Текст книги "Избранное. Том I"

 
О вечной ли славе военных невзгод?
О счастье ли сладкого плена?
Ах, Фридрих Великий, о чём там поёт
Лукавая флейта-сирена?
 
 
Железный флейтист, не меж двух ли огней,
Как между Харибдой и Сциллой,
Твоё королевство, как царство теней,
Кичится военною силой?
 
 
О том ли, что нет ни рабов, ни господ,
Что равенство – только химера?
Кто знает, о чём свои речи ведёт
Безумный приятель Вольтера.
 
 
В бессмертье уходит поэт и солдат.
Смеётся железная флейта.
И смерть принимает последний парад
Солдат короля и поэта.
 
 
И чёрный горит над землёй небосвод
Смешением крови и стали.
Ах, Фридрих Лукавый, в какой там поход
Зовёт твоя флейта печали?..
 

2–3.10.1980

 
Время уходит, подобно земле из-под ног.
В небе едином – последняя точка опоры.
Тот, кто от тела земли оторваться не смог,
станет добычею ревности времени скоро.
 
 
Я спотыкаюсь о камни слепых облаков.
Зрячие камни земли перестали отныне
быть преткновением вечным для лёгких шагов,
коими странно ступать по небесной пустыне.
 
 
Что мне – горячий свинец и холодная сталь?
Ветер злословья и лести меня не коснётся.
Смерти предаст меня только земная печаль
или же в небе сожжёт оскорблённое Солнце.
 

1978

 
…Не так ли, Фридрих, как сейчас
над нами тень войны живёт,
не так ли ты не в добрый час
разрушил небосвод?
 
 
И снова, словно встарь, свои
мы забываем имена.
И платим Смерти дань Любви,
и говорим: война
 
 
близка! И что – названья стран —
Саксония, Афганистан…
Всё та же музыка: обман
и перечень побед.
 
 
Неотделим от флейты меч.
О, Фридрих, нас не уберечь.
Гора, свалившаяся с плеч
твоих, затмила свет.
 

1980

 
Снова холодною сталью нам видится ночь.
Ветер бессмертья
                   трепещет на чёрных знамёнах.
И небосвод возлежит
                   на коринфских колоннах
И побеждённым уже не сумеет помочь.
 
 
Вечная Пруссия гонит сомнения прочь,
Чёрная конница вьётся туманом на склонах
Полночи. Свету созвездий,
                                во мраке рождённых,
Пламени смерти уже не дано превозмочь.
 
 
Ночь прекращает слепое вращенье земли,
Всадник играет на флейте: рассвета не будет.
Нужен ли свет твоей тени, безумный король?
 
 
Ведь от времён, что когда-то тебя вознесли,
Нам остаётся лишь флейта,
                                 чей голос не будит
Мёртвых, холодная ночь и жестокая боль.
 

1979

 
…Фридрих не умер. Это ему
снова кричат «виват»
те, кто страну превратил в тюрьму,
где невинных казнят
 
 
(Жертвам – головы с плеч, палачам —
новенькие рубли…),
те, кто расстреливал у Градчан
гордость чешской земли.
 
 
Те, кто хоронит собственный страх
у зубчатой стены,
те, кому о пяти концах
светит звезда войны.
 
 
Фридрих не умер. Зачем платить
мёртвой душе оброк?
Проще немецкую флейту скрутить
в русский бараний рог.
 
 
Смерти и музыке нет преград.
Словно воров во мгле,
флейта печали ведёт солдат
по афганской земле.
 

24.12.1980

 
Железный флейтист, поднимающий меч
Над тусклым земным небосводом…
О, как непохожа германская речь
На верность гражданским свободам!
 
 
Свободами правит отныне и впредь
Мальчишка на прусском престоле.
И меч рассекает небесную твердь
Над миром, не ведавшим боли.
 
 
О, как ты прекрасна, бессмертная боль,
Чья музыка в вечности вьётся.
Играет на флейте согбенный король,
И флейта над смертью смеётся.
 
 
И мнится свободой германская речь,
И снится: устав от баталий,
Железный флейтист поднимает свой меч
Над флейтой своей же печали.
 

1979

 
Кто мы, Господи? Спаси и сохрани.
Пыль на Солнце, тень последней из теней.
Но хотя недолго длятся наши дни,
Каждый день подобен вечности Твоей.
 
