Текст книги "Раиса Горбачева. Жизнь и принципы первой леди СССР"

На первом курсе института познакомилась со своим будущим мужем Анатолием. Учились в одной группе. Мать Анатолия врач-невропатолог. Отец – высокий красивый инженер-геодезист, преданный своему делу человек. Но он рано умер – в возрасте 56 лет. У него был рак. Перед смертью очень страдал. Об этом и сейчас тяжело вспоминать… Дважды его оперировали в Москве – мы жили уже здесь.

В 1978 году Ирина и Анатолий поженились, и Анатолий вошел в нашу семью. Когда меня спрашивают, сколько у нас детей, я отвечаю: четверо – Ирина, Анатолий, Ксения и Анастасия. Но вырастила я все-таки одну дочь. Один ребенок в семье. Сегодня говорят, что работающая женщина с двумя детьми – это уже многодетная мать. Нелегко совмещать профессиональные, общественные обязанности с семейными, с ролью матери и жены.

Право на равный труд, на материальную, социальную независимость, на реализацию себя как личности – все это огромные завоевания женщин нашего времени. Мне самой приходилось проводить анкетный опрос среди женщин: оставили бы Вы работу в том случае, если бы муж полностью обеспечивал семью? Даже при этих условиях большинство женщин отвечали: нет.

С другой стороны, семья, этот социально-нравственный, кровнородственный союз людей, был и остается важнейшим институтом человеческих отношений, человеческой, людской судьбы, источником ее благополучия, счастья или, напротив, несчастья. Время меняло и меняет устои, формы, структуры семьи, основы ее создания. Но не снижает для человека значимости семейных уз.

Возьмите хотя бы практику воспитания детей. Опыт жизни, на мой взгляд, очень убедительно показывает, что при огромных возможностях и даже при очевидной необходимости общественного воспитания оно должно непременно сочетаться с воспитанием в семье. Непременно! Ничто не заменит эмоциональные, основанные на любви взаимоотношения детей и родителей. Ни ясли, ни сады, ни школы-интернаты или детские дома.

– Мой личный интернатский опыт с лихвой подтверждает это. Недополучившие родительской любви дети – особенно отданные на воспитание в казенные заведения – потом, взрослыми, нередко вымещают «детскую» обиду на всем обществе…

– Думаю, до тех пор, пока суждено существовать самому человеку, не будет утрачено и природное, естественное чувство отцовской и материнской любви. Те же самые опросы показывают, что доля женщин, вообще не желающих иметь детей, крайне ничтожна. Как соединить два начала – работу женщины, ее профессию и семью? Сегодня это, пожалуй, всеобщая, мировая проблема, и проблема острая.

Условия женского труда, оплата его, государственная поддержка семьи – у нас, мягко говоря, здесь вопросов еще предостаточно. А если к тому же учесть уровень развития нашей социальной сферы, бытового обслуживания, здравоохранения, состояние жилищного вопроса. И этот вечный товарный дефицит… Трудно сейчас в стране и с продовольствием, и с промышленными товарами. Да и сколько помню себя, достатка в этом никогда и не было. Скажем, сколько лет мы жили на Ставрополье, столько лет все основные покупки – я не говорю о продуктах питаниях – делались где-то: в Москве, Ленинграде, в поездке за рубеж. Словом, где удавалось. Как только командировка в Москву или еще какая оказия, так составляется длинный список собственных нужд и нужд ближайших друзей. Список включал все: книги, пальто, шторы, белье, туфли, колготки, кастрюли, бытовые моющие средства, лекарственные препараты… Вы же знаете, как «любила» и «любит» Москва за это всех приезжающих…

– Да и за границей о наших «списках» уже хорошо знают. Приезжаешь – и сразу спрашивают: ну а где твой список?

– Могу показать десяток писем Михаила Сергеевича, когда он, скажем, писал мне из Сочи, что купил какие-нибудь туфли, или нечто подобное сообщал из Москвы. Вечные поиски!

