Текст книги "Тени минувших веков. Очерки из цивилизационной истории восточноазиатского кочевого мира"

Здесь важна еще одна методологическая проблема. Тексты этого периода, описывающие киданей и их общество, на самом деле были написаны после исчезновения самого государства, хотя и на основе в той или иной мере тех записей, которые велись самими киданями. Однако записи киданей до нас не дошли, что и позволяет назвать киданьскую культуру безмолвствующей. И «Ляо ши», и «Цидань го чжи» – это тексты не самих киданей, а о киданях. В этом плане называть их письменными источниками в реалии можно лишь условно, они скорее являются фактом историографии. Понятие «письменные источники» нельзя в данном случае и игнорировать, ибо эти тексты все же принципиально отличаются от текстов нововременных, для которых характерно преимущественно изучение киданей с позиций не столько религии или иной идеологии, сколько науки. Средневековые тексты написаны людьми, находящимися в принципе на той же стадии развития (традиционное общество), что и кидани. В них отражена фактически та же ментальность, что была присуща во многом и кочевникам или оседлым людям несколько более раннего времени.

Мы, разумеется, можем брать из них какие-то факты, но не надо забывать, что сам подбор этих фактов, их сведение в единый текст осуществлены не киданями и потому представляют взгляд не самих киданей, а их соседей2222
  Эти тексты чем-то напоминают студенческие доклады, в которых из литературы выписывают лишь необходимую информацию, соответственно и хранятся они весьма небрежно.


[Закрыть]. «Ляо ши» – монгольско-китайский текст, а не киданьский, к тому же написанный спустя сотню лет. Подобные «источники» есть специфическая форма изучения. Здесь дело не только в том, что у кочевников почти нет источников, и их заменяет археология и обрывочные сведения в работах ближайших современников, но и в том, что киданьские документы безжалостно уничтожали их противники (чжурчжэни, китайцы). Уже ко времени монголов, когда и была написана «Ляо ши», ее составители с трудом разыскивали необходимые исходные материалы. Даже эти материалы практически не сохранились. Они сыграли роль сырья, не более того.

Выделяются два комплекса текстов, дошедших до нас. Это сочинения современников (послов, торговцев), которые непосредственно посещали Ляо, и синтетические тексты периода катастроф (XIV–XVI вв.), когда благодаря монголам произошел большой политический взрыв, раскаты которого дотянулись до эпохи Цин.

Стоит, наверное, добавить, что воспринимать любые средневековые тексты лишь как источники необходимой нам информации, это значит игнорировать взгляд их авторов на историю. Е Лунли или Абульгази-хан – такие же исследователи, как и наши современники, только у них, может быть, несколько иные задачи и методы исследования. И в этом можно увидеть влияние и следствие оседлоцентризма, европоцентризма, китаецентризма. Так часто делают не только европейцы, но китайцы или современные потомки кочевников. Мы понимаем, что они располагали наибольшей массой информации (не вся еще погибла на тот момент) и именно у них мы можем ее максимально найти, но мы должны рассматривать их и как исследователей прежде всего (у которых, к тому же, было больше возможностей, чем у нас). Работа этих авторов особо значима, ибо они первыми реконструировали историю киданей, создали, так сказать, скелет. Часто последующим поколениям и этого хватает, но все же реконструкция XIII–XVI вв. – не весь «человек». Важна работа и далеких потомков киданей.

В итоге мы можем самые разные тексты о киданях осторожно развести по двум сферам. Тексты, написанные в рамках традиционного общества, в большей степени важны как источник непосредственной информации, собранной людьми, либо контактировавшими с сами киданями, либо жившими в условиях близких реалий и традиций. Это и есть «письменные источники».

Собственно историография может быть начата с нововременной эпохи, когда люди во многом уже иной культуры и ментальности пытаются понять киданьский феномен.