 
Кто мы, Господи? Лишь слуги наших тел.
Те слепые, что ведут слепых во тьму.
Но хотя положен радости предел,
Нет предела милосердью Твоему.
 
 
Кто мы, Господи? Незрячий и слепой,
Царь и раб его беспомощны во мгле.
Нет неравенства, Господь. Перед Тобой
Все мы – нищие на горестной земле.
 

02.05.1980

Аркадию Драгомощенко

 
Есть город Осень на земле, где мы ещё живём.
Холодный ветер шелестит бумажною листвой,
И все страницы наших книг, вошедших в окоём,
Нам кажутся лишь волнами
                                    над пасмурной Невой.
 
 
Есть город Осень на земле,
                                    где вечен Летний сад,
Где умирают статуи, разбитые дождём,
И волны, обнимающие некий водоём,
Нам кажутся страницами, что тихо шелестят.
 
 
Есть город Осень на земле,
                                    где больше нет весны,
Где нет конца великому переселенью птиц.
И ветер и листва вести свой спор осуждены
Над мертвенностью камня
                                    и безмолвием страниц.
 

5.04.1980

 
Праматерь-Земля, сохрани моё лёгкое тело.
Предвечный Отец,
                      не оставь мою душу больную.
Останется тело – но старости я не миную.
Душа сохранится листвой,
                                что на землю слетела.
 
 
Зелёное время Лозы в сентябре умирает,
Сверчки отпевают весеннее время Рожденья,
А ветер уносит восторженность и осужденье
И с близкой зимою в стеклянные бусы играет.
 
 
Закон притяженья
                      никто преступить не посмеет.
Один только ветер
                        владеет осенней природой.
Один только ветер —
                         а ветром никто не владеет,
Никто овладеть не посмеет
                                   последней свободой.
 
 
Я знаю: умершие листья ожить не сумеют.
Я верю: прошедшие дни
                      никогда не вернутся.
Но мудростью наши сомненья
                                   для нас обернутся,
Но мы говорим, а умершие листья немеют.
 
 
Но мы вспоминаем
                      весеннее время Рожденья,
Мы нижем стеклянные бусы —
                                    пусть ветер играет.
И пусть беспечальное время Лозы умирает,
Пусть ветер уносит
                      восторженность и осужденье.
 
 
Мне снилось:
         душа моя стала листом – и, минуя
Законы вращенья,
                      под ветром на землю слетела.
Праматерь-Земля, сохрани моё лёгкое тело.
Предвечный Отец,
                      не оставь мою душу больную.
 

1979

 
Братья, над нами чужой небосвод
И недоступные облака.
Может быть, здесь свой исток берёт
Царства теней река?
Братья, река забвенья несёт
Нынешний день и ушедший год
В будущие века.
 
 
Братья, под нами чужая земля,
Ветром и волнами стёртый след.
Распре нищего и короля
Места в изгнанье нет.
Братья, не нам горевать, деля
Реки, дороги, леса, поля.
Родины больше нет.
 
 
Братья, за нами чужая молва
И неотступный следует страх.
Скоро с дерев упадёт листва,
Мягок лиственный прах.
Братья, не нами ли смерть жива?
Дрогнет Танат, услышав слова
Радости на устах.
 

1980

 
Над городом встаёт Неронова заря.
Любезные друзья, зажгите ваши свечи.
Как лепестки цветов, пусть ваши сны сгорят:
Перед лицом Огня никто не вечен.
 
 
Огонь равняет всех – и нищих и царей.
Огонь равняет всё – и славу и бесчестье.
Сожги меня, огонь, сожги или согрей.
Молитесь, братья, огненной фиесте.
 
 
Я – Локи, бог огня,
                     дающий вам свет,
                     дарящий вам смерть.
Я добр и жесток,
Я тёмное пламя и светлый дым,
Молитесь на меня!
Небесный свод
                     и земную твердь,
Ваши души и ваши сердца
Я заклинаю именем моим:
                             Локи!
 
 
Над городом зажжён восхода нежный храм.
Я, Локи, бог огня дарую вам свободу.
Зажгите вашу смерть – и, равные богам,
Вы станете сияньем небосвода.
 
