Текст книги "Пёстрые истории о школе и не только…"

Снеговик голубоглазый

 
Снеговик голубоглазый!
Полюбила его сразу.
Но лишь солнышко пригрело,
Он исчез! Такое дело.
 
 
Население мужское
Любит солнце, всё такое…
Даже снеговик из сказки
Хочет жить в тепле и ласке!
 

Белочкины кадры

 
О, Господи Боже! Где мудрости взять?
И мне ли такие вопросы решать?
Ах, дай трёхнедельный мне срок размышленья,
Чтоб мог я придумать ответов решенье!
 

Эти строчки из старинной английской баллады вертелись в голове Владимира Ивановича, начальника отдела переводчиков одного из институтов научной и технической информации.

Утром директор института вызвал начальников всех отделов и объявил, что создаётся новый отдел «Кино», для которого надо выделить по одному сотруднику. И дал им не трёхнедельный срок, как в балладе: уже к концу рабочего дня список сотрудников нового отдела должен быть утверждён.

Легко сказать: выделить, а кого? С кем надо будет расстаться? С кем легче всего договориться? Владимир Иванович ещё раз обвёл глазами сотрудников отдела, склонившихся над журналами и словарями, вздохнул, встал и подошёл ко мне.

– Выйдем, – шепнул он. – Поговорить надо.

Мы вышли в коридор и остановились у подоконника.

– Галчонок, выручай. Создают новый отдел. Из каждого отдела берут по человеку. Вот я и ломаю голову, кого отдать. Сама понимаешь, как трудно это решить. Я бы с радостью отдал Викторию Генриховну, но она через полгода уходит на пенсию, пусть доработает. Ираиду? Да эта склочница такой хай поднимет! Кирилла? Но у него шведский и немецкий, и больше никого со шведским. Кизлякова? Кто его, запойного, терпеть будет? Это наш крест.

– Поняла, Володя, не продолжай. У меня маленький ребёнок, скажешь, бюллетенить можно в любом отделе. Да мне, честно говоря, уже тошно от этой лексики: болты, шурупы, вакуумные машины, диффузорные головки, так и язык забудешь. Ну, какой из меня инженер-переводчик? Согласна я, записывай.

На следующее утро новый отдел «Кино» начал свою деятельность под руководством шестидесятилетней Изабеллы Дмитриевны, интеллигентной женщины с рыжеватыми волосами, Белочки, как мы за глаза называли её.

Бедная Белочка! Ну и сотрудников собрали в её отделе! По принципу: на тебе, убоже, что нам не гоже!

Только что окончивший институт Леван, красавец армянин с тёмными глазами и белоснежной улыбкой, украшение отдела. Именно украшение, потому что его красный диплом был далеко не красным, как мы убедились потом.

Поэт Виктор, выпускник Литературного института, очень оригинальный человек. При поступлении на работу написал автобиографию в стихах. Вышла целая поэма о том, как зимним морозным утром появился на свет малыш, проделавший потом большой путь, чтобы стать поэтом. Когда его попросили переписать автобиографию, громко возмущался, требуя показать, где сказано, что её нельзя писать в стихах.

Ирина, симпатичная модная девушка, снимавшая комнату в Москве. На выходные Ира ездила в свой родной город Чехов. Каждый понедельник она опаздывала на час, зато привозила корзину яблок из своего сада. На запах яблок к нам заглядывали сотрудники из других отделов.

Два Сергея: один – шмоточник, знавший, что, где и почём можно купить и достать. Другой – обаятельный, остроумный, любитель практической шутки. Он мог в переполненном троллейбусе сказать: «Ой, рубль уронил!». Люди начинали расступаться, чтобы он смог подобрать свою банкноту, но Сергей бросал небрежно: «Бог с ней!» и покидал троллейбус.

– Сейчас они искать будут, толкаться, – со смехом говорил он, весело шагая к институту.

