Текст книги "Никогда не покидай меня"

Глава 29

Это был дом-сад, которыми усеяны фешенебельные окраины Вашингтона. В коридоре свет не горел, поэтому, прежде чем нажать кнопку, я зажег спичку.

Шайлер. Я позвонил. Где-то в глубине дома раздалась трель. Спичка потухла. Я подождал в темноте. Через пару минут снова нажал кнопку. Никто не открывал.

Я вышел из коридора и сел на ступеньки. Я понимал, что это было чистым безумием. Даже если Элейн, как сказала Микки, звонила мне из дома, она вовсе не обязана была находиться там сейчас. Она вполне могла уехать куда-нибудь на уикэнд. Ведь сегодня был вечер пятницы.

Я закурил сигарету. Может быть, я ошибся. Все понимал не правильно. Она могла с самого начала обманывать меня. Иметь другого мужчину – или даже нескольких. Я судил обо всем только на основании ее слов. Ничто не мешало ей лгать мне.

Сигарета показалась мне горькой, и я бросил ее. На бетонной дорожке сотней маленьких светлячков рассыпались искры. Воздух становился прохладным; я поднял воротник пальто. Я был готов сидеть здесь, если понадобится, до второго пришествия.

Я пытался дозвониться до нее из питтсбургского аэропорта, но номер не отвечал. Мне необходимо было увидеть Элейн. У меня не было другого выбора. Я купил билет до Вашингтона и позвонил домой.

Говоря с Мардж, я старался придать голосу непринужденный тон.

– Детка, Брэйди сказал, что я получаю заказ, но мне надо сегодня вечером поговорить в Вашингтоне с президентом ассоциации.

– А нельзя подождать до понедельника? У меня какие-то недобрые предчувствия насчет этого уикэнда.

Я почти увидел ее сдвинутые брови – она делала так всегда, когда бывала в плохом расположении духа.

– Нельзя, милая, – быстро ответил я, закрепляя обман. – Ты знаешь, что эта работа – наша последняя надежда. Пока Брэйди не дал свое согласие, мы катились к гибели. Я не могу допустить сейчас, чтобы все сорвалось.

Я почему-то почувствовал, что она мне не верит.

Услышал в трубке ее дыхание.

– О'кей, Бред, – неуверенно произнесла она. – Если тебе надо…

– Конечно, надо, – вставил я. – Иначе бы я не поехал. Ты это знаешь.

– Теперь я ничего не знаю, Бред, – еле слышно промолвила она и положила трубку.

Я повесил трубку и в задумчивости вышел на поле.

Самолет доставил меня в Вашингтон в начале десятого.

Около десяти я нажал кнопку звонка…

Из-за дома донесся шум автомобильного мотора, затем хлопнули ворота гаража. На несколько секунд воцарилась тишина, затем за углом по бетону застучали каблучки.

Я вскочил, повернулся в сторону звука. Элейн появилась из-за угла дома, но она не видела меня.

Луна освещала ее прекрасное лицо. Я обрадовался, заметив на нем печать одиночества.

– Элейн! – произнес я.

Она остановилась, сжала рукой горло.

– Бред! – выдохнула Элейн; радость, мелькнувшая на ее лице, тотчас исчезла.

Она подошла ко мне. Ее голос зазвучал тихо, сдавленно.

– Бред, почему ты приехал? Мы оба знаем, что все кончено.

– Я должен был увидеть тебя, – сказал я. – Ты не можешь так покинуть меня.

Она замерла в нескольких футах от меня, не отводя взгляда от моего лица.

– Неужели тебе не достаточно? – воскликнула она. – Ты превратил меня в одну из многих дешевых шлюх. Почему ты не оставишь меня в покое?

– Эта девушка ничего для меня не значит, – объяснил я. – Она просто выражала свою благодарность за помощь, которую я ей обещал.

Она молчала, разглядывая меня потемневшими, полными боли глазами. В их глубине присутствовало нечто, убедившее меня в том, что она хочет мне верить.