Методологически эта проблематика тесно связана еще с некоторыми методологическими дискурсами, в частности, с рассуждением о соотношении в истории и культуре «своих», «чужих» и «иных». Всегда выделяются особо авторитетные тексты (династийные истории, «священные тексты»), которые сосредоточены на создании имиджа «своих», который бы работал, прежде всего, в создаваемом ими собственном «мире». Ярчайший пример – библейский текст, создающий нетленный до сих пор образ «избранного народа». Действительно, любая культура чуть ли не главной целью своей имеет задачу объединения на основе такого рода имиджа «ближних своих» и сплочения их для строительства оптимальной социокультурной модели и ее трансляции во времени и пространстве. Остальные народы прочитываются через свою культуру, и во многом через этот имидж. Они делятся на такие категории:

• «чужие», т. е. относительно знакомые и понятные. Их все равно будут описывать не такими, какие они есть, а такими, какими они должны быть с точки зрения своей культуры. Это описание позволяет сдерживать нежелательное взаимодействие «своих» и «чужих» и наносить по последним необходимые информационные удары.

• «иные» – те, с которыми не сталкивались ни в «древности» («священной истории»), ни в истории профанной. «Иных» находят на иных континентах, когда приходят туда (индейцы), однако чаще они сами приходят (кочевники).

В отношении «иных» всегда априори было стремление вывести их за скобки культуры.

История изучения киданей это и история попыток понять их на фоне создания непротиворечивой картины истории в рамках той или иной идеологии, т. е. история разных методологических подходов, прежде всего самых крупных. В средневековый период превалировал этнополитический подход, в рамках которого диалектически сосуществовали две методологии: через религию (т. е. цивилизацию) и через государство. Именно в это время появляются и разные имиджи их, которые существуют до сих пор. Кочевников в целом и киданей в частности оценивают преимущественно соседи с севера и юга, т. е. сами кочевники (в мифах и легендах) и китайцы. По этой причине кидани чаще всего рассматриваются амбивалентно. В мусульманской литературе они рассматриваются как чуть ли не дикари («кара» – «черные», квазинарод). Китайцы в конце концов стали воспринимать их как ортодоксальное общество, но китайское. Самим киданям слова так и не дали.

Третий период начался после крушения киданьской империи и в рамках дальневосточного региона продолжается до сих пор. В его начале использовался и адаптировался богатый киданьский «опыт» для новой государственности и ситуации (монголы, маньчжуры).

Китайская историография на этом практически остановилась, поскольку в той или иной степени до сих пор стоит на позициях китаецентризма. В стране осуществляется грандиозная археологическая и филологическая работа, но философия истории современного Китая фактически основывается на двух идеях – исключительности китайской цивилизации и марксистской трактовке формационного подхода. Именно они основательно иллюстрируются на богатейшем фактическом материале. Это, в свою очередь, работает и на изучение специфики развития киданьского общества. В силу дефицита информации и энциклопедического2323
  Энциклопедизм – одно из важнейших свойств культуры, результатом чего является складывание «правильного» имиджа этноса и его культуры. Кидани, как и другие народы, чаще воспринимаются не такими, каковы они на самом деле, а такими, какими они должны быть с точки зрения изучающего общества. Хотя слово «энциклопедия» (новолат. encyclopaedia; от др.-греч. 仵γκύκλιος παιδεία – «обучение в полном круге», κύκλος – круг и παιδεία – обучение / иногда cyclopaedia – циклопе́дия от др.-греч. κύκλιος παιδεία – «круговое обучение») стало широко употребляться в Европе с XVI в. для обозначения систематического обозрения всех отраслей человеческого знания («Естественная история» Плиния Старшего как прообраз и образец), на самом деле подобного рода сочинения обязательно основаны на того или иного рода методологии (наприм., европоцентризм) или идеологии (марксизм, христианство) и, проводя редукцию «ненужного» знания, отражают не знание «вообще», а то, что «надо знать».