А в целом все эти реальные трудности приводят к тому, что каждая женщина эту проблему – сочетание профессиональных и семейных обязанностей – решает по-своему. Расставляет личные приоритеты, акценты, что-то выдвигает на первый план, что-то подчиняет. И в результате, по-моему, шкала ценностей нередко скособочивается.

Проблематичность, сложность соединения служебных и семейных обязанностей, уверена, в нашей жизни является одной из причин более низкой профессиональной квалификации женщин и их замедленного служебного роста. Ведь, допустим, среднее образование имеет не меньший процент женщин, чем мужчин! И в студенческой среде девушек у нас не меньше, а даже больше, чем мужчин. А вот потом, по ходу жизненного пути, женщины все больше начинают отставать. Возьмите ту же научную сферу, более знакомую мне. Кандидатов наук, конечно же, среди научных работников-женщин меньше, чем среди мужчин. Докторов наук – еще меньше. А среди академиков – много ли среди наших сегодняшних, живых, «полных» академиков женщин? По пальцам сосчитать…

Точно так же и на вертикалях власти. На ее верхних этажах ведь процент женщин тоже до обидного мал! Хотя среди руководителей низшего звена их довольно много. Но по мере роста по иерархической лестнице процент женщин уменьшается. И виноваты в этом вовсе не законы природы, а все те же несовершенства нашего общества. Сказываются они, я не сомневаюсь, и на падении рождаемости. Система «ein Kind» тоже ведь неспроста утвердилась в жизни, тоже связана с общим положением вещей.

Я думаю, что в трагедии добровольного отказа иметь детей вообще – а я считаю это именно трагедией – виноваты не столько женщины. По крайней мере, не только женщины. Лисистрата – героиня одноименной пьесы Аристофана – женщина, остановившая когда-то войну, нужна в каждом доме. В каждой семье – как сохраняющая семью. Потому что в семье тоже вспыхивают разрушительные войны, да еще какие! Но Лисистрата и сама нуждается в защите и помощи.

Распространенный и, в общем-то, очень привлекательный образ женщины – хранительницы очага для идеала представляется мне сегодня все же неполным. Время требует от женщины еще более деятельной роли. Наверное, у современной женщины столько ролей, на сколько хватает у нее сил и воображения.

Георгий Владимирович, а Вы видели памятник Гарибальди в Риме?

– Не помню.

– А я помню. Есть в Риме памятник Гарибальди. Так знаете, кто рядом с Джузеппе Гарибальди, на фризе памятника? Его Анита. Анита Гарибальди. Жена. Памятник Гарибальди и, в общем-то, Аните Гарибальди – жене, которая прошла с ним через все освободительные походы и умерла во время похода. Разделила сполна трудности и взлеты его судьбы. Она ведь тоже – «хранительница домашнего очага»…

Но вернемся в Ставрополь. Михаил Сергеевич работал в комсомоле до шестьдесят второго года. Потом перешел на партийную работу. Был парторгом территориально-производственного колхозно-совхозного управления (какое название!) – то есть на партийной работе районного уровня. Потом – первым секретарем горкома партии, а затем и вторым и первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС.

Это – огромный кусок времени. Времени и для страны, и для партии сложного, очень своеобразного. Оно подавало надежды, и оно же – разочаровывало. Время оттепели, ломки многих сложившихся представлений, стереотипов, формирования новых идей, новых подходов и вместе с тем – время невозможности полной реализации этих идей и подходов. Время поощрения демократических процессов, инициатив и – время неудачи основных начинаний, реформ, а позднее и вообще их свертывания.

В 1958 году, в апреле, Михаил Сергеевич писал мне с XIII съезда комсомола, на котором выступил Никита Сергеевич Хрущев: «От съезда сильные впечатления-выводы, к которым не всегда придешь у себя дома… оправдание накопившегося внутреннего беспокойства, усилий, напряжения…» Ну а дальше – личное: «Твои просьбы стараюсь выполнить… Что купил, не буду говорить. Об одном жалею, что денег уже нет… Я подписал тебе Всемирную историю – 10 томов, Малую энциклопедию, философские произведения Плеханова… Скоро приеду, может быть, даже раньше письма, ибо не исключена возможность – самолетом».