Первые дни было очень тяжело работать: никто, даже начальница, не представлял, что надо делать, с чего начинать. Бывали и такие дни: утром Изабелла Дмитриевна объявляла: «Я – в министерство!» и исчезала почти на весь день. Что было в отделе в это время? Кот за дверь – мышам раздолье.

В ящике моего стола лежал детектив на английском языке. Выдвинув ящик, я читала. Как только кто-то входил, ящик тут же задвигался.

Леван, полюбовавшись на свою улыбку в зеркале, доставал какие-то письма с армянскими буквами-крючочками и перечитывал их. Однажды он протянул мне письмо и грустным голосом сказал: «От мамы. Скучает по мне». Я взглянула на письмо, увидела аккуратные непонятные, кудрявые строчки. Внезапно в глаза бросились два слова, написанные по-русски: «магарыч будет». Заметив улыбку на моём лице, Леван вдруг смутился.

Виктор, сидя на столе, звонил какой-то Эле, хвастался своими новыми стихами, а потом выслушивал её поэмы, поправляя и подсказывая более точные рифмы.

Шмоточник Сергей, захватив пакет с товаром, исчезал в институтской библиотеке, куда часто заходили сотрудники из всех отделов. В эти минуты библиотека превращалась в примерочную.

Другой Сергей включал магнитофон и, закрыв глаза, с улыбкой слушал песни очередной ресторанной певички, которую он записал, будучи в командировке.

А Ирина наносила макияж, периодически спрашивая нас, какие тени лучше: синие или зелёные, показывая нам по-разному раскрашенные веки.

Однажды нас попросили помочь организовать выставку картин сотрудницы министерства. К юбилею ей выдали огромную премию и разрешили показать свои работы. Нам нужно было повесить её картины в комнате, где она накроет столы для сотрудников.

Выставка была замечательная, мы с таким вкусом подобрали и развесили картины, что даже сама художница была в восторге. Правда, вся её премия потом пошла на ремонт этой комнаты. Оказалось, что ни Леван, ни Виктор, ни оба Сергея дрель даже в руках не держали, поэтому все стены остались в дырках, дырах и дырищах. Так стыдно было! Начальница наша извинялась за «работу» парней.

Но так было только в первые дни. Стараниями Белочки наш отдел превратился в самый яркий отдел института. Приезжали сценаристы, режиссёры, директоры будущих документальных фильмов. Изабелла Дмитриевна просматривала сметы, спорила с очередным директором, завысившим смету. Тот нехотя соглашался, но по блеску в его глазах я чувствовала, что ему всё равно удалось надуть начальницу, не знавшую все тонкости съёмочного процесса и составления смет.

Потом устраивались просмотры уже отснятых фильмов, на которые приглашались представители министерства, руководители отделов, критики. И, в конце концов, фильмы показывали в нашем павильоне на ВДНХ.

Несмотря на загруженность в отделе, я скучала по работе с языком и вскоре нашла место учителя английского в спецшколе. Но отдел «Кино» вспоминала с улыбкой. Да и Изабелла Дмитриевна, наша Белочка, одинокая женщина, расцвела, работая с нами, молодыми, инициативными, не дающими соскучиться.

Неведомая сила

Всё-таки, я верю в то, что кто-то ведёт нас по жизни. Это даже нельзя объяснить, но вспомните, бывало ли у вас так, что вдруг, ни с того, ни с сего, вы срываетесь с места и делаете то, о чём даже не задумывались, и это становится делом всей вашей жизни?

Почему я, работавшая переводчицей, набрала номер школы с углублённым изучением английского языка и спросила, нужны ли им преподаватели английского? Узнав, что место есть, но нужно преподавать на английском языке историю, соглашаюсь и, не задумываясь, принимаю предложение.

А устроиться на работу в спецшколу тогда было очень непросто. Тем более, в ту, потому что в ней, кроме обычных детей, учились дети членов правительства, видных людей, артистов. К моей радости, через четыре месяца в школе отменили преподавание предметов (истории и географии) на иностранном языке, и я стала в школе просто преподавать английский язык.

