Текст книги "Тени минувших веков. Очерки из цивилизационной истории восточноазиатского кочевого мира"

2. Проблема кочевой цивилизации

Рубеж тысячелетий стал одним из «переломных моментов» всемирной истории не только в чисто хронологическом смысле, из-за магии смены времени, но и в культурно-идейном плане. В самых различных цивилизациях налицо методологический кризис, когда прежняя номенклатура терминов и понятий, особенно в гуманитарных науках, не справляется с критической массой общественных явлений. Особенно заметно это в истории, которую соответственно дружно обвиняют в ангажированности и неспособности создать объективную картину истории. Именно у исторической науки одной из задач всегда было создание определенных терминов и понятий, с помощью которых можно было бы как-то структурировать и упорядочить безбрежный океан фактов, событий, имен и идей.

Анализ этих понятий все же показывает, что они вполне в состоянии обеспечить новые формы и уровни понимания развития общества. Есть основания уже сейчас попытаться дать некоторую первоначальную сводку тех терминов и понятий, которые наиболее часто используются во всеобщей медиевистике в целом и в кочевниковедении в частности или могут быть в ней использованы. Помимо чисто практической пользы от этого, связанной с лучшим пониманием этимологии и значения применяемых терминов, есть возможность и в концептуальном смысле увидеть некоторые новые нюансы восприятия средневековой эпохи.

Центральным здесь является понятие «цивилизация», которое последние полвека «хранилось где-то на задворках нашего коллективного сознания». В настоящее время оно имеет два основных значения – стадиальное и локальное.

Появилось это слово в рамках Просвещения и сразу начало искать свой аутентичный смысл. Естественно, оно могло появиться только в первом значении и сначала под «цивилизацией» понимался наивысший уровень развития, именно этот смысл и был инициативным, первичным, Европейская культура в эйфории от удачи в складывании нового культурного синтеза, именно его и обозначила как тот уровень общественного развития материальной и духовной культуры, связанный с разделением труда, рационализацией производства, потребления и распределения, формированием гражданского общества, к которому и должны стремиться все народы планеты. Именно так трактовал это понятие А. Фергюссон («Опыт истории гражданского общества», 1768), а впоследствии Л. Г. Морган и Ф. Энгельс. А. Фергюссон осуществил практически первую теоретическую разработку периодизации по трем периодам как стадиям развития: дикость, варварство и цивилизация, что свидетельствовало и о возникновении определенной классификации социально-исторических организмов и их достаточно четкой типологии, причем как типологии стадиальной. Это можно назвать первой нововременной концепцией мировой истории. Л. Г. Морган в своем «Древнем обществе» (1877) разработал лишь две первые стадии, разделив каждую из них на три ступени (низшую, среднюю и высшую) и выделив признаки, характеризующие эти ступени. Цивилизации он фактически не касался. Ф. Энгельс в своей работе «Происхождение, семьи, частной собственности и государства» (1884) трехчленная периодизация истории человеческого общества превращается в двухчленную (дикость и варварство). Эта периодизация существует до сих пор.

Освальд Шпенглер в своем известном сочинении «Закат западного мира» (Der Untergang des Abendlandes, 2 тт., 1918–1922) развил учение о культуре как множестве замкнутых «организмов», выражающих коллективную «душу» народа и проходящих определенный жизненный цикл, длящийся около тысячелетия. Этих культур или, точнее, «органических» культурно-исторических типов восемь: египетская, индийская, вавилонская, китайская, аполлоновская (греко-римская), магическая (византийско-арабская), фаустовская (западноевропейская) и майя. Девятая – культура будущего, русско-сибирская. По его мнению, умирая, культура перерождается в свою противоположность – цивилизацию и умирает. Появление такой трактовки понятия объясняется широко распространившимися в конце XIX в. пессимистическими настроениями в отношении будущего Европы. Достаточно вспомнить ленинское учение об империализме как стадии загнивания капитализма. На самом деле начинался невиданный доселе по своим масштабам процесс, получивший впоследствии название глобализации.

Устами О. Шпенглера «цивилизация» была обозначена как период агонии европейской культуры. Ф. Ницше торжественно объявил о смерти Бога, а К. Маркс вообще объявил его несуществующим. По инерции с судьбой культуры связывали именно религию и ее уход воспринимался как момент смерти культуры в целом.

