Текст книги "Оттенки души. Жизнь глазами психолога"

Крик

Когда мне плохо, я лежу ничком и делаю Крик. Почему я говорю – «делаю»? Потому что кричать и делать крик – это по-разному. Делает крик душа. А кричит гортань.

Душа делает крик всякий раз, когда ей больно. А гортань не всегда кричит. Потому что между душой и гортанью у некоторых еще есть мозг. Ему, мозгу, сказали давным-давно и не устают повторять до сих пор такие же мозговитые люди – что взрослый человек должен быть образцом для детей и уметь держать себя в руках.

На тему «КАК заставить себя замолчать» проводятся целые консилиумы и семинары, пишутся книги…«Научись управлять эмоциями», «Семь шагов для победы над собой»…. Чего только нет… Даже фильмы снимают. Только их никто не смотрит. Смотрят те, в которых душе можно кричать.

Но, выйдя из кинотеатра, все привычно затыкают гортань. Но душа-то все равно делает крик. Просто он выходит не через рот. Он просачивается через кожу, глазницы, ноздри, вены и еще через что-то, чему еще не придумали названия, но это чувствуешь. И я физически ощущаю как через меня, выворачивая и выламывая, выходит крик, который делает душа.

Мне больно и я кричу. Молча. На всю Вселенную.

Когда судьба расставила сети

Когда судьба расставила сети, и ты никак не можешь из них выбраться, спой. Перехитри злодейку, огорошь ее несуразным поступком. Отыщи самую задорную из всех тебе знакомых мелодий, выкрути динамики на полную – и пой.

Ори, как сумасшедший, отплясывай так, как будто от количества энергии этого странного концерта зависит чья-то жизнь. Выделывай ногами кренделя, маши руками, как сумасшедший шаман, призывающий небеса обрушить на землю дождь, вертись, как новенькая, только что сошедшая с конвейера юла, еще не знающая горечи падений.

Забудь о приличиях, этот танец – твоя насмешка над судьбой, он не должен быть похож на слащавые движения школьницы на выпускном. Танцуй так, как будто ты старая дева, решившая вложить в танец всю нерастраченную себя. Откупори злость, накопившуюся в тебе на обстоятельства, на неудачу, на рок и выпусти ее одним махом с такой силой, как будто это способно поставить точку в твоей черной полосе, и запустить новую – ослепительно белую.

И если захочется, позволь себе захохотать истеричным надрывным смехом над врагами, загнавшими тебя в тупик и над обстоятельствами, гнущими тебя в дугу. Представь себе лицо судьбы-злодейки, испещренное оспинами, измятое и уставшее от своих черных дел и захохочи прямо в это лицо с таким весельем, как будто задница, в которую тебя привела вселенная, это самое смешное из всего, что ты видел.

Устрой похороны унынию и тоске, и станцуй на этих похоронах. Довольно опускать руки, они еще кое на что способны, – воздевай их к небу, разводи в стороны, хлопай в ладоши так, чтобы они зазвенели, и отозвались тысячью иголочек. Пусть застоявшаяся кровь с благодарностью ускорит свой бег, и наполнит тебя долгожданным адреналином, добавив в твой танец сумасшедшинку, которой позавидовал бы сам дъявол.

Танцуй, пой и смейся – так ты напомнишь себе, что ты Человек. Это значит, что ты не можешь выбирать, что с тобой произойдет. Но это также значит, что ты сколько угодно можешь конкурировать с судьбой за право определять, что делать с тем, что она сделала с тобой.

Пожалуйста, рожайте детей!

Как же много, наверное, душ, стоит у дверей небесного инкубатора в надежде, что эти двое на земле наконец-то решатся, и им не придется больше сидеть на этих скучных облаках, потому что у них появится настоящий земной дом.

Как, должно быть, трепещут, их нематериальные сердечки в ожидании что та молодая парочка или вот эта одинокая женщина, перестанут измерять вопрос рождения ребенка финансами, квадратными метрами или мнением мамы.

Какое недоумение вызывает у пока еще ничейной души, что эти глупые взрослые думают, будто ей важно, сколько денег будет приносить папа и какой смесью его будет кормить мама.

Неужели они не понимают, волнуясь, думает душа, что она отчаянно желает прийти в этот мир не за этим, а за тем, чтобы освоить Жизнь.

