Текст книги "Размышления о богослужении"

Замечательный православный ученый, священник и проповедник отец Киприан (Керн), который, увы, трудился не на родине, а во Франции (потому что он оказался в эмиграции, был директором Свято-Сергиевского института в Париже), – написал прекрасную книгу, которая так и называется: «Евхаристия». В первой части этой книги он дает довольно подробный обзор всех древних литургических памятников. К счастью, эта книга нам доступна, потому что, изданная парижским издательством «YMCA Press», которым руководит Никита Алексеевич Струве, она затем была переиздана здесь, в России и довольно широко продавалась в православной книготорговле. Так что всех, кто интересуется древними чинами разных литургий, я адресую к книге отца Киприана, действительно замечательной книге удивительного нашего православного пастыря, богослова и свидетеля о подлинности Христовой веры.

Через таинство Евхаристии мы становимся участниками не какой-то новой вечери, а всё той же вечери, которую совершил Сам Господь наш Иисус Христос. По сути, Евхаристия – это не повторение Тайной Вечери, а это наше, абсолютно логически не объяснимое включение в ту Тайную Вечерю, которую совершил Христос. Именно потому так важно поминовение во время литургии всех живых и особенно всех усопших, что, по большому счету, это единственное место, где мы встречаемся со всеми, кто жил даже в незапамятные времена. Потому что все, кто за эти две тысячи лет принял участие в таинстве Евхаристии, – все мы вместе причащаемся от одной Чаши, все мы вместе оказываемся участниками одной евхаристической трапезы. По этой причине очень важно вспомнить этих людей в евхаристических молитвах – святых и грешников, тех, кого помнит вся Церковь, и тех, о ком почти все забыли, о ком помнят единицы. Вот почему [можно сказать] что в таинстве Евхаристии всё человечество собирается вокруг Господа, вокруг Иисуса.

Таинство Евхаристии – это величайшая победа над временем и над пространством. Ведь где бы мы ни совершали таинство Евхаристии, где бы мы ни служили литургию: в Москве, во Владивостоке, в Париже, в Нью-Йорке, – все мы участники одной евхаристической трапезы, все мы участники одной вечери, все мы причащаемся от одной Чаши. Один священник совершает литургию в Москве, другой во Владивостоке, третий под Нью-Йорком, – все мы оказываемся участниками одной трапезы, на которой нас всех соединяет и объединяет вокруг Себя Господь наш Иисус Христос. И поэтому таинство Евхаристии есть победа над пространством. Но это и победа над временем. Потому что и сто, и двести, и триста, и тысячу пятьсот, и тысячу девятьсот лет назад совершалось таинство Евхаристии. И все мы, принявшие участие в этом таинстве за всё это время, соединяемся вокруг евхаристической Чаши, все мы причащаемся от одной Чаши, все мы встречаемся в таинстве Евхаристии – христиане всех поколений. Таинство Евхаристии Господь даровал нам для того, чтобы мы через него сделали шаг в то Царство, о котором так замечательно перед началом нашей сегодняшней передачи говорил отец Александр Шмеман – удивительный наш богослов, пастырь и великий труженик на ниве православного просвещения, который, хотя и почил, но участвует вместе с нами в таинстве Евхаристии, как и все христиане всех веков, всех времен и народов.

* * *

Сегодня мне хочется продолжить разговор о Божественной литургии. Согласно нашей традиции мы совершаем литургию только на святом антиминсе. Я уже говорил о том, что антиминс – «вместопрестолие» – это шелковый или полотняный плат, который всегда лежит на престоле, сверху на нем положено Евангелие. Во время литургии этот плат разворачивается, и именно на нем помещаются священные сосуды с хлебом и вином во время пения Херувимской песни после Великого входа. И именно находясь на нем, хлеб и вино прелагаются Духом Святым.