Я протянул руку к Элейн, но она сделала шаг назад.

– Скажи, что ты не любишь меня, и я уйду.

– Уходи, – прошептала она через силу. – Оставь меня одну!

– Не могу, – сказал я. – Ты для меня – все. Я не могу расстаться с тобой так. Только если ты скажешь, что не любишь меня.

Она смотрела себе под ноги.

– Я не люблю тебя, – тихо промолвила Элейн.

– Кажется, еще несколько дней тому назад ты говорила, что любишь меня, – сказал я. – Ты глядела мне в глаза и говорила, что любишь меня всем сердцем. Что ни с кем еще ты не чувствовала себя такой любимой и любящей.

Посмотри на меня сейчас и скажи, что тогда ты лгала. Что не любишь меня сегодня. Что можешь останавливать любовь, как воду, поворотом крана. Тогда я поверю тебе.

Ее лицо медленно повернулось ко мне. Я увидел, что губы Элейн дрожат.

– Я…Я...

Она не могла говорить.

Я протянул к ней руки, и она бросилась в мои объятия. Уткнувшись лицом в пальто, заплакала; горестные всхлипывания сотрясали тело Элейн. Я с трудом понимал произносимые ею слова.

– В тот миг… в кабинете… та девушка стала мной… а я – твоей женой… меня охватило чувство стыда…

Я крепко прижал ее к себе. Волосы Элейн касались моих шепчущих губ. Я чувствовал, как слезы стекают по моим щекам.

– Пожалуйста, Элейн, – умолял я. – Пожалуйста, не плачь.

Ее губы неистово целовали меня.

– Бред, Бред, я так тебя люблю! – закричала она. – Не позволяй мне убегать от тебя! Никогда не покидай меня!

– Хорошо, дорогая.

Меня охватило чувство покоя. Я закрыл глаза.

– Я никогда не покину тебя, Элейн.

Глава 30

В этот уикэнд мы забыли о часах.

Время остановилось. Это был сон. Фантастический медовый месяц. Казалось, люди еще не испытывали такой близости. Периодически мы подкреплялись пищей.

Обессилев, засыпали.

Мы отгородились стеной от нашей прежней жизни.

Реальными были только нынешние чувства. Обычные, повседневные вещи пробуждали в нас смех; бритье, душ, смена одежды, кофе, пенящийся в кофейнике, подгоревшие тосты. Мы жили в собственном мире, который создали себе на радость.

Но как все, построенное руками человека, этот мир оказался не вечным. Возможно, конец пришел быстрее, чем мы думали; наше время истекло. Мы оба знали это, хотя и хранили молчание. И вдруг, когда мы заговорили на эту тему, зазвонил телефон, и наш уикэнд лопнул, как мыльный пузырь.

Я лежал на полу перед камином. Пламя пощипывало мою кожу; я лениво потянулся. Элейн только что вышла из ванной и направилась ко мне. Я не встречал женщины, так обожавшей принимать душ, как Элейн. Она была готова становиться под него ежеминутно.

Красновато-золотистый отсвет пламени падал на ее ноги, видневшиеся из-под полотенца. Перекатившись, я схватил Элейн; она, смеясь, упала возле меня. Я засмеялся вместе с ней, срывая полотенце. Она мешала мне сделать это, но не слишком упорно.

Элейн посмотрела на меня печальными глазами. Я поцеловал ее маленький носик. Она на мгновение улыбнулась, потом в глазах Элейн снова появилась грусть.

Впервые за два дня в ее голосе зазвучала тревога.

– Бред, что с нами будет?

Это был разумный вопрос, но он заставил меня оцепенеть. Она имела право на ответ. Только я не был готов дать его.

– Не знаю, – сказал я.

– Это не может продолжаться вечно.

Я попытался отшутиться.

– Что в этом плохого? Мне нравится.

Она пропустила мои слова мимо ушей.

– Ты не можешь до конца жизни лежать здесь, спрятавшись от людей. Раньше или позже тебе придется выйти из дома.

Она подняла полотенце.