[Закрыть] подхода к ней изучение языка, материальных остатков культуры, скрупулезное сканирование письменных текстов независимо от целей исследования и его идеологического оформления все больше и больше «проявляют» истинный облик загадочной культуры.

Европейцы воспринимают китайское понимание Ляо как машины истребления и покорения. Стремясь завязать оживленные отношения с ханьцами, они фактически переняли концепцию китаецентризма. В условиях широкого распространения филоориентализма в Новое время историко-этнографический материал использовался и в дидактических целях. Это обусловило не столько скрупулезное исследование, сколько пересказ источников и чисто повествовательный стиль.

В XX в. постепенно сформировался объемный корпус исследований, посвященных истории отдельных кочевых народов, в том числе и киданей. Происходило подлинное становление различных наук, освобождающихся от диктата всевозможных идеологий. К тому же выявилась особая роль Востока в мировой истории, что стимулировало увеличение количества и изменение характера исследований в области номадистики. Появилась необходимость заново перевести источники (Штейн перевел на фр. яз. «Ляо ши») и аналитические исследования (Виттфогель, Фэн Цзяшэн). Этому способствовало широкое распространение цивилизационного подхода и методологии системного анализа. В то же время разочарование в идеологиях и отказ от них, внедрение в историческую науку позитивистской методологии, коммерциализация исторической науки сдерживали этот процесс.

Для российской и советской историографии долго характерно было стремление расколоть сложившееся в китайской исторической науке представление о единстве дальневосточной цивилизации, чтобы затруднить ее новое (уже после маньчжуров) объединение под эгидой китайцев или японцев. Здесь сказалось и соперничество двух супердержав, одинаково претендующих на необъятные просторы немусульманской («желтой») Азии.

Во второй половине прошлого века происходит Большой методологический взрыв в истории, и она из гуманитарной и служебной медленно начинает развиваться в иную. На первой стадии этого процесса чаще всего идет сравнение цивилизаций (сравнительно-цивилизационный подход), однако постепенно выявляется потребность перехода на второй уровень, дабы адекватно понять и оценить цивилизационную специфику и роль всех народов, их креативную роль (не количественное измерение, а глубина). Критерий – не способность народа к захвату территории (пространства) или длительность его существования (время), а обустройство мира.

Ослабление в последние десятилетия роли России на международной арене и желание понять ее место в новой геополитической и социокультурной ситуации, становление деидеологизированной науки (хотя и не свободной от цивилизационной парадигмы) стимулировали не столько накопление исторического материала для иллюстрации идеологических схем, что характерно для периода господства марксизма, сколько переосмысление уже накопленного. Отсюда появление новых методологий и попытки не описать, а объяснить суть исторических процессов, а не фактов. Но складывается и ситуация своеобразного методологического наводнения. В противовес монизму и эволюционизму широко распространяются представления о полилинейном развитии истории и переосмысление терминологии, попытки создать новый понятийный аппарат. Его пытаются вывести из исторического материала.

8. Латинские сочинения XIII в. и их влияние на изучение монгольских народов

Речь идет о группе латинских текстов, созданных в XIII в. Они не содержат значительной фактологической информации о киданях, которые в это время активно объединялись с монголами, но во многом именно они заложили методологическую основу для последующей трактовки не только монгольской, но и киданьской истории и культуры. Вместе с китайской трактовкой она остается принципиально важной до сих пор, хотя по ряду параметров и не должна уже считаться приемлемой.

