Текст книги "Оттенки души. Жизнь глазами психолога"

Искательница

В 18 Маше хотелось любви, безудержной, поглощающей, захватывающей. Любви любой ценой. Любви, и иначе нет смысла. Любви, и точка.

Маша искала ее в толпе людей, выглядывала среди звезд на ночном небе, заманивала на кудряшки и выпрашивала горючими слезами.

Маша хотела ее так горячо, что праздничный наряд любви ей мерещился даже в самых что ни на есть убогих лохмотьях. То и дело принимая за любовь ее разнообразные суррогаты, Маша пыталась напиться то страстью, то жертвенностью, то партнертвом, то обладанием, но жажда не утихала, и становилось понятно – опять не то…

Секунды складывались в минуты, минуты в дни, дни в года и казалось, каждое мгновенье ее жизни было пронизано ожиданием любви, но все-таки, Маша умудрилась не заметить, когда любовь пришла.

Через много лет после Машиного отчаянного призыва, Любовь робко постучалась в ее жизнь, и замерла, предвкушая встречу. А Маша…

Впрочем, пусть дальше Маша расскажет сама.

…Я не впустила ее. Увлеченная поисками любви 24 часа в сутки, я так забегалась, что сначала не услышала негромкий стук, потом все-таки открыла, но толком не разглядев, не узнала. Выслушав Любовь в пол уха, занятая мыслями о текущем бесперпективном романе, я избавилась от назойливой незнакомки, передав ее подруге. Подруга странно на меня посмотрела, но в помощи не отказала, и гостью забрала.

А я, облегченно вздохнув, принялась осмысливать новый план Поиска Любви. Теперь я понимаю, что тогда мое сердце не смогло узнать свою судьбу, потому что чувствительность его стерлась. От многочисленных пробных отношений сердце износилось, замусорилось, обветшало и к моменту самой важной встречи в моей жизни, оказалось слишком огрубевшим, чтобы различить тонкий аромат любви.

Прошло еще несколько лет. Я как-то выкрутилась.

У меня муж и двое детей.

А у подруги муж, двое детей и Любовь…

Если бы мы знали дату и время своего ухода

Если бы мы знали дату и время своего ухода, то, конечно, все бы успели.

Накануне он сделал бы с сыном обещанные уроки.

Она бы не стала «пилить» его за не починенный кран.

Он позвонил бы родителям, и сказал: «Мам, помнишь ты говорила одевать шапку потеплей? Так вот, этот совет мне очень пригодился, я ни разу не болел за зиму».

Она бы набрала телефонный номер старшей сестры и сказала: «Прости меня, я вчера переборщила. И, кстати, помнишь, у тебя пропала блузка в седьмом классе, которую ты так долго шила? Это я ее стырила. Ты настоящая рукодельница. Она была так хороша, что мне очень хотелось ее надеть. А возвращать обратно побоялась. Прости и за это».

Он отправил бы смс любовнице: «Света, я тебя никогда не любил. Ты достойна настоящего мужчины. Не разменивайся больше на такие отношения».

Она отменила бы назавтра все назначенные встречи, встала в 5 утра и испекла его любимые булочки, с корицей и домашним мармеладом. Он спросил бы: «Есть повод?», а она бы ответила: «Просто так», и улыбнулась.

Он посмотрел бы на нее долгим взглядом и сказал: «Знаешь, я давно тебе не говорил… Ты очень красивая».

Она, встав на цыпочки, поцеловала бы его в щеку и сказала: «Хорошего дня».

Он целый день бы завершал, закрывал, передавал и осмысливал. Она бы целый день наводила порядок, отмывала, поправляла и пела.

Вечером, он бы заехал за ней, и, двигаясь по безлюдному шоссе, они бы неловко молчали. За минуту до ухода он начал бы говорить что-то будничное, а она бы остановила и сказала: «Не надо». «Тогда до встречи… там?», нарочито весело проговорил бы он. «До встречи», – ответила бы она мягко и немного грустно. «Я буду искать тебя», – произнес бы он. «Я буду ждать тебя», – прошептала бы она.