Это примеры крайностей, в которые общество попадает, когда впервые начинает работать с такого рода понятиями. Одновременно все же стали появляться достаточно оптимистические представления о сложном развитии культур. На протяжении того же XIX в. в цивилизации стали видеть не только высший уровень развития культуры или стадию агонии, но и своеобразный исторический феномен. Здесь определенную роль сыграл дарвинизм со своей сущностной ревизией библейских представлений о единовременном творении всего сущего. В определенном смысле теория Дарвина была перенесением на животный и растительный мир, а оттуда и на историю, идеи капиталистической экономической конкуренции. Мощное развитие получила и сама идея эволюционизма. Начиная с издания труда Ч. Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора» (1859) эволюционизм фактически полностью сменяет креационизм и начинает играть его роль в развитии культуры, являясь методологической базой всех типов наук. Сторонники «замкнутых цивилизаций» фактически считали, что их может быть сколько угодно и «каждая культура находится в непосредственной связи с Богом» (Л. фон Ранке). Г. Рюккерт в своем «Учебнике всемирной истории в органическом изложении» заявил, что «историческая действительность не может быть логически правильно расположена в виде одной линии». Любопытно, что именно в России фактически рождается представление о цивилизациях как пространственно–временных конструкциях (теория «культурно-исторических типов» как «действующих лиц истории» Н. Я. Данилевского, российские востоковеды первой половины XIX в. (Н. Я. Бичурин, архимандрит Петр Каменский, М. Н. Суровцов). Т. Н. Грановский), но наиболее четкое и аргументированное выражение такой подход нашел в работах Арнольда Тойнби. Н. Я Данилевский предложил, правда, тоже отталкиваясь от своей критики общечеловеческой культуры, концепцию культурно-исторического типа, состоящего из четырёх основ: религия, культура (наука, искусство, техника), политика, общественно-экономический уклад. А «ход развития культурно-исторических типов всего ближе уподобляется тем многолетним одноплодным растениям, у которых период роста бывает неопределенно продолжителен, но период цветения и плодоношения – относительно короток и истощает раз навсегда их жизненную силу». 12-томный труд А. Тойнби «Постижение истории» (A Study of History, 1934–61) посвящен анализу возникновения, развития и умирания мировых цивилизаций. Тойнби выделял 21 цивилизацию, для которых характерны уникальные универсальные религии, мировые государства и философии (впоследствии – 36 цивилизаций и 5 «живых» цивилизаций третьего поколения). Цивилизация для него – это группа стран и народов, связанных общей судьбой и мировоззрением, и она противостоит примитивным обществам. Причинами роста и развития цивилизации являются «вызов» и наличие творческого меньшинства.

Несмотря на то, что в трудах различных историков и философов это понимание нашло самую широкую поддержку, его все же, по большому счету, можно обвинить во все еще сохраняющемся просветительском понимании цивилизации как самого высокого уровня развития общества.

Между тем, здесь, вероятно, точнее будет средневековое понимание «мира» (pax). На рубеже тысячелетий, который все «миры» не случайно воспринимали как знаковую веху в своей собственной и всемирной истории, закончилось образование евразийских цивилизаций («миров») по широте и сложился окончательно так называемый «пояс цивилизаций» от Атлантики до Тихого океана. Оформились «миры», которые условно можно назвать «материнскими» (христианский, мусульманский, буддийский, конфуцианский), оформлялись они с помощью идеологической экспансии, путем распространения «истины» («идите и несите всей твари на земле истину»). Именно на это обратил в свое время внимание К. Ясперс, выдвинувший идею «Осевого времени» и сделавший акцент лишь на двух параметрах этого процесса, – оформлении Текстов и появлении Учителей. В Европе завершился процесс антропогенизации вмещающего ландшафта44
  «Вмещающий ландшафт», по определению Кульпина Э. С., – «жизненное пространство Человека хозяйствующего на уровне этноса и суперэтноса» (Кульпин – Губайдуллин Э. С. Золотая Орда. Проблемы генезиса Российского государства. М., 2006. С. 174).


[Закрыть] и переход к пашенному земледелию, созданы «первый витраж, первый готический свод, первая героическая поэма» (М. Блок).

