Текст книги "Тени минувших веков. Очерки из цивилизационной истории восточноазиатского кочевого мира"

Это не означает, что изучение было не эффективным и оно бесперспективно, просто надо учитывать, что история кочевников изучалась не менее тенденциозно, чем история оседлых сообществ, что и кочевники проходили через многочисленные мировоззренческие и идеологические «фильтры» оседлых цивилизаций1818
  Не менее любопытно было бы посмотреть, какие образы оседлых культур возникали в сознании тех или иных оседлых народов.


[Закрыть].

Если сами кидани когда-то искали свое место на карте «мира», то теперь стоит задача найти ей место уже на карте «истории», не только региональной, но и всемирной.

6. О специфике использования восточноазиатских письменных источников по истории киданей и их государств (X-XIII вв.)

Письменные источники до сих пор являются не только наиболее популярными, но и наиболее важными и репрезентативными в плане получения необходимой информации для изучения той или иной исторической темы. Между тем, тексты далеких эпох до сих пор часто не воспринимались в качестве авторских произведений. В них не видят авторской позиции, субъективных целей и желаний, ангажированности, наличия тех или иных мировоззренческих штампов и идиологем. Их авторы воспринимаются, как некие объективно мыслящие «историки» или «географы», а их принадлежность к той или иной историографической традиции остается в тени. В результате многие выводы авторов воспринимаются некритично и с необоснованным доверием. Между тем, понимание специфики этих источников может помочь пересмотреть или хотя бы уточнить давно устоявшиеся оценки и характеристики.

В данном случае речь пойдет о трактовке истории довольно могущественного народа, который был известен тысячу лет. Киданьский этнос с III в., занимал заметное место в истории центрально-азиатского региона и сыграл значительную роль в бурных событиях предмонгольского периода, оказав огромное влияние на развитие культуры дальневосточной ойкумены. Киданьские племена не только объединились в рамках самой могущественной державы Восточной Азии того времени, империи Ляо, существовавшей более двухсот лет (907—1125), и «заставили мир дрожать», но и, используя достижения китайцев и покоренных народов, создали яркую цивилизацию, оказавшую существенное воздействие на эволюцию кочевого мира.

Именно китайские исторические тексты имеют особенно большое значение при изучении истории и культуры киданей, рассмотрении различных вопросов образования государства, его общественного строя, экономической и политической обстановки в Восточной Азии. Исследователи стали использовать их уже несколько столетий назад, активно их цитируя и иллюстрируя фактами из них свои труды.

Систематическое изложение истории киданей, где об их государстве и культуре можно найти относительно подробные сведения, содержится практически только в двух исторических сочинениях – «Цидань го чжи» («История государства киданей») и «Ляо ши» («История [династии] Ляо»).

Необходимо отметить, что эти два текста типичны для традиционной восточноазиатской исторической мысли и именно здесь применительно к киданям максимально полно была применена китайская цивилизационная парадигма. Естественно, главной задачей здесь является доказывание особой роли китайского идеала, ибо, по мнению китайских историков, государственность может появиться только под влиянием Китая. Не менее важной является и проблема долговременности ее существования: почему киданьское государство так долго существовало, и какой из этого можно извлечь опыт? И, наконец, причины его гибели. Главной причиной не может быть просто отказ от идеала – он доказал эффективность своей многовековой историей в рамках китайской империи. Важнее для китайских историков с помощью анализа исторического материала доказать иное – то, что «варвары» не способны следовать ему долго и в состоянии создавать лишь недолговечные образования, а вечна лишь китайская империя.

Необходимо отметить и то, что «Ляо ши» и «Цидань го чжи» как бы дополняют друг друга, что, возможно, и стало одной из существенных причин сохранения в истории этих сочинений. «Ци-дань го чжи» представляет собой в большей степени историю киданьского этноса, тогда как «Ляо ши» – это история династии, т. е. этатической конструкции. В результате мы имеем максимально возможное в те времена проникновение в две наиболее важных темы – народ как геополитический актор и государство как цивилизационно-этатическая конструкция.

Автором «Цидань го чжи»1919
  Е Лун-ли. История государства киданей (Цидань го чжи). Перевод с китайского, введение, комментарий и приложения В. С. Таскина. М.: Наука, 1979.


