Текст книги "Золотая пыль (сборник)"
Автор книги: Генри Мерримен
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)
Глава XXVIII
Звенья цепи
Раньше в этих своих записках я упоминал, и даже обращал внимание читателя на факт, что определенные события, если рассматривать их в свете последующего знания, выстраиваются, подобно звеньям цепи, в единое целое.
Спокойные месяцы, завершавшие год Коммуны, я провел в Хоптоне. Изабелла уехала, оставив Литтл-Кортон на попечение управляющего. Пользуясь отсутствием дел, я занялся сведением событий прошлого в одну цепь.
Поначалу непросто было осознать, что те минуты на моле в Генуе не являлись частью галлюцинаций, посещавших меня во время болезни. Но, всегда обладая практичным складом ума, я не поддался иллюзии, и этот странный каприз из числа тех, что преподносит иногда жизнь, стал постепенно доходить до моего сознания по мере того, как необъяснимое начало обретать смутные черты.
В родном климате силы быстро вернулись ко мне, и если честно, еще до открытия охотничьего сезона я напрочь позабыл про все раны и недуги. Впрочем, приклад ружья к плечу я вскидывал не так ловко, как проделывал это до того, как пуля Миста засела в моей мышце.
Мадам де Клериси и Люсиль вернулись в Париж, но, как писала мне первая из них, мечтали покинуть столицу, переставшую быть приятным местом обитания для легитимистов. Мадам по-прежнему доверяла мне ведение своих дел, которыми я tant bien que mal[120]120
С грехом пополам (фр.).
[Закрыть] занимался посредством переписки. Виды на урожай были отличные, и мы без особого страха смотрели в ближайшее будущее.
Время от времени Альфонс Жиро проводил пару дней с дамами, но сочинителем писем он был скверным, не лучше меня, и мы в ту пору имели друг о друге мало вестей.
Виконтесса, как я подметил, о Люсиль старалась упоминать как можно реже. «Альфонс у нас», – написала она однажды, ничего не добавив. «Люсиль чувствует себя хорошо и всегда весела» – в другой раз. Такие скудные сведения не могли меня удовлетворить.
Дважды мадам приглашала меня провести у них несколько дней или недель на улице Пальмье, и дважды я отказывался. Если по правде, мне не хотелось встречаться с госпожой де Клериси до тех пор, пока вся картина событий не сложится воедино, и я смогу не опасаться какого-нибудь слабого звена.
В сентябре я побывал в Париже, где провел всего два дня и позаботился о том, чтобы не встретиться с мадам, ее дочерью или Альфонсом. И больше ожидаемого преуспел в поисках недостающего звена.
«Раз уж вы не можете покинуть свое имение сейчас, – писала мне виконтесса, – то, быть может, навестите нас в Ла-Полин к концу сбора винограда. Друг мой, я воистину вынуждена просить вас об этом, поскольку урожай велик, и нам не обойтись в финансовых вопросах без знаний и опыта, которые вы так любезно предоставили в наше распоряжение».
На это предложение я ответил весьма туманно, полагая, что в скором времени Альфонс может сообщить нам весть, которая внесет большие перемены в несколько судеб. Теперь, когда он обрел значительную часть утраченного наследства, у него не имелось причин тянуть с завершением своего ухаживания за Люсиль.
Я также обсудил с Джоном Тернером проблему, возникающую в том случае, если мы исходим из факта гибели сообщника Миста на злополучном «Принсипе Амадео». Ведь выходило так, что этот человек унес с собой – если не в тот мир, так уж из этого точно, – остаток состояния Альфонса Жиро.
«Через пять лет Жиро сможет вернуть себе стоимость утраченных чеков, – заверил меня банкир. – Теперь, имея все основания считать бумаги сгинувшими в море, мы смело можем приостановить все выплаты по ним». В том же самом письме мой друг сообщал кое-что, имеющее касание ко мне. «Я становлюсь все старше и толще, – писал он. – И в свете сих фактов решил назначить вас практически своим наследником. Человек, который отказался жениться на такой прекрасной девушке, как Изабелла Гейерсон, да еще и от изрядного состояния, которым она владеет, воистину заслуживает проблем с деньгами. Поэтому я решил завещать их вам».
Ближе к концу сентября мадам снова известила меня о намерении обосноваться на зиму в Ла-Полин и умоляла меня назначить день своего визита. После некоторых колебаний я принял предложение и написал Жиро в Париж, что вскоре буду проездом в городе и намерен провести в обществе своего друга столько времени, сколько возможно.