Но средневековые цивилизации – это комплексные конструкции, в рамках их зарождения и эволюции обязательно идут два процесса, – складывание не только общецивилизационной парадигмы на основе «мировой религии», но и оформление геополитической конструкции в форме «империи». Первоначальное распространение шло по освоенным ранее в рамках первых протомиров – «оазисов» пригодным землям за счет их объединения. Эти «материнские цивилизации» условно могут быть названы аграрными, ибо в них на первый план выходит земля как преимущественная сфера применения человеческого труда в области земледелия или скотоводства.

Именно история этих классических цивилизаций и дает возможность выделить наиболее характерные черты этой конструкции. При этом необходимо подчеркнуть, что методологический анализ их истории проводился, как правило, в европейской культуре, которая до сих пор пытается сочетать два подхода – конфессиональный и секулярный. Если до эпохи Возрождения «миром» считалось пространство Истины (отсюда миры именовались «христианским», «мусульманским», «буддийским и т. п.), то под влиянием широко распространившейся идеи научно-технического прогресса, в «мире» стали видеть определенную стадию социального и технического прогресса. Эти два подхода кардинально разошлись именно в период эпохи Просвещения

Если исходить из логики исторического процесса, под «цивилизацией» следует понимать не уровень развития того или иного общества. Такой подход был характерен для XVIII – начала XIX вв., когда на базе традиционной историко-культурной европейской парадигмы, основывающейся на эволюционном подходе, складывались первоначальные светские однолинейные теории развития (теория континуитета, марксизм, неоэволюционизм, теории модернизации и др.). Впоследствии стал формироваться и широко распространяться цивилизационный подход, рассматривающий всемирную историю как результат взаимодействия отдельных культурных ареалов (Данилевский Н. Я., Шпенглер О., Тойнби А., Сорокин П. и др.).

Спор формационного и цивилизационного подходов, который происходит на наших глазах сейчас, на самом деле, всего лишь частный случай вечного их противостояния. Любое историческое явление необходимо смотреть по горизонтали (в пространстве) и вертикали (во времени). В рамках средневекового периода, когда активно шло становление «миров», этот процесс просматривался, прежде всего, во времени, «сверху вниз». Результатом явилась вертикальная модель истории и формационный подход как деление этой истории на значимые части (периоды, эоны, формации). Формационный марксистский подход в определенном смысле апогей и предел этого рассмотрения.

История отдельных периодов оценивалась с точки зрения их «вклада в историю», иначе говоря, значимости для нововременной культуры, но в итоге получалось порой так, что любая доиндустриальная, догоризонтальная стадия в любой цивилизации стала именоваться пустой.

Двадцатый век с подачи девятнадцатого, пытавшегося понять причины культурного шока, пережитого европейской культурой при встрече с «чужими» культурами в процессе колониальной и миссионерской экспансии XIV—XIX вв., стал смотреть «по горизонтали» и сравнивать европейский опыт строительства цивилизации с опытом иных миров.

Время показало, что это тоже была крайность, ибо даже это сравнение могло приводить к весьма неприятным результатам55
  Одним из последствий этого стал разнобой в понимании «цивилизации»:
  ➢ «Цивилизация представляет собой некую культурную сущность…наивысшего ранга… самый широкий уровень культурной идентичности людей» (Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Полис. 1994. № 1. С. 34).
  ➢ «Цивилизация – это совокупность материальных, политических и духовно – нравственных средств, которыми данное сообщество вооружает каждое поколение его членов, вступающих в состояние «взрослости», «дееспособности», «полноправия» (Барг М. Категория «цивилизация» как метод сравнительного исторического исследования (человеческое измерение) // История СССР. 1991. № 1. С. 72).
  ➢ «Цивилизация – мера развития общества, социума; культура – мера развития личности, а также системы ценностей и способа деятельности» (Ланда В. Г. Восток: цивилизация, формация, социум // Вопросы истории. 1995. № 4. С. 52).
  ➢ «Цивилизация – это сообщество людей, объединенных основополагающими духовными ценностями и идеалами, имеющие устойчивые особые черты в социально – политической организации, культуре, экономике и психологическое чувство принадлежности к этому сообществу» (Семеникова Л. И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. М., 1994. С. 37).
  ➢ «Цивилизация – это исторически устойчивая совокупность этносов, имеющих письменность, государственность, связанных общностью ядерных социальных отношений, культурных традиций и идей» (Розов Н. С. Структура цивилизации и тенденции мирового развития. Новосибирск, 1992. С. 88—89).
  ➢ Быть может, действительно все дело в том, что сама по себе «история человечества дает бесконечное разнообразие материала для формирования разнообразных классификационных схем цивилизаций» (Ахиезер А. С. Диахронность и синхронность цивилизаций: теория и методология исследования // Цивилизации. М., 1993. Вып. 2).