Вспомним хронологически хотя бы некоторые главные события с середины 50 до середины 70-х годов. Февраль 56-го – XX съезд партии. Доклад Никиты Сергеевича Хрущева, а затем Постановление о культе личности и преодолении его последствий. Октябрь 56-го – события в Венгрии. Июнь 57-го – Пленум ЦК, Постановление об антипартийной группе Маленкова, Кагановича, Молотова. Октябрь 57-го – запуск первого в мире искусственного спутника Земли. Апрель 61-го – первый в мире советский космический корабль «Восток» с летчиком-космонавтом Юрием Гагариным на борту совершил полет вокруг земного шара. Боже, как ликовали мы тогда!..

Октябрь 64-го – Пленум ЦК КПСС освободил Н. С. Хрущева от обязанностей Первого секретаря, избрал на его место Брежнева Леонида Ильича. В моих папках сохранилась газета «Правда» за 17 октября 1964 года. Она писала в передовице: «Партия – враг субъективизма и самотека в коммунистическом строительстве. Ей чуждо прожектерство, скороспелые выводы и поспешные, оторванные от реальности решения, действия, хвастовство и пустозвонство, увлечение администрированием, нежелание считаться с тем, что уже выработала наука и практический опыт. Строительство коммунизма – дело живое, творческое. Оно не терпит канцелярских методов, единоличных решений, игнорирования практического опыта масс». Слова и дела…

Март и сентябрь 1965-го – Пленумы ЦК о положении в сельском хозяйстве и промышленности. Август 68-го – события в Чехословакии, ввод советских и союзнических воинских подразделений на ее территорию. 1972 год – Договор ОСВ-1, признанный в мире ядерный паритет СССР и США… То было время, которое требовало осмысления многих фундаментальных вещей. Конечно, это осмысление дается непросто. Не случайно философы называют процесс познания «танталовыми муками»…

В 60-е годы Михаил Сергеевич окончил заочный экономический факультет Ставропольского сельскохозяйственного института, считая, что ему для работы необходимы углубление и систематизация экономических знаний. Учеба была неплохим дополнением к его университетскому юридическому образованию, гражданскому и профессиональному опыту.

– В те же годы Вы, как я понял, преподавали в том же институте. Не приходилось ли Вам принимать у Михаила Сергеевича зачет или экзамен?

– Нет. Я избегала подобных ситуаций.

Наряду с образованием, думаю, для формирования и становления его как государственного деятеля очень важно было и его вхождение в руководящие структуры власти страны – в ЦК партии, Верховный Совет СССР. Открывавшиеся в связи с этим многообразные возможности, в том числе и личные контакты с руководителями партии и государства.

– Раиса Максимовна, я слышал легенду, что, когда Н. С. Хрущев приезжал на Ставрополье, ездил по краю, Михаил Сергеевич был в числе тех, кто сопровождал его по хозяйствам края, и что Никита Сергеевич якобы обратил на него внимание. Благословил. Это правда?

– Впервые слышу. Думаю, легенда – за исключением того, что Н. С. Хрущев действительно приезжал на Ставрополье.

Важно само многообразие контактов: не только с руководителями партии и государства, но и с его тогдашними коллегами. Тут и обмен полезным опытом, и тем, что подспудно вызывало тревогу, многочисленные вопросы, размышления и даже недоумение. Внутренняя работа – она, поверьте, не прекращалась в нем ни на минуту. Он вообще не из тех, кто пребывает в довольстве собой и окружающим.

В апреле 70-го Михаил Сергеевич избирается первым секретарем крайкома КПСС. Как тогда говорили, «первым человеком края», региона, территория которого сопоставима с любым американским штатом.