Однако, вероятно, далеко не всегда антиминс был обязателен для служения литургии в храме на престоле, освященном архиереем. И в самом деле, это только вместопрестолие. В 1675 году на Московском Соборе было установлено обязательно иметь антиминс на каждом престоле, даже освященном архиереем. Из этого можно сделать вывод, что прежде, до 1675 года, на престоле, который был освящен архиереем, иметь антиминс было не обязательно. Значит, литургия на престоле, если он освящен архиереем, могла совершаться и без антиминса. И вместе с тем мы с вами знаем, что антиминс появился уже в первые века истории Церкви нашей, но, подчеркиваю, именно как вместопрестолие, то есть он был необходим в тех случаях, когда литургия совершалась где-то в тайном месте, не в храме, не на специально освященном для этого престоле. Антиминс как плат, заменяющий престол, – это свидетельство исповеднического и мученического пути Церкви нашей, дошедшее до нас от ее первых веков, когда у христиан еще не было постоянных храмов, когда они были вынуждены искать тайные места для того, чтобы собраться там и вместе совершить таинство Евхаристии.

И когда с этой точки зрения посмотришь на святой антиминс, понимаешь, что Евхаристия – это таинство собрания, как любил говорить отец Александр Шмеман. Что нужно для того, чтобы была совершена Божественная литургия? Когда открываешь учебники (и в этом смысле не исключением будет даже замечательная книга отца Киприана [Керна] «Евхаристия»), там говорится о том, что для этого нужен правильно посвященный священник, для этого нужен храм, для этого нужны хлеб и вино (говорится даже о качестве вина, необходимом для совершения таинства Евхаристии). Но нигде не говорится об одном: для этого нужна община. Вне общины, вне духовной семьи, вне собрания Евхаристия совершена быть не может. Это чрезвычайно важно, об этом необходимо помнить. Поэтому и появляется антиминс, который можно перенести. Престол не перенесешь, он раз и навсегда поставлен в этом месте. А этот плат можно спрятать в тайнике и затем в то место, где тайно соберется община, можно его принести и на нем служить Божественную литургию. Подчеркиваю, в отличие от нас с вами христиане первых веков прекрасно понимали, что Евхаристия – это таинство, которое совершает вся община вместе, все без исключения: едиными устами и единым сердцем. Причем, если мы с вами откроем Служебник и внимательно прочитаем все тексты, касающиеся литургии в самом ее чине (в литургии Василия Великого и в литургии Иоанна Златоуста тоже), то мы увидим, что во время каждой литургии без исключения священник, когда читает молитвы, составленные для этого чина, именно это и исповедует: литургия есть таинство собрания, таинство, которое может совершить только вся община, когда она собрана вместе.

На каждом антиминсе обязательно изображается Снятие Спасителя с Креста и Положение Его в гробные пелены. И не случайно, наверное, поэтому апостол Павел говорит в Первом послании к Коринфянам, 11-я глава, 26-й стих: «Всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет». Таким образом, Евхаристия есть не только наше включение в Тайную Вечерю, но наше возвещение смерти Спасителя и Его Воскресения. Поэтому после Великого входа, когда Святые Дары – хлеб, на дискосе лежащий, и вино в Чаше – переносятся на престол и ставятся на антиминс, священник читает тропарь: «Благообразный Иосиф, с древа снем (сняв) Пречистое Тело Твое, плащаницею чистою обвив и благоуханьми во гробе нове покрыв, положи». И затем другой тропарь: «Во гробе плотски, во аде же с душею яко Бог…» Во гробе плотски… Значит, именно положение во гроб мы вспоминаем в этот момент. И еще один тропарь: «Яко живоносец, яко рая краснейший, воистину и чертога всякао царскаго показася светлейший, Христе, гроб Твой, источник нашего воскресения». Твой светлейший гроб – источник нашего воскрешения. Так вспоминается в таинстве Евхаристии положение Спасителя во гроб.