[Закрыть] был помощник начальника императорского книгохранилища Е Лунли, который свое сочинение написал и представил южносунскому императору Сяо-цзуну (1163–1189) в 3-й луне 7-го года эры правления Чунь-си (1180 г.). Сделал он это по повелению императора, который хотел иметь изложенную в последовательном порядке историю государства Ляо. Состоял этот труд из 27 глав и пяти дополнений. Незначительное количество источников по раннему периоду истории киданей не могло не повлиять на структуру «Цидань го чжи». Основное внимание уделено периоду существования империи Ляо. История киданей излагается со времени появления основателя государства Елюй Апоки2020
  У Е Лунли используется китаизированное имя Абаоцзи.


[Закрыть] и доводится до 1125 года, т. е. до распада этой империи. Между тем, первые сведения о киданях относятся к IV в., то есть, из поля зрения автора «Цидань го чжи» выпало пять веков, предшествовавших образованию киданьского государства.

В этом труде содержится множество сведений о политической истории киданей, особенно о взаимоотношениях Ляо и Сун, приводятся дипломатические документы, дорожные записи китайцев, ездивших в киданьские земли, сообщается о быте, культуре и обычаях киданей и окружавших их народов.

Однако существенной особенностью сочинения «История государства киданей» является то, что история киданей излагается в нем лишь в связи с историей Китая. Причиной тому издавна господствовавший в китайской исторической науке взгляд на историю как на науку, призванную быть лишь служанкой политики.

Одним из последствий применения этого метода явилось и то, что на страницах «Цидань го чжи» нет даже упоминания о так называемых западных киданях, которые после гибели империи создали второе киданьское государство Си Ляо (Западное Ляо, 1128–1218) на территории Центральной Азии. В 19-й главе приводится краткая биография основателя западнокиданьского государства Елюй Даши, заимствованная из «Сунмо цзивэнь» и мимоходом сообщается о смерти Даши и о том, что «потомки их сообщников все еще живут на земле, где они остановились». История последних для южносунского сановника показалась слабо связанной с историей его родины, поэтому он и не обратил на нее внимания.

Среди многочисленных китайских исторических сочинений это первая, дошедшая до нашего времени самостоятельная работа, посвященная истории другого государства. До этого все имеющиеся сведения о соседних народах давались китайскими авторами как приложения к отдельным династийным историям.

«Цидань го чжи» – классическое китайское историческое сочинение. Это видно уже из того, что его автор пишет не ради праздного любопытства, а преследует важную и актуальную цель. Государство Ляо лишь недавно перестало существовать, но сыграло заметную, если не сказать, исключительную роль в истории региона. Эту роль в соответствии с традициями китайского историописания необходимо было осмыслить и найти ей место во всеобщей истории. Е Лунли тщательно сравнивает киданьское государство с китайской моделью, намеренно ищет их отличия и в итоге пытается доказать, что именно извращение этой модели приводит к строительству «бандитского» государства кочевников. Дихотомия династий Ляо – Сун рассматривается им как антиномия государство и антигосударство.

В методологии Е Лунли четко прослеживаются важнейшие общемировоззренческие установки классической китайской историографии: китаецентризм, оседлоцентризм, дихотомии хань-фань и культура – натура. Профессиональный этос историка базируется на принципах историографии, сформулированных еще Сыма Цянем, на методе компилятивности как продолжении и развитии трудов предшествующих авторов. Он придавал большое значение политике. Для реализации этих целей использовались традиционные жанры «ши» (династийная история) и «чжи» (исторические записки). Е Лунли опирался на богатый опыт описания китайцами окружающих народов.

В самом Китае был собран обширный материал о киданях и их государстве, Е Лунли работал с еще сохранявшимися в то время киданьскими материалами. Это позволило создать не этнографический очерк, а текст именно о государстве и его элите. До XII в., по сути, существовала одна позиция по отношению к киданям, основывающаяся на концепции сдерживания их роста и натиска. Наиболее ярко она представлена в сочинении сунского историка Оуян Сю «Удай шицзи» (Записи по истории Пяти династий): «Хотя в зависимости от расцвета или упадка варваров их иногда оставляли вне управления, однако нельзя упускать возможностей держать варваров на привязи и случаев проявления милостей и величия. Приобретение варваров не обязательно приносит пользу, но их потеря достаточна, чтобы они стали источником бедствий, поэтому разве можно не быть осмотрительным!» Здесь речь идет о варварах вообще и преимущественно о том периоде их развития, когда еще не сложилась элита.