Страх покинул бы их сердца, и демоны ужаса оказались бы бессильны смутить их души. Ни фура, летящая им навстречу, ни ослепляющий свет фар, ни запах сожженных тормозов, не привели бы их в смятение. Смерть не может испугать того, кто ни о чем не жалеет.

Если бы они только знали дату и время своего ухода…

А какие слова своим близким сегодня сказали вы?

Ради кого?

– Ради кого?!? – вопрошала возмущенная подруга, – ради этого предателя?!Маша вперилась взглядом в Веру так, как будто та и была этим самым предателем. Вера упрямо молчала. – Нет уж, ты будь добра, объясни мне, – продолжала подруга, все больше распаляясь.

– Такой парень тебя пригласил на свидание, закачаешься! Лучший ресторан в городе снял, охапку роз прислал, – что тебе еще, дуре, надо?!

– Я же говорила уже, – жалобно пропищала Вера, вжимаясь от напора подруги в табурет.

– Это флирт, а я не хочу изменять мужу, это подло.

– Подло? – зашлась яростью подруга, – а он с тобой поступил не подло? Ты забыла, как он тебя вчера припечатал? Вера невольно потерла скулу, на которой со вчерашнего дня красовался синяк. Забыть такое она не могла.

– Или может, ты не заметила, что он сменил 3-х баб за последние полгода, обхаживая их за твои деньги?!

Костяшки Вериных рук побелели от напряжения, но и этот вопрос повис в тишине.

– Слушай, Верка, а может ты ненормальная, а? Разве может нормальная баба ради такого ушлепка верность хранить? Может, ты того? – и подруга характерным жестом покрутила у виска.

Вера вздохула. – Не понимаешь ты, Маш, верность она важней обид и боли.

Маша даже подпрыгнула от такого умозаключения, и уже ни на что не надеясь, умоляющим тоном повторила свой ключевой аргумент. – Верочка, но ведь ведь верность должна быть не кому попало. Верность, она же ради светлого чего-то. А тут – домашний тиран и скотина. Ради кого?!!

– Я не ради него это делаю, Маша.

– Да?! Так ради кого же?!?

– Ради себя.

Я выбираю быть верной до тех пор, пока я называюсь женой, и делаю это ради себя. Потому что только так я смогу себя уважать. Потому что настоящая верность зависит только от того, готова ли я держать данное слово, а не от того, как со своим словом обошелся кто-то другой. И если мой муж опустился, отказавшись от своей верности, это не повод опуститься и мне.

Разговор, которого не было

– Если бы я была сочной домостроевской барышней, пышущей здоровьем, я бы рожала тебе пухлых малышей, одного за другим. Куда бы я ни направлялась, они сопровождали бы меня шумным нестройным эскортом.

С порога пухляши бросались бы к тебе навстречу, наперебой задавая вопросы и соревнуясь за право первому забраться отцу на колени. А самая младшая, с забавной холкой и грустными серыми глазами, стояла бы в сторонке и ждала своей очереди. Она была бы немного странной, не по-детски меланхоличной и оттого самой любимой.

Но я не домостроевская барышня, а обыкновенная работающая женщина, как и все наше поколение, ослабленная дурной экологией и многочасовым сидением. А потому все, что могу – надеяться, что когда-то мое тело все же сумеет подарить тебе хотя бы одного наследника…

– Если бы я был представителем золотого века, я посвящал бы тебе стихи, вышедшие из под моего пера после бессонной ночи, проведенной в компании луны и творческих мук.

А может, я высек бы твой образ из камня – в исступленном экстазе, не замечая времени и дня, я придавал бы непослушной твердыне форму в тщетной надежде повторить совершенство природы, создавшей тебя.

Но я не представитель золотого века, а простой современник, трудящийся в рядовой конторе, и все, что могу – доказывать тебе свою преданность тем, что работаю в ней – для тебя.