На уроке. Английская спецшкола № 31. 1967 г. Из архива Г. К. Марчуковой

И в какой школе! В каком мудром коллективе единомышленников, где было чему поучиться! И кто привёл меня туда? Случай. Всё сложилось: все кусочки мозаики легли на свои места, и в результате получилась прекрасная картина моей новой жизни (в этой и других школах, где я тоже работала). Картина, в которой каждый эпизод дорог и вспоминается с улыбкой.

Вот, например, случай с Никитой Хрущёвым, внуком бывшего Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Сергеевича Хрущёва.

Однажды иду по школьному коридору. Все на уроках. Тишина. Вижу: четвероклассник вжимается в дверной проём, пытаясь спрятаться. Подхожу к нему поближе.

– Что, Никита, выгнали?

– Да.

– За что?

– Смеялся.

– А какой урок сейчас?

– История.

– Ну вот, пропустишь тему.

– А, там – «Наша партия ведёт нас к коммунизму».

– Что же ты смеёшься? Твой дедушка сказал, что в 1980 году мы будем жить при коммунизме.

– Чепуха всё это! – махнул Никита пухлой ручкой.

Мне стало неловко, что я невольно «вытащила» такие «домашние» сведения из уст ребёнка. Дети доверчивые, делятся своими мыслями, переживаниями.

Я учила Стёпу Михалкова, Федю Бондарчука, Антона Табакова, Андрея Королёва (внука генерального конструктора космических кораблей Сергея Павловича Королёва), Васю Харитонова.

Федя Бондарчук, теперь знаменитый кинорежиссёр, а тогда третьеклассник, однажды пожаловался мне:

– Вот не пойму я этих взрослых. Папа ругался на то, что мы много смотрим телевизор. Говорил, что разбил бы его молотком, а когда во время землетрясения телевизор упал и разбился, горевал. Сам же хотел разбить его!

Папа его был знаменитый актёр и кинорежиссёр Сергей Фёдорович Бондарчук, а землетрясение в Москве случилось в 1977 году.

А Федин одноклассник, Стёпа Михалков, рассказывал мне о своём дедушке, Сергее Владимировиче Михалкове, знаменитом детском писателе, о его коллекции тростей: трость-зонтик, трость-стульчик, трости с головами птиц и зверей.

Мама Васи Харитонова, сына поэта-песенника Владимира Гавриловича Харитонова (автора стихов к песням «День Победы», «Как прекрасен этот мир», «Мой адрес – Советский Союз», «Россия – родина моя»), говорила мне с улыбкой:

– Пришёл к нам Евгений Евтушенко. Я пошутила, попросила его проверить, как Вася знает английский язык. Женя поговорил с Васей на английском и поставил ему пятёрку. А Вася вздохнул и сказал, что за четверть у него тройка.

У нас, учителей, не было конфликтов с родителями учеников, даже известными и высокопоставленными, и оценки мы ставили детям по их заслугам, а не по требованию родителей. Не было с их стороны хамства в общении, угроз и жалоб на учителя. В то время учителей уважали.

Вспоминаю, как мама Феди, Ирина Скобцева, сделала щедрый подарок для школы: пригласила учителей на просмотр фильма «Унесённые ветром». Фильм показывали в Малом зале кинотеатра «Художественный» на Арбате, только для нас.

Конечно, на просмотр явилась вся школа, не только учителя. А фильм, ещё чёрно-белый, оказался на английском языке. Публика закричала нам, учителям-«англичанам»: «Переводите!». А как тут переводить? Хочется и язык послушать, и насладиться фильмом, а действие стремительное.

Остановили фильм. Мы, читавшие книгу, быстро пересказали её содержание, и нам показали две серии с самого начала! Спасибо Вам, дорогая Ирина Константиновна!

У нас в школе была традиция. Каждый год на 8 Марта все артисты, чьи дети и внуки учились в школе, давали нам грандиозный концерт! Мы накрывали столы в актовом зале, на столах – коньяк, шампанское, бутерброды, фрукты, кофе, пирожные, конфеты.