– Знаете, Дик, все-таки банкротом быть веселее, – сказал Альфонс, когда мы ужинали в его клубе. – Эти деньги… Mon Dieu, сколько с ними хлопот!
– Да, – ответил я, нисколько не кривя душой. – Богатство навлекает злой рок на своих обладателей.
Впрочем, Жиро был вполне счастлив, обретя наследство, и черпал радость, спуская его на других. Вряд ли найдется в мире другая щедрая душа, способная потягаться с Альфонсом, для которого тратить деньги на друзей является величайшим из удовольствий.
– Помните, как мы привыкли пить наше бенедиктинское исключительно из бокалов для кларета? – воскликнул маленький француз. – Ах, вот что значит молодость, n,est ce pas?[121]121
Не так ли? (фр.).
[Закрыть] Кто бы мог представить, что в один прекрасный день у нас будет все, что захотим?
Взгляд его вдруг потемнел, и ребячливость сошла с лица.
– Я был знатным дураком, – промолвил он. – А ты – другим таким же, мой хмурый ликом англичанин. Но я осознал свою глупость и понял, что есть еще счастье в этом мире. По крайней мере, на этот век хватит.
Я встал, намереваясь пожелать другу спокойной ночи, потому как собирался рано выехать поутру.
– Единственная моя надежда, mon ami, – продолжил Альфонс, сжимая мою ладонь своими миниатюрными пальчиками, – что милостивый Господь даст вам вскоре убедиться, как были вы глупы.
К исходу следующего дня я приехал в Драгиньян и поселился в «Отель Бертен», гостинице, лучше которой путешественнику не найти во всем Провансе. Ни день, ни час своего прибытия в Ла-Полин я не уточнял, подозревая, что дела мадам де Клериси могут задержать меня в Париже. Так, собственно говоря, и произошло.
На следующее утро я пешком отправился в Ла-Полин по дороге, идущей мимо виноградников и оливковых рощ, урожай с которых был недавно собран. Яркие цвета осени медленно прокладывали себе дорогу к вершинам горных склонов, где прохладный климат позволяет листве зеленеть дольше, чем в обожженных солнцем долинах. Воздух был свеж и прозрачен, с запада тянул приятный ветерок. Весь мир, похоже, инстинктивно пожинал плоды того, что явилось результатом плодородия почвы и кропотливого труда. Интересно, это природа подстраивается под наше настроение или Создатель приводит наши мысли в соответствие с ветром и небом, светом и тенью?
Когда показалось шато, сердце мое упало, потому как я не нес ничего, кроме дурных вестей, той леди, которую уважал более всех на свете, если не считать одной девушки. Как-то примет мадам мои откровения? Лучше будет поговорить с ней наедине, потому как то, что можно сообщить супруге, не всегда стоит открывать дочери. Эта проблема, однако, решилась сама собой, так как на подступах к старому шато я увидел, что в решетчатой беседке у восточного края кто-то сидит, и заметил мелькание предмета, очень похожего на белый платок. Как и стоило предполагать, мадам сидела за кружевом. Одна.
Свернув с дороги на тропу, идущую через оливковую рощу, я подошел к виконтессе, но не застал ее врасплох. Она заметила мое приближение и отложила работу.
– Значит, вы приехали наконец, – сказала виконтесса, подавая мне руку.
Мы зашли в оплетенную виноградом беседку и сели. Мадам внимательно разглядывала меня.
– Вы сильный человек, mon ami, – проговорила француженка. – По вашему лицу никто не догадается о том, что довелось вам пережить.
Но я пришел говорить не о себе. Моя история предназначалась госпоже де Клериси, и, как прямолинейный англичанин, а не романический герой, я намерен был изложить ее без аллегорий и символов.
– Мадам, ваши деньги украл не Мист, – начал я. – Не барона Жиро понесли мы на кладбище с улицы Пальмье. Не виконт де Клериси был найден близ Пасси и предан земле в церковном дворе в Сенневиле.
Я понял, что виконтесса считает меня сумасшедшим.
– Мой бедный друг, – произнесла она с глубочайшим сочувствием в голосе. – Зачем вы говорите так и к чему клоните?
– К тому, мадам, что никто из нас не застрахован от искушений, и деньги – самое сильное из них. Я самому себе не доверил бы десять миллионов франков. И ни одному человеку на земле.