[Закрыть].

Необходимый симбиоз в некоторых своих чертах фиксируется к концу XX в., чему, вероятно, способствовала и ситуация активно идущей деидеологизации и конвергенции евразийских культур. Были выделены не только древние и средневековые цивилизации и начато их комплексное сравнительное изучение, но даже заговорили о некоторых зонах как цивилизационных, например, «кочевой цивилизации».

В итоге можно сказать, что «цивилизация» – это определенный «мир» как пространственно – временной культурный континуум, у которого есть «своя собственная идея, собственные страсти, собственная жизнь, желания и чувствования и, наконец, собственная смерть» (О. Шпенглер).

Сказанное можно применить и по отношению к кочевому обществу.

Уже в конце прошлого столетия произошел весьма ощутимый и значимый сдвиг от реконструктивно-описательной истории к аналитической, что продиктовано было не только наличием дошедшего до критической массы исторического материала, но и безусловным кризисом прежних методологий и технологий исторического исследования. Одним из аспектов нового по характеру историософского интереса стало переосмысление таких традиционных дефиниций, как «цивилизация» и «империя». Дискуссии о них развернулись практически сразу не только среди историков, но и среди философов, социологов, экономистов, культурологов. Было сделано немало для реконструкции истории и понимания специфики многих евразийских цивилизаций.

Однако, если история земледельческих «миров» уже не раз проходила через порожденные ею самой «фильтры» разнообразных методологических систем, то история кочевников во многом еще находится на описательно-реконструктивной стадии. Они настолько отличаются от оседлых обществ, что вполне закономерно встает вопрос, а можем ли мы применять термины «кочевая цивилизация» и «кочевая империя» к их «ордам» и «бандам».

В кочевниковедении наработан столь огромный материал в виде фактов и идей и отмечено столь значительное количество особенностей развития кочевого сообщества, не характерных как для земледельческих областей, так и для районов с присваивающей экономикой, что не видеть или игнорировать специфику развития и устройства обществ евразийского степного коридора уже невозможно. В историографии, однако, как справедливо отметил пионер идеи кочевой цивилизации в нашей стране А. И. Мартынов, взаимоотношения обществ оседлых цивилизаций и степной Евразии все еще не рассматривались как система отношений двух параллельно развивающихся миров и это связано с тем, что оседлые общества – явление историческое, а степная Евразия, прежде всего, археологическое, добавим, и филологическое, т. е. описываемое все еще достаточно тенденциозно, в значительной степени на основе тех оценок, которые давали современники кочевой цивилизации.

Все же надо отметить, что идея кочевой цивилизации, пусть и медленно, чаще с приставкой «квази», с опровержением самой идеи, с указанием на то, что все еще не выработаны критерии для ее выделения, пробивает дорогу.

Кочевничество становится основным направлением хозяйственно-культурного развития евразийских племен, как минимум, с середины I тыс. до н. э. Выделение этой цивилизации вполне можно назвать степной революцией, которая имела не меньшее значение для человечества, чем городская или земледельческая. Кочевая цивилизация – это особый мир, отличающийся как от западной, так и от восточной цивилизации, а степной образ жизни такой же исторический феномен, как и городской, сельский, морской.

Введенный в научный и общественный оборот фактический материал позволяет выделить по аналогии с оседлыми цивилизациями цивилизационные или «мировые» признаки территории расселения кочевников. Неудивительно, что они практически полностью совпадают с признаками модели оседлой цивилизации:

• определенность территории обычно обусловлена географическими «пределами» в виде гор, морей, пустынь и лесов и этногенетической близостью живущих здесь племен и народов. Здесь она может быть определена как совокупность степи и травянистой пустыни, лежащая во внутренней части Евразии и окаймленная с севера гигантским лесным массивом. Чаще всего данная территория почти совпадает с аридной областью.