После уроков рассаживались в зале. Учителя – бледные, усталые после уроков, артисты – яркие, в гриме, красивые! И концерт начинался. Тогда я впервые поняла, что голос – это тоже музыкальный инструмент. Как же пели сёстры Карина и Рузанна Лисициан, какие арии исполняли солисты Московского музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко! А как зажигали Николай Сличенко со своими цыганами-гитаристами (у Сличенко в школе училась дочка)!

А как танцевал и пел Владимир Зельдин! У него никто не учился в нашей школе, и он приходил просто за компанию, с друзьями. И Иван Семёнович Козловский, кутаясь в шарф и извиняясь, что не поёт, тоже сидел рядом с нами (у него в нашей школе учились внучки). Ставили сценки по Чехову, смех, аплодисменты, у учителей теперь тоже румянец во всю щёку, глаза горят. Счастье увидеть столько талантливых людей!

Как изменился мир! Подумать только, какие артисты выступали в школе бесплатно, без гонораров. Такое не забывается.

Спасибо тем невидимым силам, которые подтолкнули меня позвонить в школу и помогли оказаться в ней. Всё-таки, кто-то ведёт нас по жизни.

Профессия

Меня часто спрашивают, почему я выбрала профессию преподавателя английского языка. Не могу сказать, что я с детства мечтала об этой профессии, но твёрдо уверена, что всё-таки, детство повлияло на её выбор.

Поскольку я росла вместе со своей двоюродной сестрой, все мои подружки были её друзья, все они старше меня на два – три года. Во всех играх, в которые мы играли, я была в роли подчинённого. Играли в «дочки – матери», я – дочка. Играли в «магазин», они – продавцы, я – покупатель. Играли в «больницу», они – врачи, я – пациент. А мне так хотелось тоже быть мамой, быть продавцом, чтобы взвешивать и продавать траву, цветы и камешки, быть врачом, выстукивать, выслушивать, лечить. Обиднее всего было, когда мы играли в «школу». Я всегда была ученицей, которую ругали, били по рукам, ставили в угол. Я мечтала быть учительницей в этих играх!

Когда я играла одна, то всегда была учительницей. Я делала маленькие тетрадки, сочиняла стишки и записывала их в маленькие самодельные книжечки, рисовала картинки к стишкам. В школу я пошла в шесть лет и программу первого класса знала назубок, потому что слушала, как двоюродная сестра делала уроки. Однажды, придя из школы, она объявила:

– Солнце – это большое яблоко, а Земля – маковое зёрнышко.

– Как зёрнышко? – ахнула я. – Как же мы на нём помещаемся?

– А вот так и помещаемся, нам это всё только кажется, это наше воображение, – объяснила сестра, окончательно запутав и напугав меня.

Меня даже хотели отдать во второй класс, но учительница сказала, что придумает, как нагрузить меня. И нагрузила. Всем давала задание текст просто прочитать, а мне – наизусть учить. Мои тетрадки висели на выставке.

Однажды я написала две строчки буквы «О» и оставила тетрадь, чтобы высохло. Прихожу, а младший брат дописывает страницу огромными кривыми колёсами (буква «О»), и в каждом «колесе» – глазки, носик и рот. Мама сказала, что вырвет страницу, но я переписала полтетради: вдруг учительница увидит, что вырвана страница? Плакала и писала. Тетрадь опять висела на стенде.

В своих играх я кукол не наказывала. Может быть, мне повезло с учительницей, Зинаидой Романовной, которая любила нас, а мы её. Я до сих пор помню, как она водила наш класс к себе на дачу, где в ящиках со стружками лежали яблоки. Каждому дали по душистому яблоку! Зина, моя двоюродная сестра, ходившая с нами, тоже получила яблоко. Когда мы вернулись домой, она дала яблоко бабушке, а мне стало стыдно – я своё съела, не задумываясь.

А может быть, Цилия Семёновна, моя учительница английского языка, повлияла на моё решение тоже стать учительницей? Эта вечная моя четвёрка по языку, какое-то чувство неудовлетворения, хотелось полёта, хоть раз бы пятёрку получить!