В общеметодологическом смысле Е Лунли продолжает эту традицию. Варвары в его понимании обладают иной природой, иной доисторией, не просто отсутствием культуры, а бескультурьем как извечным и вечным состоянием, бандитской ментальностью и иной экономикой, на базе которой «история» невозможна в принципе.

Особое беспокойство у него вызывает то обстоятельство, что кидани создали свое собственное квазигосударство, скопировав модель классической китайской династии. Бескультурные и бесписьменные варвары в принципе не способны создать имперское государство. Именно ханьцы смогли этого добиться и создали модель оптимальную, устойчивую и соблазнительную для других.

Сравнивая два государства, китайское и киданьское, он пытается доказать, что именно извращение варварами «порядка» приводит к строительству бандитского государства. Отсюда особая методологическая значимость его, ведь впервые в китайской литературе о варварах было написано как о смертельной опасности. Это отражало новую цивилизационную ситуацию в Восточной Азии. Кончилась цивилизационная изоляция Китая и рядом вырос монголоязычный центр (Ляо, Цзинь, Юань), который будет сущностно влиять на развитие метарегиона полтысячелетия. Китайцы это воспринимали как угрозу самой своей цивилизации, ибо варвары уже не нападали (лишь выравнивали границы), а «искажали» культуру, т. е. брали, как они считали, китайскую модель и рецепты, но использовали это против Китая.

«Извращение» же, по его мнению, обусловлено экзистенциальными факторами. Китайские исторические и географические тексты подчеркивали, что кочевники иные по образу жизни, хозяйственной деятельности, языку, обычаям. Е Лунли обосновывает это географически – разделением Восточной Азии на «Север» и «Юг». По Е Лунли, «живущие в различных местах люди действуют как им удобно».

Для оседлого и кочевого простонародья срабатывал образ киданей-бандитов, а для элиты китайского государства надо было киданьский феномен изучать самым тщательным образом. Е Лун-ли и пишет свой труд «по повелению императора», т. е. для китайской элиты, а не для толпы. Это и обусловило, то, что он находился в своеобразном тогдашнем «спецхране», был малоизвестен, и с ним работали преимущественно лишь «историки».

Е Лунли подчеркивает, что кидани не имеют отношения к китайской истории и культуре, этим и объясняется их агрессивность и постоянная борьба с Китаем. Соответственно, они и не интересовали китайцев: «начало киданей не записано на бамбуковых табличках китайской истории». Причина их отсталости для китайского историка очевидна – они сформировались еще в диком состоянии, так примерно рождаются животные: «далекие предки киданей на заре своей жизни, когда они не вышли еще из дикого состояния, тем более не имели записей». Здесь просматривается классическое общеевразийское отделение людей, в данном случае «хань», от животных («фань»), находящихся за пределами фактического мира людей. Именно отсталость киданей на протяжении всей их истории и фактическое нахождение в животном состоянии обусловили то, что они были и останутся для китайского мира, по сути, чужими или даже иными.

Е Лунли высокопрофессионально пытается доказать, прежде всего, на тщательном отборе фактического материала, причины и предпосылки «усиления» киданей, пытается обнаружить и внутренние факторы, но в итоге все же все сводит к их воинственной ментальности и особой роли личностей (Апоки), а также слабости Китая, чем и «воспользовались» кидани. а «слабость» китайской династии Тан произошла из-за ее отхода от пути дао.

Захват киданями оседлых районов на Юге приводит, по его мнению, к перенесению «гнета» кочевников на китайцев. В принципе на этой же основе возникла в свое время и теория «монголо-татарского гнета». Эта концепция лишь сейчас начинает корректироваться, о чем свидетельствует представление о «семье» восточноазиатских народов, памятники дружбе китайского и киданьского народов.