Чтобы узнать нежность матери, склонившейся над ее кроваткой, шершавые ладони отца, подбрасывающего ее, смеющуюся, в воздух, и неизбежно ловящие обратно.

Чтобы встретить свои личные рассветы с лучшими друзьями, поклясться им в вечном братстве, а потом разбрестись по жизни, но бережно хранить воспоминание о той самой клятве и том самом рассвете.

Чтобы разбить одно случайное сердце и вверить себя другому, чтобы воспеть любовь, и проклянуть любовь, чтобы узнать все ее грани от яростной ревности до беззаветного служения, и стать на каждую любовь своей жизни богаче.

Чтобы узнать вкус земляники после дождя и маринованных огурчиков, приправленных бабушкиной любовью.

Чтобы поверить в Бога, измучиться вопросами о его несправедливости, затем отринуть его, и измучиться от духовного одиночества, и поставить новые тяжелые вопросы и всю жизнь отвечать на них по-разному…

Чтобы выломиться однажды из под вашей опеки и уйти в мир, как в открытый космос, пробуя его на край и ища на его млечных путях себя.

Чтобы обрести Имя, чтобы Стать, чтобы Быть.

Пожалуйста, рожайте детей. Ведь если бы когда-то ваши родители не решились, вас бы просто не случилось и все сокровища вашей жизни, все ее яркие страницы и сильные впечатления так и остались бы только несбыточной мечтой одной безымянной души…

А что, если ты умрешь завтра?

Как часто мы ощущаем себя только зрителем или дублером, который смотрит спектакль жизни из-за кулис, и при этом постоянно надеется и верит, что в один прекрасный день сам окажется на сцене и уж тогда-то он возьмет от этой пьесы все – от ощущения полноты жизни до рукоплескания зрителей.

Как многие из нас, воспринимают текущую жизнь всего лишь как репетицию той, настоящей, ожидающей впереди. Вот закончу институт и тогда… Вот выйду замуж и тут-то… Вот расплачусь за машину и уж точно… Вот сделаю этот проект и начну… Вот вырастут дети и займусь…

Мы откладываем «настоящую» жизнь на завтра, на год, на десятилетия, как будто надеемся, что наступит момент, при котором, скажем, однажды в среду, ты проснешься и вдруг поймешь, что не осталось никаких дел, все в жизни уложено, распределено и решено. Никто от тебя больше ничего не хочет – ни коллеги, ни близкие, ни начальство. И, главное, ты сам неожиданно полон сил, абсолютно здоров, ясен умом, до пятницы свободен, и обеспечен всеми ресурсами, чтобы наконец-то начать «настоящую» жизнь.

Надежда на наступление такого дня кажется странной не только потому, что трудно себе представить такую точку на линии жизни, в которой бы мир тебя оставил в совершенном покое, но еще и потому, что мечтая об этом дне, мы упускаем из виду течение времени, которое, как известно, движется только вперед. Давайте начистоту, только родившись, мы уже начинаем умирать, а это значит, что с каждым днем, ты становишься чуточку старее. И чем дольше ты оттягиваешь «настоящую» жизнь, тем меньше сил и возможностей для ее реализации остается.

Мы живем так, как будто вечны! Понимая, что смерть существует, но где-то очень глубоко в душе надеясь, что лично меня это обойдет стороной. Это может произойти с соседом, с человеком из новостей, с кем-то из знакомых, но со мной? С таким шумно дышащим, явственно думающим, имеющим трехлетнюю дочку, машину в кредит и коричневую родинку над пупком; одним словом, с таким выпуклым, с таким явно живым, этого случиться не должно. По крайней мере, сейчас. Как-то минет, обойдет…

А что если, если не обойдет? А что если смерть придет раньше, чем начнется «настоящая» жизнь? Как банально и трагично было бы осознать тогда, что ты едва ли жил вообще. Что репетиция и подготовка к жизни и были самой жизнью. Что и вчера, и год назад, и в самой юности, ты как раз и жил. И другого времени, для того, чтобы что-то начать, почувствовать, сказать или сделать – нет.

Ты живешь прямо сейчас. И, может, за твоим окном уже никогда не будет такой ледяной осени и надменного ветра. И вместо того, чтобы прятаться от них в своем бетонном домике, отдавая все внимание бездушным битам на мониторе, ты можешь надеть шапку, выйти на улицу и вдохнуть полной грудью всю недружелюбность нервной рябины и скрюченной листвы; ведь и такая осень зачем-то нужна. Ведь и она может тебе что-то рассказать, чем-то наполнить, к чему-то развернуть.