– Не знаю, как ты, но я не создана для такой жизни.

Я зажег сигарету, выпустил дым, потом протянул ее Элейн. Мой ответ вырвался из сердца.

– Я тоже не создан.

Глядя мне в глаза, она тихо спросила:

– Что мы будем делать, Бред?

Я надолго задумался, прежде чем ответить. Тут нельзя было отделаться шуткой.

– Мы можем сделать только одну вещь, – сказал я, поворачивая ее лицо к себе. – Пожениться.

– Ты уверен, что хочешь этого? – тихим дрожащим голосом спросила Элейн.

Я набрал воздух в легкие.

– Уверен.

– Больше всего на свете я хочу жить с тобой, находиться возле тебя, – сказала она, по-прежнему глядя мне в глаза. – Но как быть с твоей женой? С твоими детьми?

Боль сдавила мне сердце. Я думал о многом, но только не о них. Теперь я осознал, что волновался только лишь о себе. Посмотрел на Элейн.

– Я не искал тебя, а ты не искала меня, – произнес я и вспомнил, что сказала мне Мардж в то утро, когда я отправился к Брэйди. Понял, что Мардж знала ответ, прежде чем я произнес его.

– Думаю, Мардж уже известно о том, как я отношусь к тебе. Она сказала недавно, что пожизненных гарантий не существует. Она сама не захочет, чтобы мы поступили иначе.

Она прильнула к моей груди.

– Пусть так, но ты ничего не сказал о детях.

– Они уже не дети, – отозвался я. – Они – взрослые люди. Джини исполнилось шестнадцать, Бреду скоро будет девятнадцать. Они знают, что случается в жизни. Уверен, они поймут. Они уже почти достигли возраста, когда человек способен сам заботиться о себе.

– Но что, если они осудят тебя и не пожелают иметь с тобой ничего общего? Как ты это воспримешь? Возможно, со временем ты возненавидишь меня за то, что я увела тебя от них.

Комок подкатил к горлу. Я едва смог заговорить.

– Я… не думаю, что это случится.

– Но это возможно, – настаивала она. – Подобное происходило в прошлом.

Я не хотел об этом думать.

– Я переживу это.

– Еще есть вопрос о деньгах, – продолжала она.

– Что такое? – настороженно спросил я.

– Развод обойдется тебе недешево, – ответила Элейн. – Я тебя знаю. Ты отдашь ей все, что она попросит, и ты должен так поступить. Она заслужила это годами вашей совместной жизни. Но позже ты можешь пожалеть о том, что из-за меня лишился этих денег.

– Я мало имел в начале нашей жизни, – сказал я. – Меня устроит, если в ее конце я останусь с тем же.

Я улыбнулся Элейн.

– Если, конечно, ты не возражаешь.

Она сжала мою руку.

– Мне не нужны твои деньги. Мне нужен только ты.

Я хочу, чтобы ты был счастлив.

Я поцеловал ее руку.

– Ты сделаешь меня счастливым.

Она поцеловала меня в губы.

– Сделаю, сделаю, – пообещала Элейн.

Я откинулся на спинку кресла.

– Завтра поговорю с Мардж.

– Может быть…

Она колебалась.

– Может быть, тебе следует немного подождать для уверенности.

– Я и сейчас уверен, – твердо заявил я. – Не стоит тянуть. Это только все затруднит.

– Что ты ей скажешь? – спросила она.

Я собрался ответить, но Элейн поднесла палец к моим губам.

– Нет, – промолвила она. – Не говори мне. Не хочу ничего слышать. Ты скажешь ей то, что втайне боится услышать каждая женщина. Мы живем со страхом, что однажды он придет и скажет, что разлюбил. Я не желаю слышать, что ты ей скажешь. Только обещай мне одну вещь, дорогой.

Она заглянула в мои глаза.

– Что? – спросил я.

– Будь к ней добр, – прошептала она. – И никогда не говори об этом со мной.

– Обещаю, – сказал я, целуя ее в лоб.