Сергей Андреевич – отец Михаила Сергеевича – крестьянин, прошедший суровую школу жизни, прислал письмо по этому поводу. «Поздравляем тебя с новой работой. Нет предела материнской и отцовской радости и гордости. Пусть эта радость не угаснет никогда. Желаем тебе крепкого здоровья и богатырских сил для работы на благо Родины». Меня это безыскусное письмо до сих пор трогает до слез.

Очень жалею, что отец Михаила Сергеевича не дожил до того времени, когда сын стал секретарем ЦК. Гордость за сына, мне кажется, она прибавляла ему, израненному фронтовику, сил и воли к жизни.

Вы вот обронили, что Михаил Сергеевич похож на свою маму. Я хочу Вас поправить – это не совсем точное наблюдение, хотя Вы можете со мной и не согласиться. Черты его лица все же – отцовские. А вот глаза – глаза бабушки Васютки. Это его бабушка по линии мамы, жена деда Пантелея. Бабушка Василиса. У бабушки Васютки – так ее звали все – были прекрасные, завораживающие черные глаза. Они и «достались» Михаилу Сергеевичу – глаза бабушки Васютки.

Внутренне Михаил Сергеевич и отец были близки. Дружили. Сергей Андреевич не получил систематического образования – ликбез, училище механизации. Но у него была какая-то врожденная интеллигентность, благородство. Определенная широта интересов, что ли. Его всегда интересовала и работа Михаила Сергеевича, и что происходит в стране, за рубежом. Когда встречались, он засыпал его массой дельных, живых вопросов. А сын не просто отвечал, а как бы держал ответ перед отцом, механизатором, крестьянином. Сергей Андреевич охотно и подолгу его слушал. Умер он в возрасте 66-ти лет, в 1976 году, накануне открытия XXV съезда партии. Михаил Сергеевич уже был в Москве, потом вылетел домой, когда узнал, что отцу стало плохо. Двое суток мы были у постели потерявшего сознание отца… В себя Сергей Андреевич так и не пришел… 23 февраля мы его похоронили…

В этом месте позволю себе еще одно отступление. Точно такой же портрет отца, какой находится прямо перед глазами М. С. Горбачева, когда он работает в своей загородной резиденции, стоит еще в одном месте. Далеко-далеко и от Москвы, и от Подмосковья – на Ставрополье, в селе Привольном, на здешнем сельском кладбище. Над могилой отца – та же увеличенная и переведенная на камень любительская карточка демобилизованного фронтовика с расстегнутым воротом и взмокшим поределым чубом.

Это что касается отца. А что касается матери, то, возможно, вам будет любопытен такой житейский эпизод, о котором сам я узнал от своего младшего брата.

Брат живет в одном из близлежащих к Привольному райцентров и работает там инженером узла связи. Когда Президент звонит матери, по-прежнему живущей в Привольном, то связь идет и через их районный узел. И вот однажды брат получает от начальника узла поручение: съездить в Привольное к Марии Пантелеевне посмотреть, что у нее с телефоном – сын не может дозвониться.

Через час-полтора брат на «уазике» был у нужного дома. Объяснил, кто он и откуда, спросил хозяйку. Да вот она, сказали, как раз по двору идет. Подошла, поздоровалась. У Вас что, телефон не работает? – поинтересовался брат. Да нет, ответила. Работает вроде. А почему же к Вам из Москвы не могут дозвониться? Не знаю, ответила недоуменно. А потом как осенило ее: так меня ж и в доме не было – все утро на огороде. Погода ж, видите, какая!..

Погода была замечательная. Конец марта, солнце играет, набираясь яркости и тепла, земля парит и млеет отдохновенно… Поручение было выполнено безукоризненно, брат возвращался на службу.

Мать Президента живет в своем деревенском доме, растит свой огород… Живет по своим биологическим ли, нравственным или просто крестьянским часам, чей естественный ход неподвластен даже магнетическому воздействию сыновней карьеры. Вот и скажи после этого, что Россия – страна порушенных устоев. Нет, мы не пыль на ветру.