– Если бы Всевышний придал мне в своем замысле тонкую натуру, а окружение, в котором я росла, было бы сплошь чинным и благородным, то, наверное, я бы встречала тебя велеречиво и статно. За ужином я живописала бы тебе прошедший день, удивляя изяществом словесных форм и точеными жестами, в каждом из которых отражалась бы моя природная грация. Ты смотрел бы на меня и гордился тем, что обладаешь ТАКОЙ женщиной.

Но я уродилась в небольшом городке, и с несносным характером, который еще больше утвердился в своей остроте постоянными стычками с ровесниками, сопровождавшими все мое отрочество. Еще тогда движения мои стали порывистыми и резкими. А когда женская половина класса ополчилась против меня, и школьные будни превратились в череду унижений, я замкнулась, и мой словарный запас, и до того небогатый, свернулся до нехитрого набора простых фраз.

И все, что я могу, – встречать тебя по вечерам домашним супом, в надежде, что ты поймешь, как старалась я напитать его своей любовью, тщательно отбирая, пассируя и намешивая – для тебя…

– Если бы я обладал предприимчивостью, и смекнул в лихие времена, что прикупить, чтобы обрасти доходом, я возил бы тебя на самом модном железном коне, какой только смогли придумать маркетологи. Я бы был шире в плечах, и размашистей в походке, мне подчинялись бы люди, с волнением угадывая, не попал ли кто из них в опалу, а мое дело гремело бы на всю страну. Ты купалась бы в мехах, а твои подруги вздыхали бы с досадой, что я достался именно тебе.

Но у меня не очень со смекалкой, и креативностью я никогда не отличался, не говоря уж об ушлости. Мне претит вымаливать повышение, а как достичь высот с помощью простого упорства, я не знаю. А потому, все, чему могут завидовать твои подруги – тому, что я никогда не предал друга; никого не подсидел и порву любого, кто посягнет на твою жизнь…

– Если бы я была… – Если бы я мог…

Любите того человека, который рядом, а не того, кем бы он мог быть. Вот и все, что мне хотелось сказать вам сегодня.

Дочь дождя

Маша любила смотреть на дождь. Его капельки, прошивая землю, как будто бы заодно перепрошивали и ее саму. Сначала уходила тревога, затем замедлялся ход мыслей, застывали эмоции и, наконец, голова становилась совсем пустой. А на смену вечной мыслемешалке приходила тишина. Тишина души.

Она обволакивала первозданным покоем, тем, который был, когда еще ничего не было, и Маше мечталось, что вот она и есть сама Вселенная и из этой тишины она слепит сейчас пару новых планет и те закачаются в космическом ритме жизни, неустанно устремляясь от ночи к дню, от ночи к дню…

– Маша! – прервал ее размышления голос коллеги. – О чем задумалась?

Маша смутилась. Но не сказать же, в самом деле, что она только что создавала планеты из космического теста.

– Я?… У меня родилась… эээ…. новая идея. Да, – машин голос начал звучать уверенней, потому что ложь наконец-то оформилась и была готова к выдаче. – Я думала о том, что фитнеса по выходным недостаточно, надо бы добавить еще бассейн по утрам.

– Ну, ты крутышка, Маш. Хочешь перегнать меня по похудению? – подруга улыбнулась.

– А то! – звонко ответила Маша, натянуто улыбаясь, и застучала по клавиатуре. В душе Маше совсем не было так весело, как ей хотелось показать. Да что там говорить, паршиво было на душе.

Не хотела Маша никаких бассейнов и вообще она терпеть не могла фитнес. И работу свою, которая заключалась в том, чтобы создавать никому не нужные отчеты, Маша ненавидела. Но все подруги неустанно худели, хвастались результатами и гордились работой в офисе. И если бы она рассказала им, что больше всего в жизни она хочет смотреть на дождь, а не зарабатывать деньги белым воротничком, то ее просто подняли бы на смех. Поэтому Маша исправно ходила на работу и потела в фитнесе. Иногда, достигая больших результатов, чем подруги, Маша испытывала что-то похожее на восторг, но он был каким-то приторным и весьма кратковременным. И Маша снова вставала на беговую дорожку, чтобы быть лучше, выше, сильнее.