– Я никогда не надоем тебе, Бред?

– Никогда, – ответил я, и тут зазвонил телефон.

Застигнутые этим звонком врасплох, мы отпрянули друг от друга. Телефон ожил впервые за этот уикэнд.

Элейн вопросительно посмотрела на меня.

– Кто это может быть? – произнесла она. – Никто не знает, что этот уикэнд я провожу дома.

Она встала и подняла трубку.

– Алло, – сказала Элейн.

Из трубки донесся чей-то голос. На лице Элейн появилось странное выражение.

– Нет, что вы, я его не видела, – сухим, сдержанным тоном произнесла она и как-то странно посмотрела на меня.

В трубке снова зазвучал голос. Глаза Элейн широко раскрылись, в них появилась боль. Та боль, которую я заметил в них, когда мы познакомились. Она на мгновение сомкнула веки и покачнулась.

Я вскочил с ковра и обнял Элейн.

– Что случилось? – прошептал я.

Ее лицо выражало муку.

– Мистер Ровен, – внезапно упавшим голосом произнесла Элейн. – Он здесь. Сейчас я передам ему трубку.

Она протянула ее мне.

– Папа? – сказал я в микрофон, глядя на удаляющуюся Элейн.

Он старался сдерживать свое волнение.

– Мардж попросила меня разыскать тебя. Твой сын серьезно болен. Она полетела к нему.

Я почувствовал, как пол закачался под моими ногами.

– Что с ним?

– Полиомиелит, – отозвался отец. – Он в больнице.

Мардж сказала, что ты должен молиться за нас всех.

На мгновение я потерял дар речи.

Его голос испуганно зазвучал в трубке.

– Бред! Бред! С тобой все в порядке?

– Да, – откликнулся я. – Когда Мардж вылетела?

– Сегодня днем. Она велела мне связаться с тобой.

– Где Джини? – спросил я.

Я услышал щелчок.

– Я здесь, папа, – произнесла она.

– Положи трубку, маленькая чертовка! – закричал отец.

– Ничего, папа, – сказал я.

Она, должно быть, находилась у второго аппарата, в спальне. Рано или поздно Джини все равно узнала бы о болезни брата.

– Как ты себя чувствуешь, милая?

Она заплакала в трубку.

– Спокойно, детка, – ласково произнес я. – Слезами горю не поможешь. Я немедленно отправлюсь туда и выясню, что можно сделать.

– Правда, папа?

Ее голос заметно ожил.

– Ты нас не оставляешь?

Я закрыл глаза.

– Конечно, нет, малышка. А теперь положи трубку и спи. Мне надо поговорить с дедушкой.

Голос Джини зазвучал еще бодрей.

– Спокойной ночи, папа.

– Спокойной ночи, милая.

В трубке снова щелкнуло.

– Папа, – сказал я.

– Да, Бернард.

– Я выезжаю. Ты не хочешь что-нибудь передать Мардж?

– Скажи ей, что я молюсь вместе с тобой.

Я положил трубку с чувством горечи. Мардж не позвонила, потому что она знала. Отец позвонил, потому что он знал. Я обманывал лишь самого себя.

Я подошел к Элейн.

– Слышала?

Она кивнула.

– Я отвезу тебя в аэропорт.

– Спасибо.

Я направился в ванную.

– Мне надо одеться, – глупо сказал я.

Она ничего не ответила. Повернулась и исчезла в спальне. Спустя несколько минут вышла оттуда одетой.

Завязывая галстук, я посмотрел на Элейн в зеркало.

Узел получился неважный, но сейчас меня это не волновало.

Ее лицо выражало сочувствие.

– Мне очень жаль, Бред, – сказала она.

– Говорят, если вовремя начать лечение, эта болезнь не опасна.

Элейн кивнула.

– Теперь врачи справляются с ней гораздо лучше, чем когда…

В ее глазах снова появилась боль.

– Дорогая.

Повернувшись, я прижал Элейн к себе.

Она оттолкнула меня.

– Торопись, Бред.