Образование Монгольской империи произвело огромное впечатление на современников в разных районах Евразии. Более того, можно сказать, что это событие и до сих пор является в некотором смысле актуальным. Образование державы Александра Македонского или Римской империи сейчас обсуждают фактически только специалисты, а о личности Чингисхана и его деяниях спорят самые разные люди, и спорят весьма эмоционально. Аналогов этому событию не было в истории ни до, ни после. «Вашингтон пост» в декабре 2005 г. назвала Чингисхана «самым важным человеком последнего тысячелетия», ибо «самое знаменательное событие прошлого тысячелетия – это то, что один-единственный род сумел распространить свою полную власть на всю землю». «Мистер Хан» стал легендарной фигурой. Империя Чингисхана уникальна, ни до, ни после не было такого обширного и могучего государства и созданного так быстро и прочно. Ни одно из оседлых государств, включая ставшую образцом Римскую империю, не идет в сравнение с ним, да и государства, создававшиеся другими кочевниками (скифы, гунны, тюрки, кидани, чжурчжэни) существовали фактически на более меньших по размеру территориях и во многом были химеричны. Нет ни одной евразийской страны, частью истории которой не была бы монгольская империя.

Стоит обратить внимание и на то, что произошло оно в условиях существования достаточно развитых цивилизаций («миров») с их мощными культурными парадигмами. Это привело к тому, что уже в XIII в. появились специфические образы «Потрясателя Вселенной» (восточноазиатский, монголо-сибирский, исламский, европейский), которые до сих пор не могут «найти общего языка».

Европейский или латино-христианский взгляд на события XIII в. все еще имеет особое значение в их исследовании, что во многом связано с господством при описании всеобщей истории именно европейской общенаучной и конкретно-исторической методологии. И дело здесь не только в том, что фактически складывающаяся общепланетарная культура является, если так можно выразиться, латинской, и не просто по происхождению. Не только греко-латинская бытовая лексика широко проникла в различные языки, в том числе и восточные, практически все народы на Земле используют преимущественно латинско-европейскую терминологию – научную, общественно-политическую и даже морально-этическую. Вероятно, это не случайно и связано с целым рядом факторов. Европейская культура за время своего существования с помощью религии, торговли и науки широко распространилась по всему земному шару и совершенно не случайно была принята другими народами. Европейская цивилизация молода. Временем ее «рождения», т. е. окончательного складывания, можно назвать пресловутый V в., когда внешне катастрофообразно произошло объединение «римской» и «варварской» зон и появился «христианский мир». За полтора тысячелетия своего существования она развивалась очень динамично, постоянно испытывая «вызовы» эндогенного (социальная борьба, политические конфликты, ренессансы, ереси и др.) и экзогенного (информационные интервенции других цивилизаций) характера. Именно то, что она испытывала не столько военные, сколько информационные удары извне, заставляло ее постоянно корректировать свою парадигму. В европейской картине мира оказались фактически соединены картины мира самых различных культур и не только на «аврамическом» пространстве, что само по себе делало ее максимально универсальной, узнаваемой и привлекательной для них. В этом плане есть смысл опасаться европоцентризма в политической сфере, но не в научной. Аналогов европейской терминологии, столь же эффективных, универсальных и точных терминов, никакая другая цивилизация пока еще не создала.

Контакты с далеким востоком, в том числе с Китаем, у Европы были и в древности, хотя и достаточно случайные. По «Шелковому пути» римляне получали шелк из таинственной «страны серов» (от лат. sericum «шелк»), а до Китая доходили западные товары (стекло, монеты, украшения). Первыми европейцами на Дальнем Востоке стали несториане, которые уже в VI в. пришли в Чанъань (совр. Сиань). Однако в первые века II тыс. н. э. этим отношениям был придан новый импульс. Надо особо подчеркнуть, что именно монгольские завоевания XIII в. облегчили контакты между Европой и Азией, которая основной своей частью входила в пределы практически одного государства. Есть упоминание о приходе европейских купцов из Страны полночного солнца, возможно, скандинавских или новгородских. Во время пребывания М. Поло в Китае в Европу приехал уроженец Пекина Раббан Саума. В 1997 г. Дэвидом Селбурном был опубликован текст итальянского еврейского учёного и купца Якова из Анконы (Jacob d’Ancona), якобы побывавшего в Китае в 1270—1271 гг. Подавляющее большинство специалистов, правда, считают его мистификацией. Речь идет о трактате «Город света» (The City of Light), который, сразу надо отметить, ни в каких других средневековых текстах больше не упоминается. По словам самого Селбурна, ему предложили эту рукопись в 1990 г. Это были 280 листов, переплетённых в пергамент и представлявших древний перевод на итальянский язык с иврита. Селбурн перевёл рукопись на английский язык и издал. Гебраисты (Хилель Халкин) и китаисты (Джонатан Спенс, Т. Х. Баррет) отметили многочисленные фактические ошибки, неправильные транскрипции, отсутствие подлинника, что делает невозможным палеографический анализ.