«Какая глупость! – мысленно одернула себя Маша. – Выкинь из головы уже свой дурацкий дождь! У тебя три отчета впереди и тренировка в пятницу». Рассердившись на саму себя, Маша почувствовала облегчение и застучала по клавишам еще усердней.

А дождь все шел, давая всем, у кого был для этого талант, возможность создавать планеты из душевной тишины…

Если бы души могли говорить

Ее душа причитала – «Пожалуйста, не оставляй меня. Мне так страшно остаться без тебя…».

– Тогда раздел имущества! – прокричала она вслух. – Ты же всегда хотел нажиться на нас с дочкой!

Его душа сжалась от боли – «Пожалуйста, не будь со мной несправедливой. Сколько бессонных ночей я провел вместе с тобой у колыбели нашей девочки. Сколько работ я сменил, чтобы у нее была сначала хорошая школа, потом институт, а у тебя – так любимая тобой дача…» – Давай, опускай меня, – с горечью сказал он вслух. – Ты всегда так делаешь – выставляешь себя хорошей за счет того, что других опускаешь ниже плинтуса. С тобой ни один мужик бы не выжил!

Ее душа отшатнулась и отчаянно забормотала нужные слова своей хозяйке – «Как же так… Разве я не верила в тебя, когда твои идеи рушились одна за другой? Разве я не выхаживала тебя, когда злая лихорадка грозилась убить в тебе волю к жизни… Ни один мужик? Для чего тогда ты называл меня своей звездочкой? Неужели это была ложь? Нет, я не верю! Все что было – было правдой, ты просто в гневе сейчас и несешь невесть что. Пожалуйста, пожалуйста, скажи мне, что это неправда, что 20 лет мы были рядом не зря, что они стоили того, чтобы быть…»

Она отмахнулась от какой-то не ясной мысли.

– Ты – жадный урод, – произнесла они и ее рот презрительно скривился. – Я —лучшее, что с тобой случалось, и найду нормального мужика в два счета. А ты можешь валить на все четыре стороны, и имей ввиду, что дочери у тебя тоже нет, потому что ты бросаешь на произвол судьбы не только меня, но и ее, эгоист хренов!

Его душа замерла от ужаса и быстро зашептала своему хозяину слова, идущие из глубины сердца, слова, которые обязательно нужно сказать ей сейчас – «Нет, прошу тебя, не делай этого. Злата – моя кровиночка, я люблю ее и если ты внушишь ей, что это не так, сколько горя ей придется пережить, сколько боли придется пережить мне…. Пожалуйста, отпусти меня, дай мне возможность уйти и, может, поняв, что ты умеешь давать свободу, я однажды захочу вернуться…»

Он ослеп от ярости и перестал ощущать что-либо, кроме злости. – Это и моя дочь! – в его голосе появились угрожающие нотки. Если ты запретишь мне с ней видеться, то можешь забыть про машину – она оформлена на мою мать, и не видать тебе ее, как своих ушей!

«Я боюсь, очень боюсь справляться со всем одной. Пожалуйста, пообещай мне, что будешь поддерживать. Что я по-прежнему смогу на тебя рассчитывать. Что ты будешь иногда рядом, пока я не окрепну и не найду в себе силы начать новую жизнь…» – трепетала и подсказывала ее душа.

– Ах так! – сказала она вслух, и нервным движением достав из сумки ключи от машины, бросила ему в лицо. – Подавись, гнида, – прошипела она, и еще никогда он не видел ее такой некрасивой.

Он развернулся, сел в машину и уехал. Она хлопнула дверью и зашла в подъезд. Ключи остались лежать в выбоине треснувшего, изломанного асфальта.