Ты можешь взять ее всю, без остатка, чувствуя и проживая сейчас, сию минуту, не ожидая, когда стихнет ветер, выпадет день потеплее и поясница будет не так стрелять…

Также ты можешь поступить и со своей жизнью. Сейчас любить детей, хоть они и притащили из школы двойку; сейчас позвонить родителям, хоть ты и собираешься к ним в выходные; сейчас взять билеты на Чертов Мыс, хоть ты еще и в недостаточной форме; сейчас пойти и заварить себе вкуснецкого чая, хоть ты еще и не закончил работу; сейчас уйти из тягостных отношений, хоть ты и не уверен, что справишься; сейчас…

В следующей минуте тебя может уже не быть. Так как насчет того, чтобы свернуть репетицию и выйти на сцену прямо сейчас?

Идти своим путем

Секрет счастья в том, чтобы идти своим путем. Не тем, которым идут лучшие и не за лучшими; не тем, который вы по прихоти родителей или под давлением обстоятельств освоили и хорошо знаете; не тем, в конце которого ожидается приз и всеобщая уважуха; а своим.

Тем, которым идется само собой.

И тогда не будет у вас конкурентов – потому что таким образом никто не ходит; не будет муки сравнения – потому что не с кем сравнивать – никого на этом пути нет; не будет гонки за результатом и боязни не успеть – потому что хрен его знает, каким должен быть результат, и торопиться некуда – потому что не знаешь, сколько для этого пути адекватная протяженность во времени; не будет уныния – потому что вы будете делать то, что нравится.

Если вы идете также, как другие, то у вас есть два варианта: либо изнашивать себя в погоне за тем, чтобы быть первым на этом пути; либо страдать от того, что вы плохая копия первого.

Выберите свой путь – и с удовольствием топайте по нему, наслаждаясь широким шагом и интригующей неизвестностью.

Право быть несчастным

Первый раз это произошло на заднем дворе забытого Богом, уныло доживающего свой век деревянного барака.

– Уходи! Эта игра не для соплячек! – сказала, как отрезала, противная Верка, дородная третьеклассница из двенадцатой квартиры. В носу защипало, горло как будто стянуло обручем, и всем своим четырехлетним существом я почувствовала, как мир утратил домашность.

Любимый барак показался вдруг угрожающей рухлядью, дворовые девчонки во главе с Веркой – злобными привидениями, жизнь бессмысленной и глупой, а сама я себе – никчемной и никому не нужной.

Меня не взяли. Всхлипывая, я шла, пиная ни в чем не повинные щепки, в изобилии валявшиеся на смятой траве, потрясала кулачками воздух, и приговаривала: «Ну и пусть! Пусть они там играют в свою дурацкую игру. А вот я умру от горя, и тогда они узнают, они все узнают!». Что именно они должны узнать, я не очень понимала, но чувствовала, что когда это произойдет, то все станет как раньше, и они меня снова полюбят, может быть даже еще сильней, чем когда-либо…

Во второй раз это произошло в красный день календаря, когда судьбой, а точнее, партией мне было определено вступить в ряды славной пионерии. Выставленные в шеренгу, с тщательно отутюженными красными галстуками, лежащими на сгибе локтя правой руки, мы ждали, когда под барабанный бой подбегут старшеклассники и, бросив клич «Будь готов!», повяжут знаки отличия на наши вспотевшие от напряжения шеи.

И они подбежали. Ко всем. Кроме меня. Я растерянно глядела по сторонам, протягивая свой галстук то к одному, то к другому, но во всеобщей суматохе никто не замечал моего конфуза. Барабанная дробь закончилась, все вновь обращенные уже отрапортовали «Всегда готов!» и горделиво выпячивая грудь, с водруженным на нее атрибутом инаковости, начали расходиться.

В носу знакомо защипало, к горлу подкатился комок, но слезы почему-то не случились. «Ну и пусть, – прошептала я. – Пусть они меня не заметили. А я… А я возьму и замечу себя сама и тогда вы узнаете, вы все узнаете!». И с этими словами я завязала сама себе галстук, привычным, тысячу раз оттренированным перед зеркалом движением. Приняв таким образом себя в пионеры, со странным чувством украденной победы, я побрела домой. Боль отвержения привычно затянула свою нудную песню.