В историографии очень долго господствовало представление о том, что кидани первыми начали завоевание Китая. Как писал В. С. Таскин, «впервые в своей истории Китай признал чужеземное господство». Эту практику продолжат впоследствии чжурчжени, монголы и маньчжуры. Об этом же на самом деле говорит уже Е Лунли: «если гибнет одна деспотическая династия, на смену ей обязательно приходит другая».

Известный востоковед XIX в. В. П. Васильев и его подопечный студент М. Н. Суровцов, автор первой крупной работы по истории киданей в нашей стране, вторят Е Лунли и утверждают, что кидани сумели установить свою власть над Китаем в результате «допущение инородцев не грабить, а уже властвовать над китайскими городами было пятном, которое стремились смыть все китайские государи». Даже В. С. Таскин очень много говорит о давлении киданей на южных соседей, а ведь он не просто перевел труд Е Лун-ли, но и решил много конкретных проблем киданьской истории, неплохо ориентировался в истории восточноазиатских кочевников, знал китайскую философию историю.

В. П. Васильев и многие другие исследователи видят неумение киданей управлять завоеванными землями и объясняют их успехи лишь их силой и удачей. В. П. Васильев видит все же и положительное в приходе киданей в Китай, ведь они «научились владеть» оседлыми землями, причину чего связывает с цивилизационным воздействием («влияние») Китая. И здесь можно увидеть воздействие труда Е Лунли, одной из целей которого было показать цивилизационное воздействие Китая.

Однако кидани быстро учились и в результате создали первое объединение двух цивилизационных секторов как прообраз объединения всей Восточной Азии, тогда как традиционный Китай смог объединить лишь центральный регион. Это означает, что здесь уже не может работать лишь китайская рецептура (дао) в отдельности и необходимо сочетать кочевые и земледельческие традиции. На аналогичном алгоритме в Европе была основана «renovation imperii romanorum» Карла Великого, который тоже делал акцент на особой роли Севера.

Все же Е Лунли смотрит на историю киданей сложнее и видит опасность в том, что кидани не шли путем дао. Даже китайские династии свергаются из-за отхода от этого пути, а здесь налицо принципиальное неприятие его варварами. Для него Ляо априори незаконное государство.

У Е Лунли налицо конфуцианское представление, аналог которого можно найти в любой цивилизации. Для борьбы с варварами главное «навести порядок» у себя, т. е. создать социокультурную модель, которая была бы оптимальной и устойчивой, соблазнительной для других народов. По мнению В. С. Таскина, эта концепция нашла отражение в трактате «Ли цзи» («Записки о благопристойности», «Книга ритуалов»), приписываемом Конфуцию и его ученикам, но дополненному сочинениями эпохи династии Хань, где отмечается ряд условий: «В древности тот, кто хотел распространить свои светлые добродетели на всю Поднебесную, приводил сначала в порядок свое владение; тот, кто хотел привести в порядок свое владение, приводил сначала в порядок свою семью; тот, кто хотел привести в порядок свою семью, совершенствовал сначала себя».

Е Лунли без особого удовлетворения пишет, что кидани все же научились воевать с Китаем и видит их могущество, но все сводит лишь к военным победам. Именно от Е Лунли идет акцент в истории киданей на военно-политических аспектах.

На самом деле кидани создали своеобразную матрицу дальнейшего развития кочевого общества, которая перейдет к чжурчженям и монголам, и те будут исходить из идеи равенства с китайцами и отрицания ярлыка «варваров». Если кидани предложили идею соправления зоной, ибо считали себя вправе управлять всей Восточной Азией, то монголы уже настаивали на единоличном правлении.

Экономика и культура киданей были мало интересны для Е Лунли и он старательно фиксирует их реальную и потенциальную военную опасность. В его сочинении обильно упоминаются «столкновения», «набеги», «давление». В результате он фактически к этому и сводит всю историю киданей, де факто его труд посвящен истории взаимоотношений с Китаем. Главное у китайцев, подчеркивает Е Лунли, и это отличает их от киданей и других кочевников, «наличие плана».

