Текст книги "Размышления о богослужении"

Литургия. Антифоны

В прошлый раз мы с вами продолжили разговор о литургии, но мы еще находимся в самом начале ее чинопоследования. Вот тут возникает вопрос, который задают почти все. А что в литургии главное? Катехизис, составленный в прошлом веке митрополитом Филаретом, говорит, что главное в литургии – это произнесение священником слов Христа на Тайной Вечере: «Приимите, ядите» и «Пийте от нея вси», и затем эпиклеза: призывание Святого Духа на Святые Дары. А народ говорит по-другому. Простые люди считают, что главное во время литургии – это Херувимская песнь, когда на клиросе поется «Иже херувими тайно образующе и Животворящей Троице трисвятую песнь припевающе» и совершается каждение храма. Сколько раз я видел, как в московских храмах пожилые женщины дожидались Херувимской, а когда Херувимская была спета, крестились, кланялись и уходили. Хотя именно в это время, как раз после Херувимской, которая призывает нас оставить всякое житейское попечение, и начинается та часть службы, которую считал самой главной митрополит Филарет. Что же получается? Для Филарета самая главная часть после Херувимской – канон, для простых людей – Херувимская. А что скажем мы с вами? Всё, каждая минута Божественной литургии от вводных молитв священника, которые читаются обычно в пустом еще храме, до отпуста и молитв по Святом Причащении, которые читаются после отпуста, – всё самое главное. Таково это последование, что здесь нет чего-то главного и, наоборот, второстепенного.

Мы говорили с вами, что литургия, ее первая часть – литургия оглашенных – начинается с возгласа «Благословенно Царство». Затем дьякон на амвоне (или, если нет дьякона, то священник) говорит ектению: «Миром Господу помолимся. О свышнем мире и спасении душ наших Господу помолимся». Каждый раз на каждое прошение хор, а по сути – все молящиеся отвечают: «Господи, помилуй». Дьякон призывает к молитве, и весь храм, вся община молится, молится самой простой молитвой: «Господи, помилуй». «О мире всего мира, благостоянии святых Божьих Церквей и соединении всех Господу помолимся» – и снова весь храм отвечает: «Господи, помилуй», – и т. д. Во время чтения дьяконом ектении священник читает молитвы, потом говорит возглас: «Яко подобает Тебе всякая слава, честь и поклонение, Отцу и Сыну и Святому Духу ныне и присно и во веки веков. Аминь». Так начинается литургия теперь. Затем поются три антифона: псалом 102-й, потом 145-й псалом с прибавленным к нему гимном «Единородный Сыне и Слове Божий» и наконец текст из Нагорной проповеди: «Во Царствии Твоем помяни нас, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем. Блаженны нищие духом…» Так начинается литургия теперь.

А в прежние времена, в далеком прошлом, литургия начиналась с того момента, который следует теперь за антифонами, – со Входа, или, как мы говорим, с Малого входа (или со Входа с Евангелием), с того момента, когда священник берет с престола Евангелие, подает его дьяконам, и служащие выходят через северные врата, проходят по солее, становятся перед разверстыми Царскими вратами, и дьякон возглашает: «Премудрость. Прусти». Вот с этого момента, с того момента, когда вносилось Евангелие в храм, некогда начиналась литургия. И этот Вход был не просто прохождением духовенства по солее. Это был вход духовенства и всех молящихся в храм для начала службы. А первая часть службы, будничные антифоны, о которых я вкратце сказал – 102-й и 145-й псалом, а также «Блаженны нищие духом» и разнообразные праздничные антифоны, выбранные из псалмов и соединяющие в себе пение псалмов с пением тропарей в честь того или иного праздника, – они были некогда особой службой, службой трех антифонов, которая совершалась на площади, перед входом в храм и была аналогична современной литии на всенощном бдении, во время вечерни. Вот как лития по сути должна совершаться не в храме, а на площади перед храмом (это часть службы, которая обращена не только к тем, кто будет затем участвовать в богослужении внутри храма, но ко всему городу), так и служба трех антифонов перед началом литургии – это тоже часть богослужения, обращенная ко всему городу. О ней я и хочу говорить сегодня. А обо всём, что следует потом, после Входа в храм (теперешнего Малого входа с Евангелием), – я буду говорить в следующий раз.