– Почему?
Мне показалось, что в глазах женщины уже мелькнул проблеск понимания. Я замялся на секунду, и она заговорила сама.
– Мой муж жив?
– Нет, мадам.
Виконтесса повернулась немного в кресле и оперлась локтем на стол, позволяя мне видеть только профиль своего лица. Спрятав подбородок в ладони, она устремила взор в долину.
– Расскажите все, что знаете, – попросила она. – Я не буду перебивать, только не жалейте меня.
– Барон Жиро причинил моему старому патрону огромное зло, когда, охваченный эгоистичным страхом, поместил свое огромное состояние под опеку виконта. Жизнь показывает, что никто не может доверять себе, когда дело касается денег, и никто не имеет права искушать ближнего. Насколько можно судить, виконт был вполне обеспечен. Мне ли не знать, что в его распоряжении имелось больше денег, чем он мог потратить. Вы знаете, мадам, что я питал глубочайшее уважение к вашему мужу и восхищался им. За месяцы, когда мы ежедневно общались, он сотни раз проявлял доброту ко мне, тысячи раз выказывал то, что я не могу расценить иначе как искреннее расположение.
Виконтесса коротко кивнула, и я поспешил вернуться к рассказу, ведь нет пытки страшнее, чем томить человека неизвестностью.
– То, что я узнал, было с большим трудом собрано из различных источников, и о фактах, которые будут мной изложены, не знает и не подозревает ни одна живая душа. Если хотите, это знание может остаться достоянием исключительно нас двоих.
– Друг мой, – сказала госпожа де Клериси, повинуясь порыву самого доброго на свете сердца. – Думаю, ваша сила кроется в том, что вы всегда думаете о других.
– Виконт подвергся искушению, – продолжил я. – В нем жила скрытая страсть к деньгам. Эта болезнь свойственна многим, но большинству людей не предоставляется возможности пасть ее жертвой. Патрон поступил так, как на его месте поступили бы девяносто девять человек из ста. Так, как, наверное, поступил бы и я сам. Он поддался. У него имелось под рукой умелое орудие и ценнейший помощник в лице Шарля Миста. Тот действительно уносил бумаги, но в силу какой-то причины – допустим, не мог подделать необходимые подписи – не имел возможности обратить чеки в наличные без помощи виконта. Сам того не подозревая, я несколько раз мешал их встрече, тем самым откладывая исполнение плана.
Все это время мадам сидела и смотрела на долину. Ее самообладание поражало, потому что ей наверняка хотелось задать тысячу вопросов.
– Полагаю, патрон намеревался бежать в Новый Свет вместе со своим колоссальным богатством и начать жизнь заново. Впрочем, этот пункт, единственный во всей истории, так и остается покрыт туманом. Видимо, когда искушение овладело им, оно затмило все, иначе он не мог не понять, что приносит в жертву ради денег, которые не успеет даже прожить. Мужчины, как правило, платят слишком дорогую цену за свои желания. Претворяя в жизнь свой план, виконт с удивительным коварством, которое, как мне рассказывали, развивается у преступников, замыслил и исполнил хитроумную уловку.
Пожилая француженка повернулась и посмотрела на меня.
– Мадам, нам надлежит думать о нем как о человеке, страдавшем от умственного расстройства, – пояснил я. – Любовь к деньгам в самых тяжелых своих стадиях как ничто лишает способности здраво мыслить. Наиболее удивительной частью его ума было то, с какой быстротой и ловкостью обращал он в свою пользу каждое событие, использовал к выгоде любой шанс. Барон Жиро умирает в Отеле де Клериси – чистая случайность. Виконт с коварством почти сверхъестественным – помните его странное поведение в те дни, как он закрывался в кабинете наедине с покойником – извлек тело бедняги из гроба, переодел в свое платье, сунул в карман свой кошелек, записную книжку и бросил труп в Сену. Я добился, чтобы могилу на кладбище Пер-Лашез вскрыли. В гробу нашли только старые книги, взятые с верхних полок кабинета на улицы Пальмье. Патрон загрузил их туда после того, как сбросил – при помощи Миста, без сомнения, – труп барона в реку, чтобы его затем нашли и опознали.
– Да, он был умнее, чем многие думали, – негромко произнесла мадам. – Я всегда это знала.