Потом было еще много раз, когда меня не взяли. Меня не брали учителя в школе, старательно помогая покинуть десятый класс трудному и неудобному подростку. Не единожды меня отвергали разнообразные коллективы, в чей колер я не вписывалась. А сколько раз на собеседованиях мне отказывали работодатели и кредитные организации! Случалось, что меня бросали мужчины, некоторые из них сразу после первого свидания. А однажды от меня отказались врачи с вердиктом: «Это неизлечимо». Как будто бы Верка, из далекого прошлого, продолжала слать своих аватаров, в разнообразных декорациях проделывающих со мной очередное «Уходи!».

Вчера меня опять не взяли. Дородная тетка, в фиолетовом берете, очень похожая на Верку, только лет на сорок старше, и килогерц на сто злее, выкинула меня из маршрутки с криком «Вас тут не стояло!».

Люди на остановке сочувственно глядели, а одна бабулька сказала даже: «Не переживай, дочка. Она дура просто». А я улыбнулась.

Я не переживаю. Я знаю, что она дура. И, как ни странно, благодарна ей и всем тем дурам и просто случайным людям, которые когда-то выкинули меня из своего личного пространства. Потому что, только узнав вкус отвержения, я поняла цену близости. Только познакомившись с одиночеством, я научилась не бояться его. Только столкнувшись с трудностями, я стала карабкаться. Только оказавшись за социальным бортом, я освоила науку быть собой. Только многократно слетев с привычной колеи, я овладела искусством мгновенно выстраивать свою колею, в любом месте, времени и пространстве.

Люди так стараются сделать счастливыми близких, что порой забывают давать им право быть несчастными. Оберегая детей от сложных ситуаций, родители обрекают их быть неприспособленными к трудностям. Вытаскивая на своем горбу мужа из финансового кризиса, жена лишает его точки роста. Оберегая эго впечатлительной коллеги, подруга подкрепляет ее фальшивую самооценку, не давая родиться настоящей уверенности в себе, выращенной изнутри, а потому не подверженной мнению социума.

Делать близких счастливыми – благородно. А оставить за ними право быть несчастными – еще и мужественно. Что из этого целительней, понятно. А вот что полезней – большой вопрос…

Покидающему меня

Ты покидаешь меня и с твоим уходом кончается песня – та, которую пели наши души, выплетая странный мотив, рожденный нами и для нас, существовавший столько, сколько длились наши встречи и оборвавшийся в минуту прощания.

Ты покидаешь меня, и как всегда, в момент утраты, я осознаю как беден, как скуден человеческий язык по сравнению с той бездной чувств, которая бушует сейчас во мне.

Даже на маленькую толику «Спасибо, было здорово» не способно отразить ту степень, в которой мы изменили друг друга за эти дни; показать, сколько оттенков родилось в моих красках от смешения с твоими; как по-новому заиграли твои грани, попавшие в мой свет; как окрепли и приосанились наши души от участия в непостижимом таинстве сближения двух сердец.

Нет, не могут прощальные объятия, будь даже они горячими и искренними, дать почувствовать тебе как вибрирует все мое существо от мысли, что это – все, и кажется, что кровь бежит по жилам медленней, и сердце стучит в такт какой-то забытой грустной мелодии, и каждая, даже самая завалящая клеточка в теле делает положенную ей работу безрадостно и уныло.

Ты покидаешь меня, а я покидаю тебя, и все, что я могу – постараться запомнить сейчас твое лицо, и отложить память о нем, как великую драгоценность в кладовую моих воспоминаний, и доставать ее иногда, мысленно бережно протирая, обновляя все, что трогало и задевало, вздыхая по недосказанному и аккуратно кладя ее обратно.

Ты покидаешь меня, пришло время для новых встреч, и пусть так и будет. Только, пожалуйста, обещай, что однажды, перебирая события своей жизни, ты не выкинешь память о нас, как изживший себя хлам, и будешь бережно хранить в своем сердце все дары, доставшиеся нам друг от друга – даже, если мы заплатили за них болью.

Ты покидаешь меня, и одной потерей в моей жизни становится больше, но и одним счастьем тоже, ведь только в момент утраты, по знакомому росчерку грусти, мы узнаем, что в нашей судьбе было что-то очень ценное, а значит мне снова повезло пройти отрезок пути с тем, о ком стоит грустить…

Оседлать счастье

Как ни крути, счастье не появляется специально, по желанию, намерению и даже по факту приложения к этому сознательных усилий.