А вообще-то у Марии Пантелеевны в Москве два сына: Михаил Сергеевич и Александр Сергеевич. Александр Сергеевич сорок седьмого года рождения – послевоенный! – на шестнадцать лет моложе старшего брата, офицер Советской Армии.

– Избрание Михаила Сергеевича первым секретарем крайкома для тех лет было явлением нерядовым и необычным. Во-первых, Михаил Сергеевич был свой, местный. На Ставрополье до Михаила Сергеевича, насколько я знаю и помню, первыми секретарями работали Суслов, Бойцов, Лебедев, Беляев, Кулаков, Ефремов. Все они были присланы со стороны. То есть все были «чужаками»… К слову, среди сотен поздравлений, полученных тогда, – и письмо поэта Володи Гнеушева. Вы его знали?

– Конечно. Матрос, рисковый, широкий человек. Он даже покровительствовал мне в юности. Помню строчку из песни его сочинения, которую мы распевали тогда под гитару: «А девушки наши предместий Одессы, быть может, от счастья, а может, от моря смелей и смелей…». Мне она нравилась, хотя в Одессе я никогда в жизни не был и с одесситками незнаком. Сейчас, насколько я знаю, Володя живет в Москве…

– Письмо от 14 апреля 70-го года. В нем тоже прозвучала мысль о «своем». «Дорогой Михаил! – писал Володя. – Лишь сегодня сюда, в Загедан, пришла газета, из которой я узнал о твоем избрании первым секретарем. (Загедан – поселок в Карачаево-Черкессии, в горах, где подолгу живал поэт.) Искренне рад не только за тебя – избрание вполне заслуженно и закономерно. Но и за край, который в твоем лице приобрел хозяина и друга. Хорошо это…»

– «Хозяина»! Лексика своего времени…

– Наверное. Впрочем, ведь и все мы, каждый – люди своего времени. Чего ж открещиваться?.. Поздравление бывшей учительницы Михаила Сергеевича, директора школы, которую он заканчивал, Марии Сергеевны Ларионовой. Послушайте, что писала Мария Сергеевна: «Если бы можно было, как тогда, в школе, в день опубликования указа об ордене, который школьником получал Михаил Сергеевич, собрать митинг, я хотела бы сказать людям: “Пусть процветает наш край. Его возглавляет «доморощенный» секретарь крайкома, который еще привольненским мальчонкой прославлял на всю страну труд хлебороба”».

– Оказывается, слово «доморощенный» может иметь и вполне положительное значение!

– Как видите… Во-вторых, Михаил Сергеевич был молод. Ему только что исполнилось 39 лет. По тем временам считалось, даже слишком молод для такого положения.

– Почему же только по тем? И сейчас среди первых» – не только в партии – тридцатидевятилетних практически нет.

– Может быть. Но мне хочется зачитать Вам еще одно поздравление другого ставропольского писателя – Евгения Карпова. «Михаил Сергеевич! Пословицу «Яйца курицу не учат» выдумали неумные, злые и властолюбивые люди. Ведь сама жизнь учит, что молодость – это дерзанье, обновление, свежий ветер. Молодость – это восход, а закаты, хоть мудры они и прекрасны, но люди все-таки ждут восхода. Разумеется, далеко не одна молодость радует меня и моих товарищей в Вашем избрании. От души поздравляю Вас, и – добрых, попутных, но резвых, пусть даже штормующих, Вам ветров! С уважением…»

Трудно, мучительно, но все же пробивала себе дорогу жизненно назревшая потребность обновления кадров, смены поколений. Ведь кругом десятилетиями сидели одни и те же начальники. И не только на областном, краевом уровне, районном, но и в центральных руководящих органах. В 78-м году, когда сорокасемилетний Михаил Сергеевич перешел на работу в Москву, средний возраст членов Политбюро составлял 67 лет. А союзных министров – 64 года. Был нарушен естественный процесс обновления кадров, необходимый для нормального функционирования любого общества.