• определенность исторического периода. Начало его фактически определил К. Ясперс, предложивший понятие «осевого времени» (Achsenzeit, 800—200 гг. до н. э.) и выделил несколько его признаков: растущая демифологизация, интеллектуализация, рост интереса к человеку, к индивиду, оживление культурных контактов, «человеческая экзистенция как история становится предметом размышлений», «возник тот человек, который существует сегодня» и др. В общем это есть время зарождения «первичных» цивилизаций, образование которых произошло в ходе внутренних процессов и не было осложнено влиянием более развитых соседей. В целом период существования классических цивилизаций определен самой историей. Римская, Византийская и Китайская империи целый ряд столетий боролись с «варварами». Renovatio («возрождение») как «возвращение в первобытное состояние», по мнению, скажем, итальянских гуманистов, состоится только к середине XVI в. Промежуточное время они и назовут «средними веками».

Кочевая цивилизация формировалась одновременно с другими (в основном, первое тысячелетие до н. э.). В Восточной Азии «освободительная борьба» с «варварами» (гуннами, киданями, чжурчжэнями, монголами, маньчжурами) завершилась лишь в начале прошлого столетия. Таким образом, «средневековый период» может быть обозначен и как время непосредственного взаимодействия двух цивилизационных зон (в Европе «романского» и «германского» начал, в Восточной Азии ханьского по происхождению Китая и «кочевых империй» тюрко-монгольского ареала).

• стабильность и длительность существования данной цивилизационной зоны. Эту классическую эпоху существования кочевой цивилизации можно разделить на три периода:

1. гуннский (III в. до н. э. – V в. н. э.) – эпоха великого переселения народов, когда происходит изменение политической карты Великой Степи и сопредельных территорий (Китай, Индия, Европа), формирование новых этнокультурных сообществ.

2. тюркский (VI—XII вв. н. э.) – тюркизация Центральной Азии, Степи, Южной Сибири.

3. монгольский (XII—XIV вв.). Апогеем станет существование державы Чингисхана. В итоге сложится новая этническая и политическая карта.

• уникальность исторического развития.

• Этноцентризм, доходящий до представления о «избранности» народа и идеализирования своей территории.

• Этнокультурная «гибридность». В зоне степей взаимодействуют различные субкультуры и в результате рождается новый культурный синтез. Это мешает интенсификации культурных процессов, но дает возможность для формирования культурного плюрализма, поэтому у кочевников практически не наблюдается идейных споров, а камнем преткновения являются в основном практические проблемы.

• особый алгоритм социо-культурной жизни – гетерономический. Слово «гетерономия» (от греч. гетерос /иной/ и номос /закон/) в данном случае используется для обозначения такой ситуации, при которой один субъект вынужден следовать нормам, особенно религиозным и правовым, установленным другим субъектом. Это несамостоятельное поведение, так или иначе, механическое, в отличие от «автономии», допускающей и даже предписывающей обоим субъектам наличие имманентных собственных закономерностей существования и развития. В результате различные племена и народы, как правило, объединяются вокруг одного «титульного» этноса, что дает возможность маркировать «миры» и по этносу (арабский, китайский, франкский, индийский, тюркский, монгольский).

• самобытность и оригинальность культурных представлений и традиций и их близость.

• этно-культурный экспансионизм, доходящий до навязывания своей цивилизационной парадигмы. Первая сторона этого процесса (широкое проникновение кочевых этносов на территорию оседлых обществ) очевидна и она рассматривалась негативно, как уничтожение культуры бескультурными кочевниками. Тем не менее, можно говорить и о значительном культурном экспансионизме кочевников.

Примеров тому много.

– Культурные процессы, происходившие в степной Азии, были не менее важны для всемирной истории, чем те, что происходили в оседлой зоне. Все крупные регионы (Европа, Ислам, Индия, Китай и Золотая Орда) во многом благодаря и кочевникам оказались интегрированными в единое геокультурное и макроэкономическое пространство. Кочевники активно участвовали в создании общих евразийских культурных ценностей, социальных институтов, активном освоении новых земель, влияли на темпы и направление развития многих народов и государств, участвовали в возникновении международных коммуникаций и ретрансляции созданной в культурных центрах информации. Одним из важнейших результатов конвергенции кочевых и оседлых обществ станет подпитка ислама одной из древнейших азиатских культур – тюркской.