* * *

Возле трапа я поцеловал ее.

– Я позвоню тебе, дорогая.

Она заглянула в мое лицо.

– Я – и она, – печально сказала Элейн. – Приношу несчастья тем, кого люблю.

– Не говори глупости. Тут нет твоей вины.

Ее широко раскрытые глаза смотрели на меня.

– Не знаю…

– Элейн! – резким тоном произнес я.

Ее мысли вернулись издалека.

– Я буду молиться за его здоровье.

Повернувшись, она побежала к машине.

Я поднялся в самолет и отыскал свободное место у окна. Уткнулся в иллюминатор, но не увидел Элейн. Моторы взревели. Я наклонился вперед и обхватил голову руками. В моем сознании крутилась одна безумная мысль. Если тут и была чья-то вина, то не Элейн, а моя.

Что сказано о грехах отцов?

Глава 31

Почти в полночь по среднеамериканскому времени я назвал свою фамилию девушке в голубой форме, сидевшей за стойкой больничной регистратуры. Пока она рылась в картотеке, я снял пальто. Через приоткрытую дверь увидел, как разворачивается такси, на котором я приехал из аэропорта.

Мимо стойки прошла монахиня в серой рясе.

– Сестра Анжелика, – окликнула ее девушка.

Монахиня обернулась.

– Да, Элизабет?

– Это мистер Ровен. Вы не проводите его в восемьсот двадцать вторую палату? Там лежит его сын.

Лицо монахини было добрым.

– Пожалуйста, идите за мной, – тихо сказала она.

Мы подошли к лифту.

– После десяти лифтеры уходят, – как бы извиняясь, сказала она и нажала кнопку.

Покинув кабину на восьмом этаже, мы зашагали по выкрашенному голубой краской коридору. Дойдя до просторного холла, свернули в другой коридор. В конце его я увидел маленькую фигурку, ссутулившуюся возле одной из дверей.

Я бросился вперед.

– Мардж! – закричал я.

Когда я приблизился к ней, она подняла свое лицо с резко обозначившимися от утомления и тревоги морщинками.

– Бред! – глухо вымолвила она.

Это был голос человека, пролившего за день немало слез.

– Бред, ты здесь!

Она покачнулась; я поддержал ее.

– Что с ним? – взволнованно спросил я.

Мардж заплакала.

– Не знаю. Доктора говорят, что пока ничего сказать нельзя. Кризис еще не наступил.

Она поглядела на меня, и ее серые глаза напомнили мне об Элейн. В них была та же боль.

Я не мог смотреть в эти глаза. Перевел взгляд на закрытую дверь.

– К нему можно зайти? – спросил я.

– Они разрешили заглянуть в полночь, – ответила Мардж.

– Уже почти двенадцать.

Я повернулся к монахине.

– Позову доктора, – сказала она, зашагала по коридору и исчезла в одной из комнат.

– Тебе лучше посидеть.

Я подвел Мардж обратно к дивану и сел рядом с ней.

Ее лицо было бледным, осунувшимся. Я зажег сигарету и протянул ее Мардж. Она нервно затянулась.

– Ты что-нибудь ела? – спросил я.

Она покачала головой.

– Не могу. Нет аппетита.

В коридоре послышались шаги. Мы подняли головы.

Сестра Анжелика возвращалась с врачом.

– Можете зайти, – мягко сказал он. – Но только на минуту.

Доктор открыл для нас дверь.

Мы молча переступили через порог. Увидев сына, Мардж ахнула, ее ногти впились в мою руку.

Его тело было закрыто аппаратом искусственного дыхания; мы увидели только макушку Бреда. Густые черные волосы блестели и казались жирными. Лицо было белым, веки – плотно сомкнутыми. Тонкая трубка шла от его носа к баллону с кислородом. Бред дышал тяжело, неровно.

Мардж шагнула вперед, чтобы коснуться сына, но доктор шепотом остановил ее.

– Не беспокойте его. Он отдыхает, ему нужно беречь силы.