Итак, первый антифон – это 102-й псалом. «Благослови, душа моя, Господа, и вся внутренняя моя – имя святое Его». «И всё, что внутри у меня» – так вот передает Псалмопевец то, что мы теперь обозначили бы как «глубъны нашего “я”». Церковь призывает в этом псалме глубъны нашего человеческого «я» воспеть Господа, благословить Господа. Не уста, не даже сердце, а самые глубины наши зовет Церковь почувствовать Бога – из глубины души. «Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив», – воспевает Церковь. И вместе со всей Церковью каждый из нас из глубин своего «я» благословляет Бога. А священник читает молитву: «Господи, Боже наш, Егоже держава несказанна и слава непостижима, Егоже милость безмерна и человеколюбие неизреченно. Сам, Владыко, по благоутробию Твоему призри на нас и на святой храм сей и сотвори с нами и молящимися с нами богатые милости Твои и щедроты Твои».

Эта краткая молитва, если в нее вчитаться, очень богата богословским содержанием. Слава Бога непостижима, ее нельзя понять умом. Держава Его несказанна, о ней невозможно рассказать. Милость Его безмерна, нельзя измерить. И человеколюбие неизреченно, не передаваемо в словах. Да, Бога нельзя понять, но Он Сам являет Себя нам. Являет Себя нам при несказанности, непостижимости Своей и неизреченности – в Таинстве Евхаристии, являет Себя нам во Христе. Отец Александр Шмеман сказал про эту молитву, что в ней выражен весь христианский опыт абсолютной трансцендентности. Бога нельзя понять, повторяю, этого не может никто. Но Он Сам приходит к нам, Сам Себя нам открывает и Сам вводит нас в Свое Царство.

Далее, после Малой ектении «Паки и паки миром Господу помолимся», (миром – εν ειρήνη, то есть в мире, примирившись друг с другом), мы поем 145-й псалом «Хвали, душа моя, Господа». Псалом, в котором мы говорим о том, что Господь творит суд обиженным и дает хлеб алчущим, разрешает узников и отверзает очи слепым, поднимает согбенных и любит праведных; Господь хранит пришельца, поддерживает сироту и вдову, Господь будет царствовать вовеки. Вот что это такое – неизреченная милость Божия. Он отверзает очи слепым, Он поднимает согбенных, Он хранит пришельца и поддерживает сироту и вдову. Он – Господь милости – безмерный, царствует и будет царствовать вовеки, в род и род. Он в Единородном Сыне, пришедшем на землю и открывшемся нам.

Во время пения этого антифона священник читает молитву, в которой, обращаясь к Богу, просит: «Спаси люди Твоя, благослови достояние Твое, исполнение Церкве Твоея сохрани, освяти любящие благолепие дому Твоему». Смотрите: «люди Твоя», «достояние Твое», «Церковь Твоя», «дом Твой». Эти молитвы возносятся священником не только от своего имени, но и от имени всего прихода, всей общины, всего народа Божьего. Тайное (шепотом) произнесение этих молитв относится к поздней практике. И отец Александр Шмеман в Америке, и митрополит Антоний в Лондоне всегда вслух читают эти молитвы, такова установившаяся в их епархиях практика. И в этой молитве мы все исповедуем принадлежность к Церкви Божьей. Церковь – это «Твои люди», «Твое достояние», это «Твоя Церковь», это «Твой дом». Краткая, как и молитва Первого антифона, эта молитва тоже удивительно емкая, наполненная огромным богословским содержанием.

И после пения антифона вновь говорится ектения «Паки и паки…». Затем, перед возгласом «Яко Благ и Человеколюбец Бог еси» читается молитва Третьего антифона. «Ты, Кто даровал нам эти общие и согласные молитвы (молитвы, которые мы приносим все вместе едиными устами и единым сердцем – вот что значит слово «согласный». – Г.Ч.), Ты, Кто обещал исполнить прошение двум или трем, собравшимся во имя Твое («согласующимся о имени Твоем», как говорится в славянском тексте. – Г.Ч.), Сам исполни ныне прошение Твоих рабов к полезному, подавая нам в нынешнем веке познание Твоей истины и в будущем даруя вечную жизнь». Мы, собравшиеся здесь двое или трое во имя Его, просим у Господа в этой молитве дать нам познание Его истины. Не зная истины и не зная воли Его, жить очень трудно и верить просто невозможно.

Прозвучала ектения, сказан возглас – и распахиваются Царские врата с пением слов благоразумного разбойника: «Во Царствии Твоем помяни нас, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем» (ср. Лк 23: 42). И далее, после слов разбойника благоразумного, звучит песнь из Нагорной проповеди: «Блажени нищии духом, яко тех есть Царство Небесное» – πτωχοὶ τῷ πνεύματι, ὅτι αὐτῶν ἐστιν ἡ βασιλεία τῶν οὐρανῶν (Мф 5: 3).