Таким образом, антиминс напоминает нам о той самой плащанице, в которую было завернуто Тело Иисуса. И поэтому у христиан западного, латинского обряда антиминс называется словом corporale, то есть то, во что заворачивают тело. В нашем же Требнике нет чина освящения антиминса, но зато есть чин освящения илитона – того, обычно красного, шелкового плата, в который заворачивается антиминс. Илитон в молитвах этого чина уподобляется плащанице, в которую было завернуто Тело Иисуса. Здесь Требник снова возвращает нас к положению во гроб. Таинство Евхаристии – это и снятие с Креста, и положение во гроб, и погребение Спасителя. Таким образом, здесь, в этом Таинстве, мы каким-то непостижимым для нас образом соединяемся с Иисусом не только на Его Тайной Вечере, но и в Его смерти, и в Его Воскресении. «Сие есть Тело Мое, – говорит Спаситель, и прибавляет: – за вас ломимое. Сия есть Кровь Моя нового завета, которая за вас и за многих изливается». Мы причащаемся не просто Тела и Крови Христа Спасителя, но Тела, которое за нас предается на смерть. Вот что такое – Тело, которое мы вкушаем в святом Причащении. И Кровь Спасителя – это не просто Его кровь, но Кровь, которая проливается за нас и за многих во оставление грехов. В таинстве Евхаристии мы соединяемся со Христом в Его смерти и в Его Воскресении.

И здесь очень важно понять и почувствовать, что литургия не изображает и не повторяет Тайную Вечерю, литургия не изображает смерть и Воскресение Христово. Литургия даже не напоминает нам о них, а именно включает нас в Тайную Вечерю и являет нам Его смерть и Его Воскресение. Александр Шмеман постоянно подчеркивает, что литургия ничего не изображает: она являет нам Его смерть, она являет нам Его Воскресение. Литургия, таким образом, – это не Божий театр, в котором при помощи символических действий воспроизводится история смерти и Воскресения Христова, история Его Тайной Вечери и т. д. Литургия – это что-то абсолютно непостижимое умом. Она ничего не изображает и не повторяет; она являет. Она включает нас в Тайную Вечерю и являет нам Царствие Божие.

И не случайно поэтому ее торжественная часть начинается словами: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа ныне и присно и во веки веков. Аминь». Что значит «благословить Царство»? Это значит признать и исповедать его как высшую и последнюю ценность, как главное в нашей жизни. И поэтому мы исповедуем Царство «ныне и присно и во веки веков». И вся община без исключения восклицает на это свое «аминь»: «да, так есть и так будет». И беда наша, наверное, заключается еще и в том, что в сегодняшней церковной жизни не вся община, а только певчие на клиросе (и далеко не всегда эти певчие – участники литургии, иногда это просто специально приглашенные в хор артисты) восклицают это «аминь». Ведь это наше с вами «аминь», «аминь» всей нашей общины, всей без исключения: да, так есть и так будет! Есть очень хороший обычай в Украине, когда поет весь храм. У греков так тоже бывает, что поют не певчие, а весь храм, все до единого.

Как-то я был в греческом храме в Париже, и старый, почтенный и очень мудрый настоятель перед началом службы передо мной извинился и сказал: «Наверное, вам будет трудно участвовать в нашей литургии». Я не понял, почему. Служба началась. Надтреснутым своим старческим голосом он произнес: «Благословенно Царство…» – и все, кто находился в храме, человек триста как минимум парижских греков воскликнули «аминь», и на каждое из прошений, которые он тихим своим голосом возглашал: «Миром Господу помолимся», – они отвечали «Господи помилуй» все вместе. В храме не было ни одного человека, который бы не пел. Ну, разумеется, далеко не у всех молящихся был музыкальный слух, далеко не все умели петь. Разумеется, в этом хоре не было регента, и поэтому действительно первые десять минут вынести эти песнопения, вынести эти восклицания «Господи, помилуй» и «аминь» в конце, после возгласа, мне было трудно. Но как только эти первые десять минут прошли, я понял, в какой удивительной литургии я сегодня принимаю участие. Я понял, что эта литургия – подлинное торжество веры, подлинное наше включение в мистическую жизнь Церкви, в Тайную Вечерю Христову и в тайну смерти Господа, в тайну Его Воскресения.