 
Огонь равняет звёзды с Солнцем и Луной.
Любезные друзья, не лейте слёз напрасно,
Не плачьте о сожжённых огненной стрелой.
Клянусь вам жизнью – эта смерть прекрасна.
 
 
Я – Локи, бог огня,
                     дающий вам жизнь,
                     дарящий вам сон.
Я грешен и свят,
я тело живое и мёртвый прах.
Молитесь на меня!
Ваш первый день
                     и конец времён,
Ваше счастье и ваша вражда
В моих неостывающих руках:
                               Локи!
 
 
Над флейтой короля и нищенской сумой,
Над истиной раба и ложью господина
Есть только власть Огня, и власти нет иной,
И всё перед лицом Огня – едино.
 

1978-1979

 
Я помню боль и музыку огня,[25]25
  Впервые опубликовано в сборнике: Стихи этого года. Поэзия молодых. М.: Советский писатель, 1988.


[Закрыть]
Я помню содроганье твёрдых тел,
Я помню, как последний лес редел.
Но в день последний вспомнят ли меня?
 
 
Я помню ночь, светлей любого дня,
Я помню дым сгоранья слов и дел,
Я помню, как последний лист летел.
Но в день последний вспомнят ли меня?
 
 
Я помню ржанье красного коня,
Я помню пепел тех, кто жить хотел,
Я помню зла последнего предел.
Но в день последний вспомнят ли меня?
 

1979

 
Не мы вели псов-рыцарей во Псков,
Не мы внимали Сергию святому,
Но мы сменили храмы на хоромы
И, вырвав языки колоколов,
Мы сами уподобились Содому,
И наша речь – смешенье языков.
 
 
Не мы крестили Русь святой водой,
Не мы пеклись о преломлённом хлебе,
Но хлеб насущный был нам – лучший
жребий,
И мы, познав довольство и покой,
Забыли о Борисе и о Глебе,
Убитых нашей собственной рукой.
 
 
Не мы молили: «Государь, внемли!»
Не мы молились: «Господи, помилуй!»
Но мы хвалились неразумной силой,
Слепые – мы слепых на смерть вели.
И если будет нам земля могилой,
Спаси, Господь, рабов Твоей земли.
 

4.09.1980

 
Один Господь, одна молва,
Одна святая ложь.
Подайте церкви Покрова
Хотя бы медный грош.
 
 
Одна сума, один порог…
Хоть гривенник один
Подай в великий четверток,
Хороший господин,
 
 
На крест – для нищих и господ —
Спасителя Христа.
Подай на храм, честной народ,
Для честного креста.
 
 
Идёт по выжженной земле
Юродивая рать.
«Мы вышли из золы – в золе
Нам должно умирать».
 
 
Идёт безбожная молва
За нищими вослед.
Подайте церкви Покрова,
Которой больше нет.
 

2.01.1980

М. Максимовой

 
Земля молчит – и снег заводит речь,
И снег заводит речь, и с полуслова
Мы понимаем снег – и слышим снова
Астральный хор – нам нечего беречь.
 
 
Звучит над нами реквием светил,
Ночь бесконечна, день недолговечен.
Морозом на стекле наш век отмечен,
Астральным знаком – знаком тёмных сил.
 
 
Зима стирает память наших лет,
И снег идёт, и речь ведёт неспешно.
Молчит земля – мы внемлем безмятежно,
А снег идёт – и мы идём вослед.
 

29.02.1980

 
Воздух празднества прозрачен и чист.
Не сорви последних струн, гитарист.
Разорви в последний раз тишину.
Скоро время отходить нам ко сну.
 
 
Не впервой нам верить в чистый обман,
Не впервой нам видеть мир-балаган.
Выпьем, грешные, по чарке тоски.
Знать, последние денёчки близки…
 
 
Не впервой нам зимовать-проклинать,
Не впервой нам хоронить-отпевать…
Дни уходят, словно камни на дно.
А кто умер – тем уже всё равно.
 
 
Слепнет празднество в грязи и пыли.
Смейтесь, грешные, теперь мы дошли
До земли обетованной, где нет
Ни добра, ни зла, ни прожитых лет.
 

1979-1980

 
Что оно – свершение пророчества
Или сокращенье наших дней?
Это время – холод одиночества.
Это время света без теней.
 