Кто такие нищие духом? Мы всегда задаем этот вопрос себе самим и друг другу и далеко не всегда получаем на него ответ. Давайте попробуем сегодня подойти к ответу на этот вопрос. Слово «дух» (руах) примерно синонимично другому библейскому слову – «сердце». Вы, наверное, знаете, что в поэтических книгах Библии двустишие строится таким образом, что первая его половина повторяется во второй половине, но в других словах, как, например, в 50-м псалме: «Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей». Итак, «сердце» и «дух» для Библии почти синонимы. Нищий духом или нищий сердцем… У слова «нищий» тоже есть библейский синоним – это слово «смиренный». Итак, нищий духом – он в то же время будет смиренным сердцем. А выражение «смиренный сердцем» встречается в другом месте Евангелия от Матфея, когда Сам Господь говорит про Себя: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я упокою вас. Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирйн сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф 11: 28–29). Итак, Сам Господь смирйн сердцем и Сам Господь нищ духом.

Давайте попытаемся понять, что значит это выражение – «нищие духом», исходя из его синонима «смиренные сердцем». Авва Дорофей, замечательный египетский подвижник VI века, говорит нам о том, что такое смирение. «Никто, – восклицает он, – не знает и не узнает, что такое смирение и как оно рождается в душе, если не испытает это на собственном своем опыте». Смирение – это никоим образом не покорность, не задавленность, не подчиненность чужой воле, хотя очень часто нам кажется именно так. А ведь Сам Бог нам говорит в одном из псалмов: «Не будьте как конь, как лошак не-смысленный, которых челюсти нужно обуздывать уздою и удилами, чтобы они покорялись тебе» (Пс 31: 9). Значит, смирение – это не способность подчиняться силе, не задавленность, не покорность, а что-то другое. Что же, неужели нам придется дожидаться того дня, когда Господь нам откроет, что такое смирение, на собственном опыте? Давайте все-таки прислушаемся к тому, что говорят, исходя из своего опыта, другие люди, старше нас, в частности митрополит Антоний.

Митрополит Антоний (Блум), лондонский (Сурожский) владыка, говорит нам, что смирение по-латински – humilitas, от слова humus, земля, плодородная земля. Земля ниже всего; ниже, чем земля, быть нельзя. Землю все топчут ногами, в землю льют помои; но чем больше мы льем в землю помоев, тем плодороднее она становится. Вот главная черта того, что мы называем словом humus – ее плодородие. Эта земля в состоянии принять в себя семя, согреть его своим теплом и принести плод. Смиренный сердцем – это тот человек, чье сердце открыто для плодоношения духовного. Смиренный сердцем – тот человек, который готов в сердце своем принести плод, тот плод, которого ждет от него Господь. Значит, нищий духом – это примерно то же самое. Я подчеркиваю, родные мои, примерно то же самое. Потому что это выражение относится к числу тех самых важных в Евангелии выражений, которые точному истолкованию не поддаются. Дело в том, что главные истины нашей веры так же неизреченны, так же несказанны, как несказанна милость Божия, как не выразимо в словах, неизреченно Его человеколюбие, как несказанна Его держава. Итак, точно понять, чту это выражение значит, мы не можем. Мы можем это только сердцем понять. Но приблизиться к пониманию его, как мы это только что сделали, мы можем. Нищий духом или смиренный сердцем – это тот, чье сердце, чей дух открыт для плодоношения духовного.

Итак, подчеркиваю, что первые три антифона, о которых мы с вами сегодня говорили (последний из них «Блаженны нищие духом»), и далее – евангельские блаженства («Блаженны миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся») некогда составляли особую службу, которая перед началом Божественной литургии совершалась на площади, совершалась не только для тех, кто затем будут участвовать в литургии, но для всего города. Для тех, кто занят работой и не может прийти в храм, для тех, кто по маловерию не ходит в храм, – для всех них совершалось это удивительно важное, радостное богослужение, через которое для людей изображался Христос. Изобразительным называют иногда последование, в котором поются эти антифоны: это последование изображает нам Христа. «Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив». Господь, Который умудряет слепцов, возводит низверженных, принимает сироту и вдову и хранит пришельца. Господь – «нищий духом» или «смиренный сердцем», «чистый сердцем», «изгнанный правды ради», «миротворец», приносящий мир в наши сердца и в нашу жизнь, примиряющий даже лютых врагов. Вот каков Он, Христос.