Да, мы привыкли участвовать в чинных богослужениях, где поются достаточно сложные и прекрасные песнопения. И много есть в песнопениях церковных такого, что очень важно для слуха верующего человека, что пробуждает в нас молитвенный дух, что умиляет нас и восхищает не в переносном даже, а в прямом смысле этого глагола – поднимает нас на небо. Потому что литургия – это таинство, в котором мы с вами становимся гражданами не простого царства, а Царства Небесного. Поэтому богослужебные песнопения для нас не просто очень дороги как память о вере наших предков – нет, они нужны нам для пробуждения нашей собственной веры. Но, с другой стороны, когда поет весь храм, все вместе, все до единого, это делает литургию совершенно особенной, абсолютно ни с чем не сравнимой, это делает литургию уже не простой [службой] в церковном смысле, а подлинным таинством, где всё непонятно и всё удивительно прекрасно. И действительно, через участие в такой литургии становишься другим, делаешь шаг в то Царство Небесное, которое нам уже даровано, которое среди нас уже присутствует, уже живет своей жизнью, но которого мы с вами упорно не замечаем. Вот почему нам всем вместе надо думать о том, как мы можем участвовать в литургии, как мы можем не вслушиваться в то «аминь», которое поют певчие на клиросе, а сами все вместе возглашать это древнее слово, которое, повторяю, означает: «да, так есть и так будет».

Поскольку сейчас идет рождественский пост, скажите, чего нельзя есть в это время?

Старые московские священники на так прямо поставленный вопрос прямо отвечали: «Людей нельзя есть». Мы с вами должны понять, что пост – это не диета, не воздержание, что пост – это наше добровольное приношение Богу. Это первое. Пост может быть только добровольным. Поэтому насильно заставлять людей, особенно больных людей, есть постную пищу нельзя. Это грех. Во-вторых, пост должен быть по силам. Поэтому каждый и каждая из православных христиан и христианок должны обсуждать со своим духовником: до какой степени мы в силах поститься. Одному по силам пост по уставу; другому – особенно это касается начинающих христиан, которые только первый, второй или третий раз вступают в пост – не по силам еще уставной пост. Духовник вам может посоветовать, каким образом вы сможете пройти сорокадневное очищение постом. Для третьих пост пищевой в силу болезни, в силу диеты должен быть ослаблен или даже отменен. Но по уставу в дни Рождественского поста рекомендуется есть пищу растительную и рыбу, за исключением среды и пятницы. Что же касается молочной и мясной пищи, то уставом эта пища не рекомендовалась в дни поста по одной простой причине: она была тогда гораздо дороже, чем растительная пища. Пища постом должна быть не только не мясная, но она еще должна быть и простая. Потому что очень страшно, когда мы постом начинаем всякие разносолы вкушать: без мяса, без молока, без масла, но разносолы и всякие вкусности. Нет, пост – это прежде всего время простой пищи, простой трудовой жизни.

В Типиконе написано, что в Рождественский пост в понедельник, среду и пятницу – сухоядение и нельзя есть до трех часов дня. Как вы это прокомментируете?

Это вопрос трудный, его надо обсуждать каждому и каждой со своим духовником. То, что написано в Типиконе, адресовано людям, уже достаточно высоко поднявшимся по лестнице духовной жизни. А с нами получается вот что. Ведь не есть и не пить гораздо легче, чем что-то делать: чем молиться, чем трудиться, чем делать добрые дела. И поэтому очень часто мы, начинающие христиане, идем как раз по этому пути, по пути наименее трудному: по пути следования запретам. И тогда без роста в молитвенном смысле, без нашего ежедневного участия (как Типиконом положено) в богослужении мы только одно вырываем из духовной жизни – пост. В посте мы стоим уже на двадцатой ступеньке духовной лестницы, а в молитве и во всём остальном – на первой или второй. Разрушительно для человека, когда вся духовная жизнь сводится только к буквальному выполнению пищевых требований Типикона. Поэтому мы должны с вами равномерно расти и в смысле милостыни, и в смысле молитвы, и в смысле поста. И полностью выполнить указания Типикона можно только в том случае, если мы находимся уже на очень высокой ступени нашего духовного развития. Более того, если мы с вами делаем добрые дела так, что у нас на это уходит всё наше свободное время, – вот тогда мы можем по Типикону поститься. В прочих случаях это может оказаться не постом, а диетой. А такая диета никому не нужна. Старец Зосима, наш знаменитый московский святой, пока еще не прославленный, говорил:

«Не есть – это еще не пост, еще не подвиг. Бесы вообще ничего не едят. А разве можно назвать постом то времяпрепровождение, которому они предаются?»