Через какое-то время, девчушка, возвращавшаяся из школы, наткнулась на них и подняла. Сами ключи ее не заинтересовали, но вот брелок…

Брелок был удивительной красоты, сделанный на заказ талантливым мастером в форме двойного сердца, украшенного искусной каймой. Из сердечка на девочку глядели двое – фотография вытерлась от времени, но еще можно было различить счастливые улыбки на их лицах.

«Это будет мой секретик, – подумала девчушка, – я сохраню его, и, когда-нибудь у меня будет такая же счастливая пара, как на этой фотографии, и мы проживем вместе долгие безмятежные годы…»

Сердце больше, чем разум. Прислушивайтесь к вашим сердцам. Вот и все, что мне хотелось сказать вам сегодня.

Если бы ты у меня была

– По чему вы скучаете больше всего? Чего вам не хватает? – спросила я ее, женщину средних лет, обратившуюся на консультацию.

Год назад ушла из жизни ее единственная подруга, за 5 лет до этого ее бросил муж, и если с разводом она как-то справилась, то потеря дружеского плеча ее выбила напрочь, и с тех пор она никак не могла собраться.

– О, если бы она у меня была, я бы ей все рассказала! Например, о том, как растет мой сын. Как он отдалился от меня, спрятался в раковину и вылазит из нее преимущественно, когда ему что-то нужно. Иногда, как будто забывшись, он открывается и начинает делиться впечатлениями, улыбаться, что-то разыгрывать в лицах, но почти сразу же, как бы спохватившись, смурнеет и переводит тему.

Я бы рассказала ей, что думаю, что потеряла его когда-то. Когда-то, когда устроить личную жизнь казалось более важным, чем наладить контакт с малышом…

Я бы поведала ей о том, что все-таки смогла найти способ иметь доход и при этом заниматься любимым делом. Да, все сложилось, как мы с ней и мечтали когда-то. Я бы поделилась, что нахожу это немного странным, потому что так и не научилась верить, что заслуживаю чего-то стоящего. И такие подарки судьбы, несмотря на долгожданность и настойчивость устремлений к ним, кажутся непозволительной роскошью, и мне так и видится, что их могут отобрать в любую минуту.

Я бы рассказала ей о том, что встретила неплохого парня, но у меня не получается зачать, что половины женских органов, отвечающих за детозарождение у меня уже 3 месяца как нет, но я не сдаюсь и продолжаю надеяться, отдавая попыткам время и деньги.

Я бы шепотом призналась, что отдавая время и деньги на бесконечные процедуры, призванные запустить мою потрепанную репродуктивную систему, я испытываю двойственные чувства и думаю о том, что может и лучше, если бы мы их потратили на поездку в Италию. Я стыжусь этих мыслей, но они есть и, видимо, это тоже часть меня.

Я бы сказала ей, что таких неидеальных мыслей в структуре моей души с каждым днём обнаруживается все больше. И что это не потому, что я становлюсь хуже, а потому что нахожу смелость себе в них признаваться. И что это одновременно и грустно, и хорошо. Грустно, что я полна слабостей и противоречий, а хорошо от того, что теперь не надо себя больше в этом обманывать.

– Разве в вашей жизни есть только грустное? Есть что-то хорошее, чем вы могли бы с ней поделиться? – уточнила я.

– Есть. Но друзья ведь не для этого. А для того, чтобы – о терзающем, наболевшем, мучающем.

Она помолчала и добавила: «Она бы слушала и не слушала меня, иногда жадно ловя каждое слово, а иногда недовольно поджимая губы от несогласия и разгоряченно перебивая. А потом… Потом она бы рассказала мне, как растет ее сын…»

Уход близких – непростое испытание. Отпуская их, мы отпускаем и частичку себя, которая была тесно сплетена с миром другого, близкого нам человека. И, пожалуй, нет способа пройти через это и не испытать боль.