В трех антифонах три раза разными словами дается нам словесная икона Спасителя. И это в них главное. И поэтому, наверное, совершались они не в храме, а на площади, совершались для всех – для того, чтобы все услышали эти три словесные иконы.

В русской традиции «нищий» – это, скорее, «просящий».

Да, но только там стоит не «просящие духа», а именно «чем?» – духом. Там творительный падеж. Потому я вам и привел это выражение сначала по-гречески, а потом по-славянски и по-русски, что оно не такое уж простое. И не надо пытаться истолковывать его упрощенно, как иногда действительно мы говорим – «взыскующие духа», «просящие духа», умоляющие Господа о том, чтобы Он духа даровал; или иногда мы по-другому говорим: «добровольно нищие». Это всё упрощенные способы понимания этого выражения. Мы с вами не будем идти по пути упрощенного понимания одного из самых важных евангельских изречений нашего Господа.

Может быть, это неправильный перевод? Я слышала такой перевод: «Блаженны простодушные». Духом-то никто не нищ, искра Божья в каждом есть.

Ясно, что речь идет не о тех людях, у которых нет духа. Это ясно, что нельзя перевести это выражение как «блаженны бездуховные». Хотя, если переводить дословно πτωχοὶ τῷ πνεύματι, то вроде как, на первый взгляд, так и получается: «блаженны бездуховные». И я уверен, что если бы мы дали этот текст переводить человеку, который очень хорошо, в совершенстве знает греческий язык, но при этом никогда не читал Евангелие, ничего не слышал ни о Евангелии, ни о христианстве, ни о Церкви Христовой, то он, скорее всего, перевел бы это выражение именно так: «блаженны бездуховные». Но это не так, это парадоксально. А когда в Евангелии парадокс, тогда в Евангелии что-то очень важное. Поэтому подчеркиваю, что точно истолковать средствами русского, английского, французского, любого другого языка это в высшей степени корявое греческое выражение невозможно. Оно коряво по-гречески, оно коряво по-латински, так же коряво оно будет звучать на иврите или на арамейском языке. Коряво оно именно потому, что в нем заключено что-то очень важное, что может нам открыться только из нашего собственного духовного опыта. Но к вашему толкованию я еще вернусь сегодня.

Мой вопрос касается того, что Бог непознаваем. Но ведь Он же Сам в Евангелии сказал, что Он есть истина и жизнь?

Да, о том и речь, что Бог непознаваем, но Он явил Себя во Христе. И это Христос нам говорит: «Аз есмь путь и истина и жизнь» (Ин 14: 6), потому что не через Христа познать, понять, узреть Бога нельзя. Когда мы в Нагорной проповеди слышим слова «Блаженны чистые сердцем, яко тии Бога узрят» (Мф 5: 8), имеется в виду как раз это: те, кто увидят Бога во Христе Иисусе, те блаженны. Но для этого блаженства надо стяжать чистоту сердца.

На Великой ектении возглашается прошение: «О мире всего мира, о благостоянии святых Божиих Церквей и соединении всех Господу помолимся». О каком соединении идет речь в этом прошении?

О том, о котором молимся: о соединении всех. Эти слова навеяны первосвященнической молитвой Господа нашего Иисуса Христа: «Да будут все едино» (Ин 17: 21), все без исключения люди на земле, которые жили, живут и будут жить. Мы молимся, чтобы «всем спастися и в разум истины прийти» (1 Тим 2: 4), чтобы все мы были едино, чтобы все мы были братьями и сестрами, знали, помнили и чувствовали это.

Я правильно понял вас, что смирение молчит, а несмиренность вопиет, как Иван Карамазов?

Как сказать. Иногда бывает, что и гордыня молчит, и так мефистофельски, так картинно молчит, что мы видим, что это гордыня. Бывает, что и смирение говорит. Потому что, когда я читаю роман Достоевского «Братья Карамазовы», всегда поражаюсь: до какой степени сильно изображены Иван, Митя, другие герои и до какой степени слабо написан старец Зосима. Вот тут не хватило Федору Михайловичу Достоевскому сил и мудрости изобразить старца таким, какими были на самом деле те старцы, которые жили в его времена на Руси. Не знаю, почему, но не хватило. Таким образом, и смирению иногда приходится говорить, потому что правда Божия ведь тоже должна быть услышана. Хотя, конечно, прежде всего, смирение молчит, и мы видим, что это такое (когда видим). Многие святые вошли в историю как замечательные угодники Божии, но не оставили после себя никаких текстов. Их жизнь лучше и красноречивее всякого текста. Их жизнь больше скажет, чем может быть сказано в любом тексте.