Длительные войны были не выгодны обеим сторонам, ибо истощали людей и ресурсы и потому чаще применялась тактика набегов (блиц-кригов). К тому же образы жизни и хозяйства кочевников и земледельцев были настолько уникальны, что в итоге возможно было лишь сосуществование. Это особо отмечает Е Лунли. За всю свою историю кидани не провели ни одной масштабной войны. Она была необходима только для переселения, но необходимости в этом не было. Даже вторжение в Китае при Дэгуане не преследовало цели захватить его. Все киданьские сражения локальны и малочисленны, часто преследовали лишь цель демонстрации силы. Одно сражение было вполне достаточным для решения основной проблемы.

Самим китайцам на Севере, где мало благоприятных условий для земледельческой цивилизации, жить невозможно. Земли северян мало интересны южанам: малоплодородны, засушливы, там были сильные морозы, использовались стадные животные, широко были распространены охота и рыболовство. И в то же время эти земли неизбежно должны были войти в орбиту восточноазиатской цивилизации и, значит, северян надо было «воспитывать» и подтягивать до своего уровня. Отсюда и соответствующая тактика: доходить лишь до границы и «отгонять» варваров, но не идти дальше. Так же поступали кидани и другие северяне, в том числе и в Европе (римляне, германцы).

Завоевать Север для Китая было не так уж сложно, но управлять этой территорией и держать в повиновении трудно, ведь здесь надо будет держать войска и бороться с сопротивлением местного населения.

Земли на Севере уникальны, поэтому колонизация шла медленно и трудно. Фактически только в последнем столетии это стало возможным, поскольку на эту территорию приходит уже не сельское хозяйство, а торговля и промышленность.

Большое значение Е Лунли придает также описанию внутренних конфликтов в киданьском государстве, подчас сводя все к описанию внутренних склок. Действительно внутренние причины социальной трансформации очень важны. В последние два столетия историческая наука даже считала их определяющими (например, марксистская концепция революции). Однако, позиция Е Лунли не есть «марксизм» до марксизма. Восточная Азия в целом и Китай в частности не сталкивались с иными цивилизациями и жили в ситуации своеобразной изоляции. Принципиальное отличие всех средневековых евразийских социальных и политических конфликтов от нововременных связано было с тем, что в то время шли споры за власть, а не против нее. Различные группировки и даже слои пытались активнее участвовать во власти, а не свергать ее. Внутренние проблемы и пороки решались с помощью традиций или войск.

Е Лунли видит, что серьезной оппозиции элитным родам Елюй и Сяо и имперской конструкции в варварском обществе нет. Нововведения киданей изучаются и используются остальными варварами уже в большей степени, нежели традиции Китая. Кидани не просто строили новую этатическую конструкцию, а основывали это строительство в значительной степени на степных традициях. Она не интересна китайцам, только при монголах киданьский опыт будет обобщен и признан достаточным для основания классической династии, что и найдет отражение в составлении «Ляо ши» («Истории династии Ляо»), одной из двадцати четырех китайских династийных историй.

Значение труда Е Лунли огромнейшее. Можно видеть не только то, что это первое развернутое сочинение о северных варварах, но и методологически четкое выверенное и фактологически насыщенное повествование о народе, играющем нестандартную роль в истории метарегиона. Многое роднит с европейскими историками эпохи поздней античности и раннего средневековья. В Европе тоже происходило принижение развития северных народов. Тацит в своем сочинении «О местожительстве и быте германцев» (98 г. н. э.) вслед за Г. Ю. Цезарем («Записки о галльской войне», 52 г. до н. э.) акцент делал на военной опасности германцев, обусловленной их животным образом жизни. Только звери способны на нападения. И на Западе, и на Востоке об иных народах, особенно о северных варварах, говорят лишь в связи с историей своей цивилизации. В обоих регионах уже существовала и была широко распространена идея своего развития как магистрального пути.

Она фактически блокировала саму возможность рассмотрения чужой культуры как равноправной. Даже тогда, когда варвары набирают свою цивилизационную силу, пишут лишь о их военном потенциале.

Именно материал истории киданей, достигших апогея силы и опасности и создавших могущественное государство, позволил Е Лунли проиллюстрировать универсальные принципы отношения к кочевникам в целом. Игнорировать феномен варварской империи он не мог, но тщательно пытается доказать, что это образование не больше, чем квазигосударство. Для этого он набирает огромнейшее количество фактов о военных столкновениях киданей с окружающими народами и явно преувеличивает информацию о внутренних конфликтах в Ляо. По его мнению, кочевники в принципе не могут создать нормальное государство, ибо в основе его должна быть письменная культура, а не варварская ментальность (обычаи и нравы).