Среди всех источников информации по интересующей нас теме выделяется ряд сочинений. В них не просто упоминаются монголы или приводятся какие-то небезынтересные факты о них самих или о взаимоотношениях с ними, а делаются попытки создать своего рода энциклопедические своды.

1. Прежде всего, это сочинение Джованни Плано дель Карпини (Иоанн из Пьян дель Карпине, Giovanni da Pian del Carpine; лат. Iohannes de Plano Carpini; ок. 1182 – 1 апреля 1252) – итальянский францисканец, первым из европейцев до Рубрука и Андре де Лонжюмо, посетивший Монгольскую империю, в возрасте шестидесяти трех лет, и оставивший описание своего путешествия. Итальянский монах, направленный папой Иннокентием IV в земли, захваченные монголо-татарами, должен был установить дипломатические отношения с монгольскими ханами и склонить их к союзу против исламских государств. Свой опыт посещения империи Иоанн изложил в рукописях Historia Mongalorum quos nos Tartaros appellamus («История Монгалов, которых мы называем Татарами») и Liber Tartarorum («Книга о Татарах»), переведённых на многие языки, в том числе и на русский. Путешествие Джиованни дель Плано Карпини открыло список великих путешествий европейцев в Азию и его отчет о путешествии впервые познакомил Европу с миром Востока тех лет.

2. Виллем (Гильом) де Рубрук (франц. Rubrouck, флам. Roebroeck, лат. Rubruquis, ок. 1215 – ок. 1295), фламандец, рыцарь французского короля Людовика IX Святого, участник крестовых походов, затем монах-францисканец, в 1253 г. был послан Людовиком IX для установления контактов с христианами, проживавшими в пределах Монгольской империи. Помня о неуспехе посольства Андре де Лонжюмо, миссия которого завершилась безрезультатно, Людовик посоветовал Рубруку скрывать дипломатический характер поездки и путешествовать в качестве миссионера. Успех его предприятия казался достижимым в свете широко распространившейся к тому времени в Европе легенды о большом христианском царстве Пресвитера Иоанна, да и монгольский мир был склонен к контактам с населением окружающих стран, в том числе европейских. Рубрук побывал в кочевой ставке Батыя, центр монгольской державы Каракоруме, встречался с ханом Хулагу и многими представителями высшей монгольской знати. Именно Рубрук выяснил, что данные европейских географов во многом были неточными. Он оставил очень подробный письменный отчет о поездке, адресованный Людовику IX, а позднее помог своему сокурснику по университету Роджеру Бэкону сделать уточнения в его трудах относительно географической картины азиатского материка.

Это было самое значительное до Марко Поло путешествие европейца по внутренней Азии, а его сочинение «Путешествие в восточные страны» по вкладу в средневековую географическую литературу часто сопоставляют с вкладом Марко Поло. Видный немецкий географ XIX в. О. Пешель назвал его «величайшим географическим шедевром Средневековья». Составленное на латинском языке оно было впервые опубликовано в 1589 г.

