4 февраля 1931 года, когда на общесоюзной конференции работников промышленности Иосиф Виссарионович заявил: «В прошлом у нас не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас народная, у нас есть отечество». Фраза, по правде говоря, не очень впечатляет, но новый министр связывает с ней концепцию переосмысления новейшей истории России и, соответственно, подходов к ее преподаванию, в основу которого будет положен «культурно-исторический стандарт», выдвинутый Путиным в 2014 г., с захватом Крыма. Может, министр Ливанов за то и уволен, что слабо понимал и продвигал этот «стандарт»?

Могли ли патриарх Кирилл или, скажем, епископ Тихон (Шевкунов), имевший репутацию «духовника Путина», продвинуть своего человека на министерский пост?

Назначение «серой мышки» Ольги Васильевой на столь ключевой для государства пост оставляет много вопросов. Из диалога бывшего тандема, показанного по телевидению, можно понять, что главное достоинство нового министра в ее гендерной принадлежности.

«На смену Дмитрию Ливанову я предложил бы назначить женщину Ольгу Юрьевну Васильеву», – произнес Дмитрий Медведев. Новый повод подумать о размерах нынешней кремлевской «скамейки запасных».

<…> С Тихоном Ольга Юрьевна имеет довольно близкую дружбу – с тех пор, как в начале 2000-х они успешно осуществляли путинский проект поглощения Московской патриархией независимой до тех пор Русской зарубежной церкви. Затем Васильева преподавала церковную историю в Сретенской семинарии на Лубянке, формируя у будущих священников взгляд на свой предмет в духе того самого «сталинского ренессанса». И место преподавания было вполне подходящим. Есть ли у нового министра какая-то своя концепция реформы образования, сколько-нибудь серьезное и системное видение его проблем? Биография чиновницы скорее вынуждает дать отрицательный ответ. Но, может, это назначение не «технократическое», а чисто «идейное»?

Пока на все вопросы о своих планах на посту министра Ольга Юрьевна отвечает странно, немного в духе «божествования». Чтобы никто ничего не подумал, она уверяет: «У меня есть приоритеты, а все планы будут реализовываться в ходе моей работы. Главный приоритет – это учитель и педагог, это служение этой великой работе. Второй приоритет – извлечь лучший опыт, взять лучшее и двигаться вперед поступательно» <…> (А. Солдатов. Ольга Васильева и божественное долженствование // Новая газета. 21.08.2016. https:// www.novayagazeta.ru/articles/2016/08/20/69618-olga-vasilieva-i-bozhestvennoe-dolzhenstvovanie)

II

<…> Назначение министром образования и науки Ольги Юрьевны Васильевой внушает осторожный оптимизм (кстати, она первая женщина в истории страны, занявшая этот пост). Она волевой и дельный человек, превосходно знающий проблемы образования и науки: имеет три высших образования, работала в школе, в академической среде (Институте Российской истории РАН), заведует кафедрой в Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, преподавала в Сретенской семинарии (что исключительно важно для исследователя, занимающегося изучением истории церкви), получила богатый административный опыт в управлении по общественным проектам в Администрации Президента.

При этом Васильева является крупным учёным – одним из блестящих специалистов по истории Русской православной церкви в XX веке, хорошо известным в среде историков и философов. Её труды (их около 200, в том числе 7 монографий) уже составили веху в российской историографии государственно-церковных отношений в XX веке. Ольга Юрьевна также была одним из инициаторов дискуссии о современном консерватизме в России. Она обладает масштабным видением проблем, которые ей предстоит решать на новом посту.

Таким образом, новое назначение – знаковое, знаменующее отказ от прозападной образовательной политики, проводившейся нашими системными либералами. Именно поэтому либеральные СМИ развернули позорную диффамационную кампанию против нового министра, обвиняя её в приверженности «православному сталинизму» и «клерикализму», стремлению загнать образование и науку в «православное гетто».

Никаких оснований для подобного рода обвинений нет, достаточно хотя бы по диагонали просмотреть основные работы О.Ю. Васильевой.

<…> О.Ю. Васильева, безусловно, способна к диалогу с преподавательской и научной общественностью, в отличие от своего предшественника. Первые её заявления восприняты позитивно представителями как школьного, так и вузовского сообщества. Причеём независимо от их политических взглядов, ибо, что называется, эти меры назрели и перезрели: обещание повысить материальный уровень преподавателей (наверняка согласованное на высшем уровне власти), начало «оптимизации» гомерической бумажной отчётности, которая при Ливанове приобрела характер раковой опухоли. Если эти два обещания будут выполнены, то уже одно это оздоровит ситуацию в образовании. <…> (Аркадий Минаков. На тонущем корабле капитанов меняют. Литературная газета. 31.08.2016. http://www.lgz.ru/article/34-6564-31-08-2016/ natonushchem-korable-kapitanov-menyayut/?sphrase_id=247455).