В отличие от «Цидань го чжи» «Ляо ши» («История династии Ляо») делает упор не на политическом или военном аспектах, а на внутренней жизни киданьского народа, его общественном и государственном строе, культуре, религии, обычаях, праве и др. Это основной источник наших сведений о киданях. Однако эти сведения подаются в очень краткой форме и, к тому же, содержат множество сокращений и ошибок, что, по мнению некоторых исследователей, делает этот труд, возможно, самым слабым среди всех династийных историй. Тем не менее, поскольку «Ляо ши» составлена по большей части киданями или китайцами, состоявшими у них на службе, она, в какой-то мере, выражает точку зрение самих киданей, что предоставляет уникальную возможность постоянно сравнивать сведения об одних и тех же событиях с источниками, отражающими китайскую версию, в частности, с той же «Цидань го чжи».

Приказ о составлении истории династии Ляо отдал цзиньский император Си-цзун. Работу начал Ила Цзыцзин, а после его смерти продолжил и закончил Сяо Юнци. Этот труд из 75 цзюаней (известный как «история Сяо Юнци») был представлен императору в 1148 году, но вскоре был признан неудовлетворительным, так как многие чиновники возражали вообще против написания стандартной истории для «варварской» династии киданей. С 1189 по 1207 гг. 13 чиновников трудились над составлением нового варианта; половина из них была киданями. Новый вариант получил название «история Чэнь Дажэня». Окончательно работа была завершена лишь при монгольской династии Юань (1271–1368 гг.). В 1343 г. специальный комитет из 23 человек во главе с монголом Токто возобновил работу, «чтобы не лишиться источника сведений». Среди составителей «Ляо ши» развернулся серьезный спор, в процессе которого одна группа чиновников утверждала, что, поскольку кидани узурпировали власть на территории китайской империи, поэтому, их история должна быть включена в историю Сунской династии, а другая группа настаивала на том, что Ляо было независимым северным государством, которое даже китайских императоров заставило признавать вассальную зависимость, и, следовательно, история Ляо должна быть написана как самостоятельное произведение. Можно предположить, что спор был замаскированной формой обсуждения другой проблемы – где находится центр цивилизации, на севере или на юге, в кочевом секторе или оседлом.

В 1343 г. специальный комитет из 23 человек во главе с монголом Токто (Тото) признал Ляо, Цзинь и Сун одинаково ортодоксальными династиями и потому история каждой из них была датирована в соответствии с ее собственным календарем. Так появился современный вариант «Ляо ши», являющейся одной из 24 китайских династийных историй.

В летописи четыре традиционных раздела (бэньцзи, няньбао, шу и лечжуань), 116 цзюаней (глав). Описываются события 916–1125 гг. Первые 30 глав занимает раздел «Бэньцзи» («Основные записи»), где события, имевшие место при отдельных императорах, излагаются в хронологической последовательности. Следующие три главы объединены в раздел «Инвэй чжи». Эти «Записки о защите лагеря» характеризуют кочевой быт киданей. В них содержатся сведения о киданьских ордо, походных лагерях киданьских императоров, различных киданьских племенах, а также о народах, зависимых от киданьского государства. В 34–36-й главах описываются военная организация империи и система комплектования армии. В 37–41-й главах дается географическое описание киданьского государства, в 42–44-й – система летоисчисления, в 49–53-й – описание светских и религиозных церемоний, 54-я глава посвящена музыке, 55–57-я – колесницам, одежде и придворному ритуалу, 59–60-я – системе землевладения. Главы 63–70 представляют собой раздел бяо (таблицы), где содержатся сведения о киданях до образования ими государства, даются биографии детей и других близких родственников императоров, перечисляются зависимые племена. Биографиям императриц и наиболее крупных чиновников посвящены главы 71–114. В 115-й приводятся сведения о соседних государствах Гаоли и Си (Западное) Ся. В последней (116-й) главе находится словарь киданьских слов, записанных китайской иероглификой, большая часть которых является или именами собственными, или названиями титулов и должностей киданьских и китайских чиновников. Таким образом, в «Ляо ши» содержится огромный фактический материал, необходимый для исследования общественного и государственного строя киданьской империи Ляо.