Вот у вас, наверное, есть неплохая работа. Может, не лучшая во вселенной, но кормит и позволяет применять имеющиеся таланты к делу.

А теперь скажите, сколько раз вы вчера, сидя на работе, переполнялись счастьем? Не между работой, за чашкой чая, а во время работы?

Если ни разу, то как же так? Когда-то, наверное, мечтали о ней, готовились к собеседованию, думали – только бы получилось, только бы сработало, и где же оно – счастье? А если вам кажется, что то, что вы чувствуете на работе – счастье, то вот вам пример для сравнения.

Всю ночь промаялся с зубом, утром записался к зубному, пришел, понуро село в кресло и приготовился страдать, мысленно уже расставшись с деньгами и смирясь с тем, что полдня придется ходить с бесчувственной губой, которая никак не будет хотеть сворачиваться в трубочку… А врач помазала каким-то лаком и сказала, что лечить не надо и больше болеть не будет.

И вот оно, счастье… По телу растекается вселенская любовь, и каждой мышцей (особенно челюстной) ощущается благодать этого мира, и хочется отчего-то благодарить врача, и медсестру и даже бабульку в гардеробной. Вприпрыжку сбежав по лестнице, мчишься в ближайшую кафешку и ВСЕ ешь, и думаешь – как же бесчеловечно вкусно здесь готовят, надо запомнить это место и обязательно вернуться.

А мысли уже убегают вперед, к многочисленным задачам и задачкам дня сегодняшнего, но для тебя сегодня это не задачи – а песня. И ты сам в этих задачах – капитан корабля или королева бала…

Когда вы в последний раз на работе чувствовали себя так?

Или вот есть у вас, скажем, приличный брак. Да, не по всем статьям удачный, в кино видали и получше, но вполне хороший. Ждет вас дома кто-то живой, теплый, знающий все ваши заковыки и извилины, и отчего-то отдающий именно вам свое тело, время и молодость.

Как давно вы переполнялись до краев восхищением ко второй половине и благодарностью к судьбинушке за такой подарок? А взбегали по лестнице домой вприпрыжку на кипучей энергии любви к ближнему, отданному вам во владение ЗАГСом?

Вы можете возразить, мол, хотелось бы, чтобы отдавал побольше, особенно тела и времени; или даже вовсе кого-то поновее, не такого потрепанного, и больше подходящего под ваш способ чувствовать этот мир и стиль освоения жизненного пространства. Но так ведь и про вас не сказать, что во всем вы Капитан Корабля или Королева Бала, и потрепанность вашего ближнего, наверное, не без вашего участия образовалась.

И самое главное, ведь когда-то именно с ним или только с ней мечталось, грезилось, что вот только закончатся слова «мужем и женой», и оно, счастье, заполонит собой все оставшиеся для совместного пребывания в этом мире годы.

Иногда мне кажется, что счастье – миф, выдуманный приз, навязанный нам маркетологами. Морковка, манящая и недосягаемая, призванная заставлять нас быть недовольными без обладания ею, стимулируя искать новых ощущений, отдавая рынку время и деньги.

Не то, чтобы счастье – полная иллюзия. Наверное, каждый в яркие минуты жизни испытывал пиковые ощущения, сродни опиумному экстазу и продолжает их испытывать в минуты избавления от ожидаемых угроз или обретения долгожданного чего-то, на что потрачены годы.

Но длится эйфория недолго и неизбежно сменяется чем-то более ровным, наполненным мелководными по сравнению со «счастьем» страстями.

Не знаю, как вас, а меня это вполне устраивает. Я не хотела бы жить с расширенными зрачками, блаженно плавая в вечном кайфе глупого счастья; любую, даже черную весть, встречая с неизменным восторгом.

Мне по сердцу чувства попроще и поразнообразней. Порадоваться, огорчиться, рассердиться, выпустить пар, загрустить, скрутиться от тоски, взять себя в руки, наполниться нежностью, растревожиться, развеселиться и, может опять – огорчиться…

Недаром же сказано: «Есть время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни…»

А счастье? Счастье – пыль, и погоня за ним – тщета.

А потому, хорошие мои, не желаю вам быть счастливыми, желаю быть живыми, пульсирующими, настоящими.