Приведенные тексты отличаются целеполаганиями и, соответственно, речевыми стратегиями: первый текст реализует стратегию дискредитации нового министра, т.е. негативной оценки, направленной на умаление авторитета этого человека, подрыв доверия к нему; второй – стратегию апологии, т.е. позитивной характеристики О.Ю. Васильевой и ее защиты.

В первом тексте назначение О.Ю. Васильевой рассматривается как «настоящий праздник для Московской патриархии», которая, признавая ее «своим человеком», «рассыпается в комплиментах»; даже патриарх «не поскупился в поздравлении» (использование отрицательных устойчивых выражений, из которых последние два ироничны). Ироническая оценка проявляется и в употреблении таких словосочетаний, как «поток славословий», «сталинский ренессанс» (метафоры); «существенный вклад», «“золотым веком” русской истории», «на каком-то ″патриотическом″ форуме» (антифразисы), «серая мышка» (фразеологизм в функции ярлыка).

Негативная характеристика нового министра дается также при помощи приемов так называемой «референциальной манипуляции», состоящей в искажении образа денотата/референта путем замены нейтральных наименований на эмоционально-оценочные: вместо «присоединение» Крыма говорится о его «захвате», вместо «объединения» церквей – о «поглощении» Московской патриархией Русской зарубежной церкви, вместо «служащая» или «государственный деятель» – «чиновница», вместо «не раз говорила» – «не раз признавалась».

Использование метафоры «темные пятна» применительно к якобы скрываемым фактам биографии или намерениям («Почему Ольга Юрьевна так и не вступила на дипломатическое поприще, окончила ли она академию вообще – остается загадкой») направлено на формирование недоверия к новому министру. Прием «чтения в сердцах», реализующий тактику подозрительности, используется в таком высказывании: «Чтобы никто ничего не подумал, она уверяет…» (обвинение в неискренности).

Характеристика О.Ю. Васильевой как сторонника «сталинизма» бросает тень на президента: «Значительное развитие апология Сталина получила у Ольги Юрьевны после недавнего перехода <…> в администрацию президента РФ, на должность замначальника управления по общественным проектам». О тоталитарной идеологии О.Ю. Васильевой говорит то, что, как пишет автор, «идеалом политического деятеля, по ее словам, для русской культуры является “прежде всего царь, который заботится о благе отечества”».

Категория неопределенности, используемая в тексте, маскирует бездоказательность утверждений, реализующих тактику устанавливаемых отрицательно характеризующих (с точки зрения автора текста) ассоциаций. Эта категория реализуется при помощи неопределенно-личной конструкции «Говорят, была кандидатом в члены или даже членом КПСС», умолчания (неупоминания конкретных фамилий) «научные оппоненты Васильевой утверждают», «Из диалога “бывшего тандема” можно понять, что главное достоинство нового министра в ее гендерной принадлежности». Категория неопределенности проявляется также в отсутствии ссылок на конкретные работы, в которых, по мнению автора текста, О.Ю. Васильева противоречит сама себе.

Сведения, которые требуют доказательств, подаются в форме вопросов («Есть ли у нового министра какая-то своя концепция реформы образования, сколько-нибудь серьезное и системное видение его проблем? Биография чиновницы скорее вынуждает дать отрицательный ответ. Но, может, это назначение не “технократическое”, а чисто «идейное»?») или утвердительных высказываний с использованием отрицательного эпитета и окказионализма («…Ольга Юрьевна отвечает странно, немного в духе “божествования”»).

Во втором тексте дается положительная характеристика О.Ю. Васильевой при помощи эпитетов с положительной коннотацией: «волевой и дельный человек», «превосходно знающий проблемы образования и науки», «богатый административный опыт», «крупным ученым», «обладает масштабным видением проблем», «один из блестящих специалистов»; оценочных высказываний: «О.Ю. Васильевна, безусловно, способна к диалогу…», «Первые ее заявления восприняты позитивно представителями…». Используется также антитеза, заключающаяся в противопоставлении Васильевой и Ливанова: «…обещание повысить материальный уровень преподавателей (наверняка согласованное на высшем уровне власти), начало “оптимизации” гомерической бумажной отчётности, которая при Ливанове приобрела характер раковой опухоли. Если эти два обещания будут выполнены, то уже одно это оздоровит ситуацию в образовании». Новое назначение оценивается как «знаковое, знаменующее отказ от прозападной образовательной политики» и внушающее «осторожный оптимизм».

Поскольку ИПВ подразумевает ответные действия сторон, во втором тексте мы видим тактику обличения противника: «…либеральные СМИ развернули позорную диффамационную кампанию против нового министра, обвиняя её в приверженности “православному сталинизму” и “клерикализму”, стремлению загнать образование и науку в “православное гетто”».

Конечно, в рамках одного параграфа невозможно описать весь комплекс жанров и языковых средств, используемых в ИПВ. Тщательное исследование языка ИПВ – дело будущего, как и представление результатов такого исследования широкой общественности. Некоторым языковым средствам ИПВ посвящены два следующих параграфа.