 
Так зовёт слепая вьюга вечности
Путника забыться и уснуть.
Равенство любви и бессердечности —
Этот сон: недолог зимний путь.
 
 
Что оно – недвижное радение
Или же движение вослед?
Это время – холод омертвения,
Время одряхленья наших лет.
 
 
Кратким дням,
         бессмертным ли созвездиям —
Нет владеньям холода помех.
Так смеётся Моцарт – и бессмертием
Мнится нам его холодный смех.
 
 
Что оно – небесный дым отечества?
Счастье смерти, горькое на вкус?
Это время – старость человечества,
Смех Таната, звон стеклянных бус.
 

7.12.1979

Г. Свешниковой

 
Недолог путь до церкви Покрова,
Где наше счастье молится за нас.
Склонив главу, не поднимая глаз,
Оно лепечет нежные слова.
 
 
Ты скажешь – здесь не молятся, но ждут.
Ты скажешь – здесь не просят, но молчат.
И скоро ветры камень измельчат
И письмена старинные сотрут.
 
 
Но времени терпенья нет границ,
И мести ветра где-то есть предел.
Камней недвижность и движенье тел
Напоминают возвращенье птиц.
 
 
Не нами создан мир – и не для нас.
Что смерть? – для нас Вселенная мертва.
Недолог путь до церкви Покрова,
Где наше счастье встретит смертный час.
 

1979

 
Я есмь ничто. Ничто из ничего.
Я есмь никто. Никто из ниоткуда.
И речь мою до слуха Твоего
Смогло бы донести одно лишь чудо.
 
 
Но плоть от плоти, тень среди теней,
Я, пыль земли, частица жизни тленной,
Я, жалкий раб, последний из червей,
Молю Тебя, Создатель всей Вселенной,
 
 
Не о себе, коснеющем во зле, —
О тех, кто Твоего взыскует хлеба,
О нищих неба, сущих на земле,
Молю Тебя, Отец земли и неба.
 
 
Отец Небесный, жизнь Твоих детей
Из века в век в руках Твоих пребудет.
Подай нам, Боже, милости Твоей,
Как подают нам милостыню люди.
 
 
Дай силы нам, Господь, из века в век
Так веровать, что Ты нас не оставил
Своей любовью – нищих и калек, —
Как веровал святой апостол Павел.
 
 
Вначале было Слово. Слово Бог —
Начало Слова. Альфа и омега —
Конец начала. Семидневный срок
Был дан из бездны созданному Ego.
 
 
И в Понедельник бездна стала дном,
Соединившим воды и пустыни.
Во Вторник мы решили строить дом
На золотом песке и чёрной глине.
 
 
В Четверг был дом построен из Среды.
А в Пятницу на землю пали звёзды,
Сожгли наш дом, и ветер смёл следы.
Мы ждали смерти – было слишком поздно.
 
 
Нет дома на земле у нас, Господь,
Позволь же нам, во славу милосердья,
Отдав земле измученную плоть,
Войти в Твой Дом на небе после смерти.
 
 
А на земле – прекрасной нищетой,
Как счастьем птиц, весной, как благодатью,
Благослови нас, как Франциск Святой
Благословлял своих сестёр и братьев.
 
 
Мы ждали долго. Ждали много лет.
Мы ждали дни, века, часы, недели.
И после тьмы надеялись на свет.
И каждый раз сдаваться не хотели.
 
 
Мы ждали, что приидет благодать
И снимет с нас печати всех заклятий.
Прошли столетья, мы устали ждать
Земной любви и Божьей благодати.
 
 
Мы ждали света – пробил тёмный час.
Мы ждали часа – время наступило.
И демоны, вселившиеся в нас,
Дождались часа тёмного светила.
 
 
И мы познали горечь тайных трав.
Кто прежде был смиренен – стал неистов.
И мы зажгли Вселенную, призвав
В свидетели Гермеса Трисмегиста.
 
 
Мы жгли хоромы, храмы, города,
Еретиков, лачуги, книги, школы,
Недели, дни, века, часы, года,
Все алтари, все мощи, все престолы.
 