Сегодня одна слушательница сказала нам, что нищие духом – это простодушные. Вы знаете, это толкование я не исключаю. Я считаю, что оно одно из возможных. То толкование, которое я вам предложил выше, основанное на точке зрения митрополита Антония, давайте назовем толкованием номер один, а толкование «простодушные» назовем толкованием номер два. Я бы только так сказал: не просто простодушные, а с сердцем ребенка. Христос очень любит это выражение – детское сердце. Вот смотрите: «…если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф 18: 3), «таковых Царство Небесное» – детей, значит. «Блаженны нищие духом, ибо таковых есть Царство Небесное» – и про детей Христос говорит: «таковых Царство Небесное». Можно сказать, что нищие духом – это те, кто обратились и стали как дети – те, у кого действительно есть сердце ребенка. И это толкование – оно, кстати говоря, очень хорошо подтверждается 130-м псалмом, где Псалмопевец восклицает: «Не смирял ли я и не успокаивал ли души моей, как дитяти, отнятого от груди матери? душа моя была во мне, как дитя, отнятое от груди» (Пс 130: 2). Итак, если наша душа такова, как душа младенца, лишь недавно отнятого от груди, как дитя трехлетнее (поскольку в древности кормили долго, до двух лет, до двух с половиной), – тогда мы чистые сердцем, тогда мы нищие духом.

А можно «нищие духом» определить как «жаждущие духовного обогащения»?

Можно, конечно. Давайте ваше толкование назовем толкованием номер три. Дело в том, что, подчеркиваю и повторяю, дословно это выражение ни на один язык не переводимо. И по-гречески оно тоже звучит весьма коряво. Это как раз то сердцевинное место Евангелия, которое в словах нельзя передать, которое может быть переведено только на язык сердца. Но язык сердца не выразим в словах. Это помните, об этом не забывайте.

Как быть с теми «нищими духом», которые вообще не задумываются ни о чем? Как с ними быть?

Вы сейчас не совсем верно истолковали выражение «нищие духом». «Нищие духом» – не нищие. «Нищий духом» на самом деле – духовно богатый человек. «Нищий духом» – это тот, кому Бог открылся, тот, кто научился или хотя бы учится Бога слышать. Что делать с теми людьми, которых можно назвать бездуховными, которые живут очень далеко от Бога? Как им помочь? Им можно помочь очень просто. Если мы с вами будем настоящими христианами, вот этим мы им поможем. Когда они увидят, кто такие христиане, в них что-то проснется, понимаете? Когда в прежние времена человек приходил в церковь и находил там добрых, радостных старушек, которые принимали его с радостью, он тогда сам хотел к Богу прийти, быть к Богу близко. Но сейчас, когда люди приходят в церковь и там на них начинают кричать, ругать их (таковы теперь очень многие церковные люди, они предпочитают ругать приходящих к ним извне, а не встречать их радостно), – тогда и желания прийти в Церковь ни у кого не будет. И когда проповедь наша такова: вместо того чтобы говорить о красоте Божией, мы начинаем пугать казнями египетскими, – тогда у людей, которые еще Бога не открыли, не будет желания Его открыть. Я постоянно слышу, как люди друг друга пугают Богом. Чем больше мы будем друг друга Богом пугать, тем меньше люди будут к Богу обращаться.

Скажите немного о плодах добрых и злых. Смирение, по-моему, похоже на состояние человека, который не мыслит о том, что он что-то хорошее приносит. Бывает, что делаешь что-то, а потом оказывается, что сделал хорошее дело.

Бывает даже по-другому. Когда человек делает вам что-то удивительно хорошее, ему тогда говоришь: «Спасибо вам за ваше доброе дело». А он: «Какое доброе дело?» Он даже не может сообразить, что он что-то сделал хорошее. Вот это есть смирение: когда человек сделал что-то хорошее, удивительное, заслуживающее всякой похвалы, а сам даже и не почувствовал этого. Хотя для того, чтобы сделать это, человеку тому требовалось и мужество, и усилия, и смелость. Но это смирение активное, действенное, смирение, которое помогает людям, нас окружающим, а не смирение, которое делает нас безучастными ко всему, постыдно равнодушными к добру и злу. Нет, это постыдное равнодушие со смирением ничего общего не имеет. Смирение всегда приносит добро окружающим нас людям.