3. Особое место занимают сочинения известного английского средневекового философа, францисканского монаха Роджера Бэкона (англ. Roger Bacon, известен также как Удивительный доктор – лат. Doctor Mirabilis; ок. 1214, Илчестер, графство Сомерсет – после 1294). Его сочинения многочисленны, он считал их подготовительными к задуманной обширной энциклопедии наук. Около 1257 г. генерал ордена Бонавентура запретил лекции Бэкона в Оксфорде и отдал его под надзор ордена во францисканский монастырь в Париже. Только благодаря покровительству папы Климента IV, занявшего престол в 1265 г., Бэкон получил возможность опубликовать три больших трактата: «Большой труд» (Opus maius), «Меньший труд» (Opus minus) и «Третий труд» (Opus tertium). Большое значение имеет и его «Компендий философии» («Compendium Studii Philosophiae»). В плане темы имеет смысл отметить его «Opus Majus» который включает ряд географических сведений, полученных в Европе благодаря монахам-путешественникам, которые побывали у монголов.

4. Марко Поло (12 сентября 1254 – 8 января 1324) – итальянский купец и путешественник, представивший историю своего путешествия по Азии в знаменитой «Книге о разнообразии мира». Она служит ценным источником по географии, этнографии, истории целого ряда азиатских стран (Азербайджана, Армении, Ирана, Китая, Монголии, Индии, Индонезии) и оказала значительное влияние на мореплавателей, картографов и писателей XIV-XVI вв.

В 1260 г. Николо, отец Марко, вместе со своим братом Маффео отправились в Крым (в Судак), где у их третьего брата был свой торговый дом. Далее они двинулись по тому же маршруту, по которому в 1253 г. прошёл Гийом де Рубрук и в конечном итоге посетили Бухару и Ханбалык (современный Пекин), где были приняты Хубилаем, который дал им золотую пайзу для свободной дороги назад и попросил их передать послание папе римскому.

Во втором своем путешествии семейство Поло добралось до летней резиденции Хубилая в Шанду (в современной провинции Ганьсу). По словам самого Марко Поло, хан был им восхищён и даже в течение трёх лет держал его губернатором города Янчжоу (Глава CXLIV, Книга 2). В 1291 г. хан выдал одну из монгольских принцесс за персидского ильхана Аргуна и, снарядив для ее отправки отряд из четырнадцати кораблей, разрешил семейству Поло присоединиться в качестве официальных представителей хана. Через Суматру, Цейлон, Иран и Чёрное море все Поло вернулись в Венецию в 1295 г.

Около 1298 г. Поло попал в плен к генуэзцам и во время пребывания в тюрьме его рассказы о путешествиях были записаны ещё одним заключенным, Рустикелло (Рустичано).

Вскоре после своего появления книга была переведена на венетский и латинский языки. Книга становится очень популярной. Флорентийский историк XIV в. Джованни Виллани краткий рассказ о происхождении монголов, заканчивает следующей фразой: «Кто хочет лучше познакомиться с их деяниями, пусть отыщет книгу монаха Айтона, государя Колха Армянского, написанную им по поручению папы Климента V, а также книгу под названием «Миллион» мессера Марко Поло из Венеции. Ее автор много рассказывает о подвластных татарам краях и об их государстве, где он долго жил». В севильской Колумбовой библиотеке сохранился экземпляр «Книги» Поло с пометками самого Колумба на полях. Этот том был выпущен на латыни между 1485 и 1490 годами, перед первым путешествием мореплавателя.

До сих пор «Книга» Марко Поло принадлежит к числу тех редких средневековых сочинений, которые читаются и перечитываются. Она вошла в золотой фонд мировой литературы, переведена на многие языки, издается и переиздается во многих странах мира. Историк литературы И. Н. Голенищев-Кутузов так оценивает книгу: «Марко Поло и его редактор создали один из самых интересных в средневековой литературе приключенческих романов и в то же время одно из наиболее обстоятельных описаний труднейшего и наиболее длинного в истории человечества путешествия. Изыскания поколений географов, этнографов и антропологов подтвердили точность многих рассказов итальянского путешественника». По мнению немецкого географа Рихарда Хеннига, «эта книга своим великолепным описанием различных стран и народов открыла людям того времени широкие географические горизонты, показав им дотоле закрытый для них мир».