 
Мы жгли друзей, предателей, врагов,
Казнили плоть на чёрном эшафоте.
И разбивали статуи богов,
И возрождали идолов из плоти…
 
 
Бездомные – мы предали Отца.
Сироты – мы решили стать богами.
И взял слепой в поводыри слепца.
И их тела смешались в чёрной яме.
…
 
 
О, чёрный день! О, пятый день убийств!
Кровосмешенье дикой феерии:
Витийствует свихнувшийся флейтист,
И призывают смерть полуживые.
 
 
О, пятая печать! Твоим клеймом
Отмечены предатель и гонитель.
На пятый день разрушен был наш дом.
Не в Пятницу ли был распят Спаситель?
 
 
Настало время пожинать плоды.
Окончен пятый день. И вот настала
Над нами ночь, и близок час Звезды,
И времени осталось слишком мало.
 
 
В Субботу ждали Страшного Суда.
Надеялись, что смерти незаметней
Падёт на нас последняя звезда
Благословить нас горечью последней.
 
 
И вот над нами ночь. Ей нет конца.
Затменье длится больше полстолетья.
И льётся дождь из чёрного свинца
На Церковь, между пряником и плетью
 
 
Живущую, на полусгнивший лес
И на цветы, не видевшие света.
И слова нет страшнее слова veto
На языке пустующих небес.
 
 
И вот над нами ночь. Гниёт земля
Под проволочной сетью заграждений.
Молчат окаменевшие поля,
И камни не отбрасывают тени.
 
 
Круго́м – пустыня, кру́гом – пустота.
Объятый страхом разум наш ничтожен.
И вновь мы молим Господа Христа:
Помилуй нас, премилосердный Боже!
 
 
Помилуй нас – нам некуда ступить,
Любой наш шаг ведёт всё к той же бездне,
И мы молчим. О чём нам говорить
Сегодня, если завтра мы исчезнем?
 
 
И если завтра – день последних слёз,
Последних слов, последних сожалений,
Что принесём мы в дар Тебе, Христос,
Когда среди теней мы только тени?
 
 
Но есть надежда. Ты, единый Свет,
Ты, сущий в камне, дереве, металле,
Помилуй нас – мы ждали много лет,
Помилуй нас – мы слишком долго ждали.
 
 
Нет оправданья пред Судом Твоим.
Но если есть у нас хоть миг единый,
Дай счастье нам, как старец Серафим,
Увидеть смерть блаженной и невинной.
 
 
Дай превозмочь нам боль телесных ран
И не отвергнуть Духа в мире праха,
И, как блаженный Максимилиан
Кольбе, – окончить дни свои без страха.
 
 
Молчание владеет всей землёй,
Железным ветром сломлены растенья,
И мы живём за каменной стеной
Недолгим ожиданием Успенья.
 
 
Пока стоит над гибельной чертой
Тупая чернь и ночь ещё темнеет,
Дай силы нам так верить, как святой
Отец Якунин[26]26
  О. Глеб Якунин – бывший священник Русской православной Церкви (до 1993 г.), диссидент, правозащитник.


[Закрыть] в тех полях, где сеют
 
 
Одну лишь смерть. Но суд Твоих врагов
Неправ. Дай силы верить нам сегодня,
Как верил до конца святой Шелков[27]27
  Владимир Андреевич Шелков (1895–1980) – христианский проповедник, адвентист седьмого дня, преследовался за убеждения, умер в лагере.


[Закрыть]
В грядущее пришествие Господне.
 
 
Одна надежда всё ещё жива,
И звёзды не сожгут её жилище.
Недолог путь до церкви Покрова,
Куда ведёт одна дорога нищих.
 
 
Остался лишь один – последний срок,
Последняя надежда на спасенье.
Молитесь, братья. День шестой истёк.
Быть может, завтра будет – Воскресенье.
 

Осень 1980 – 3.03.1981

 
Не продавшие душу и в долг не отдавшие тело,
Не принявшие жалких подачек
                             от ваших щедрот,
Мы проходим по вашей земле,
                             чтобы нас отогрело
Пламя тёмного царства, откуда никто не придёт.
 
 
Не солгавшие сердцем,
                    не знавшие песен хвалебных,
Не сумевшие жить в окружении ваших забот,
Мы идём к заходящему Солнцу
                    и в ветрах бесследных
Исчезаем, безмолвием встретив
                             последний восход.
 