– XIII—XIV вв. стали особым «швом» в евразийской истории и именно кочевники сыграли ключевую роль в создании новой геополитической конструкции Азии. Этот особо ощутимый вклад кочевников практически до сих пор оценивается исключительно негативно, как разрушительный. Между тем, передвижения кочевников являются всего лишь частью огромного евразийского, фактически «второго великого переселения народов». Для этой первой фазы складывания нового миропорядка характерны традиционные методы решения назревших проблем (внешняя экспансия, переселения). Необходимо было снятие прежней «феодальной» структуры общества, которая уже изживала себя сама. Об этом свидетельствует широкое распространение по всей Евразии городов, становящихся не только политическими или военными центрами, но и центрами ремесла и торговли. В Европе происходит выделение так называемой «католической» зоны, отличающейся акцентом на развитии городской экономики, внешней торговли, «общественно полезного» научного знания и рационалистической философии. Азиатские цивилизации начинают экономическую переориентацию на океаны. Передвижения кочевников оказались наиболее эффективным средством окончательного снятия остатков родоплеменной арматуры. В итоге складывается новая, дошедшая до нас, этническая карта Евразии. В Европе наблюдается похожая картина, когда на смену прежним франкам, готам, кельтам и др. окончательно приходят французы, немцы, англичане, русские. Снята была насильственно и «героическая» феодальная верхушка, ориентированная на аграрную экономику и разбой. Налажены новые трансконтинентальные связи. Появилась и новая культурная карта. Кочевники во всех этих процессах играли не просто роль «дворников», но и участвовали в этническом, политическом и культурном структурировании пространства.

– С XIII в. по всей Евразии разворачивается новая по характеру культурная революция в форме «возрождения» (европейские ренессансы, китайский ренессанс, средневосточное возрождение, кавказские и византийские ренессансы, «ренессансные явления» на Руси) и везде будет присутствовать некая антикочевая составляющая. Это не удивительно, ведь мощный выплеск «бессловесной» кочевой массы, затопившей всю Азию, стал «вызовом» практически для всех оседлых цивилизаций. Надо было «навести порядок» после этого наводнения и в этой деятельности явственно видна огромная и тяжелая работа по фильтрации не столько иной этнической массы, сколько по упорядочиванию достаточно бессистемно вброшенной идейно-культурной информации.

– С монголов начинается этническая стадия формирования цивилизационного пространства будущей России. Сначала сложно соединились Южная Сибирь и Степь и сформировалась своеобразная «зона Чингисхана», где общность прослеживалась через него и его деяния. В религиозно-культурном плане здесь наблюдается большая пестрота (ислам, буддизм, шаманизм), но связующими факторами являются следование «пути отцов» и «духу Чингиса».

– Медленно начинает складываться русско-татарский симбиоз. Русичи проникают в Степь (до Монголии), татары оседают на Руси и начинает оформляться единое экономическое и, в какой-то степени, культурное пространство.

– Определенную роль в складывании российской цивилизационной зоны сыграла и культурообразующая идея «Москва – третий Рим», в которой можно проследить некоторое азиатское влияние. Здесь кроме следов новозаветного универсализма прослеживаются элементы характерного для Степи понимания того, что Бескрайнее Небо управляет всеми народами ойкумены. В результате появляется замечательная формула «Рим весь мир», одним из оснований которой является и то, что «вся христианская царства преидоша в конец» (Послание Филофея). Фактически здесь можно увидеть заявление о том, что отныне «Рим» как оптимальная социо-культурная модель возможен только за пределами той зоны, в рамках которой он родился и свершил до конца свой «жизненный путь».

• Привлекательность «имиджа» для других народов, недаром во многих оседлых культурах даже существовал образ «благородного дикаря», общество которого чуждо наживы, социального неравенства, несправедливости, частной собственности, изощренной и безутешной культуры.

• Умение «уживаться» с ними. Вероятно, есть смысл видеть в истории взаимоотношений кочевых и оседлых обществ не только «политику умиротворения» «воинственных варваров», но и сознательное стремление кочевых союзов к «добрососедским отношениям» с южанами.

• Традиционализм. Традиции кочевников были не менее крепки, чем традиции оседлых обществ и играли, быть может, даже большую роль в общественной жизни. Налицо и тесная связь идеологии и психологии: идеология «рассыпана» в традициях, обычаях, языке, морали, способах мировосприятия и миропонимания.

• Цивилизационный коллективизм. Кочевникам близок идеал с акцентом на идее максимально полного растворения человека в массе. Здесь на первом плане дихотомии «человек – человек» и «человек – общество».