Практически с этого же времени, правда, существует достаточно устойчивое недоверие к сочинению венецианца. Основная причина этого, видимо, в том, что его описание величественной монгольской империи резко противоречило традиционному западному представлению о варварах. Книга Марко Поло, изданная в средневековой Франции, была даже названа «Книгой чудес».

В 1966 г. немецкий монголовед Герберт Франке из Мюнхена в своей статье «Отношения Китая с Западом во времена Монгольской империи» утверждал, что М. Поло в Китае не был, а главы, посвященные Китаю, заимствовал из ныне утерянной арабской энциклопедии. Директор Китайского отделения Британской национальной библиотеки Франсез Вуд в 1995 г. даже выпустила книгу под претенциозным названием «Действительно ли Марко Поло был в Китае?», в которой, в частности, отметила, что Поло по непонятным причинам не упоминает иероглифы, книгопечатание, чай, фарфор, практику бинтования ног женщин, Великую китайскую стену. В итоге она приходит к выводу, что тот не путешествовал за пределы Малой Азии и Чёрного моря, не был в Китае, а являлся простым компилятором. Дитмар Хенце в 1999 г. всю книгу М. Поло грандиозной мистификацией («der kolossalste Schwindel»).

Европа вначале довольно равнодушно отнеслась к известию о появлении татар, не видя в них отличия от других кочевников. В анналах Мельрозского монастыря за 1238 год спокойно отмечается, что «впервые прошел слух по земле нашей, что нечестивое полчище тартарейское многие земли разорило; истинно ли это, будущее покажет». О том, как плохо представляли европейцы, кто такие монголы, говорит и то, что, узнав о их появлении, автор «Хроники монастыря св. Эдмунда» Джон из Тэкстера предположил, что это «нечестивое» племя пришло с неких «островов» и затем «наводнило (собою) поверхность земли»; «Племя нечестивое, называемое тартаринс, которое, недавно нахлынув с островов, наводнило [собою] поверхность земли, опустошило Венгрию с прилежащими к ней областями». Составители «Анналов Тьюксберийского монастыря» продолжили традицию Беды Достопочтенного и монголов тоже отнесли к «сынам Измаиловым», «вышедшим из пещер (числом) до 30 миллионов и более». Подобная позиция дольше сохранялась на Востоке. В Лаврентьевской летописи под 1224 годом значится: «Приде неслыханная рать безбожнии моавитяне, рекомыи Татаръве». «По грехом нашим придоша языци незнаеми, их же добре ни кто не весть кто суть, и отколь изыдаша, и язык их, и которого племени суть, и что вера их. А зовутьcя Татары, а инии глаголют: Таурмени (Туркмены, Тавромены?) а другии Печенези…Бог един весть кто суть, и отколь изыдоша». В Ипатьевской летописи о татарах сказано, что они безбожники: «Приде неслыхана рать, безбожнии Моавитане, рекомыи Татареве, придоша на землю Половецкую…». Вопрос о татарах был даже специально поставлен на известном Лионском соборе 1245 г. наряду с другими острыми политическими проблемами, такими как борьба с германским императором Фридрихом II, походы в «Святую Землю», судьба Латинской империи. Первый Лионский собор (28 июня – 17 июля 1245) – вселенский собор римско-католической церкви, созванный в главном храме Лиона (Cathedral Saint-Jean-Baptiste de Lyon) бежавшим из Рима от Фридриха II Штауфена папой Иннокентием IV (1243–1254) для того, чтобы отлучить от церкви этого своего врага, а также португальского короля Саншу II. На собор съехались около 150 епископов, а также некоторые светские лица (французский король Людовик IX, латинский император Балдуин II, правители ряда немецких княжеств, Генуи, Венеции, аббатов Клюни, Сито и Клерво). Епископы объявили императора Фридриха II низложенным за вероломство, нарушение мира, святотатство и еретичество, после чего Германским императором был избран Генрих Распетюрингенский (1246—1247). Папа, пропев «Veni