Но есть способ боль разделить. С кем-то, кто не знал ушедшего так, как знали вы, и не могущим почувствовать того, что вы испытываете. Но – таким же живым и готовым взять вас с вашей болью в свой мир на 5 минуточек или на час, как повезет; и дать вам возможность отдать вашу боль этому миру, слушая и не мешая.

Говорите. Делитесь. С близкими, с чужими, с психологом, с бумагой, с деревьями. С тем, что найдется под рукой, с тем, кто отзовется. Говорите. Это единственный способ отпустить, прийти в себя и снова суметь стать живым.

Как-то на девичнике

Короткая почти мужская стрижка, обилие лака на волосах, мешки под глазами, одутловатое лицо и золото – в ушах, на шее, на пальцах.

– Представляешь, какая наглость?!? Вот так прямо и сказал, мол, заткнись уже, дура и дай поспать. Нет, ну ты представляешь?! И кому? – мне! И кто – он!! Да я из него человека сделала! От его дружков отвадила. Если бы не я – то давно уже бы спился и жил бы в своей лачуге с ободранными обоями и вечно капающим краном!

Теплые глаза, мягкие пряди, изящные руки, капризные пухлые губы, робкий загар. – Ой, девчонки. А я проснулась ночью, и подумала – все-таки какой у меня Коленька хороший, так любит меня… Но ведь и Мишенька тоже хороший, и тоже вроде …любит. Ну что такого, в конце концов, я красивая молодая женщина и мне так хочется ласки и тепла. Я так считаю – если он меня любит, то все вытерпит – так ведь? А если не любит – так значит мне и терять нечего…

Строгий овал лица, вздернутые брови, твердые серые глаза, четко очерченная полоска губ. – Понимаете, просто умным женщинам всегда достаются такие мужчины. Это наша карма. Я тут прочитала недавно у Швайдера – мы притягиваем к себе слабых и немощных, чтобы искупить свои грехи в прошлой жизни. Поэтому я и не завожу себе мужика. Лучше уж никак вместо как-нибудь.

Из выреза прозрачной кофточки выглядывает высокая грудь и лифчик. Большие черные глаза сложно разглядеть за густым макияжем, ровные белые зубы, большие ярко накрашенные губы.

– Ой, а мне с моим повезло. Все делает – что попросишь. И готовит сам, и стирает даже иногда, я прихожу домой – говорю – киса, помни мне пальчики – а он, конечно, ложись.

Такое блаженство… Он вообще со мной не спорит, вот вчера отпуск выбирали – я ему, мол, ну что – Абхазия или Сочи? А он, говорит, как скажешь. Я – а может Адыгея? Он – ну давай в Адыгею. Во всем меня слушается… Погодите, телефон… Алё! Ага… Ага… А хлеба купил? Как не купил? Так сам то что тупой что ли? Не мог в хлебницу заглянуть?.. Конечно, снова иди!…

Хороший он у меня… Только туповат немножко…

Хором: … Э-эй… Ты чего молчишь-то? Эй, ты с нами вообще?

Нина смотрела на них и думала: «А что я им скажу? Что осталось еще 35 часов и 24 минуты до встречи с ним? Что когда он приедет, я ему вывалю на него все свои переживания и тревожки, которые накопились за эту вечность? Что потом я устану говорить, а он слушать – и мы просто будем валяться, бесцельно разглядывая люстру со сломанной пятой лампочкой? Что когда мне снится, что я с другим, то я просыпаюсь в холодном поту, от осознания, что я предала и теперь не имею права быть… Что больше всего на свете я боюсь, что он умрет раньше меня. И мне придется жить без него…

Я не могу вам этого сказать.

Милые мои, так упрямо ожидающие любви от тех, кто не с вашего неба, и так от души мстящие им за то, что они – не ТЕ… Я была такой же, я знаю, что вам страшно изменить свою жизнь и себя. И я знаю, что было бы слишком жестоко – обрушить на вас мое счастье сейчас, когда вы несчастны. Поэтому я вам скажу другое…»

– Девчонки, я так вас люблю. Давайте еще выпьем!, произнесла Нина вслух…