• Специфический «мировой язык» как синтетический, впитывающий в себя в той или иной мере лексику и терминологию всех народов и племен цивилизационной зоны. Примером тому может служить так называемый «киданьский» язык. Известно, что и монголы создавали свою письменность искусственно.

• Противопоставление себя остальным народам и особенно цивилизациям.

• Это особая стадия развития общества, когда возникает сложная социальная структура и начинают складываться трансрегиональные этнические и социальные группы. Они именуются в соответствии с образом жизни и занятиями (крестьяне, рыцари, клирики) или в зависимости от происхождения (франки – французы, англы – англичане), но появляется необходимость и для более общих универсальных обозначений. На смену этнонимам приходят конфессионемы (христиане, мусульмане, буддисты). Жизнь и судьба крупных человеческих организмов подчиняется уже не локальным традициям, а транснациональным интересам и правилам. Начинают вырабатываться такие понятия, как «человечество», «народ», которые приходят на смену «родам» и «племенам». Происходит включение во всемирную историю всех народов без различия этнической принадлежности при условии принятия ими «мировой религии». Эта универсальная историософема провиденционализма впоследствии будет разветвляться и на ее основе возникнут и теория прогресса (регресса) и теория возрастов, что ярко выражено в философии Аврелия Августина (354–430) и Иоахима Флорского (1132–1202). Нужно отметить, однако, что здесь налицо определенного рода противоречие с базовым представлением, ибо смысл истории предполагает обязательно ее замкнутость во времени, тогда как признание бесконечного регресса или прогресса свидетельствует о ее бессмысленности. Естественно, что и в культуре происходят существенные трансформации, начинается так называемая сакрализация культуры, когда религия выходит на первый план и становится системообразующим фактором. У отдельного индивида не только расширяется культурный горизонт, когда в круг необходимых ему знаний входит информация о других народах и странах, но и он сам поднимается до осознания своей сопричастности к судьбам всей «вселенной».

• Особое значение и оформление принимает взаимодействие различных этнических и социальных групп в цивилизации. Базовым здесь является представление об «избранном народе».

Классическим примером этой идеи, разумеется, является библейское (ветхозаветное) понимание «избранности». Однако в христианском «мире» эта идея была выведена за пределы отдельного этноса (евреев) только путем своеобразной цивилизационной революции Христа и апостолов. «Избранными» стали считаться не те, кто принадлежал к этому этносу, а все, независимо от этнической, социальной и даже расовой принадлежности («нет ни эллина, ни эфиопа, ни иудея, ни раба…»), кто «уверовал» в Христа. Ветхозаветное понимание истины оказалось этнически узким (евреям нужно было практически лишь выживать в полиэтничном и мультикультурном евро-афро-азиатском мире). Однако для нужд формирующихся «миров» эта идея идеально подходила, поэтому Христос и выводит ее на максимально универсальный уровень. В дальнейшем судьбы двух трактовок этой идеи и их взаимоотношений часто принимают даже трагический характер. Еврейская цивилизация с помощью нового Текста (Талмуд) создавала парадигму рассеянного этноса, в которой места идеям Христа не было (евреев поэтому и обвиняют в деициде или убийстве Бога – Христа). Нарождающаяся христианская цивилизация будет активно бороться с ветхозаветным пониманием «избранности» и соответственно с его носителями (поэтому христиан и обвиняют в геноциде или преследовании евреев).

В восточноазиатском мире работал изобретенный еще в древнем Китае комплекс Чжунго / Тянься (Срединное государство / Поднебесная империя), который фактически и основывался на традиционной для периода зарождения этнических государств идее «избранного народа». В Китае соединилось то, что на Западе оказалось разорвано: этническое понимание «избранного народа» как определенного этноса дополнилось идеей всеобщего и «правильного» мира. Ханьцы по сути стали титульной нацией и понесли свою «истину» всем остальным народам, которые в целом вынужденно или добровольно принимают их парадигму.

Сказанное означает, что под «христианизацией» или «китаизацией» следует, строго говоря, понимать не этнический процесс, причем именно как процесс поглощения одним народом малых этнических организмов, а идеологическую форму существования цивилизации («мира»).

• своеобразие форм государственного и социального развития, связанное со сложной социальной структурой, имеющей «вертикальный» характер, где различные слои располагаются как бы друг над другом («феодальная лестница»), и с формированием властных элит, слоев населения, которые не связаны напрямую с сельскохозяйственной сферой, и т. д.