creator» («Приди, Создатель!»), произнес речь, содержанием которой были пять скорбей, которыми он был терзаем, уподобленные пяти язвам Спасителя мира, распятого на кресте. Первой скорбью было вторжение татар, второй – раскол в Греции, третьей – нашествие хорезмий-цев на Святую землю; четвертой – успех еретических учений, пятой, наконец, – преследование со стороны Фридриха. Были выслушаны доклады о политической обстановке на Востоке и в Восточной Европе латинских патриархов Иерусалима и Константинополя и русского архиепископа Петра Акеровича, привезшего в Рим ценные сведения о татаро-монгольской армии. Незадолго до собора ухудшилось положение христиан на Востоке: в 1244 г. турки осадили Иерусалим и разбили крестоносцев у Газы; войска короля Венгрии и Польши Белы IV были разбиты армией хана Огедая, возникла серьезная необходимость объединения духовных и военных сил Европы. Собор призвал все страны поддержать седьмой крестовый поход, подготовкой которого занимался Людовик. На этом Лионском соборе в первый раз кардиналы облеклись в красную одежду – символ их крови, готовой излиться ради торжества истины. Собор сыграл важную роль в преодолении кризиса духовной и политической власти в Европе и во взаимоотношениях между Восточной и Западной церквами. Среди важнейших документов собора – постановления о юридических правах Церкви, об осуждении клятвопреступлений и кощунств, об осуждении наемных убийств, о равных правах латинского и греческого патриархатов в Константинополе, о юридических полномочиях папы низлагать германского императора. Архиепископ из Руси Петр Акерович происхождение татар попытался понять традиционно, на основе Библии, и пересказывает их историю так: «последние из мадианитов, бежав от лица Гедеона до отдаленных частей востока, удалились в некую пустыню, которая называется Этрев. И было у них 12 вождей, главного среди которых звали Татаркан, от которого они нареклись тартарами. А от него произошел Чиркам, имевший троих сыновей. Имя перворожденного – Тессирикан, имя второго – Куртикан, имя третьего – Бататаркан. Огни, хотя были окружены высочайшими и будто бы непроходимыми горами, однако, вызванные Курцевзой, внуком Сальбатина, повелителя одного из городов, который называется Орнак, вышли, а именно отец и трое его сыновей с великим множеством вооруженных воинов; и убив Сальбатина, и Орнак, город его, захватив, Курцевзу, внука его, преследовали по многим провинциям. А провинции, дававшие ему убежище, они опустошали; среди них в большей части опустошена Рус-сия. Прошло уже 26 лет. По смерти же отца три брата между собой разделились». Общее с Лаврентьевской летописью здесь то, что и мадианитяне, и моавитяне мстили за свои былые поражения.

Однако, после того как Европа непосредственно столкнулась с монголами ситуация резко изменилась. Прежде всего, надо отметить, что европейцев буквально потряс сам приход безвестных кочевников в глубь христианского «мира».

Монголы оказались в Европе в ходе так называемого Западного (Кипчакского) похода в 1236—1242 гг. во главе с Бату-ханом и военачальником Чингисхана Субэдэем. Эта операция может быть отнесена к одной из самых блестящих в истории военного искусства. За несколько месяцев были захвачены огромные территории и фактически уничтожены вооруженные силы двух сильнейших европейских держав, Польши и Венгрии. Кампания 1242 г. ясно показала слабость европейских армий и реальную опасность окончательного порабощения всей Европы монголами. Действительно, отчасти простая случайность спасла католический мир. В окончательном итоге сложился новый огромный монгольский «мир». Монголосфера включала в себя пространство от Китая до Балкан и в сравнении с ней древнегреческая ойкумена или orbis terrarum (круг земной) римлян представляли собой сравнительно небольшие острова.