– Тело, которое мы нашли под Пасси и похоронили в Сенневиле, – история моя уже подходила к концу, – несомненно, принадлежало барону Жиро. Хотя это единственное обстоятельство в деле, которое не подтверждается неопровержимыми фактами.
– В остальном, значит, сомнений нет? – тихо спросила мадам.
Я покачал головой.
– Нельзя ли допустить, – предположила виконтесса с трезвостью ума, редко встречающейся среди женщин, – что Мист являлся единственным автором и исполнителем преступного замысла? Разумеется, я не в силах объяснить исчезновение трупа барона Жиро, но вполне ведь вероятно, что Мист убил моего мужа и бросил его тело в Сену.
– Нет, мадам, никакого убийства не было.
– Вы уверены?
– Уверен, потому что уже после войны видел виконта живым и здоровым.
Глава XXIX
В Ла-Полин
Я напрямик и без утайки поведал все той, кого эта история больше всего касалась. Подробности, впрочем, уже известны терпеливому читателю и не нуждаются в пересказе. Когда мадам де Клериси дослушала до конца, то есть до печальной судьбы «Принсипе Амадео» и гибели всех, кто находился на борту парохода, за исключением двух человек, она некоторое время сидела молча. Да и потом не сделала никаких комментариев. Но они и не были нужны – человеческие слова не в силах что-либо добавить или убавить по отношению к непогрешимому божественному правосудию, которое распоряжается нашей жизнью.
Когда некто, очень близкий нам, предает нашу любовь, впав в прискорбное затмение ума, мало чем отличающееся от полного помешательства, и которое зачастую становится результатом искушения или недостатка силы духа, разве не милость Господня отделяет от нас заблудшего, оставляя лишь смутные воспоминания о его падении? Не выразился ли великий писатель, что печаль мертвая лучше печали живой?
Я встал и направился к выходу из беседки, намереваясь оставить мадам наедине с ее мертвой печалью. Но едва пересек я порог, меня остановил ее спокойный голос:
– Друг мой!
Я замер на месте, не оглядываясь. Через секунду, радуясь, возможно, что я не вижу ее лица, виконтесса продолжила:
– По доброте сердечной, ибо вы сильный человек с мягким сердцем, как и многие из англичан, вы допускаете одну ошибку. Вы слишком переживаете за меня. Конечно, это горе. Но не великая скорбь, понимаете?
– Думаю, да.
– Скорбь постигла меня много лет назад, и связана она не с виконтом де Клериси, но с другим мужчиной, не имеющим иного титула, помимо звания благородного человека. Но мне кажется, нет в мире звания выше. Это давняя история, одна из тех, что часто происходят во Франции, где благополучие ставят выше счастья, а деньги выше любви. Жизнь моя сложилась… да, удачно. Благодаря Люсиль. У меня есть цель, стремление к которой окрыляет меня. Цель эта – обеспечить счастье дочери, дать ей то, чего я оказалась лишена сама, уберечь от ошибки, которую женщины совершают из поколения в поколение, решая, что любовь приходит после брака. Так никогда не бывает, друг мой, никогда. Привычка, быть может, или, в лучшем случае, привязанность. Но это лишь медь там, где должно быть либо золото, либо ничего.
Я стоял вполоборота к ней и смотрел в долину, не решаясь заглянуть в глаза, проникшие в самую глубину моей души в будуаре на улице Пальмье много месяцев тому назад. И с тех пор они читали все думы и чаяния, которые я прятал от остального мира. Мадам без единого слова с моей стороны знала, что у меня тоже есть объект, придающий смысл существованию. И этот объект совпадал с ее собственным стремлением. Мы оба хотели сделать жизнь Люсиль счастливой.
– Это очень трудное дело, – продолжала виконтесса, обращаясь, мне кажется, наполовину к самой себе, – если только за него не берется мужчина, которому оно не в тягость. Я имею в виду задачу обеспечить счастье женщины. Даже матери стоит дважды подумать, прежде чем вмешиваться. Мне всегда вспоминаются слова вашего друга Джона Тернера: «Когда сомневаешься, не предпринимай ничего». А он, сдается, очень мудрый человек.
Госпожа де Клериси всегда бережно расходовала слова, вот и сейчас распространяться не стала. Мы помолчали с минуту, потом она заговорила снова:
– Спасибо вам за мысль и заботу, с которой вы проверяли все детали истории, поведанной сегодня мне.