В течение нескольких лет работы Михаила Сергеевича в крае практически обновился весь состав секретарей райкомов. Вместе с омоложением, обновлением кадров шло и оздоровление моральной атмосферы, утверждалась новая динамика работы, охватившая не только партию, но и все другие участки жизни. Пришел новый дух, стиль, присущий Михаилу Сергеевичу – открытость, близость к людям, умение слушать и уважать мнение других, не подавлять работающего рядом, а вдохновлять и поддерживать его.

– А мне кажется, что за последний год что-то меняется и в стиле его общения с людьми. Возьмите те же «уличные» встречи. Раньше он больше говорил сам – азартно, с увлечением. Сейчас значительно больше слушает. У него и лицо на этих встречах – не оратора, не трибуна, каким он был в первые, романтические годы перестройки, а слушателя. Все чаще вижу его в этой роли, которая, вероятно, дается ему не так просто, если учесть его политический темперамент, и на всякого рода заседаниях. Чувствуется, что в нем, как Вы выразились, идет некая внутренняя работа. Лично мне импонируют эти перемены, это терпеливое вслушивание в собственный народ, даже когда он, народ, явно «не прав» – а история знает и такие коллизии…

– Хотите сказать, что у кого-то привилегия говорить, а у президентов – преимущественно слушать?

– Наверное.

– Слушать он умел всегда. Он не просто восприимчив – он прямо-таки «гигроскопичен» по отношению к чужому мнению. Но делает, поступает, правда, чаще всего так, как сам считает нужным.

– Еще одна привилегия президентов?

– До известной степени. Знаете, мы и сегодня получаем много писем от товарищей, кто когда-то работал рядом с Михаилом Сергеевичем. Вспоминая те годы, они особенно помнят и ценят, что Михаил Сергеевич и спрашивал с них много, но при этом предоставлял свободу действий, и большую свободу.

Как-то в шутку в семейном кругу он сказал: «Перестройка для меня началась в 70-м году на Ставрополье». Должность первого секретаря крайкома давала возможность ему делать что-то реальное для края, воплотить в жизнь немало выношенных, выстраданных ранее идей. Именно в эти годы на Ставрополье пошло интенсивное развитие новых отраслей: электроники, электроэнергетики, газовой, нефтяной, химической промышленности. Проведена была огромная работа по мелиорации края, ведь Ставрополье – зона рискованного земледелия. Почти половина территории края – засушливая степь и полупустыня. Специализация и концентрация в сельскохозяйственном производстве. Поиски новых форм организации труда и его стимулирования. Внутрихозяйственный расчет, аккордная оплата. Именно в те годы и была заложена в крае основа поистине рекордных на Ставрополье урожаев 80-х годов. Были разработаны и в значительной мере осуществлены программы по социально-культурному строительству, по преобразованию курортов края: Кисловодска, Пятигорска, Ессентуков, Железноводска, Теберды, Домбая. В Ставрополе появились политехнический институт, институт культуры, многие средние технические училища…

– Раиса Максимовна, у меня к Вам и такой вопрос: не секрет, что в те годы положение первого секретаря крайкома было непререкаемым. Искушение властью существовало не только для руководителей, но и для их жен. Как чувствовали себя Вы тогда, на Ставрополье, в этом качестве?

– «Искушение властью» для меня прежде всего означало новые, добавившиеся к моим ежедневным профессиональным, семейным заботам бесконечные тревоги и волнения, связанные с работой мужа. Сопереживание за судьбу дел в крае – это, конечно, прежде всего… Хотя в определенной мере новое положение изменило нашу жизнь и с другой стороны: оно улучшило материальное состояние семьи, возможности пользования медицинской помощью, расширило круг контактов, знакомств.

Отпуск свой Михаил Сергеевич всегда брал осенью или зимой – после завершения сельскохозяйственных работ в крае. Отдыхали, как правило, «у себя» – в Кисловодске, Пятигорске или Железноводске. Но если получалось, то иногда использовали отпуск и для путешествий. Ездили в Москву, Ленинград. Один год – в Узбекистан, посмотрели Ташкент, Самарканд, Бухару, пустыню Кызылкум. Дважды за те девять лет в составе туристических групп провели отпуск в зарубежных поездках – по Италии и Франции.