Она тихо постояла возле кровати, держась за мою руку. Мы наблюдали за сыном. Губы Мардж беззвучно шевелились, она словно говорила с ним.

Я внимательно глядел на Бреда. Он был моей плотью, его страдания передавались мне. Гигантский плод моего семени, моя частица, боль которой я не мог облегчить.

Я вспомнил день, когда видел его в последний раз. Я подшучивал над худобой сына, мешавшей ему попасть в футбольную команду. При его росте, заметил я, лучше заняться баскетболом. Эта игра менее опасна. Если он проявит способности, его гонорары смогут достигать пятидесяти тысяч долларов в год.

Я уже забыл, что он ответил. А сейчас Бред лежал под металлическим аппаратом, который дышал за него, потому что измученный организм сына не мог делать это самостоятельно. Мой малыш. Я шагал с ним ночами по дому, когда он плакал. У него самые могучие легкие в мире, жаловался я. Сейчас бы я не стал жаловаться.

Только бы они оказались достаточно сильными! Я не мог дышать за него. Это делал металлический монстр с белыми стерильными боками, зловеще поблескивающими в больничном свете.

– Теперь вам лучше уйти, – прошептал доктор.

Я повернулся к Мардж. Она послала воздушный поцелуй спящему сыну; я взял ее под руку и вслед за врачом покинул палату. Дверь бесшумно закрылась.

– Когда что-нибудь будет известно, доктор? – спросил я.

Он бессильно пожал плечами.

– Не могу сказать, мистер Ровен. Кризиса пока не было. Он может произойти через час или через неделю.

Когда именно, никто не знает.

– Он останется инвалидом?

– До кризиса ничего нельзя утверждать, мистер Ровен, – ответил врач. – После него мы проведем обследование и все выясним. Сейчас же я могу сказать вам лишь одно.

– Что именно, доктор? – с тревогой спросил я.

– Мы делаем все, что в наших силах. Не волнуйтесь напрасно и не пытайтесь заглянуть в будущее. Вы не поможете сыну, если сами заболеете.

Он повернулся к Мардж.

– Вы здесь уже давно. Вам пора отдохнуть.

Она провела тыльной стороной руки по глазам.

– Я не устала.

– Заставьте ее отдохнуть, мистер Ровен, – обратился он ко мне. – Вы сможете снова увидеть сына в восемь часов утра. Спокойной ночи.

Он зашагал по коридору.

Мы провожали его глазами, пока он не скрылся в своей комнате. Затем я повернулся к Мардж.

– Ты слышала, что сказал врач?

Она кивнула.

– Тогда идем, – сказал я. – В каком отеле ты остановилась?

– Ни в каком, – глухо произнесла она. – Я приехала сюда прямо из аэропорта.

– Внизу есть телефон, – сообщила сестра Анжелика. – Вы можете позвонить в гостиницу оттуда.

Я поблагодарил ее.

– Где твой чемодан? – спросил я Мардж.

– В приемном покое, – отозвалась она.

Мы медленно направились к лифту. Выйдя внизу из кабины, зашагали к стойке.

– Телефон в коридоре, – сказала мне сестра Анжелика.

Я оставил женщин у регистратуры и поспешил к телефону. Позвонил в отель и вызвал такси. Вернувшись назад, я не увидел Мардж и монахиню. Я склонился над стойкой.

– А где моя жена?

Девушка оторвала взгляд от журнала.

– Наверно, отправилась с сестрой Анжеликой в часовню, – сказала она, вытягивая руку. – Это за лифтом, первая дверь справа.

Маленькую часовню заливал золотистый свет от множества мерцающих на алтаре свечей. Я замер у входа, всматриваясь в полумрак. Мардж и сестра Анжелика склонили головы у ограждения. Я медленно прошел вдоль узкого прохода и опустился на колени возле жены.

Я посмотрел на нее. Руки Мардж сжимали ограждение, лоб касался ее пальцев. Губы шевелились, глаза были закрыты, но она знала, что я нахожусь рядом. Мардж еле заметно придвинулась ко мне.