– Я мог скрыть ее от вас, мадам, и тем самым уберечь от огорчения. Быть может, вам лучше было бы ничего не знать.
– Думаю, мой дорогой друг, что лучше все-таки знать. Скажем ли мы Люсиль?
Я повернулся и посмотрел на виконтессу, тон которой привлек мое внимание. В словах прозвучало нечто большее, чем простой вопрос. Думаю, в них было множество вопросов.
– Это решать вам.
– Могу я узнать ваше мнение, mon ami?
– Мне не по душе хранить секреты от Мадемуазель.
На минуту мадам погрузилась в раздумья.
– Если пойдете в шато, то найдете Люсиль либо в саду, либо в часовне, где она присматривает за цветами, – проговорила наконец пожилая француженка, снова принимаясь за рукоделие. – Расскажите ей все, что сочтете нужным.
Оставив мадам, я медленно пересек сад. Среди пестрых клумб девушки не оказалось. Миновав древние солнечные часы, я вошел под сень деревьев у рва, где в прохладной тени беспрестанно вели беседу лягушки. По сию пору, слыша этот звук, я ощущаю в груди нечто, что нельзя назвать ни сожалением, ни безраздельным счастьем. Это было некое смешение того и другого, что в итоге гораздо выше земного понимания последнего из названных состояний.
Пройдя под ветвями кипарисов, я тихо приблизился к часовне, дверь и окна которой были раскрыты настежь. Остановившись в тени крыльца, я заметил, что Люсиль уже не возится с цветами. Завершив труды, девушка опустилась на колени перед алтарем и подняла к небесам личико столь же безгрешное, как у скульптурных изображений ангелов вокруг.
Я присел на крылечке и стал ждать.
Через некоторое время Люсиль поднялась и повернулась ко мне. Как всегда после долгой разлуки мне показалось, что никогда не любил я ее так сильно, как в тот миг.
Я искал в ее глазах выражение удивления, но Мадемуазель, похоже, знала, кого увидит обернувшись. Вместо этого на лице ее появилась незнакомая прежде нежность, и сердце мое забилось. Девушка, жестом слегка застенчивым, что тоже было внове, подала руку.
– Почему у вас такой вид? – резко спросила она.
– Я пытался понять, Мадемуазель, о чем вы думали, приближаясь ко мне.
– Ах! – Люсиль покачала головой.
– Не может же быть, что вы рады видеть меня здесь? Однако мне почти показалось…
Девушка тихо рассмеялась.
– Как легко впасть в ошибку, – сказала она.
Я снова сел, надеясь, что Люсиль последует моему примеру. Но она продолжала стоять в паре ярдов от меня, прислонившись плечом к серой стене крыльца и устремив взгляд куда-то в тень деревьев. Просто находиться рядом с ней уже казалось счастьем большим, чем можно выразить словами.
– Вы находите, что легко впасть в ошибку, Мадемуазель?
– Да, – последовал тихий ответ.
– Я тоже.
Мы помолчали несколько минут. Разговор лягушек во рву звучал приятно и умиротворяюще.
– Что склонны вы считать своей ошибкой? – спросила Люсиль наконец.
– Я думал, что вы любите Альфонса Жиро и собираетесь за него замуж.
За все время девушка ни разу не посмотрела на меня.
– Я ошибался, Мадемуазель?
– Да. Я все сказала Альфонсу сразу, но он поверил мне только недавно.
– Мне казалось, что вашим избранником станет он.
– Нет. Не он и никто, похожий на него. Если у меня появится избранник, то это будет человек, обладающий сильной волей, способный повелевать не только мной, но и мужчинами. Тот, кто умнее, сильнее и храбрее всех прочих.
Я посмотрел на нее, но видел только профиль лица и солнечный луч, играющий в волосах.
– Считаете вы меня таким человеком, Мадемуазель?
Последовала пауза, показавшаяся мне бесконечной.
– Да, – прозвучал наконец едва слышный ответ.
Произнеся его, девушка двинулась туда, где простиралась тень кипарисов. Удалившись от меня на несколько шагов, она вдруг медленно возвратилась и встала передо мной. В лице ее не осталось ни кровинки, но в глазах было нечто, отчего небо раскрылось предо мной на земле.
– Me voilà[123]123
Вот я (фр.).
[Закрыть], – сказала она с забавно взмахнув ручкой. – Me voilà, забирайте, если хотите.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