К моменту избрания Михаила Сергеевича первым секретарем у нас в Ставрополе уже была своя отдельная, обжитая квартира. Пришлось ее оставить и переехать в служебный дом, где традиционно жили секретари крайкома. Вопрос о пере езде и о том, должны мы или не должны оставить и сдать свою квартиру, не обсуждался. Считалось само собой разумеющимся. Обоснование? Служебный дом имеет все, что необходимо для работы руководителя края. Так началась наша жизнь по служебным квартирам.

Годы те оказались чрезвычайно напряженными, хотя и предшествующие, скажем прямо, были нелегкими: ведь мы работали, продолжали учебу, растили ребенка. И все же 9 лет – почти 9 лет, – которые Михаил Сергеевич проработал первым секретарем, были для нас особо напряженными. Отдых, свободное воскресенье выдавались крайне редко. Но когда выходной все же выпадал, мы любили проводить его за городом, на лесных и степных тропах. Дачи никакой – ни личной, ни государственной – на Ставрополье у нас не было. Спортивные брюки, кеды и пятнадцать-двадцать километров пешком. Чаще вдвоем. Иногда с Иришей, иногда с друзьями. Но «компания», как правило, не выдерживала похода и предпочитала короткую прогулочку, проминку, игру в волейбол и т. д. А каких только приключений не бывало с нами во время наших походов! И в лесу блуждали, и в степи во время пурги. Однажды дело приобрело опасный оборот. Спасла линия электропередачи. Она нас и вывела к городу. Друзья уже подняли переполох, что мы потерялись.

– Это случилось, когда он уже был первым секретарем?

– Да. А знаете, как хорошо было вдвоем! Специально уходили. Какое это удовольствие! Выехали за город и пошли. И лес, и степь были нашими. И в горах попадали в «переплеты». Но, скажу вам, самое страшное – оказаться в горах под сильной грозой. Был случай, когда в лесу нас обстреляли какие-то хулиганы. Зашли далеко, в глухомань, и вдруг – выстрелы. Пришлось прятаться. Зато есть что вспомнить.

– А праздники как справляли? Наверняка же были какие-то «семейные сборы» руководства края, во всяком случае – секретарей крайкома. На Ставрополье, по себе сужу, народ живой: и выпить, и закусить, и застольную спеть, или, как у нас говорят, – «сыграть»…

– Конечно, собирались – на Новый год, на ноябрьские праздники. Предварительно деньги сдавали, вскладчину, Михаил Сергеевич такое правило ввел…

А вообще, друзей и на Ставрополье, и в Москве у нас много. Были и есть они и среди коллег, и просто среди людей, встреча с которыми «однажды» превращалась в душевную близость на многие годы. Среди самых близких – Александр Дмитриевич и Лидия Александровна Будыка.

Лида – врач-педиатр, кандидат медицинских наук. Помогала мне как врач растить Иришу. Александр Дмитриевич – инженер, тоже кандидат наук, прошедший путь от директора районной МТС до союзного министра. Оба интеллигентные, умные люди, преданные друг другу. Вместе они тоже со студенческих лет. Вырастили двоих сыновей. Тридцать лет мы дружим с ними.

Михаил Сергеевич любит подшучивать: «Саша, все хорошо у вас, если бы не твой недостаток – слишком большой ты либерал». Александр Дмитриевич в ответ всегда смеется.

– А Михаила Сергеевича в ответ не называет либералом?

– Нет, почему-то не называет. Лидина слабость – дети. Педиатр по призванию. Спасать, помогать пойдет куда угодно и в какое угодно время суток. И еще с детства очень любит собак. В доме у них всегда собака. Бесконечно пыталась одаривать щенками и нас.