А может быть, я стала учительницей потому, что ко мне всё время тянулись малыши? Сидим с подругами на скамейке в сквере. Мамы с колясками, с малышами гуляют. Вдруг эти малыши оказываются у нашей скамейки, смотрят, как у меня из фантика получается роза или куколка, и куколка начинает разговаривать с детьми, и незаметно начинается спектакль. А зрители не только малыши, но и их мамы.

А может быть, всё ещё проще. Папа лежал в больнице, я, навещая его, встретила у постели папиного соседа женщину. Разговорились. Оказалось, что она учительница английского языка, работает в школе. Начала мне рассказывать о преимуществах работы в школе: несколько раз в году каникулы (передышка), отпуск всегда летом, работать полдня. Я подумала – здорово! А о том, что ещё полдня – подготовка к урокам, что каникулы – для детей, а не для учителей, я уже потом узнала, когда сама стала учительницей английского языка, о чём нисколечко не жалею!

И пятёрок не жалела, давала возможность ученикам отрастить крылья. Был у меня один ученик, Женя Болотов, у которого по всем предметам были двойки. Как-то на контрольную работу он пришёл с биноклем, настоящим командирским биноклем. Тайком от меня он в бинокль смотрел в тетрадь отличника, а я делала вид, что не замечаю этого. Класс удивился, когда узнал, что у Болотова за контрольную работу четвёрка! Он сам не ожидал такого результата. Я объяснила классу, какой труд он приложил, чтобы разглядеть в бинокль слово, запомнить его, переписать в тетрадь и идти за новым.

– А не легче ли просто выучить дома слова? – спросила я Женю. – Вот, докажи, что четвёрка и вправду твоя! И он доказал.

Так почему, всё-таки, я выбрала профессию преподавателя английского языка?

«Невидимые миру слёзы»

– У Вас на каждую ситуацию есть какая-нибудь история, – сказал мне однажды мой ученик Дима.

– Так вы же сами нам подбрасываете эти ситуации, – ответила я. – Не успею осмыслить одну, как надо уже разбираться с другой. И самое главное – я всё время учусь, набираюсь опыта, не наступаю на одни и те же грабли, но вы оказываетесь проворнее.

Вспомнила свои первые шаги в школе. Как я намучилась в первый год! Мне, молодой учительнице, сразу же дали классное руководство в четвёртом классе – как в воду бросили человека, не умеющего плавать. Барахталась, но поплыла, и сразу приобрела первый опыт.

Вот, к примеру. Школьникам нужно было заполнить дневники. На первой странице надо было написать названия предметов и фамилии учителей, работающих в классе. Я детям честно всё продиктовала, они записали. Проверяю дневники и читаю: «Татьяна Ёсифовна», «Михал Кузмичь», «Як Обрамыч» (так они на слух записали имя трудовика Якова Абрамовича) и другие чудеса правописания. А я ведь по слогам диктовала! Сделала вывод: написала имена на листочке и раздала каждому, чтобы исправили ошибки. И в дальнейшем всю важную информацию я или писала на доске, или раздавала на листах.

А мой первый утренник, после которого мне хотелось плакать, тоже на всю жизнь запомнился. Решила поближе познакомиться с учениками, с их родителями. Для этого устроили с классом праздник «День именинника», чтобы поздравить тех детей, у которых день рождения был летом. Подготовила с классом концерт, даже два. Один готовит класс – это их подарок именинникам, а другой (втайне от остальных) подготовят и покажут сами именинники – это будет их ответный подарок классу.

Все номера отрепетировали, хорошо подготовились, но… В день праздника оказалось, что не пришла девочка, принимавшая участие в пьеске. Получается, пьеска выпадает из концерта. Что делать? Подбегают ко мне два приятеля, два неразлучных друга, Тимур и Слава.

– А давайте, мы покажем маленькую пьесу, она такая смешная, вот увидите, все со смеху умрут, – предлагает Тимур, симпатичный мальчишка с весёлыми глазами и ямочками на пухлых щёчках.