Относительно непостижимости литургии для ума. Есть ли какие-то пути для людей, которые привыкли всё больше через ум воспринимать?

Раскрыть сердце. Нам с вами необходимо, если мы хотим быть христианами, раскрыть сердце. Я думаю, что как раз чтение книг тут нам не поможет. Нам может помочь только одно: наш собственный жизненный опыт. Задача заключается не в том, чтобы замыкать себя в какие-то схоластические рамки, а в том, чтобы жить полноценной жизнью. И вот через жизненный опыт вы сумеете постичь это не выразимое в словах измерение литургии.

Я, когда начинала входить в духовную жизнь, читала вместе с Евангелием книгу отца Александра Меня «Сын Человеческий».

Это очень ценное и разумное замечание. Потому что, конечно, мы с вами можем механически читать евангельский текст, а можем читать его с молитвой и размышлением. И главное – читать его с комментариями. Тогда мы с вами за каждым словом Евангелия начнем видеть ту глубину, какая у этого слова есть. А так очень часто, действительно, бывает, что мы скользим по поверхности евангельских слов, не обращая внимания на те глубины, которые в них содержатся. Бывает даже так, что мы с вами очень хорошо знаем, что в Евангелии за чем следует, какая притча после какой рассказана и о каком чуде где повествуется, но при этом не чувствуем всего того, чту за этим стоит. Знаем Евангелие событийно, но не знаем его глубин. Поэтому давайте не просто читать Евангелие, но находить комментарии к каждому евангельскому тексту.

Каким образом можно инвалиду принять участие в литургии?

Есть такой способ участия. Если мы знаем, что литургия начинается в десять часов, допустим, в вашем приходском храме, старайтесь следить по книжке – в некоторых молитвословах печатается чин литургии. Если вы можете поймать радиопередачу, где передается Божественная литургия, вслушивайтесь в текст, в песнопения. А что касается вашего участия реального, уже не молитвенного, а участия в таинстве, то я думаю, что священник вашего ближайшего приходского храма не откажет в том, чтобы прийти вас причастить Святых Христовых Таин.

Можно ли самим, без присутствия священника освящать жилое помещение?

Во время молебна можно заказать, и будет прочитана специальная молитва на освящение дома. А после этого молебна вы возьмите святую воду и покропите стены своего дома, вещи. А священник в храме прочитает вам молитву на освящение вашего дома. Конечно, хотелось бы, чтобы священник мог прийти к вам домой и освятить ваше жилище, помолиться с вами вместе в вашем жилище. Это всегда большой праздник. Но, увы, в Москве только пятьсот священников, а город – огромный, с огромным населением. При такой острой нехватке духовенства в Москве это, к сожалению, невозможно. Но будем надеяться, что невозможное сегодня станет возможным в будущем. Хотелось бы, конечно, чтобы священник мог приходить домой к своим прихожанам и совершать освящение домов, беседовать с детьми, участвовать в семейных праздниках. Но, родные мои, слишком мало в Москве священников. Слишком уж большой город Москва, и у каждого священника здесь такая огромная паства, какой нет ни в одной другой стране мира, ни в одном другом городе мира. Тут ничего не поделаешь, и я не знаю, хорошо это или плохо. Это, безусловно, хорошо, что у нас столько людей обращается к Богу. Только очень важно, чтобы это обращение не было внешним. Потому что одно дело, когда люди хотят освятить квартиру, чтобы пришел священник, – в этом есть пока еще что-то внешнее. Другое дело, когда у людей есть потребность быть с Богом, быть со Христом. И тогда оказывается, что невозможное становится возможным и Господь может прийти в дом и без внешне совершённого ритуала. Ведь Бог может всё. Это мы с вами далеко не всё можем, а Бог всё может. И поэтому Бог может освятить нашу жизнь и без ритуала, может прийти к нам в любой момент нашей жизни и укрепить нас так ясно и так безусловно, что мы навсегда запомним этот момент удивительной, радостной и действительно преображающей нашу жизнь встречи. Потому что христианство, Православие – это встреча.