«Ляо ши» привлекает нас не только тем, что мы можем извлечь из нее массу сведений о социально-экономическом строе киданьских племен. В конце 30-й главы раздела «Бэньцзи» содержится особый параграф, посвященный истории Си Ляо. Сведения из него, а также сведения из других глав о последних днях существования империи Ляо более полны по сравнению с данными «Цидань го чжи». Уже ко времени создания цзиньского варианта «Ляо ши» (История Чень Да-женя) государство западных киданей было широко известным в Центральной Азии, к тому же оно было заклятым врагом чжурчжэней. Западнокиданьские эмиссары неоднократно подстрекали киданей – подданных Цзинь на восстания. Сунские императоры радовались этим «инцидентам» и поддерживали с Си Ляо активные отношения. А монгольским воинам пришлось вести непосредственные военные действия против западных киданей. Западнокиданьское государство было существенной преградой на пути Чингисхана к мировому господству. Естественно поэтому, что монгольская историография, которая должна была обосновать «право» монгольских хаганов на мировое господство, не преминула ввести его историю на страницы «Истории династии Ляо». Характерно, что государство западных киданей в «Ляо ши» рассматривается как прямое продолжение киданьской империи во времени и пространстве. Это опущение преемственности особенно ярко видно из названия государства – Си Ляо, т. е. Западное Ляо.

«Ляо ши» дает более или менее подробную хронологию событий в отличие от мусульманских и некоторых китайских источников. Однако не все периоды истории западных киданей и освещены ею одинаково. Очень скупо говорит она о Даши до его похода на запад. Это можно объяснить его явно двусмысленной ролью в событиях периода разгрома Ляо. Зато остальные сунские источники не считают нужным скрывать ни его службу в цзиньской армии, ни прочие неблаговидные поступки. Очень мало сообщает «Ляо ши» о финальном периоде. Это тоже понятно, ибо мусульманские авторы больше интересовались военными походами Чингисхана.

На трактовке характера киданьской культуры и специфики их исторического развития в «Ляо ши» и, разумеется, в «Цидань го чжи», сказалась уже китайская цивилизационная парадигма. Идеи «Поднебесной» (Тянься) и «Срединной» (Чжунго) лежали в основе такого рода иерархии мировых этносов и социумов, которая, с точки зрения китайской мироустроительной доктрины, определяла необходимость и неизбежность их постепенного перехода на «магистральный путь развития». Уже одно то, что кидани попали в число «северных варваров» определяло их как потенциальных врагов цивилизации, которых необходимо «перевоспитывать» или «сдерживать».

Китайская историография периода монгольского господства замечательна еще и тем, что расставила еще ряд акцентов в киданьской проблематике и даже, можно сказать, проложила дорогу в определенном направлении для последующего изучения киданей. Именно тогда окончательно кидани стали рассматриваться как инициаторы последовательного захвата кочевниками Китая, проложившие дорогу чжурчженям, монголам, а впоследствии и маньчжурам. Киданьскому обществу фактически окончательно присваивается статус милитаристского.

Фактически именно в это время в восточноазиатских текстах рождаются традиционные образы киданьского государства и его культуры.

Нужно учитывать и то, что письменные источники по нашей теме тоже далеки от праздного любопытства и создают необходимый для той или иной цели банк информации об этом народе и соответствующий его образ. Оба главных текста – «Цидань го чжи» («История государства киданей») и «Ляо ши» («История династии Ляо») создавались после исчезновения империи.

Сам жанр данных работ, особенно «Ляо ши», требовал широкого использования всех возможных источников информации. Мы и отмечаем традиционно, что их авторы не писали вольные сочинения на заданную тему, а были составителями, иначе говоря, проводили мощную синтетическую работу с целью доказать определенные постулаты. Именно эти постулаты, а также поднятые в хронике темы, и составляют «тело» концепции киданьской истории. Однако обоснование берется из предшествующих текстов, причем, преимущественно текстов времени существования киданьского государства.