– А про что пьеса? – хватаюсь я за соломинку.

– Про двух друзей! – с восторгом подхватывает его дружок. – Правда, правда, обхохочешься!

– Ладно, – соглашаюсь я. – Будете выступать после Надиной песни.

Поверила им на слово. А надо было проверить, что это за «пьеска», посмотреть её.

Все уже в зале: дети, родители. Звучат поздравления, начинается концерт. Один за другим идут выступления, всё так организованно, номера логично связаны, аплодисменты раздаются после каждого выступления. А вот и наша «вставка».

– Сценка! – объявляет ведущая Аня. – Исполняют Тимур и Слава.

На сцену выскакивают мальчишки.

– Пей водку! – звонко выкрикивает Слава.

– Бей в глотку! – кричит в ответ Тимур и кулаком в горло сбивает Славу с ног.

Я рванула к сцене. А тем временем «пьеса» продолжается.

– Пей квас! – выкрикивает теперь Тимур.

– Бей в глаз! – Тимур падает на пол, сбитый Славиным кулаком.

– Пей пиво – бей в рыло! – прокричали «артисты» хором и, подгоняемые мною, покинули сцену под хохот зрителей и оглушительные аплодисменты.

От смеха родители вытирали выступившие на глазах слёзы (как мальчишки и обещали). Я думаю, этот смех был вызван ещё и моим появлением на сцене. Я – с перекошенным от ужаса и красным от позора лицом, и мальчишки – с выражением полного недоумения на разгорячённых мордашках.

После этого случая, готовясь к концертам и утренникам, я всегда запасалась разными викторинами, загадками, конкурсами, призами – на всякий случай! И всегда проверяла то, что предлагали дети.

…Когда Слава и Тимур уже были в седьмом классе, они опять меня «порадовали».

Во время первого урока в дверь вежливо постучали. Открывается дверь. На пороге стоит милиционер, а рядом с ним – мои ученики: Тимур и Слава. Я их еле узнала: два жёлто-зелёных осунувшихся лица с коричневыми кругами под глазами – вот, что я увидела.

– Ваши? – спросил милиционер, подталкивая ребят в класс. – В вытрезвителе ночевали. Забирайте.

В классе – мёртвая тишина. Застывшие пятиклассники смотрят, как я сажаю двоих старших ребят на заднюю парту, наливаю им из термоса кофе, разворачиваю бутерброды. И всё это я делаю молча и очень быстро. Тимур и Слава, также молча, берут чашки обеими руками, видно пытаясь согреться.

Продолжаю вести урок, втянула учеников в работу, а сама посматриваю, как друзья на задней парте едят бутерброды и пьют кофе. По их впалым щекам текут слёзы, из носа тоже течёт, всё это капает в чашки – жуткое зрелище! А ночь в вытрезвителе?

«Быстрее бы урок закончился, поговорить скорее с ними», думаю.

Оказалось, что родителям Тимура надо было куда-то срочно уехать. Чтобы мальчику не было страшно одному, ему разрешили пригласить переночевать Славу. Оставшись одни, ребята, опьянённые свободой, нашли всякие недопитые бутылки, всё перепробовали и, окончательно опьянев, вышли в магазин за «подкреплением». Но не дойдя до магазина, упали прямо на улице. Документов у них, конечно же, нет. Куда их девать? Милиционеры отвезли их в вытрезвитель и только утром смогли добиться от них, кто они. А дальше куда их? В школу, конечно! А уже я связалась с родителями, передала их из рук в руки.

Много-много лет спустя я встретила уже взрослого Славу на улице. Первое, что он сказал мне, было:

– А помните, как Вы нас кофе поили. Мы думали, Вы нас убьёте, когда узнаете, что мы натворили и где побывали. А Вы нам – кофе! Спасали.

Вот так и живём мы, учителя. «Невидимые миру слёзы» бывают у каждого учителя, отсюда и рождаются истории на каждый жизненный случай, что так удивило моего ученика Диму.