Тридцать лет мы уже рядом. Годы не обошли горем и их семью. Рано ушел из жизни отец Лиды, перенесший трагедию наветов и репрессий. Тяжело умирала ее мама. На руках у Лиды тяжелобольная мать Александра Дмитриевича. Да и сам Саша уже не работает, тоже нездоров. Но Лида, моя Лида, остается все такой же терпеливой, доброжелательной. Очень добрый, сердечный она человек. По-житейски скажу Вам: уже одно то, что с нею многие годы живет тяжелобольная свекровь, у которой есть родная дочь, – уже одно это кое-что говорит о характере моей подруги.

– По-моему, исчерпывающая деталь.

«Многое сразу оживает в памяти. Яркие, счастливые годы жизни в Ставрополе, совместные прогулки, споры, веселые розыгрыши, сложные и радостные переживания. Но на ум почему-то больше приходят грустные воспоминания. Наверное, потому, что в тяжелые для себя минуты человек больше раскрывается, обнажается в нем глубоко запрятанное, и становится он от этого еще ближе и понятнее. Так было и в тот летний день, когда мы с Раисой Максимовной летели из Москвы в Краснодар на похороны отца, Максима Андреевича Титаренко. Накануне в нашей квартире раздался звонок, и, чуть помолчав, сдержанно и тихо Раиса Максимовна сказала: «Лида, знаешь, папа умер…»

…Я думаю, что тысячи сплетен, которые раздаются в адрес Раисы Максимовны, кроме зависти, а иногда и ненависти, вызваны простым, наивным желанием людей верить в возможность существования хотя бы где-то совершенно сказочной, беззаботной, легкой жизни, в которой нет ни проблем, ни горьких разочарований, ни болезни, ни смерти близких людей. Да что говорить о других, когда я сама часто обманывалась, видя на экране телевизора ее мягкую улыбку, оценивая ровную, приветливую манеру общения…» Лидия Будьоса. Из письма в редакцию массового советского журнала «Крестьянка», декабрь 1990 года.

– Шли годы. Менялась жизнь, менялись люди. Менялись и мы. Что-то реализовывали, делали, достигали. Но и проблемы тоже оставались. В последние годы жизни на Ставрополье я все чаще слышала от Михаила Сергеевича не только о трудностях с социальным развитием сел и городов края, материально-техническим обеспечением, неэквивалентности обмена сельскохозяйственной и промышленной продукции, о несовершенстве системы оплаты труда, но и о необходимости глубоких перемен в стране, структурах управления, тормозящих развитие целых регионов и отдельных отраслей. О трудностях снабжения населения края продовольственными и промышленными товарами. Понимаете, край, производящий знаменитую ставропольскую пшеницу, мясо, молоко, сдающий тысячи тонн шерсти, постоянно испытывал недостаток в основных продуктах питания и других товарах.

В 1978 году Пленум Центрального Комитета КПСС избирает Михаила Сергеевича секретарем ЦК. Для меня и для Михаила Сергеевича это было, как говорят, нежданным-негаданным. Михаил Сергеевич находился в Москве. Я вернулась с работы поздно вечером – около 22 часов. Раздался телефонный звонок. Звонил Михаил Сергеевич. «Знаешь, неожиданное для меня предложение. Завтра – Пленум. Жди. Обязательно позвоню». 27 ноября 1978 года он стал секретарем ЦК КПСС.

Вы спрашиваете, с какими ощущениями покидала я Ставрополь – с сожалением, с радостью, что наконец-то вырвалась из провинции. Знаете, все неоднозначно. Дети наши восприняли переезд в Москву действительно как ощущение полноты счастья. Такого необыкновенного счастья, которого, как потом говорила мне Ириша, за все годы жизни в Москве уже не было. Так они восприняли переезд. Для меня же возвращение в Москву означало завершение огромного по времени отрезка нашего жизненного пути. Не простого, не легкого, но, поймите, очень дорогого. Здесь, на Ставрополье, прошли годы молодости. Здесь родилась и выросла дочь. Здесь были близкие и родные нам люди. Здесь, на Ставрополье, мы получили возможность личной самореализации.