 
Вот и кончилось празднество.
                             Наша звезда умирает.
Мы пылинками были —
                    и вновь станем пылью земной.
Будьте счастливы. Мы умираем.
                             Но пламя сравняет
Вашу флейту печальную
                    с нищенской нашей сумой.
 

Май 1979

 
Пока не умирает день
В объятиях тоски
И руки не бросают тень
На сжатые виски,
Пока лоза ещё жива,
И у деревьев есть листва,
И к светлой церкви
Покрова Дорога не длинна,
Не бойтесь света звёзд во мгле,
Ни близкой смерти на земле,
Мы вышли из золы – в золе
И смерть нам суждена.
 
 
И что там день, и что там час? —
Грамматика времён.
Огонь от века судит нас —
И каждый осуждён.
За сорок бед – один ответ:
Гореть – и не сгорать.
И где там тьма, и где там свет —
Уже не разобрать.
 
 
Пока мы нищую суму
С мошною торгаша
Не путаем – и никому
Последнего гроша
Не отдаём, пока для нас
Насущный хлеб, наставший час
Важней причуд, нужней прикрас
Несбывшихся времён —
Не верьте празднествам побед,
Ни предсказаниям планет.
Свобода – тьма, неволя – свет,
А счастье – вечный сон.
 
 
И что там – сон, и что там – явь?
Земное царство лжи.
Господь, помилуй и направь,
И путь нам укажи.
Глагол времён, металла звон
И в ярком свете дня
Последний смех, последний стон
И царствие огня.
 
 
Настанет день – огонь земли
Сожжёт последний лес,
В последнем море корабли
Поглотит хлябь небес.
Настанет день последних слов,
Последних слёз, последних снов,
Свобод последних и оков,
Последний день – без нас.
До той поры не страшен след
Комет войны, дурных примет;
За сорок бед – один ответ:
Последней смерти час.
 
 
О, флейта юности, играй
нам счастье долгих лет.
Пока мы верим в нашу жизнь
и лучшей веры нет,
Пока мы любим нашу смерть
и нет любви сильней,
О, флейта юности, играй
нам счастье прежних дней.
 

Август-октябрь 1979

Из сборника «О времени птиц»
(1987)[28]28
  В этот сборник, кроме публикуемых ниже, были включены также стихи из нескольких рукописных книг и из «Неизвестности» (в частности, «Коктебельская элегия», «Художнику Владимиру Яковлеву», «Элегия ранней осени», «Святой Франциск» и др.) – всего более 70 стихотворений.


[Закрыть]

 
Стихи – это просто птицы,
Бездомные птицы сердца,
На белоснежной странице
Птицам некуда деться.
 
 
Но горечь чернильной влаги
За облака стремится,
И летят на бумаге
Чёрных птиц вереницы.
 
 
Распластанные их крылья
Воздушным росчерком перьев
Уносят века бессилья,
Уносят года безверья.
 
 
Их вечный полёт недвижен —
Что им белизна пустая!
Спускаемся мы всё ниже —
Всё выше они взлетают.
 
 
…Над городом солнце стынет.
Зима слишком долго длится.
Над белоснежной пустыней
Поют чёрные птицы.
 

15.01.1982

 
Белое счастье – мои облака
Над деревами твоими…
Жизнь облаков и деревьев легка
Так же, как ветер над ними.
 
 
Ветер столетний ласкает во сне
Ветви соседнего сада.
Ласточки вьют свои гнёзда в огне
За деревянной оградой.
 
 
Так начинается песнь о земле,
Так разгорается пламя.
Жизнь человека – тепло на стекле
Или листва под ногами…
 
 
Что же ты медлишь во тьме, человек?
Век твой природой отмечен.
Жизнь твоя – встреча, мир – Солнце и снег,
Смерть – лишь прощанье – до встречи.
 

Октябрь 1983 – ноябрь 1984

 
И нет им числа, и нет им числа —
Не вычислить их полёт.
Любая из них не в кроне ствола —
Гнездо на облаке вьёт.
И крылья звенят над синью стекла
Земных и небесных вод.
Любая из них, как будто стрела,
Летящая в небосвод.
 
 
И что говорить о времени птиц —
Их время на все века.
Для них в мире нет воздушных границ,
Их родина – облака.
Но что нам до птиц? Над нами порой
Их крылья стеной встают.
И тешатся птицы нашей игрой
В ничто – и поют, поют…